Рейтинг
Порталус

ПРОДОЛЖАЯ ДИСКУССИЮ О ЖУРНАЛЬНЫХ ПУБЛИКАЦИЯХ. И ОБ «ЭМИГРАЦИИ» ТОЖЕ

Дата публикации: 07 февраля 2005
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ПСИХОЛОГИЯ Вопросы психологии →
Номер публикации: №1107783212


ПРОДОЛЖАЯ ДИСКУССИЮ О ЖУРНАЛЬНЫХ ПУБЛИКАЦИЯХ. И ОБ «ЭМИГРАЦИИ» ТОЖЕ



«Блажен, кто пьет напиток трезвый...»

Ф. Сологуб



Глубокоуважаемая Екатерина Владимировна, глубокоуважаемые члены редколлегии и читатели!



Это письмо написано под впечатлением дискуссии о тематике и уровне научных публикаций в журнале «Вопросы психологии» («ВП»), инициированной Б.М.Величковским [2] и продолженной откликами на его «Открытое письмо в редакцию» [6], [12]. Непосредственной причиной моего выступления на страницах журнала была просьба его главного редактора, Е.В.Щедриной, поделиться собственным опытом научной работы и подготовки публикаций, почерпнутым в течение нескольких лет работы за границей, а также высказать свои соображения относительно публикаций в «ВП».

Хочу специально подчеркнуть, что мой опыт, который я приобретала методом «проб и ошибок», субъективен и отражает частный случай. Проблемы же журнальных публикаций я стараюсь рассматривать в контексте более общей дискуссии, которая стала особенно оживленной в последние годы в «науке о науке», — о критериях качества научных работ и количественных показателях их значимости (см. [42]).

Иным, уже не внешним, мотивом стала проблема, поднятая авторами обоих откликов — А.Б.Орловым и А.В.Юревичем, как реакция на «географическую дистанцированность» инициатора дискуссии Б.М.Величковского, а именно, проблема научной «эмиграции» и «иммиграции» в российской психологии. Отчего я взяла эти два слова в кавычки, напишу ниже, в завершающей части.

С самого начала оговорюсь, что, к сожалению, не являюсь постоянным читателем «ВП». Первая причина заключается в отсутствии журнала в библиотеке университета Дортмунда, где я работаю; просматривать (читать) «ВП» удается изредка в университете соседнего Бохума. (Увы, с недавнего времени исчезла и эта возможность: университет прекратил подписку, так как журнал был редко востребован.) Однако содержание номеров «ВП» мне доступно благодаря сайту журнала в Интернете, что позволяет мне отслеживать и заказывать по межбиблиотечному абонементу статьи, прежде всего, по темам моей научной работы (зрительное восприятие; психофизика; когнитивная психология). Отдельные статьи из «ВП» я также разыскала по каталогу «PsychLIT». Уверена, что каталог «ВП» на CD-ROM’е, предлагаемый редакцией журнала, также будет способствовать привлечению большего числа читателей.

(Замечу, однако, что сайт «ВП» я смогла найти благодаря серверу, читающему кириллицу, с помощью российской поисковой машины Rambler.ru. Думаю, что журнал выиграл бы, если бы его сайт был представлен также в латинской транслитерации, с тем чтобы стать доступным в международных поисковых машинах, например, Google, Yahoo и Altavista.)

Информация на сайте «ВП» также позволяет составить впечатление о спектре научных тем, представленных в журнале. Отмечу, что я увидела много абсолютно новых тем, появившихся и разрабатываемых в последнее десятилетие. Часть из них — например,



142



в области политической и экономической психологии — особенно интересна, так как прежде эти темы практически не разрабатывались в России, но, главным образом, потому, что отражает Zeitgeist — уникальную специфику изучаемой российскими психологами реальности. Наряду с новыми темами я вижу и работы в области фундаментальных исследований, традиционно разрабатывавшихся в отечественной психологии. Именно о них комплиментарно пишет Р.Стернберг, указывающий, что советская/российская психология отличается расширенным пониманием границ психологической теории и практики и углубленным подходом к истории психологии (см. Предисловие к книге «Психология в России: прошлое, настоящее, будущее» [27]). О сильной стороне российских работ по психологии, связанной с методологическим анализом, который уходит корнями в европейски ориентированное фундаментальное философское образование, также свидетельствуют интервью с выпускниками факультета психологии МГУ им. М.В.Ломоносова, имеющими опыт работы в США (см. [37]), отзывы зарубежных психологов, знакомых с отечественной психологией (например, [23]–[25]), и мой собственный опыт работы за рубежом. В связи с этим замечу, что концептуальный анализ как отличительная особенность российских работ становится еще большим достоинством на фоне оскудения такового в преобладающей массе ориентированных на факты зарубежных исследованиях, что с тревогой констатируют эпистемологи — авторы статьи в «Behavior and Philosophy» [41].

Не будем, однако, обманываться: при плюсах есть и очевидные минусы. Больше всего они дают о себе знать в «не переболевшей бихевиоризмом» экспериментальной психологии, а именно в формулировках гипотез, схемах построения эксперимента, статистическом анализе и интерпретации полученных результатов, которые далеко не всегда «встроены» в контекст наработанного всем научным сообществом (см. также [51]). Другое слабое место я вижу в том, что обозначают английским словом literacy, т.е. в грамотном, строгом и внутренне связанном изложении научной идеи и результатов исследования в письменной форме. (Ни в коем случае не хочу создать у читателя впечатление, что сама изначально владела «жанром»; напротив, мне пришлось упорно учиться как экспериментальной, так и научно-эпистолярной грамотности, прежде чем мои рукописи стали принимать в международные журналы.)

Что же касается определения тематики журнала, в частности, одного из спорных пунктов дискуссии — публикаций по психологии религии в «ВП», — замечу следующее: в западной научной практике, как я узнала благодаря поиску в Интернете, религиозная проблематика является предметом специальных психологических журналов, например, «International Journal for the Psychology of Religion» и «Mental Health, Religion & Culture». Просмотрев содержания некоторых номеров, я обнаружила в них статьи таких известных исследователей, как Дж.Р.Аверилл, М.У.Айзенк, М.Аргайл. Поскольку русскоязычных журналов по психологии религии пока нет, вполне понятно, что тема должна быть представлена в одном из уже существующих. Продолжать ли «ВП» эту тематику — в конечном итоге вопрос определения журналом собственного профиля.

