Полная версия публикации №1107686558

PORTALUS.RU ПСИХОЛОГИЯ НАИВНЫЙ РЕАЛИЗМ В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ И ЕГО РОЛЬ В ИЗУЧЕНИИ СОЦИАЛЬНЫХ КОНФЛИКТОВ И НЕПОНИМАНИЯ → Версия для печати

Постоянный адрес публикации (для научного и интернет-цитирования)

По общепринятым международным научным стандартам и по ГОСТу РФ 2003 г. (ГОСТ 7.1-2003, "Библиографическая запись")

НАИВНЫЙ РЕАЛИЗМ В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ И ЕГО РОЛЬ В ИЗУЧЕНИИ СОЦИАЛЬНЫХ КОНФЛИКТОВ И НЕПОНИМАНИЯ [Электронный ресурс]: электрон. данные. - Москва: Научная цифровая библиотека PORTALUS.RU, 06 февраля 2005. - Режим доступа: https://portalus.ru/modules/psychology/rus_readme.php?subaction=showfull&id=1107686558&archive=1120045907&start_from=&ucat=& (свободный доступ). – Дата доступа: 29.03.2024.

По ГОСТу РФ 2008 г. (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка")

НАИВНЫЙ РЕАЛИЗМ В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ И ЕГО РОЛЬ В ИЗУЧЕНИИ СОЦИАЛЬНЫХ КОНФЛИКТОВ И НЕПОНИМАНИЯ // Москва: Научная цифровая библиотека PORTALUS.RU. Дата обновления: 06 февраля 2005. URL: https://portalus.ru/modules/psychology/rus_readme.php?subaction=showfull&id=1107686558&archive=1120045907&start_from=&ucat=& (дата обращения: 29.03.2024).



публикация №1107686558, версия для печати

НАИВНЫЙ РЕАЛИЗМ В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ И ЕГО РОЛЬ В ИЗУЧЕНИИ СОЦИАЛЬНЫХ КОНФЛИКТОВ И НЕПОНИМАНИЯ


Дата публикации: 06 февраля 2005
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ПСИХОЛОГИЯ Вопросы психологии
Номер публикации: №1107686558 / Жалобы? Ошибка? Выделите проблемный текст и нажмите CTRL+ENTER!


НАИВНЫЙ РЕАЛИЗМ В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ И ЕГО РОЛЬ В ИЗУЧЕНИИ СОЦИАЛЬНЫХ КОНФЛИКТОВ И НЕПОНИМАНИЯ



Л. РОСС, Э. УОРД



СУБЪЕКТИВНАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ И НАИВНЫЙ РЕАЛИЗМ

Одним из наиболее значительных достижений социальной психологии является выдвижение на первый план значения субъективной интерпретации (construal)1. Задолго до того, как интеллектуальные круги начали ломать голову над значением герменевтики и деконструкционизма, С. Эш в своем классическом труде [2] напомнил нам о необходимости обращать внимание на субъективное понимание событий индивидом: очевидные различия в суждениях о тех или иных социальных явлениях могут, в действительности,



62



быть следствием того, как эти явления воспринимаются и истолковываются разными субъектами. По сути дела, еще раньше в чуть менее известном труде Д. Креч и Р. Кратчфилд уже бросили вызов господствовавшим в то время объективистским традициям, утверждая: "Не бывает беспристрастных фактов. Данные не имеют своей собственной логики, которая приводит к одинаковому восприятию и пониманию у всех людей. Данные воспринимаются и интерпретируются индивидом с точки зрения его нужд, в контексте его собственных коннотаций, личностных особенностей и ранее сформированных когнитивных моделей" [10; 94]).

Действительно, различия в субъективной интерпретации или истолковании имеют значение, поскольку оказывают глубокое влияние на повседневную социальную жизнь. При этом социальные наблюдатели, делая заключения и прогнозы, касающиеся других людей, недооценивают это влияние.

По нашему мнению, понимание социальных событий обычным человеком опирается на три взаимосвязанных убеждения, касающиеся отношения между собственным субъективным опытом человека и природой породивших этот опыт явлений. В дидактических целях удобнее выразить эти убеждения, или принципы от первого лица:

1. Я вижу объекты и события такими, каковы они в действительности; мои социальные аттитюды, убеждения, предпочтения, приоритеты и пр. проистекают из относительно беспристрастного, непредвзятого и в значительной мере "непосредственного" понимания имеющихся данных или информации.

2. У других рациональных наблюдателей возникнут в основном те же, что и у меня, реакции, действия и мнения при условиях, что им была доступна та же информация, на основе которой возникли мои взгляды, и что они переработали эту информацию достаточно вдумчиво и непредубежденно.

