М. РОСПЭН. 1999. 300 с.

В книге кандидата исторических наук Е. Н. Марасиновой (Институт российской истории РАН) использован обширный комплекс источников эпистолярного жанра: более 3 тыс. писем 144 авторов, принадлежавших к кругам российской политической и интеллектуальной элиты (И. И. Бецкой, С. Р. Воронцов, П. В. Завадовский, Н. И. Панин, А. В. Суворов, Н. М. Карамзин, Н. А. Львов, Н. И. Новиков, Д. И. Фонвизин, Г. Р. Державин, М. М. Щербатов и др.). Значительная часть писем (1800 единиц, принадлежавших 45 авторам, по 40 писем каждого) была подвергнута контент-анализу по разработанной автором программе. Итоги этого исследования, помещенные в приложении, представляют самостоятельный интерес и дают большой материал для размышлений об уровне обыденного и общественного сознания российского дворянства конца XVIII века.

В монографии материалы переписки используются как единый комплекс и единственный источник, что позволило автору успешно решить широкий круг проблем. Новаторская методика исследования выявила в этом типе источников ценный слой так называемой "скрытой информации", показав его потенциальные возможности и степень репрезентативности. Источниковедческий анализ переписки выявил эффективность ее изучения для рассмотрения социально-психологического среза при исследовании общественного сознания, показа глубинных процессов, происходивших в мышлении и менталитете интеллектуальных слоев российского дворянства. Это делает более реальным и исторически точным наше представление о сущности общественно-политических и культурных процессов конца XVIII - начала XIX веков.

Марасинова глубоко и вместе с тем тонко препарировала источники, выявив в письмах дворян множество нюансов в их умонастроениях, изменения, казалось бы, еще мало заметные в морально-этических нормах, зафиксированные ценностные ориентиры и категории.

Автор выделяет несколько проблемных сфер развития сознания дворянства, которые группируются в таких параллелях, как: дворянин и монарх, дворянин и государственная служба, дворянин и светское общество, дворянин и внутренний мир его собственной личности, (с. 191- 192). Анализу этих проблем и посвящены отдельные главы работы.

Центральная мысль исследования - тезис о том, что развитие, углубление, усложнение личности было первоосновой постепенно нарастающего конфликта между государством ("троном") и интеллектуальной элитой российского дворянства. В самоопределении личности автор справедливо усматривает социально-психологический смысл нарастающей оппозиционности дворянства (с. 116). Мысль о связи духовного развития российского общества последних десятилетий XVIII в. с процессом усложнения внутреннего мира личности (естественно, речь идет только об образованных кругах российского общества) присутствует в современных культурно-исторических исследованиях. Но эпистолярный материал, привлеченный Марасиновой, позволяет конкретизировать и наполнить содержанием этот тезис. Сознание, как индивида, так и общества, не может меняться "в одночасье". Изменения происходят первоначально на социально-психологическом уровне, при сохранении традиционных пластов сознания, связанных с предшествующими этапами развития.

Письма фиксируют изменения, происходившие на уровне психологии личности. После указа 1762г. о вольности дворянства служба продолжала быть сферой самореализации высшего дворянства, была престижной благодаря близости к государственной власти (с. 66). Сословно-статусная ориентация дворянина, определявшаяся чином, даваемым государством, была еще очень сильной. Письма отражают широкое распространение сословно-статусного мышления их авторов. Марасинова делает интересное наблюдение, справедливо усмат-

стр. 163

ривая в "примате чина", разъединяющего государственные сословия, препятствие "для реализации официальной социальной роли дворянства", формирования горизонтальной социальной общности этого сословия.

Но одновременно государственная служба становилась той сферой, где прежде всего начинало эволюционировать сознание дворянства, что выражалось в девальвации некоторых господствующих официальных идеалов, в усложнении представлений об императорской службе. Постепенное расхождение восприятия образа монарха и идеи монархии, зафиксированное в письмах, лежало в основе оппозиционности господствующего сословия. Но переписка отражала характер и пределы фронды дворянства, носившей эмоционально-этический смысл. Основная масса критических замечаний, встречающихся в письмах, касается проблем фаворитизма, окружения, а не самой личности монарха (с. 68, 134).