Придерживаясь заданной «темы сочинения»: как можно улучшить журнал, сделать его более читаемым, — позволю себе несколько предложений по изменению формата публикаций и — на основе собственного опыта автора и рецензента — процедуры редакционного прохождения рукописей.



О «ФАКТОРЕ ВКЛАДА» И «ДИЗАЙНЕ» НАУЧНЫХ РАБОТ



Начну с двух общих соображений. Во-первых, при нынешнем использовании и почти повсеместной доступности Интернета особую роль стала играть представленность публикаций в международных электронных каталогах. Для авторов немаловажно то, что эти каталоги отслеживают журналы с достаточно высоким «Фактором вклада» (Impact factor, IF), который отражает престиж научного журнала. В западном научном сообществе IF журнала эквивалентен его «привлекательности» для потенциальных авторов, так как комиссии, оценивающие кандидата на научную должность или на получение гранта, обращают внимание не только на количество его публикаций, но и на то, насколько «весомы» журналы, где статьи опубликованы. Для самого журнала он означает увеличение (уменьшение) числа потенциальных



143



подписчиков и готовность издателей в дальнейшем вкладывать в него деньги [15]. Поэтому динамика IF регулярно отслеживается, а о его повышении редакции журналов с гордостью информируют в профессиональной сети в Интернете или в печатных изданиях.

IF рассчитывается как среднее число цитирований статей данного журнала в течение определенного года и регулярно публикуется в «Journal Citation Reports» независимым Institute of Scientific Information (ISI: см. www.isinet.com). Согласно двум последним отчетам ISI, в 1998 г. IF «ВП» равнялся 0,172, в 1999 г. — 0,143 [33], [35]. Другие родственные русскоязычные журналы, отслеживаемые ISI, в 1999 г. имели следующие IF: «Психологический журнал» — 0,290; «Журнал высшей нервной деятельности» — 0,355; «Журнал невропатологии и психиатрии» — 0,117; «Социологические исследования» — 0,106. Чтобы задать масштаб для оценки того, насколько хороши эти показатели, укажу максимальные величины «фаворитов» — журналов «Nature» и «Science», — IF которых равен, соответственно, 29,491 и 24,595. Для сравнения: наиболее престижные международные журналы по (общим вопросам) психологии имеют следующие IF (1999): «Behavioral and Brain Sciences» — 11,276; «Psychological Bulletin» — 7,790; «Psychological Review» — 6,803; «Journal of Experimental Psychology: General» — 4,179, «Cognition» — 3,385; «Psychological Science» — 3,036; «Journal of Personality and Social Psychology» — 2,722 [34], [35].

«Факторы вклада» российских журналов, однако, неплохи, если сравнить их с показателями для других национальных журналов по психологии, указанных в отчете ISI: для изданий на английском языке IF колеблется от 1,145 («British Journal of Psychology») до 0,115 («Studia Psychologica»), для неанглоязычных изданий — от 0,833 («Gruppenpsychotherapie») до 0,152 («Psyche»). В то же время мы видим, что в этих интервалах разброса IF «ВП» попадают в «нижний квартиль». Показатели IF для российских журналов по психологии в начале 1990-х гг. были ниже, что позволяет понять, как это ни прискорбно, почему Дж.Сорос и 55 членов комитета его Фонда отказались от финансирования российской психологии, пребывающей «не в лучшей форме», — за исключением нейрофизиологически ориентированных исследований [20]1. Приведенные цифры указывают, что потенциально «ВП» имеют «зону роста» с тем, чтобы поднять как престиж журнала в целом, так и публикаций в нем.

Во-вторых, при современном насыщенном потоке научной информации, чтобы стать частью коллективного знания, конкретное исследование, наряду с неоспоримым и важнейшим условием — высоким качеством, — должно быть представлено в такой (печатной и/или электронной) форме, которая поможет обратить внимание на тему и быстро ознакомиться с содержанием. В осознании необходимости освоения новых «требований жанра» особенно преуспели американские коллеги, которые на страницах ежемесячника Американского Психологического Общества обучают студентов эксплицитным принципам подготовки статьи, доклада и стендового доклада (постера) — прежде всего емкости и точности передаваемой мысли (см. [14]). Впрочем, и европейские коллеги начинают придавать значение «дизайну» научной работы, о чем свидетельствует проведение впервые в этом году семинара по грамотной подготовке научных текстов/докладов в Center of Excellence in Science при Комиссариате по науке Европейского Сообщества (Брюссель). В предложениях, изложенных ниже, я ориентировалась на материал, почерпнутый на семинаре и из названных статей.



ПРЕДЛОЖЕНИЯ ПО ИЗМЕНЕНИЮ ФОРМАТА СТАТЕЙ



Названия некоторых статей выиграли бы, если бы в них были реализованы принципы информативности, самообъяснимости (self-explanation) и, по возможности, краткости. Просмотрев названия публикаций «ВП» за последние два года, я обратила внимание на то, что теперь редко встречаются названия типа «К вопросу (проблеме) о...» или «[Нечто] и [нечто]», но весьма частым стал также не очень информативный паттерн «[Нечто]



144



как (показатель, индикатор, феномен, категория и проч.) [чего-то]» (см., например, шесть таких названий в «ВП». 2001. № 2). Как советует К.Беннетт [14], название научного сообщения должно быть «catchy and fleshy», т.е. одновременно должно привлечь внимание читателя и дать информативное представление, о чем идет речь.

Фамилию(-и) автора(-ов) — для удобства корреспонденции — хорошо было бы сопроводить названием учреждения, почтовым и электронным адресом. (Некоторые журналы публикуют также адрес сайта в Интернете, если таковой есть у автора.)

Наряду с резюме на русском языке, следующим за названием, полезным было бы помещение резюме на английском также в начале статьи: благодаря ему, читатель, не владеющий русским языком, может догадаться о содержании таблиц и графиков в тексте следующей за резюме статьи.

Традиционное структурирование статьи, к сожалению, не всегда выдерживается авторами статей «ВП», отчего, по словам Е.В.Щедриной, редакционная правка требует большой дополнительной работы и занимает много времени. В помощь потенциальным авторам было бы опубликование «Инструкций авторам», как практикуют некоторые журналы, в начале или в конце каждого номера, либо в каждом первом (последнем) номере года и на сайте журнала в Интернете. В дополнение к инструкциям можно было бы также дать ссылки на несколько удачных статей, прежде опубликованных в «ВП», — в качестве примера.