3. Неприятие неким индивидом или некой группой моей точки зрения может быть вызвано тремя причинами: а) индивиду или группе были предоставлены иные сведения (в этом случае при условии, что другая сторона разумна и непредубеждена, обмен информацией или ее объединение должны привести нас к согласию), б) индивид или группа, возможно, ленивы, нерациональны или по каким-то другим причинам не способны или не склонны логически прийти к разумным заключениям на основе объективных данных, в) индивид или группа могут быть тенденциозны в интерпретации фактов или в переходе от фактов к выводам в силу влияния идеологии, эгоистических устремлений или какого-либо другого искажающего личностного фактора.

Эти принципы являются основой наивного реализма - способа интерпретации людьми событий повседневной жизни. В первом принципе по сути содержится утверждение о том, что я вижу мир таким, каков он есть, а значит, мои убеждения, предпочтения и следующие за ними действия зависят в значительной мере от непосредственного восприятия



63



релевантных стимулов и фактов. Во втором принципе сформулировано положение о том, что другие рациональные и разумные люди (при условиях, что им были предоставлены те же самые стимулы и информация, что и мне, а также что они обработали эту информацию достаточно вдумчиво и объективно) получат тот же субъективный опыт, продемонстрируют те же реакции. Одним из эмпирических доказательств правильности этих принципов является эффект ложного единодушия, который выражается в склонности людей, осуществляющих тот или иной выбор, считать свой выбор более широко распространенным и более "нормативным" (т.е. не зависящим от личностным качеств и особенностей), чем это считают люди, сделавшие противоположный выбор [17].

Третий принцип наивного реализма, который, в сущности, выводится из двух предыдущих, касается интерпретации наивным реалистом различий в реакциях и разногласий по различным проблемам. Убеждение наивного реалиста, что он воспринимает объекты и явления "естественным образом" - видит их такими, какими они являются в действительности, - приводит его к выводу, что мнения и реакции других субъектов, отличные от его собственного, должны быть основаны на чем-то ином, не связанном с "естественной", непосредственной регистрацией объективной реальности.

Первоначальная интерпретация наивным реалистом различий в суждениях будет, вероятно, довольно щадящей: просто другая сторона еще не увидела объекты такими, какими они являются в действительности, ей еще не были предоставлены "настоящие" факты и соображения. Однако эта уверенность, по всей видимости, окажется недолговечной, особенно на социальной и политической арене.

Другая, менее щадящая интерпретация разногласий и расхождений с нашими взглядами включает оценки способностей наших оппонентов и приложенных ими усилий. Те, кто не в состоянии постигнуть нашу "правду", т.е. взгляды, вытекающие из очевидных фактов и логики, могут быть или слишком ленивыми, или обладать ограниченными умственными способностями и недостаточным здравым смыслом для того, чтобы прийти к правильным заключениям. Эта интерпретация успокаивает, и мы можем ее придерживаться, пока диалог касается ограниченного круга проблем, а ставки кажутся низкими.

Однако более распространена третья интерпретация разногласий, особенно тогда, когда наши противники настойчивы, упорны, энергичны и красноречивы, а обсуждаемая тема имеет важные последствия и для них, и для нас. В таких случаях мы склонны делать вывод, что люди, придерживающиеся иного мнения, тенденциозны в силу приверженности определенной идеологии, своего эгоизма или присущих им специфических ценностей, личных качеств или черт темперамента, и что эта предвзятость искажает или их интерпретацию относящейся к делу информации, или их (в обычных условиях нормальную) способность следовать от исходных данных к выводам.



БАРЬЕРЫ НА ПУТИ РАЗРЕШЕНИЯ СПОРОВ

Различные проявления эгоцентризма (предположения о сходстве между собой и другими) и наивного реализма не только приводят к социальному непониманию и конфликтам, но и создают барьеры на пути успешных переговоров и разрешения споров. Мы ограничимся, в основном, обсуждением исследований этих процессов, проведенных в нашей лаборатории [13], [19], [20].



Поиски и восприятие справедливости
Пытаясь разрешить спор и прекратить конфликт, заключая сделку или



64



проводя переговоры, стороны стремятся достичь "выигрышного обмена". Пользуясь различиями в существующих потребностях, предпочтениях и возможностях, стороны надеются обменяться ресурсами, уступками и затратами таким образом, чтобы оказаться, в конечном счете, в лучшем положении, чем раньше (или, по крайней мере, в лучшем положении, чем это было бы при отсутствии такого соглашения). В некотором смысле не согласие, а разногласие ведет к успешным переговорам в той мере, в какой различия между сторонами в их субъективных оценках, ожиданиях и предпочтениях (вместе с различиями в их объективном положении) делают процесс переговоров игрой с ненулевой суммой. И, в то же время, различия в субъективном понимании и интерпретации создают барьеры на пути к разрешению споров. Один из этих барьеров является следствием того, что обе стороны в переговорах не просто стремятся улучшить свое положение по сравнению со status quo, но требуют и, главное, чувствуют себя вправе получить по справедливости [1], [4], [9], [22]. Попытки соответствовать критерию справедливости, т.е. достичь соглашения, распределяющего приобретения и потери пропорционально силе и законности требований ведущих переговоры сторон [3], осложняются из-за существования наивного реализма, обсуждаемого в настоящей статье.