Несколько неожидан в связи с этим тезис автора о том, что в переписке не прозвучала мысль "о политической бесперспективности самодержавия" (с. 142). Вся логика рассуждений автора, осуществленный им глубокий анализ социально-психологического уровня сознания дворянства свидетельствуют о нереальности такого понимания господствующим сословием природы и будущего самодержавия. Такое отношение к самодержавию как форме государственной власти, о котором пишет автор, требовало более высокого уровня политического сознания сил, ему потенциально противостоящих. Марасинова справедливо указывает, что "сословной интерес в сознании господствующего класса был подчинен государственному" (с. 74).

Усложнение внутреннего мира личности, стремление к известной самостоятельности, эмансипации в личной жизни рассматривается автором как одно из существенных выражений оппозиционности дворянства; "пробуждение индивидуальности оказывало принципиальное воздействие на процесс смены традиционных ценностей новыми альтернативными ориентациями" (с. 158).

В исследовании рассматривается интересная и относительно новая проблема роли периферии в развитии альтернативности в общественном сознании и, в связи с этим, влиянии власти, государственных структур на многие стороны общественно-культурной жизни. Переписка позволила сделать интересные наблюдения, что "альтернативная система ценностей" выявляется в переписке, "связанной с деятельностью авторов, находившихся на периферии государственной службы или даже относительно автономных" (с. 96). Одной из таких духовных периферий автор считает усадьбу, где создавались благоприятные условия для реализации самодостаточности личности дворянина, развития его индивидуальности.

В плане глубокого понимания историко-культурных процессов важно и наблюдение автора о связи независимой духовной жизни интеллектуальной элиты российского дворянства и появлении оппозиционной трону литературы. Возникновение оппозиционных явлений в искусстве автор усматривает именно "на духовной или интеллектуальной периферии российского абсолютизма", относя к ней дворянскую усадьбу или литературный кружок, журнал, ведущий полемику с властью, или масонские ложи с их мистической обрядностью и стремлением распространения в обществе нравственно- духовного просвещения (с. 173). Но научно взвешенное прочтение источника позволяет автору увидеть в данном случае прежде всего социально-психологический срез проблемы и справедливо подчеркнуть, что "внутреннее отдаление фронды от эпицентра действия традиционных ориентиров вовсе не означало борьбы с самодержавием" (с. 173). Это были лишь элементы расшатывания монархического сознания.

Но вместе с тем, добиваясь интеллектуальной независимости от самодержавия, поэт начинал претендовать на идейное руководство обществом. Таким образом, уже в это время закладывалась основа идейно-нравственных процессов в духовной культуре следующего XIX столетия, в частности, оппозиционности русской литературы, ее "учительства" и общественной сопричастности.

В монографии получило отражение и отношение дворянства к крестьянскому сословию. Переписка, относящаяся ко времени возникновения крестьянского вопроса в русской общественной мысли, позволяет полнее ощутить, а в какой-то степени и понять, реальное состояние сложной системы взаимоотношений дворянина со своей "крещеной собственностью". Наряду с распространенным традиционным пониманием крепостничества как "неумолимой реальности" (с. 203) в переписке иногда появляется и личностное начало в отношении к крепостным, прежде всего к дворовым людям (с. 214). Однако, в целом крестьянская тема менее "осмыслена" в переписке, в отличие от других обсуждаемых проблем (государственная служба, император и его окружение, внутренняя жизнь дворянина). Факты, касающиеся крес-

стр. 164

тьянской темы, незначительны, чаще всего встречаются в хозяйственной переписке. Дворянин в целом еще сохранял отношение к крестьянам как к своей собственности, объекту эксплуатации в сфере хозяйства, был убежден, что жизнь крестьян, как таковая, им "по состоянию определена" (с. 210, 213). Материалы переписки отразили "низкий уровень актуальности крестьянского вопроса на уровне обыденного сознания" авторов писем (с. 209). Такое понимание этой проблемы просвещенной элитой российского дворянства в известной степени определило и степень радикализма решения крестьянского вопроса русскими просветителями, многие из которых принадлежали к этой интеллектуальной элите.

К читателю пришла умная, талантливо написанная книга, поднимающая многие проблемы духовно-нравственной жизни русского общества последних десятилетий XVIII в. - времени, когда в интеллектуальных слоях российского дворянства происходили серьезные трансформации в общественном сознании на фоне распространения просвещения и интереса к нему.