Подготовка хорошей статьи по психологии — проблема, которая тревожит отнюдь не только редакцию «ВП», о чем свидетельствует ряд недавно появившихся публикаций (например, [39], [56]) и руководства Американской Психологической ассоциации [17]. Вероятно, всем нам стόит подумать об издании на русском языке руководства по написанию и подготовке статей, аналогичного «Publication Manual» (2001), который используют психологи, пишущие на английском.

По моему опыту преподавания в практикуме на факультете психологии МГУ им. М.В.Ломоносова, будущих психологов далеко не всегда обучают структуре письменного научного текста. Так, по прочтении первых отчетов (по сути, коротких статей) мне пришлось специально посвятить занятие тому, как писать отчет об экспериментальной работе (по схеме: введение, метод, результаты исследования, обсуждение, выводы, список литературы). Вероятно, практикум — вполне подходящая для такого обучения ниша. Годится для этого и курс экспериментальной психологии, как следует из руководства Д.Кларка-Картера «Проведение количественного психологического исследования: от плана [эксперимента] к представлению [результатов]» [19] (см. также рецензию на это издание [7]). Обучение написанию иных текстов — по психотерапии, истории психологии, психологии религии и проч. — предполагает рамки других курсов.

Формат библиографических ссылок я также предлагаю изменить в соответствии с принятыми международными правилами (см. [49]); кроме того, более тщательно вычитывать написание иностранных источников (из-за ошибок иногда их не удается найти).

Структуру статьи я бы также предложила дополнить рубрикой, которая почти всегда присутствует в западных публикациях — «Acknowledgement», — но крайне редко появляется в российских публикациях и пока не имеет утвердившегося термина («Благодарность», «Признательность» — как возможные варианты?). Насколько я могу судить, в последние годы в российских публикациях всегда указывается фонд, поддержавший исследование, и номер гранта. Неизвестными читателю остаются, однако, лица, без участия которых исследование не могло бы состояться: студенты-курсовики и дипломники, программисты, лаборанты и т.д.; — либо текст статьи был бы много хуже: внесшие полезные замечания коллеги, которые читали предварительные варианты статьи, и рецензенты — ее «виртуальные авторы», по выражению Ш.Хиршауэра [30].



ПРОЦЕДУРА РЕДАКЦИОННОГО ПРОХОЖДЕНИЯ РУКОПИСЕЙ



Как автор «Открытого письма», так и авторы откликов на него обсуждают проблему редакционной политики в связи с возможным применением опыта западных журналов.

Первый критерий, которому следуют западные коллеги, только приступая к написанию статьи, — правильный выбор журнала (см. [39]). При этом имеется в виду круг журналов,



145



публикации в которых очерчивают область психологического исследования, связанного с темой будущей статьи. Правильный выбор гарантирует, что рукопись не будет отвергнута, по крайней мере, из-за несоответствия специализации журнала. Для неискушенного автора названия журналов иногда бывают обманчивы: так, например, «Psychological Research» (он же «Psychologische Forschung») — журнал, специализирующийся на темах взаимодействия сенсорики и моторики; в журнале «Cognition» лингвисты могут найти крайне интересные работы, которые обсуждают психо- и нейролингвистические проблемы восприятия/порождения речи и языка и относятся к категории фундаментально-научных. Сделанный выбор определяет затем характер подготавливаемой статьи — в соответствии с акцентами и требованиями данного журнала.

Вы можете спросить: «А как правильно выбрать журнал?». В Советском Союзе/России я редко сталкивалась с этой проблемой, так как все наши журналы — в основном «широкопрофильные» (оставляю на Ваше усмотрение, хорошо ли это). Правда, статьи по педагогической психологии я, скорее, стала бы искать в «ВП» или «Вестнике МГУ. Серия. 14. Психология», а «чисто» экспериментальные — в «Психологическом журнале». По приезде в Германию мне пришлось учиться выбору журналов методом проб и ошибок. В западном «сценарии» благополучного научного старта руководитель дипломной работы и диссертации целенаправленно учит своих учеников, в какой журнал и как писать.

Определение «какой» предполагает, кроме специализации журнала, и другой немаловажный фактор — его репутацию, которая определяется его IF и процентом отвергаемых статей. Общее правило таково: «Качество журнала определяется квотой отвергаемых им статей»; напротив, чем «терпимее» журнал, тем ниже становятся шансы его авторов, что их работы будут прочитаны еще раз [30]. Как мне сказал член редколлегий нескольких международных журналов по психологии (H.Heuer, личное сообщение), доля отвергаемых в них рукописей колеблется между 60 и 70 %. В наиболее престижных — журналах Американской Психологической Ассоциации (APA) — квота составляет 85–90 % [39] либо, по мнению других авторов, в среднем 80 % [41]. Информацию об отдельных журналах по психологии можно найти в Summary Report of Journal Operations, 1998 (www.apa.org/journals/1998_summary.html).

Система рецензирования, как мы знаем, в идеале призвана обеспечить объективность оценки научных достоинств представленной работы. С этой целью рукопись, передаваемую рецензентам, обычно представляют анонимной, а фамилии рецензентов не сообщаются авторам. На достижение объективности нацелен и выбор рецензентов — экспертов с высокой научной репутацией, представляющих различные направления в данной области. Наконец, при рассогласовании мнений рецензентов — «взвешивание» редактором их аргументов и квалификации при окончательном решении о целесообразности публикации [18].