Спорящие стороны склонны истолковывать историю их конфликта (кто, что и кому сделал в прошлом, насколько оправданно, в ответ на какую провокацию и с какими намерениями) очень по-разному. Они также склонны иметь несовпадающие ожидания по поводу настоящего (чьи намерения являются агрессивными, а чьи - просто самозащитой) и будущего (кто со временем станет сильнее, кому можно доверять, чьи уверения можно принимать за чистую монету). В результате спорящие стороны будут, по всей вероятности, сильно расходиться во мнениях о балансе плюсов и минусов любого предложения, основанного на стремлении дать обеим сторонам то, что они считают необходимым и заслуженным. Более того, в соответствии с принципами наивного реализма спорящие стороны будут склонны неправильно объяснять прохладную реакцию противной стороны на выдвинутое предложение, обостряя, таким образом, вражду и недоверие. Каждая из конфликтующих сторон будет склонна считать, что другая сторона неискренна в своей публичной декларации озабоченности и разочарования и что ее "стратегическое" поведение нацелено на завоевание симпатий третьей стороны и на получение дальнейших уступок. Более того, каждая сторона будет отвечать раздражением и подозрением, услышав, что ее собственная реакция была охарактеризована такими нелестными словами. К сожалению, нет необходимости в лабораторных экспериментах, чтобы продемонстрировать, как дорого обходятся зашедшие в тупик переговоры, ошибочные умозаключения и непрерывно возрастающая вражда, предсказанные нашим анализом. Средства массовой коммуникации с их бесконечными сообщениями об этнических и межгрупповых конфликтах предоставляют более чем достаточно фактов такого характера.

Два эксперимента, недавно проведенные в Северо-западном и Стэнфордском университетах [8], предлагают, однако, более оптимистичный или, по меньшей мере, более тонкий анализ взаимодействия между стремлением к справедливости и тенденциозной, служащей личным интересам интерпретацией. В обоих экспериментах испытуемые были поставлены перед гипотетической задачей распределения ресурсов. По условиям эксперимента потенциальные получатели этих ресурсов (кандидаты из двух разных университетов, соревнующихся за получение своей доли стипендиального фонда, или директора двух разных отделов большой фирмы, стремящиеся получить свои доли премиального фонда)

65



представляли одинаково сильные, но отличные друг от друга списки прошлых достижений. В обоих экспериментах сопоставлялись действия распределителей (тех, кто рекомендовал конкретный способ разделения ресурсов между получателями) и экспертов (тех, кто оценивал справедливость вынесенных другими людьми решений о распределении ресурсов).

Результаты этих экспериментов показали, как проявляли себя индивидуальные или групповые интересы участников в сравнении с установленными нормами справедливости или равенства. Распределители были склонны придерживаться принципа равенства, т.е. распределения ресурсов между двумя получателями поровну даже в тех обстоятельствах, в которых они могли бы сослаться на различия в достижениях или на другие основания своих решений, если бы захотели найти оправдание неравному разделу. Похожим образом эксперты, оценивающие предложение о распределении ресурсов поровну, были склонны считать его вполне справедливым даже тогда, когда и они могли бы указать на различия в достижениях или на другие основания в пользу того, что они сами или представители их университета заслуживают получения большей доли. Тенденциозность, основанная на личных интересах, была проявлена только испытуемыми, которые сами получили (или видели, что получил член их группы) долю ресурсов, значительно превышающую 50 %. Только тогда в оценке испытуемыми справедливости и в восприятии ими права на ресурсы проявлялось искажающее влияние личных интересов. Только тогда испытуемые утверждали, что их собственные достижения (или достижения члена их группы) являются более значительными и более достойными материального поощрения, чем достижения соперников. Короче говоря, отражающая личные интересы тенденциозная интерпретация не взяла верх над всеми стремлениями к справедливости и равенству. Но эта тенденциозность отразилась на готовности и способности получателей ресурсов оправдывать факт получения ими значительно большей доли ресурсов, которую сами они не рискнули рекомендовать, требовать или отдавать себе.

К этому описанию эксперимента К. Дикмана и др. можно добавить одно примечание. Будучи опрошенными по поводу того, какое решение, по их мнению, приняли бы другие участники этого эксперимента, испытуемые сделали ту же ошибку, что и участники известного эксперимента Р. Робинсона и др. [15], где рассматривалось восприятие идеологической обусловленности и экстремизма. Испытуемые были чрезмерно циничны и нелестны в своих предположениях. Они значительно переоценили тенденциозность, обусловленную личной заинтересованностью, которую, по их мнению, продемонстрировали бы другие распределители и эксперты (и в результате они, вероятно, переоценили бы сложности в достижении соглашения о взаимоприемлемом распределении соответствующих ресурсов).



Тенденциозная интерпретация и реактивное обесценивание
Спорящие стороны, стремящиеся не просто к улучшению своего положения по сравнению со status quo, а к справедливости, по-разному истолковывающие свои прошлые обиды, нынешние потребности и права, воздвигают трудно преодолимый барьер на пути лиц, ведущих от их имени переговоры, а также на пути любых посредников с третьей стороны. И когнитивные, и мотивационные причины предвзятости приводят обе спорящие стороны к убеждению, что именно они в прошлом поступали более достойно, чем их противники, что именно они были жертвами чужих грехов чаще, чем грешили сами, и что они ничего не требуют сверх того, на что имеют право. Более того, каждая из сторон склонна считать, что именно ее интересы в большей степени нуждаются в защите при



66



обсуждении любого соглашения. Каждая сторона требует избегать неопределенности в выражениях, могущей предоставить "лазейки" другой стороне (и в то же время избегать жесткости в формулировках, подвергающей риску ее собственную "законную" потребность страхования от непредвиденного в настоящее время хода развития событий). Конечно, выдвижение другой стороной похожих требований или беспристрастный комментарий третьей стороны о законности требований обеих спорящих сторон неизбежно вызовут обвинения в необоснованной враждебности или в нечестных стратегических намерениях.

Такие же проявления тенденциозности характерны для интерпретации предложенных условий соглашения и требуемых от обеих сторон уступок. Таким образом, "беспристрастная комиссия по расследованию", созданная по указу мэра с целью расследовать обвинения в расистски мотивированной жестокости полиции, будет воспринята очень по-разному представителями разгневанного расового меньшинства ("компания политических наемных писак, которая поверит на слово полиции скорее, чем нам") и вынужденной защищаться и скептически настроенной полицией ("компания гражданских, не понимающая наши проблемы и неудачи, пытающаяся умиротворить избирателей"). Соответственно, каждая сторона будет рассматривать создание такой комиссии как огромную уступку противной стороне. Более того, когда одна сторона услышит, как другая охарактеризовала содержание и справедливость этого предложения, результатом будет, скорее всего, обостренная враждебность и недоверие.

Помимо барьеров, созданных предвзятой оценкой содержания конфликта и его контекста, существует другая проблема, вызванная динамикой самого переговорного процесса. Оценка предложенных пакетных соглашений и компромиссов может измениться просто из-за того, что они были предложены, в особенности, если станет известно, что эти предложения были инициированы противоположной стороной. Доказательства наличия подобного "реактивного обесценивания" мы искали в различных лабораторных и полевых исследованиях, в которых испытуемые оценивали разнообразные реальные и гипотетические ситуации разрешения споров и выдвинутые при этом предложения (например, проект бывшего советского лидера М.С. Горбачева о контроле за вооружениями, университетские предложения об отзыве инвестиций из Южной Африки и предложения профессора о различных формах возможной компенсации обиженному ассистенту).

В этих исследованиях было получено три важных факта, относящихся к исследуемому "реактивному обесцениванию" [12], [16], [21]. Во-первых, было выявлено, что условия компромиссного соглашения о двусторонних уступках оцениваются более негативно, когда они формулируются противной стороной, чем когда те же самые условия выдвигаются нейтральной третьей стороной (или, конечно же, когда эти условия выдвигаются представителем своей собственной стороны). Во-вторых, выяснилось, что предлагаемые уступки оцениваются менее позитивно, чем альтернативные уступки, которые не были предложены или которые были "сняты с рассмотрения". Наконец, было показано, что некий компромисс оценивается менее позитивно после того, как он был предложен, или после того, как одна из сторон реально пошла на него; иными словами, компромисс как гипотетическая возможность оценивается выше, чем реальный компромисс.

Особенно наглядная иллюстрация изменения в оценке предложений до и после их выдвижения была получена в исследовании С. Стиллинджер и др. [21], которые изучали реакцию студентов на планы университета в отношении финансовых санкций против Южной Африки.