Призванная обеспечить объективность, на практике, однако, система рецензирования далеко не свободна от влияния субъективных факторов, в частности, от того, знаком ли рецензент лично с автором публикации (и/или с его научным руководителем), насколько высока репутация авторов в научном сообществе специалистов по данной теме, насколько престижен представляемый ими университет (институт, фирма), а также посягают ли авторы на доминирующую в данной области парадигму, т.е. от факторов неформального взаимодействия и установки [30], [53]. Кроме того, оцениваемый текст вызывает симпатию или антипатию рецензента — по отношению к представляемой научной школе, теме, утверждению или к его форме: объему, используемому научному жаргону, лексикографической аккуратности. Положение «эмоционального флюгера» определяет латентное решение рецензента: в случае симпатии к рукописи он выступает конструктивным дидактом, в случае антипатии — критически настроенным экзаменатором [30]. При положительном эмоциональном знаке со стороны рецензента, как было убедительно показано в статье К.Веннерас и А.Волд в «Nature» [57], автор получает «дружеский бонус» (friendship bonus), и шансы прохождения его статьи весьма значительно повышаются. В неблагоприятном положении, напротив, оказываются исследователи, относящиеся в научном сообществе к нерепрезентативной группе [53]. Это, к сожалению, пока относится к российским авторам-психологам,



146



представляющим рукописи в международные журналы, поскольку часто их имена, прежние публикации на русском языке и/или научная школа неизвестны рецензентам.

Каждый из авторов может назвать некоторый процент рукописей, отвергнутых журналами. Этого не избегают и исследователи с хорошей и упрочившейся научной репутацией. (Недавно один профессор, в 1970-е гг. защитивший кандидатскую диссертацию на факультете психологии МГУ им. М.В.Ломоносова и около 20 лет регулярно печатающийся в престижных международных журналах, рассказал мне, что рукопись его статьи — с совершенно новой и оригинальной, на мой взгляд, идеей — была отвергнута уже пятью журналами.) Однако практически все отвергнутые престижными журналами рукописи публикуются в менее престижных изданиях, но опубликование в них автоматически означает снижение «индекса репутации» данной статьи [18], [30].

В остальных случаях рукописи, сопровождаемые двумя или тремя рецензиями, присылаются на доработку автору(-ам). Как правило, рецензии анонимны (при желании рецензенты сами могут указать свою фамилию, но делают это в редких случаях). Правило анонимности строго соблюдается редакторами журналов и, как следствие, облегчает жизнь пишущим отзывы на рукописи. (К сожалению, оно не всегда соблюдается у нас; так, в одном российском журнале по психологии, выступая рецензентом, я сначала очень удивила редактора, настаивая на анонимности моей рецензии, а затем, написав отрицательные рецензии как на первый, так и на второй варианты статьи, подверглась сильному давлению со стороны редактора, настаивавшего на опубликовании статьи уважаемого автора.)

Традиционно структура западной рецензии на экспериментальную работу включает:

1) краткое (в нескольких предложениях) изложение сути исследования;

2) общие замечания относительно гипотезы, способах ее проверки, убедительности полученных результатов, грамотности их обсуждения (включая оценку знания литературы в соответствующей области);

3) частные замечания — постраничные конкретные указания на грамматические и стилистические ошибки, небрежности цитирования и проч.;

4) заключение о целесообразности публикации рукописи. При рекомендации к публикации всегда следует добавление «при условии исправления текста согласно замечаниям».

Пересылая рукопись рецензенту, некоторые журналы сопровождают ее опросником, который призван оценить новизну работы, величину ее теоретического или практического вклада и проч. (Прилагаю копию такого опросника, присланного мне «British Journal of Psychology», — возможно, он может быть небесполезным, если редакция «ВП» решит ввести аналогичный опросник для рецензентов.)

Переработка статьи — помимо собственно переписывания рукописи — довольно часто требует дополнительного анализа данных и чтения источников, названных рецензентами. Вероятно, поэтому Б.М.Величковский считает необходимость указания дат первого и последующего представления рукописи, которые должны свидетельствовать о степени серьезности переработки статьи. Я не уверена, однако, что указание в российских журналах дат редакционного прохождения рукописи послужило бы верным отражением именно данного аспекта, так как мы знаем, что в случае авторов, проживающих вне Москвы, время от момента первого поступления статьи до ее появления в конечном варианте дополнительно (и в немалой степени) зависит от скорости почтовой корреспонденции.

При повторном направлении в редакцию переработанный текст статьи должен сопровождаться развернутыми и убедительными ответами автора(-ов) на все замечания, сделанные рецензентами.

Переделанная статья направляется редактором тем же рецензентам и, если они удовлетворены текстом и ответами, принимается к печати. В противном случае рукопись отклоняется журналом. Таким образом, рассматриваются максимум два варианта статьи. Иногда, на основе повторных рецензий, дающих в целом «добро» на публикацию, редактор просит автора(-ов) о незначительной переделке в короткий (1–2 недели) срок и затем единолично принимает рукопись. При обоих — положительном и отрицательном — решениях повторные рецензии также пересылаются автору(-ам).

В любом случае для меня рецензии всегда очень важны и поучительны, так как указывают, прежде всего, на огрехи или недочеты



147



в научной работе, которые благодаря им я учусь исправлять и избегать в дальнейшем, а также обогащают указанием на альтернативные способы анализа и интерпретации данных и на дополнительные источники литературы. По этой же причине многие авторы, прежде чем направить рукопись в журнал, практикуют «показ» предварительного варианта коллегам-экспертам.

Относительно рецензирования в «ВП» позволю себе дать совет привлекать в журнал в качестве рецензентов не только психологов, проживающих в пределах России или СНГ, но также соотечественников, работающих за рубежом. Уверена, что и иностранные коллеги, читающие по-русски и знающие контекст русскоязычной психологической литературы [например, Р.Роулс, Н.Форман (Великобритания); Ф.Кюбарт, В.Маттэус, М.Фалькенштейн (Германия); А.Козулин (Израиль); Г.Вайткявичюс (Литва); М.Коул, М.Мирский, Р.Солсо, Э.Джафаров (США); Ю.Аллик, Т.Бахманн (Эстония)] не откажутся выступить в роли рецензентов.

Полагаю, что такое «внешнее» рецензирование может быть направлено на достижение одновременно трех целей. Во-первых, помочь лучшему сопряжению теоретических контекстов и конкретных тем исследований российских и иностранных психологов.

Шаги в этом направлении, которые мне известны, — журнал «Иностранная психология», а также ряд книг, недавно вышедших на английском языке [26], [27], [29], [38]. Другими известными мне примерами являются тандемы статей: работа российских исследователей цветовосприятия Ч.А.Измайлова и Е.Н.Соколова [32], сопровожденная комментарием американского эксперта-психофизика Т.Индоу [31], а также немецкого исследователя советской психологии мышления В.Маттэуса ([5], [43]) и российского эксперта в этой же области Т.В.Корниловой [4]. Такие диалоги являются хорошим дополнением к сотрудничеству российских и зарубежных психологов (см. [23], [24], [36], [37]), а также к зарубежным форумам с приглашением ведущих российских ученых (см., например, [20]) и семинаров в России с приглашением психологов из других стран (см. [13], [16]).