67



Исследователи дважды провели оценку отношения студентов к плану избирательного или частичного отзыва инвестиций, в конце концов принятому университетом. (Этот план не оправдал ожидания студентов, требовавших отзыва всех инвестиций.) Один раз оценка проводилась до того, как было объявлено о принятии этого плана (когда он был просто одной из многих гипотетических возможностей), и второй раз - вскоре после этого объявления. Для сравнения исследователи также измерили реакцию студентов на альтернативный план: на, казалось бы, скромное предложение вложить средства университета в те фирмы, которые покинули Южную Африку, вовсе не трогая средств, уже вложенных университетом в эту страну. Результаты оказались драматичными. Оценка студентами уступки, сделанной университетом, стала более негативной после объявления об этой уступке, в то время как оценка изначально непривлекательного альтернативного плана стала более позитивной.

Был предложен целый ряд механизмов для объяснения выявленной тенденциозности в интерпретации и оценке, включая "рациональную" тенденцию рассматривать готовность противника предложить данный ресурс или сделать уступку как свидетельство их избыточности, низкой ценности и незначимости. Однако к настоящему времени уже стало ясно, что на это влияют не только рациональные, но и мотивационные процессы. В частности, "реактивное обесценивание" возникает даже тогда, когда источником уступки не является враждебно настроенный противник. Это преуменьшение ценности или привлекательности отражает более общую тенденцию людей обесценивать то, что доступно, что под рукой, по сравнению с тем, что кажется недоступным или утаиваемым [5], [6], [23]. Независимо от причин, по которым возникает "реактивное обесценивание", его возможная роль в образовании "застоев" в процессе переговоров и возникающих вследствие этого растущей враждебности и недоверия совершенно очевидна. Предварительные предложения и даже небольшие односторонние уступки часто отклоняются другой стороной как "тривиальные", "символические" и "неискренние". Более того, каждая сторона склонна интерпретировать поведение другой стороны в переговорах как, в лучшем случае, имеющее скрытую цель, а, в худшем - нечестное, продиктованное предубеждением и "потерявшее связь с реальностью".

Поэтому одна из самых важных функций посредника в любом конфликте - это умение действовать в обход этого процесса, а значит, утаивать источник конкретных предложений и уступок, поощрять более позитивные (и более правильные) атрибуции со стороны противников, пытающихся достичь политически приемлемых условий соглашения. С этой целью умелые посредники могут обязать спорящие стороны четко описать свои приоритеты и интересы и, в частности, заставить каждую сторону указать уступки, которые она ценит больше, чем ее противник, и наоборот. Тогда посредник оказывается в состоянии предложить возможный обмен уступками, которые не только основаны на собственных утверждениях обеих сторон об их приоритетах, но и с готовностью признаются ими в качестве таковых.



КОНФЛИКТ, ИНТЕРПРЕТАЦИЯ И ЦЕННОСТИ
Конфликтующие стороны часто объясняют существующее безвыходное положение различиями в основных ценностях или несовместимостью основных интересов. Мы не сомневаемся, что некоторые конфликты в самом деле отражают непримиримые различия в ценностях, интересах, потребностях и целях враждующих сторон. Мы также признаем, что у некоторых конфликтов мало шансов быть разрешенными до тех пор,



68



пока одна сторона не сможет навязать свою волю другой, или до тех пор, пока объективные обстоятельства не изменятся таким образом, что у сторон возникнут общие интересы. В самом деле, нам близка точка зрения, выраженная многими критиками современных подходов к разрешению конфликтов, о том, что разрешение конфликта не всегда является желательной целью, что иногда само зло должно быть искоренено, должны быть произведены структурные изменения в социальной системе или же власть должна быть перераспределена. Это особенно верно в ситуациях, когда подлинное разрешение конфликта требует компрометации целей и интересов одной из сторон в такой степени, которую она наверняка сочтет неприемлемой. Тем не менее мы полагаем, и в пользу этого свидетельствует предложенный в этой статье анализ, что многие, быть может, даже большинство конфликтов в большей степени разрешимы, чем это кажется, что спорящие стороны часто скованы не объективными обстоятельствами, а когнитивной, перцептивной и мотивационной предвзятостью и что несовместимость основных потребностей, интересов и ценностей часто кажущаяся, а не реальная.

Именно на подобного типа разрешимых конфликтах мы сосредоточимся в заключительной части нашей статьи. Сначала рассмотрим конфликты, вызванные, казалось бы, несовместимостью основных ценностей, для чего снова сосредоточим внимание на роли социальной интерпретации и ограничений, вызванных наивным реализмом. Закончим мы наш анализ на более оптимистической ноте, показав, что предположение о сходстве между собой и другими - по меньшей мере, тогда, когда оно сознательно принимается как лестная рабочая гипотеза о своих противниках, - может предупреждать неадекватное межличностное восприятие и способствовать, а не препятствовать, процессу примирения сторон и разрешению конфликта.