Во-вторых, «внешнее» рецензирование могло бы способствовать расширению знаний российских авторов о состоянии психологического знания (state of the art) за пределами России. Этот аспект я упоминаю в связи с тем, что в ряде статей «ВП» русскоязычные источники отражают новейшую литературу, тогда как цитируемые иностранные источники являются устаревшими, а литература по теме представлена неполно. Отдаю себе отчет в том, что это не вина, а беда авторов статей, не всегда имеющих доступ к зарубежным публикациям. (Хорошо помню, что рецензент моей рукописи, посланной ранее из Москвы в один международный журнал, упрекал меня в незнании определенных источников; названные же им статьи отсутствовали как в Библиотеке им. В.И.Ленина, так и в библиотеке МГУ и Медицинской библиотеке.)

Ситуация с доступностью научной литературы сейчас значительно улучшилась благодаря Интернету: при условии доступа к нему и наличия электронной связи можно разыскать и получить почти все необходимые статьи. Так, для поиска в Интернете нужной литературы по психологии и нейронауке я обращаюсь к электронным поисковым машинам и к таким (бесплатным) электронным каталогам, как Medline, Neuroscion, PsycLine и PubMed Central (URL-адреса см. в [44], [46]–[48], [50]). Другим источником служат также CD-ROM'ы с каталогами «PsychLIT» и «Psychological Abstracts» — насколько я знаю, они доступны на факультете психологии МГУ им. М.В.Ломоносова. Поскольку резюме статей, как правило, сопровождают e-mail адреса авторов, обратившись к ним, я уже не раз получала копии статей по почте. Кроме того, все чаще коллеги посылают полный текст публикации в электронном (.pdf) формате или указывают адрес своей персональной странички в Интернете, где можно найти запрашиваемую статью. Наконец, немалое количество публикаций по психологии можно прочитать в электронном формате в Интернете бесплатно: прежде всего благодаря инициативе С.Харнада в Eprint Archives; также, например, в журнале «Nature Reviews Neuroscience» можно прочитать короткие статьи рубрики «Highlights» (см. [45]).

В-третьих, посылка статей на рецензию иностранным коллегам, владеющим русским языком, способствовала бы их ознакомлению — а через них, благодаря дальнейшему цитированию, и большей читательской аудитории — с работами российских психологов.



148



Это помогло бы преодолению клише, перефразируя название статьи Р.Стернберга и Е.Л.Григоренко [55], что советская и постсоветская психология — это только И.П.Павлов и Л.С.Выготский, и тем самым исправлению неверных представлений о российской психологии (см. также Предисловие Р.Стернберга в [27]).

К этому добавлю, что англоязычные статьи российских психологов сделали бы их работы доступными для не владеющих русским языком (советы по их подготовке см. в [10]). Это также способствовало бы целевым обращениям западных исследователей к коллегам в России с инициативами совместных проектов [20], [36], [52]. Практика переводов статей с русского существует уже более двух десятилетий благодаря инициативе М.Коула (США), редактора «Journal of Russian and East European Psychology» (ранее журнал имел название «Soviet Psychology»); в последние несколько лет — также в журнале «Neuroscien-ce & Behavioral Physiology»; однако оба издания публикуют переводы лишь малой толики российских работ и, к сожалению, мало известны.



О НАУЧНОЙ ЭМИГРАЦИИ/ИММИГРАЦИИ



В заключение я хочу высказаться о проблемах (э-, им)миграции российских психологов, поднятых обоими авторами откликов на «Открытое письмо». Прежде всего объяснюсь, почему я ставлю эти слова в кавычки. Полагаю, что в нынешних условиях интенсивного обмена интеллектуальными ресурсами и интернационализации науки мы присутствуем при смене парадигмы, когда явление может быть обозначено, скорее, как научная миграция. По этому поводу литературовед А.Зорин заметил, что место эмиграции как феномена заняла географическая удаленность коллег и друзей: «Слово “эмиграция”, так мощно и сонорно звучавшее целый век, неожиданно отзывается на стук звонко-бессмысленной пустотой. Вся отшлифованная В.Ходасевичем и Г.Ивановым, В.Набоковым и М.Цветаевой, И.Бродским и С.Довлатовым поэтика ностальгии иссякла в одночасье. Нет никаких эмигрантов. Просто дорого звонить, да за редкостью встреч трудно писать» [3; 159].

Нормальность явления научной миграции подтверждается электронными сообщениями Color &Vision Net — сети исследователей, работающих в области зрительного восприятия, где ежедневно дается информация о научных вакансиях по всему миру. Об этом же свидетельствует и следующая статистика: в США 21 % преподавателей высшей школы — иностранцы; в области естественных наук доля иностранцев со степенью (PhD) составляет около 50 % [54]. Другое подтверждение я наблюдаю в непосредственной близости: в институте в Дортмунде (Германия), наряду с коллегами-немцами, работают (или работали) также американец, индиец, голландцы, китаец, болгары и автор этого письма из России. Наконец, то, что явление действительно становится нормальным, я осознала, когда недавно на конференции кто-то с удивлением спросил меня: «А Вы по-прежнему в Дортмунде?» Действительно, многие участники за два года, прошедших с предыдущей конференции, успели поменять страну пребывания. И никого к тому же не удивляло, что участники с российскими паспортами приехали не только из России, но и из США, Германии, Великобритании и Нидерландов.

Из истории психологии мы также знаем, что до революции многие российские психологи на несколько лет уезжали за границу. Так, например, Г.Челпанов и Д.Узнадзе учились у В.Вундта в Лейпциге, С.Рубинштейн — у П.Наторпа в Халле. Сравнительно недавно практика поездок за границу российских психологов возобновилась. Например, несколько учеников Е.Н.Соколова подготовили диссертации в Нидерландах, Финляндии и США. На приобретение нового опыта в первую очередь нацелены также стажировки и научные стипендии, с которыми российские кандидаты и доктора наук работали или работают в течение нескольких месяцев или одного-двух лет за границей [23], [24], [28], [36].

Вы можете возразить, что речь идет не о стипендиатах, а о тех, кто длительное время работает за границей — по контракту или имея постоянное место. В прежней терминологии их бы назвали «невозвращенцами» со всеми вытекающими последствиями и коннотациями. Применительно к науке в нынешней ситуации социологический анализ изменил критерии: место моральной (негативной) оценки лица, выезжающего за рубеж для работы, заняла статистика потери



149



интеллектуального потенциала в определенной стране — «утечки мозгов» (brain drain) — в связи с экономическими и/или социальными условиями. Так, по данным И.Ушкалова [9], российские ученые, постоянно проживающие за границей, насчитывают около 30 тыс. человек; кроме того, российская научная диаспора включает не менее 120 тыс. исследователей, работающих по контрактам.

В глобальных масштабах эта проблема касается далеко не только России или стран «переходных экономик»: так, в недавней обширной публикации в газете «Die Zeit» М.Спивак [54] представил тревожную статистику, согласно которой каждый седьмой ученый, защитивший диссертацию в Германии, уезжает — хотя бы временно — в США; каждый третий остается там надолго преподавать или вести исследовательскую работу.

Называемые в интервью «американских» немцев причины — в большой степени те же, что перечислят и российские ученые, работающие за рубежом: приобретение новых знаний и нового опыта; более благоприятные условия для исследований; лучшие возможности публикации и научного роста; наконец, желание попробовать себя в международном «конкурсе голов». Однако, не ограничиваясь констатацией нелицеприятной статистики, автор статьи задает и обсуждает вопрос, как можно трансформировать систему образования и научной работы в Германии, чтобы сделать ее привлекательной для уехавших исследователей, т.е. превратить brain drain, по его выражению, в brain gain («приобретение мозгов»). В противном случае, как заключает М.Спивак, в ситуации, когда знание стало энергично добываемым сырьем для будущего, страны, которым не удастся сохранить свой и привлечь иностранный интеллектуальный потенциал, подвергаются угрозе перейти в научном, а вследствие этого и в экономическом отношении во вторую лигу. Меры по привлечению своих соотечественников-ученых уже предпринимает, например, Финляндия, где исследователям, решившим вернуться на родину, для нового старта предоставляется 15‑месячная стипендия (K.Tiippana, личное сообщение).

Замечу, что для научной работы на Запад уезжают в первую очередь экспериментальные психологи, «стремящиеся остаться в научном контексте», — из-за возможности использования современного дорогостоящего оборудования, недоступного в России. В моем случае использованное и приобретенное для проекта оборудование — цветные мониторы с высокой разрешающей способностью, спектрофотометр, аномалоскоп, рефрактометры и проч. — позволило обеспечить контроль варьируемых переменных и точную диагностику цветового зрения в соответствии со стандартами в новейших исследованиях цветовосприятия. Кроме того, благодаря более мощному компьютеру (и недешевой программе) я смогла обработать большой массив данных, полученных еще в Москве, но лежавших «в столе».

Не стану отрицать, что дополнительным мотивом моего решения — уверена, не только моего — уехать для работы за границу была финансовая сторона. К моменту моего отъезда (1995 г.) уже было невозможно прожить на одну зарплату преподавателя МГУ, а дополнительные заработки (переводчика) отнимали время, которого требовало хорошее качество научной продукции. Ситуация с оплатой научной работы не изменилась и спустя два года, когда по завершении контракта мне нужно было принимать решение, продлевать ли его. (Об этом аспекте см. [40].)

Было бы заблуждением думать, что решение о длительном отъезде за границу далось легко, а пребывание за рубежом безоблачно. Когда статус стипендиата или приехавшего для временной работы сменяется более или менее постоянным, подступают новые и непростые проблемы — прежде всего социальной интеграции в новом обществе и обретения новой социальной компетентности. То же относится и к собственно работе в западной научной среде (во всяком случае по моему опыту в Германии): в отличие от «коллективистского» стиля работы россиян, сопровождаемого обменом знаний и мнений, в ней преобладают индивидуализм и жесткая конкуренция.

Российским ученым-психологам (в отличие, например, от математиков или физиков) приходится несколько труднее из-за предрассудков со стороны части западных коллег, которые до сих пор пребывают в уверенности, что «за железным занавесом» не могло быть хорошего образования, а в психологии не создано ничего стоящего. Так, автору этого письма пришлось в 1992 г. услышать мнение некоторых немецких коллег в университете



150



Бохума (Германия), что российские психологи знают только условные рефлексы и Л.С.Выготского. Сходное мнение о восточноевропейских исследователях цитирует в своей статье Н.Плотников: «Если сегодня кто-то из них [выпускников вузов ГДР] называет себя юристом или экономистом, педагогом, психологом или социологом — это совершенно неважно. Их знания большей частью вовсе не пригодны (Арнульд Баринг)» [8; 72].

Об этом я пишу для того, чтобы было понятно: если ученым-россиянам удается быть конкурентоспособными в западном «научном марафоне», это чего-то стоит, а их научные заслуги — данность, подтверждаемая объективно: прежде всего публикациями, достойной репутацией в научном сообществе, кооптированием в редакционные коллегии международных журналов и организационные комитеты научных сообществ, стипендиями престижных научных фондов, — а не просто голословное утверждение «в силу самого факта... эмиграции».

В этом контексте удивительна тенденция некоторых коллег в России отторгнуть психологов-россиян, работающих за рубежом, вычеркивая их имена [как в (не-)добрые старые времена] из списка что-то сделавших прежде и игнорируя их новые публикации. Так, в предисловии к номеру «Журнала высшей нервной деятельности», посвященному 80‑летию Е.Н.Соколова, его автор назвал результаты научных работ, выполненных под руководством Евгения Николаевича, но «забыл» всех тех его учеников и бывших сотрудников, которые в настоящее время работают — по стипендиям или контрактам — в США, Германии и Финляндии [1]. Возникает парадоксальное противоречие с тем, что за пределами России индивидуальные успехи россиян — независимо от страны их актуального пребывания, в России или за рубежом — имплицитно расцениваются иностранными коллегами как «демонстрация флага». «На других берегах» я наблюдаю примеры иного отношения к ученым-соотечественникам: так, латыши убедили В.Вике-Фрейберг, профессора психологии Университета Монреаля, после многих десятилетий эмиграции вернуться в страну, где вскоре она была избрана президентом [21]. Другой пример — приглашение Х.Л.Штёрмера, Нобелевского лауреата по физике (1998), почти 30 лет работающего в США, для чтения лекций на его родине в Германии.