Кажущиеся и реальные различия в ценностях
В самом общем виде наше утверждение сводится к тому, что наблюдатели склонны ошибочно объяснять поведение наблюдаемых субъектов, в особенности неприемлемое для них, ценностями (или их отсутствием) ведущих себя таким образом субъектов. В частности, люди, обеспокоенные определенными социальными проблемами, обязательно заключат, что другие индивиды, члены других групп или культур (возможно, даже члены их собственной группы или культуры, но на более раннем историческом этапе) говорят и действуют так, как будто они равнодушны к дорогим для наблюдателей ценностям, ценностям, которые к тому же являются компонентом любых цивилизованных или гуманных норм морального поведения. Мы полагаем, что, делая подобные заключения о ценностях других людей, наблюдатели вновь демонстрируют убеждения и тенденциозность, которые мы связываем в этой статье с наивным реализмом. Наблюдатели предполагают, что их собственное истолкование проблем или фактов является правдивым, непосредственным восприятием действительности, и они видят связь между своими ценностями и предлагаемыми ими конкретными политическими акциями в свете этой "объективной действительности". Они далее рассуждают (или предполагают, не утруждая себя глубокими размышлениями), что другие, весьма отличающиеся от их собственных действия или позиции отражают отсутствие этих ценностей или некоторое пренебрежение ими в силу, возможно, большей приверженности каким-либо другим, менее универсальным ценностям или просто следования личным интересам.

Таким образом, сторонники и противники всеобщей системы медицинского страхования (или законов об ограничении права на аборт, об отмене смертной казни, или определенной программы поддержки

69



меньшинств) склонны, часто ошибочно, предполагать, что их противники просто не придают такого значения, как они, сочувствию, равенству, личной ответственности или какой-либо другой общепринятой ценности. Враждующие стороны не осознают того, что их идеологические противники исходят совсем из других интерпретаций и фактических допущений и, что еще более важно, совсем из других представлений о связи между восприятием, политическими позициями и ценностями. Так, противники смертной казни могут действительно придавать большее значение сочувствию и равенству и меньшее значение - личной ответственности, чем это делают сторонники смертной казни. Но они же, в отличие от сторонников этой акции, могут рассматривать вопрос о смертной казни (возможно, в силу своих предположений о сути преступности и натуры преступников) как имеющий гораздо большее отношение к сочувствию и равенству, чем к ответственности. Поэтому и возникают неправильные умозаключения друг о друге, так как две стороны на самом деле оценивают отличные по существу и по связи с различными ценностями объекты суждений, и каждая сторона считает другую сторону неблагоразумной и этически незрелой в отношении ее политической платформы, а также в том, как она истолковывает фактические вопросы и связывает их со всеобщими ценностями.

Как было отмечено чуть выше, убеждение, что другая сторона действует на основе чистейшего эгоизма или идеологической предвзятости, не особенно заботясь о всеобщих ценностях, часто подтверждается реальными наблюдениями. При близком рассмотрении политического ландшафта невозможно не заметить, что взгляды, интерпретации, допущения и политические позиции других людей в основном оказываются подозрительно соответствующими их общей идеологии и их личным или групповым интересам. Более того, наши противники (и даже наши сторонники) кажутся несклонными к выражению той сдержанности и тех сомнений, которые, как мы знаем, свойственны нашим взглядам. Но, конечно, мы часто не замечаем такого же соответствия между нашими собственными убеждениями, допущениями и интересами. Мы также забываем, что другие индивиды - и на нашей, и на другой стороне - могут, как и мы, придерживаться более неопределенных и сложных взглядов, в которых они не могут признаться кому-либо, кроме самых близких друзей. Когда наивный реалист слышит, как представители противной стороны взывают к таким всеобщим ценностям, как равенство, справедливость, самоопределение, уважение к жизни или сочувствие к более слабым, он считает эти призывы циничными или, в лучшем случае, ошибочными. Наивный реалист полагает, что реальная ситуация (или, по крайней мере, беспристрастная оценка этой ситуации) может привести "морального" субъекта и обладателя всеобщих ценностей только к одной единственной позиции - той, которой придерживается сам наивный реалист. В некотором смысле его ошибка происходит из-за отсутствия атрибутивного "милосердия". Наши противники и в самом деле видят мир сквозь призму своих убеждений, ожиданий, потребностей и интересов, но это влияние является менее сильным, глубоким и искажающим, чем мы это предполагаем (и не более сильным, чем влияние тех же явлений на наши собственные взгляды). Более того, отмечаемое нами в других соответствие между интерпретацией и убеждениями не является продуктом ни данной социальной группы, ни данной идеологии, а, скорее, результатом того, что все люди, в том числе и мы сами, выходят, по выражению Дж. Брунера, "за пределы доступной им информации" [7], [14], [18].



Эгоцентризм, наивный реализм и золотые правила

Благодаря своему развитию и опыту социальные наблюдатели, как отмечалось,



70



приходят к осознанию того, что все субъекты имеют не только разные предпочтения или вкусы, но и разные точки зрения, и разное восприятие, что окружающие могут не разделять чьих-либо интерпретаций социальных поступков и представлений о социальных объектах. Такое понимание разнообразия субъективных реакций может, конечно, способствовать составлению более точных социальных прогнозов и умозаключений. В самом деле, как уже говорилось, мудрый социальный наблюдатель должен хотя бы допускать мысль о том, что неожиданные или кажущиеся неуместными действия других являются симптомами именно таких различий в интерпретации, вместо того, чтобы поспешно и нелестно приписывать этим субъектам отрицательные личные качества (или, добавим, неразвитость сферы ценностных ориентаций или существенные различия в последних). Тем не менее "наивное" убеждение, что другие люди разделяют нашу реакцию на мир, особенно тогда, когда это убеждение принимается обдуманно и избирательно, тоже может оказаться полезным, так как оно способно уберечь нас от поспешных и ошибочных предположений о ценностях, которых придерживаются другие люди.

Так называемое золотое правило, предписываемое не только христианством, но и всеми главными мировыми религиями, диктует, что мы должны поступать по отношению к другим так, как мы хотели бы, чтобы они поступали по отношению к нам (или, в менее самонадеянном варианте этого правила, которому отдают предпочтение другие мудрецы, не поступать так по отношению к другим, как мы хотели бы, чтобы они не поступали по отношению к нам). Английский философ Т. Гоббс распространил это правило с предположений о поведении на предположения о субъективных реакциях других людей, предлагая следующий совет: "Поскольку мысли и страсти одного человека похожи на мысли и страсти другого, тот, кто смотрит на себя и видит, что он делает, когда думает, предполагает, рассуждает, надеется, боится и проч., и по каким причинам он это делает, будет таким образом видеть и знать, чтоґ думают и чувствуют все другие люди в подобных ситуациях" (цит. по [11; 296]).

Несмотря на то, что можно оспорить мудрость излишне строгого следования такому совету, предписывающему наивный реализм и описывающему возникновение эффекта "ложного единодушия", мы считаем, что такое предварительное допущение может уберечь нас от ошибок, имеющих еще более серьезные последствия. И вместе с тем нам хотелось бы несколько заострить совет этого философа.

Предполагайте для начала, что другие разделяют ваши самые важные ценности и предпочтения, что, как и вы, другие ценят дружбу и семью; что, как и вы, другие убеждены, что справедливость (хотя и смягченная милосердием) должна восторжествовать. Считайте далее, что самоопределение, личная ответственность, честность, сочувствие менее удачливым и другие ценности, которые представляются вам основой морального поведения, разделяются (но, возможно, не в таком порядке) и вашими сторонниками, и вашими противниками. И когда вам кажется, что другие поступают неразумно, бессовестно или просто странно, не отбрасывайте подобные предположения до тех пор, пока не исключите возможность, что ваши сторонники или ваши противники исходили из очень отличных от ваших объяснений и интерпретаций оцениваемых явлений и событий. Короче, мы советуем исходить из наивного, но милосердного предположения, что, когда другие люди реагируют на важные объекты социальной оценки неожиданным и оскорбляющим вас образом, они отличаются от вас, в основном, своим восприятием, своими допущениями, ассоциациями и интерпретациями, а не своими базовыми ценностями. Именно на этих различиях в восприятии, допущениях, ассоциациях и интерпретациях и следует сосредоточить внимание в процессе поиска способов примирения.









1. Adams J.S. Inequity in social exchange // Berkowitz L. (ed.). Advances in experimental social psychology. V. 2. N.Y.: Acad. Press, 1965. P. 267 - 299.

2. Asch S.E. Social psychology. N.Y.: Prentice-Hall, 1952.

3. Bazerman M.H., Loewenstein G.F., White S.B. Psychological determinants of utility in competitive contexts: The impact of elicitation procedures // Administr. Sci. Quart. 1992. V. 37. P. 220 - 240.

4. Berkowitz L., Walster E. Equity theory: Towards a general theory of social interaction // Berkowitz L., Walster E. (eds). Advances in experimental social psychology. V. 9. N.Y.: Acad. Press, 1976.

5. Brehm J.W. A theory of psychological reactance. N.Y.: Acad. Press, 1966.

6. Brehm S., Brehm J.W. Psychological reactance: A theory of freedom and control. N.Y.: Acad. Press, 1981.

7. Bruner J.S. Going beyond the information given // Gruber H., Hammond K.R., Jesser R. (eds). Contemporary approaches to cognition. Cambridge, MA: Harv. Univ. Press, 1957. P. 41-69.

8. Diekmann K.A. et al. Self-interest and fairness in problems of resource allocation. Unpubl. manuscript. Northwestern Univ., Evanston, IL, 1994.