В связи с последним примером к предложению А.Б.Орлова в его отклике — о привлечении иностранных ученых-психологов на работу в Россию — хочу добавить еще одно: о приглашении иностранных специалистов на короткий срок (1–2 недели) — для чтения курса лекций, проведения семинаров-блоков и «школ». Подобный опыт имеют, например, психологи Санкт-Петербургского университета ([13], [16], [28]), а также Софийского университета (Болгария), где уже несколько лет проводятся «летние школы» для студентов и аспирантов (С.Матеев, личное сообщение). Наряду с иностранными психологами в таких курсах могли бы (и готовы) участвовать и соотечественники, в настоящее время работающие за рубежом (это, в частности, сняло бы проблему языкового барьера).

Предвижу Ваш вопрос о возможных источниках финансирования. В своей статье Н.Форман [23] упоминает, что ему известны по меньшей мере восемь источников. Из ряда публикаций и бесед я почерпнула информацию о следующих: The Nuffield Scholarship Scheme в Великобритании [24]; Eastern Europe Program американского National Science Foundation [20]; в Германии (по предварительному сообщению) финансовую поддержку можно ожидать от фонда Deutsche Akademische Austauschdienst. Наконец, вполне реально привлечение к финансированию крупных зарубежных фирм — как в случае семинара, организованного в январе 1995 г. в Москве А.Стеценко при поддержке компании «Jacobs».

Не могу не прокомментировать утверждение ad hominem в отклике А.В.Юревича о том, что научная диаспора россиян-психологов не стремится «сделать что-то полезное и для своей национальной науки». В качестве первостепенного вклада тех, кто работает за рубежом, я полагаю их научную продукцию. В частности, их книги, статьи, переводы и рецензии, выходящие на русском языке, знакомят отечественного читателя с контекстом западной психологии. «Реципрокную» функцию — знакомства западных психологов с российскими работами — выполняют переводы зарубежных россиян и подготовка ими монографий, представляющих российские исследования (Е.Л.Григоренко). Кроме



151



того, названный выше пример проведения семинара в Москве А.Стеценко — еще один довод в пользу усилий, предпринимаемых работающими за границей, чтобы поддержать контакты с alma mater.

Рискуя вызвать упрек в саморекламе, назову и несколько собственных инициатив: организация секции, посвященной Е.Н.Соколову в связи с его 80‑летием, на конференции Международного Психофизического общества «Fechner Day 2001» (Лейпциг) и (финансируемое) приглашение для участия в ней психологов из России и стран б. СССР; помощь нескольким российским коллегам в получении научных грантов и стипендий для временной научной работы в Германии; приглашение российских коллег с докладами в институт, где я работаю; переводы ряда публикаций с русского по просьбе зарубежных коллег; регулярные сообщения о предстоящих международных конференциях по психологии, информация о которых печатается на страницах «ВП», и т.д.



В завершение я хотела бы заметить, что опыт зарубежных россиян может быть конструктивно интегрирован в российской психологии, в то время как поляризация неизбежно будет деструктивной для обеих ее составляющих. Пользуясь параллелью из шахматного мира, уместно было бы сказать, что национальный флаг в нем в равной мере представляют как живущий в Германии В.Крамник, так и ныне живущий в США Г.Каспаров.

БЛАГОДАРНОСТЬ

Выражаю признательность Н.Плотникову, Н.Форману и Р.Роулсу за обсуждение, дополнения и конструктивные предложения по изменению первоначального текста. Я также благодарна Х.Хойеру за ценную информацию о редакционной практике в журналах по психологии, членом редакционных коллегий которых он является.



1. Анонимный автор. [Предисловие.] //Журн. высш. нервн. деят-ти. 2000. Т. 50. № 5. С. 639–741.

2. Величковский Б.М. Открытое письмо в редакцию // Вопр. психол. 2001. № 2. С. 152–155.

3. Зорин А. Осторожно, кавычки закрываются. О «Конце цитаты» Михаила Безродного // Безродный М. Конец цитаты. СПб.: Изд-во И. Лимбаха, 1996. С. 155–159.

4. Корнилова Т.В. Идеи активности познания в отечественной психологии мышления: (К проблеме их восприятия немецким автором) // Психол. журн. 1995. Т. 16. № 4. С. 61–72.

5. Маттэус В. Многоуровневая концепция познания в российской и грузинской психологии: К восприятию идей Вюрцбургской школы // Психол. журн. 1995. Т. 16. № 4. С. 49–60.

6. Орлов А.Б. Как навести в нашем доме порядок (отклик на открытое письмо Б.М. Величковского) // Вопр. психол. 2001. № 3. С. 151–152.

7. Парамей Г.В. Рецензия на книгу: Clark-Carter D. Doing quantitative psychological research: From design to report. East Sussex: Psychol. Press, 1997. 666 p. // Вопр. психол. 2001. № 4. С. 128–130.

8. Плотников Н. Берлинская стена философии // На посту. 1998. № 1. С. 70–73.

9. Ушкалов И. Миграция и безопасность в России. 2000. М.: Интредиалект, 2000; http:// www. polit.ru/documents/434151.html

10. Форман Н. Публикации в западных журналах: советы восточноевропейским авторам // Иностр. психол. 1994. № 3. С. 85–87.

11. Форман Н. Получение исследовательских грантов: советы восточноевропейским психологам // Иностр. психол. 1996. №. 7. С. 77– 81.

12. Юревич А.В. Ответ дрезденскому наставнику (отклик на открытое письмо Б.М. Величковского) // Вопр. психол. 2001. № 3. С. 149–151.

13. Baker L.A Visit to Moscow // The Psychologist. 1992. January, 28–29.

14. Bennett K.K. Preparing an eye-catching poster presentation // APS Observer. 2000. V. 13 (4). P. 23–24.

15. Bourke K. APS journals score again // APS Observer. 2000. V. 13 (1). P. 1&8–9.

16. Buchanan A. University of Oxford/University of St. Petersburg. 4 day workshop on social work // Newsletter of the Brit. and East Europ. Psychol. Group. 1997. N 10. P. 6.