9. Homans B.C. Social behavior: Its elementary forms. N.Y.: Harcourt Brace Jovanovich, 1961.

10. Krech D., Crutchfield R.S. Theory and problems of social psychology. N.Y.: McGraw-Hill, 1948.

11. Leakey R., Lewin R. Origins reconsidered: In search of what makes us human. N.Y.: Anchor Books, 1992.

12. Lepper M. et al. Mechanisms of reactive devaluation. Unpubl. manuscript. Stanford Univ., Palo Alto, CA, 1994.

13. Mnookin R., Ross L. Strategic, psychological and institutional barriers: An introduction // Arrow K. et al. (eds). Barriers to the negotiated resolution of conflict. N.Y.: Norton, 1995.

14. Nisbett R.E., Ross L.D. Human inference: Strategies and shortcomings of social judgment. New Jersey: Prentice-Hall, Inc., 1980.

15. Robinson R.J., Keltner D. Much ado about nothing? Revisionists and traditionalists choose an introductory English syllabus // Psychol. Sci. 1996. V. 7. P. 18 - 24.

16. Ross L. Reactive devaluation in negotiation and conflict resolution // Arrow K. et al. (eds). Barriers to the negotiated resolution of conflict. N.Y.: Norton, 1995.

17. Ross L., Greene D., House P. The false consensus effect: An egocentric bias in social perception and attribution processes // J. Exp. Soc. Psychol. 1977. V. 13. P. 279 - 301.

18. Ross L., Lepper M.R. The perseverance of beliefs: Empirical and normative considerations // Shweder R.A., Fiske D.W. (eds). New directions for methodology of behavioral science: Fallible judgement in behavioral research. San Francisco: Jossey-Bass, 1980.

19. Ross L., Stillinger C. Barriers to conflict resolution. // Negotiation J. 1994. V. 8. P. 389 - 404.

20. Ross L., Ward A. Psychological barriers to dispute resolution // Zann M.P. (ed.). Advances in experimental social psychology. V. 27. San Diego, CA: Acad. Press, 1994.

21. Stillinger C., Epelbaum M., Ross L. The reactive devaluation barrier to conflict resolution. Unpubl. manuscript. Stanford Univ., Palo Alto, CA, 1990.

22. Walster E., Berscheid E., Walster G.W. New directions in equity research // J. Pers. and Soc. Psychol. 1973. V. 25. P. 151-176.

23. Wicklund R.A. Freedom and Reactance. Potomac, MD: Lawrence Erlbaum Ass., 1974.



Перевели с английского Е. Красноперова и А. Либин, под ред. В.С. Магуна и О.А. Гулевич



Поступила в редакцию 16.II 1998 г.



--------------------------------------------------------------------------------

1 Близкими по смыслу термину «construal» в русском языке являются термины «интерпретация» и «конструирование» (реальности). Л. Росс в ответ на наш вопрос сообщил, что он использует термин «construal», чтобы описать нечто среднее между «интерпретацией» и «конструированием» — процесс, отводящий наблюдателю более активную и решающую роль, чем при интерпретации, но в то же время не столь значительную, как при конструировании. «Стимул существует вне наблюдателя, и его свойства ограничивают степени свободы последнего, — разъясняет Л. Росс свою позицию. — Но в то же время наблюдатель придает стимулу значение, а не просто декодирует это значение». В итоге Л. Росс склоняется к переводу «construal» словом «интерпретация», подчеркивая, что речь идет об активной интерпретации, и что это не случайное угадывание, а итог целого ряда когнитивных и мотивационных влияний. Подробнее о процессе интерпретации см. в книге: Росс Л., Нисбетт Р. Человек и ситуация. Уроки социальной психологии: Пер. с англ. В.В. Румынского / Под ред. Е.Н. Емельянова, В.С. Магуна. М.: Аспект-Пресс, 1999. Русско-английские соответствия ряда других терминов, используемых в данной статье см. в: Аронсон Э. Общественное животное. Введение в социальную психологию: Пер. с англ. М.А. Ковальчука / Под ред. В.С. Магуна. М., 1998. — Прим. В.С. Магуна и О.А. Гулевич.

Опубликовано 06 февраля 2005 года

Картинка к публикации:



Полная версия публикации №1107686558

© Portalus.ru

Главная ПСИХОЛОГИЯ НАИВНЫЙ РЕАЛИЗМ В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ И ЕГО РОЛЬ В ИЗУЧЕНИИ СОЦИАЛЬНЫХ КОНФЛИКТОВ И НЕПОНИМАНИЯ

При перепечатке индексируемая активная ссылка на PORTALUS.RU обязательна!



Проект для детей старше 12 лет International Library Network Реклама на Portalus.RU