17. Calfee R.C., Valencia R.R. APA Guide to Preparing Manuscripts for Journal Publication. Washington, DC: Am. Psychol. Ass., 1991.

18. Cicchetti D. The reliability of peer reviews for manuscript and grant submissions // Behav. and Brain Sci. 1991. V. 14. P. 119–186.

19. Clark-Carter D. Doing quantitative psychological research: From design to report. East Sussex: Psychol. Press, 1997.

20. DeAngelis T. U.S. scientists lend hand to aid Russian colleagues // APA Monitor. 1993. Dec., 16–17.

21. Draguns J.G. Individual profile: Vaira Vike-Freiberga // Psychol. Intern. 2000. V. 11 (2). P. 6–7.



152



22. Eprint Archives: http://www.eprints.org/survey/

23. Foreman N. Soviet psychology. Changes and exchanges // The Psychologist. 1992. V. 5. N 1. P. 25–27.

24. Foreman N. Reflections on Russian psychology // The Psychologist. 1997. V. 10. N 3. P. 121–122.

25. Foreman N. Coming or going? // The Psychologist. 1999. V. 12. N 3. P. 145.

26. Gray H., Foreman N., Hayes N. (eds). Psychology in a Changing Europe: Proceedings of the meeting of the Brit. and East Europ. Psychol. Group. Banska Bystrica, 1996.

27. Grigorenko E.L., Ruzgis P., Sternberg R.J. (eds). Psychology in Russia: Past, present, future. Comack, NY: Nova Sci. Publ., 1997.

28. Gulina M. et al. Psychology in St. Petersburg, Russia // Newsletter of the Brit. and East Europ. Psychol. Group. 1999. N 14. P. 2–8.

29. Halpern D.F., Voiskounsky A.E. (eds). States of mind: Am. and Post-Soviet perspectives on contemporary issues in psychology. N.Y.: Ox-ford Univ. Press, 1997.

30. Hirschauer S. Glucksfall Publikation. heureka! 1999. N 1. http://62.116.9.164/heureka/archiv/ 99_1.htm

31. Indow T. Sherical model of colors and brightness discrimination by Izmailov and Sokolov // Psychol. Sci. 1991. V. 2. P. 260–262.

32. Izmailov Ch.A., Sokolov E.N. Spherical model of color and brightness discrimination // Psychol. Sci. 1991. V. 2. P. 249–259.

33. Journal citation reports // Soc. Sci. Edit. 1998.

34. Journal citation reports // Sci. Edit. 1999.

35. Journal citation reports // Soc. Sci. Edit. 1999.

36. Kent D. Russian psychology // I. APS Observer. 1995а. March, 28–31.

37. Kent D. Russian psychology // II. APS Observer. 1995б. May/June, 28–29, 31, 35, 37–38.

38. Kol'tsova V.A. et al. Post-Soviet perspectives on Russian psychology. Westport, CT: Greenwood Press, 1996.

39. Kuther T.L. The world of scholarly publishing: Tips for new authors // Tentoni S. (Chair). Getting published: Psychology journal editorial review and ERIC/CASS database processes. Symposium presented at the annual meeting of the Am. Psychol. Ass. Boston, MA; http://members. aol.com/tkuther/apa99.pdf

40. Levitin C. Time for determination and hope in Russia // Nature. 1997. V. 387. P. 533, 535.

41. Machado A., Lourenco O., Silva F.J. Facts, concepts and theories: The shape of psychology's epistemic triangle // Behav. and Philosophy. 2000. V. 28. P. 1–40; http://www.behavior.org/ journals_B&P/2000/Machado.pdf

42. Marx W., Schier H. Zitierungszahlen — eine Messlatte zur Bewertung von Forschungsqualität? // Physik. Blatter. 2001. Bd. 57. N 10. S. 25–29.

43. Matthaus W. Mehrebenen-Konzeption der Kognition in der russischen und georgischen Psychologie: Zur Rezeption von Ideen der Wurzburger Schule. Brentano Studien, 1997. S. 335–353.

44. Medline: http://www.ncbi.nlm.nih.gov/PubMed

45. Nature Reviews Neuroscience: http://www. nature.com/nrn/

46. Neuroscion: http://www.neuroscion.com

47. PsycINFO: http://www.apa.org/psycinfo/

48. PsycLine: http://www.psycline.org/journals/ psycline.html

49. Publication manual of the American Psychological Association. 5th ed. Washington, DC: APA Press, 2001.

50. PubMed Central: http://www.pubmedcentral. nih.gov

51. Solso R. The Institute of psychology, USSR: A 20-year retrospective // Psychol. Sci. 1991. V. 2. P. 312–320.

52. Solso R.L., Hoffman C.A. Influence of Soviet scholars // Am. Psychologist. 1991. March. P. 251–253.

53. Sonnert G., Holton G. Career patterns of women and men in the sciences // Am. Scientist. 1996. V. 84. P. 63–71.

54. Spiewak M. Flucht der Forscher // Die Zeit. 2001. N 21 (17 Mai). S. 15–18; http://www. zeit.de/2001/21/braindrain

55. Sternberg R.J., Grigorenko E.L. Psst: There's more to Soviet and Post-Soviet psychology than Pavlov and Vygotsky: A book review // Am. J. Psychol. 1999. V. 112. P. 147–153.

56. Thompson B. Publishing your research results: Some suggestions and content // J. Counseling and Devel. 1995. V. 73. P. 342–345.

57. Wenneras C., Wold A. Nepotism and sexism in peer-review // Nature. 1997. V. 387. P. 341–343.



Г.В. Парамей

кандидат психологических наук

(Dr. rer nat., Psychologie),

ассоциированный сотрудник

Института психологии РАН,

научный сотрудник Leibniz

Institute of Dortmund, Germany

E-mail: paramei@ifado.de

http://www.ifado.de/projekt06 F colorvision



--------------------------------------------------------------------------------

1 Здесь автор ошибается. В действительности Фонд Дж. Сороса (Институт «Открытое общество» — ИОО) финансировал и продолжает финансировать ряд проектов по психологической проблематике, о чем мне как эксперту ИОО именно в области психологии хорошо известно. — Прим. ред.

Опубликовано на Порталусе 07 февраля 2005 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама