Рейтинг
Порталус

Протестантские церкви и общины Москвы в XVIII в.

Дата публикации: 14 февраля 2020
Автор(ы): А. Н. Андреев
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: РЕЛИГИОВЕДЕНИЕ
Источник: (c) Вопросы истории, № 12, Декабрь 2013, C. 148-158
Номер публикации: №1581686797


А. Н. Андреев, (c)

Политическое и культурное сближение Российского государства со странами Западной Европы обусловило значительное расширение протестантского присутствия в русских городах. В России XVIII в. происходило становление все большего числа протестантских общин, наблюдался рост их влияния на русское общество. Поддержка, оказываемая со стороны правительства представителям традиционных протестантских конфессий (лютеранам и реформатам), а подчас и личная заинтересованность российских монархов в благополучии протестантских приходов, также способствовали количественному и качественному росту общин. Известно, что Петр I неоднократно посещал в богослужебные дни лютеранские кирки и "певал там духовные песни"1, проявлял уважение не только к адептам лютеранства, но и к инициатору Реформации Мартину Лютеру2. Защитницей интересов западных христиан часто выступала императрица Анна Иоанновна, а Петр III, согласно некоторым источникам, имел намерение коренным образом реформировать обрядово-богослужебный строй РПЦ, изъявив "желание, чтобы все образа, кроме Спасителя и Богоматери, были вынесены из церквей, чтоб священники обрили свои бороды и поповские рясы заменили пасторскими сюртуками"3. Екатерина II, осуждавшая взгляды своего мужа на православную церковь, тем не менее, сама далеко не сразу ощутила разницу между греческой верой и лютеранством, считая их схожими вероисповеданиями4. Что касается Павла I, то он официально объявил себя защитником евангелическо-лютеранской церкви и хранителем чистоты ее вероучения5. Такая позиция русских императоров и императриц не в последнюю очередь способствовала процветанию протестантства (особенно лютеранства) в России, начало которого можно отнести к XVIII столетию.

 

География российского протестантизма простиралась далеко за пределы Москвы и Петербурга, однако наиболее влиятельные общины сложились именно в столицах6. Точное число проживавших в Москве в начале XVIII в. "люторов" и "кальвинов" не установлено, во всяком случае оно должно быть на порядок меньше цифры, введенной в оборот известным дореволюционным богословом и публицистом Н. И. Барсовым, полагавшим, что в начале века в стране насчитывалось до 30 тыс. протестантов, и примерно 20 тыс. из них были сосредоточены в Москве7. Приведенные им данные никем не верифицировались, тем не менее, они используются многими исследователями по сей день8. Как будет видно из приведенных ниже количественных показателей, даже в конце XVIII столетия число московских протестантов остава-

 

 

Андреев Александр Николаевич - доктор исторических наук, профессор Южно-Уральского государственного университета (национального исследовательского университета). Челябинск.

 
стр. 148

 

лось во много раз меньшим указанной цифры, несмотря на процесс укрупнения инославных приходов. С ростом Петербурга наблюдался отток протестантского населения в новую столицу, однако развитие московских протестантских общин в целом не прекратилось. Наоборот, положение лютеран и реформатов в Ново-Немецкой слободе, издавна являвшейся центром европейской культуры в России, в XVIII в. заметно укрепилось.

 

К 1690 г., согласно выписке из Иноземного приказа, в Немецкой слободе Москвы имелись 4 "немецких кирхи, в которых генералы и полковники и начальные люди и всяких чинов иноземцы в своей вере Богу молятся, в том числе одна каменная и три деревянных". Упоминаемая в документе каменная лютеранская церковь, именуемая киркой св. Михаила, была построена напротив Нижнего рынка в районе Большой и Вознесенской улиц (современные улицы Бауманская и Радио) и освящена в 1686 г. усилиями старо-лютеранской, или "купеческой", общины, сложившейся еще в XVI веке9. С 1670-х гг. действовали также деревянные кирки: лютеранская св. апостолов Петра и Павла (ново-лютеранская, или "офицерская"), лютеранская на дворе генерала Н. Баумана и голландская реформатская10. Церкви не имели колоколен и отличались от жилой застройки только небольшой главой с крестом11. Кирка св. Петра и Павла, располагавшаяся вблизи Немецкой улицы (Бауманской) и Кирочного переулка (современного Старокирочного) была перестроена в камне в 1694- 1695 годах. Согласно преданию, бытовавшему в Петропавловской общине, значительную сумму на постройку церкви выделил сам Петр I, который присутствовал на торжестве в честь ее освящения 3 апреля 1695 года12.

 

В 1694 г., одновременно со строительством Петропавловской церкви, на перекрестке современного Денисовского переулка и Немецкой улицы велось сооружение каменной реформатской кирки взамен деревянной. Возведение храма было осуществлено при финансовой поддержке амстердамского бургомистра Николааса Витсена, что позволило закончить строительство в кратчайшие сроки и освятить кирку в том же году. Она именовалась "голландской", однако ее прихожанами являлись не только голландцы, но и немцы, швейцарцы, венгры и французы кальвинистского исповедания, а также англикане, имевшие своего пастора, но издавна входившие в реформатскую общину, которая, как и лютеранские, пользовалась поддержкой Петра Великого, принимавшего участие в свадьбах, крестинах и похоронах ее членов (например, в 1693 г. царь присутствовал на "гугенотской свадьбе" часовщика Жака Лефевра13; а в 1699 г. стал устроителем пышных похорон Ф. Лефорта, влиятельного заступника интересов московских лютеран и реформатов)14.

 

Все три каменные кирки Москвы, возведенные в конце XVII в., оставались действующими и в следующем XVIII столетии, хотя общины, группировавшиеся вокруг них, в связи с перемещением центра политической и экономической жизни в Петербург, утратили статус главных "оплотов" протестантства. Что касается деревянной лютеранской кирки, со временем оказавшейся на дворе Н. Баумана, то она была построена на земле "офицерской общины" при Немецком кладбище "за Покровскими вороты" еще в начале 1660-х гг., однако из-за конфликта, возникшего между генералом, финансировавшим строительство, и пастором Иоганном Дитрихом Фоккеродтом с частью прихожан, церковное здание в 1669 г. было перемещено на собственную землю генерала "по переулку к Яузе" (ныне ул. Радио)15. Как следует из процитированной выше памяти Иноземного приказа, в 1690 г. эта кирка еще продолжала действовать, однако в документах XVIII столетия упоминания о ней отсутствуют. Вероятно, к началу XVIII в. прихожане "кирки Бовмана" (так ее обозначают русские документы) влились в состав ново-лютеранской общины, из которой некогда выделились, - общины, построившей взамен церкви генерала Баумана кирку св. Петра и Павла. В письме от 23 июня 1699 г. проживавший в Москве иезуит Франциск Эмилиан сообщал своему духовному начальству, что местные лютеране "имеют лишь два каменных, довольно больших и красивых храма и трех проповедников"16. Датский посланник Юст Юль в марте 1710 г. также упоминал, что в Москве действовали только две лютеранские немецкие церкви17. Им обоим вторят в своих путевых заметках голландский живописец и путешественник Корнелий де Бруин (его сведения относятся к началу 1703 г.) и датский пастор Педер фон Хавен (данные за 1736 год)18.

 
стр. 149

 

В специальной литературе упоминается действующей четвертая кирка - еще одна голландская реформатская, сооруженная в 1629 г. из дерева в Белом городе на Поганом пруду (недалеко от "офицерской" кирки, до своего "переезда" в Ново-Немецкую слободу располагавшейся на Покровке). Существует версия, будто кирка у Поганого пруда была перестроена в каменную церковь еще в 1684 г. и продолжала функционировать наряду с каменной же реформатской церковью на Немецкой улице. Это дает возможность некоторым авторам утверждать, что в период пребывания П. фон Хавена в России (1736 - 1739 гг.) "в Москве имелось не менее двух реформатских храмов"19. Однако еще Д. В. Цветаев установил, что по жалобе москвичей на близкое соседство с "иноверцами" реформатская кирка у Поганого пруда вместе с другими протестантскими храмами была разрушена в 1643 году. Через два года реформаты сумели выстроить себе церковь в Скородоме у Земляного вала, однако после царского указа от 4 октября 1652 г. о выселении "немцев" на правый берег Яузы (в Ново-Иноземную слободу) и эта церковь была сломана. Ходатайство голландцев о восстановлении реформатской церкви в Белом городе не имело успеха20, поскольку Соборное Уложение 1649 г. предписало, чтобы все церкви инославных христиан отныне располагались за пределами Земляного города: "А на которых немецких дворех поставлены немецкие керки, и те керки сломати, и впредь в Китае и в Белом и в Земляном городе на немецких дворех керкам не быти"21. Поэтому предположение о существовании в Москве XVIII в. двух реформатских храмов следует признать ошибочным. Данное предположение опровергают и архивные источники - в синодских материалах речь идет только об одной реформатской кирке в старой столице22. Сам П. фон Хавен также писал об одной кирке. О том же свидетельствуют заметки К. де Бруина (начало 1703 года)23.

 

Внешний вид московских кирок, согласно отзывам современников, был непритязательным, декоративные элементы на фасаде практически отсутствовали, но сами здания были прочными и добротными. В 1710 г. Ю. Юль составил их краткое описание: "Обе каменные, хорошей постройки, но подобно всем местным зданиям, как деревянным, так и кирпичным, крыты тесом, ибо черепицу здесь еще обжигать не умеют"24. В каждой кирке, которые были рассчитаны более чем на 500 мест, имелись большие каменные печи, в зимнее время топившиеся до начала службы. Внутри лютеранские храмы были богато украшены, имели органы и каменные купели, а Новая кирка (св. апостолов Петра и Павла) при участии Ф. Лефорта в самом конце

 

XVII в. обзавелась каменной колокольней25. Добротность и основательность постройки, тем не менее, не спасла эти церкви от пожаров: кирка св. Михаила неоднократно отстраивалась заново - после пожаров 1729, 1737 и 1748 гг. ее здание восстанавливалось в прежнем виде, а кирка св. ап. Петра и Павла, просуществовав все XVIII столетие, погибла в пожаре 1812 года26. В 1764 г. произошла последняя реконструкция кирки св. Михаила: в начале года некая Маргарита Гржибовская подарила старолютеранской общине участок земли близ Горохового поля, на котором в кратчайшие сроки было выстроено и 5 октября 1764 г. освящено церковное здание. Кирка св. Михаила новой постройки располагалась на Вознесенской улице (ныне это место занимает здание по адресу: ул. Радио, 17) и просуществовала там до 1928 г., когда ее снесли27. При немецком кладбище в районе Елоховского моста имелась также лютеранская часовня, в алтарной части которой хоронили знатных персон.

 

Оба лютеранских прихода Москвы, как правило, имели по два пастора, не считая кистеров и органистов, что говорит об относительно высоких материальных возможностях прихожан, т.к. церковнослужители находились на их полном обеспечении. Социальный облик немецких лютеран в Москве XVIII в. характеризуется преобладанием торгово-ремесленного населения, среди которого имелись весьма состоятельные люди, представленные оптовыми купцами, заводчиками, ювелирами, авторитетными медиками - именно они избирались старостами и попечителями кирок. Различие в социальном составе "купеческой" и "офицерской" общин уже в начале

 

XVIII в. было утрачено, исчезло также былое соперничество между ними. Влияние на общинные дела старост и попечителей (таких, например, как купец Шенеман, ювелиры И. Бейер и А. Клерк, аптекарь П. Л. Пиль, заводчики В. и П. Меллеры, доктора Блюментросты) было определяющим. В первые десятилетия XVIII в., до

 
стр. 150

 

начала активной работы Юстиц-коллегии лифляндских и эстляндских дел, пасторы были вынуждены подчиняться исключительно решениям церковного совета, в который входили председатель, двое старшин и два попечителя из мирян28. Внутренний распорядок в общинах часто зависел от личной позиции патронов - нередко весьма влиятельных при дворе персон. Например, в конце XVII - начале XVIII в. патроном старо-лютеранской кирки являлся лютеранин шотландского происхождения Я. В. Брюс, а патронами Новой кирки - реформат Ф. Лефорт и лютеранин Л. Блюментрост29.

 

Изменения в составе клира в московских лютеранских приходах не в последнюю очередь зависели от взаимоотношений пасторов с приходским советом. Как мы увидим в дальнейшем, далеко не все проповедники обладали высокими моральными качествами, необходимыми для служения, и не всегда устраивали прихожан. Тем не менее, среди духовенства московских лютеранских кирок, как и вообще среди пасторов, служивших в России, нередко можно было найти людей безупречной нравственности и высокого образования, по-настоящему преданных делу духовного просвещения. Именно такие пасторы успешно транслировали традиции своего вероисповедания в новых поколениях прихожан и способствовали повышению авторитета духовной жизни протестантов среди россиян.

 

С 1689 по 1718 г. старшим пастором в приходе св. Михаила (а с 1711 г. - суперинтендентом, главой всех лютеранских приходов России) являлся Бартольд Фагециус, полномочия которого были подтверждены особым царским патентом30. Фагециус прибыл в Москву в начале 1689 г. (в мае он уже участвовал экспертом в судебном разбирательстве Квирина Кульмана31). В 1718 г., будучи престарелым и не имея возможности "божественные службы отправлять в достоинстве", Фагециус настоял на приглашении себе преемника, которым стал пастор из Гамбурга Эрхард Филипп Фрайхольд (в русских источниках - Экарт Фрейголс)32. Последний прибыл в Москву в январе 1719 г. и прослужил в приходе до 1738 года. А Фагециус продолжал находиться там вплоть до своей смерти, последовавшей в 1724 году33. Вторым священником при Фагециусе стал Евсевий Вюрцер (в 1713 - 1719 гг.), а при пасторе Фрайхольде - гамбуржец Иоганн Андреас Хардекоп (в 1720 - 1729 гг.) (в русских источниках - Гирткоп). Старостами кирки в то время были Питер Слунеман и Тимофей Левкин34. После 1738 г. старо-лютеранскую общину последовательно окормляли пасторы Николаус Винтер (в 1738 - 1746 гг.), Христиан Готлиб Беккер (1746 - 1757), магистр Эфраим Фридрих Зонненшмидт (1757 - 1762) и Михаэль Рихтер (1763 - 1800). В 1763 г. при кирке находился также пастор Лаврентий Зехтинг, уроженец Магдебурга, до того много лет проповедовавший протестантам Урала и Сибири35.

 

Главным пастором общины св. Петра и Павла в течение 22-х лет (с 1699 по 1721 г.) оставался магистр Ульрих Томас Ролофф (Рольф, Ролофс), запомнившийся современникам как "красивый, начитанный, богобоязненный человек и хороший проповедник"36. Ролофф происходил из Гамбурга, откуда в 1696 г. "был призовен пастором к городу Архангельскому к тамошнему приходу, а в 99-м году из города Архангельскова призовен пастором к здешнему новой кирхи лютерскому приходу"37. Богословский авторитет Ролоффа и дружеские отношения с вице-адмиралом К. Крюйсом способствовали его многолетнему пребыванию в должности первого проповедника, что, тем не менее, не исключало конфликтов между ним и приходским советом38. В должности второго священника с 1700 по 1707 г. находился Юстус Самуэль Шаршмидт (Шарфшмидт), уроженец Бранденбурга, приехавший в Россию в 1697 году39. В 1707 г. вопреки решению церковного совета Шаршмидт отправился в лютеранскую общину в Астрахань, но уже через два года снова был принят пастором в ново-лютеранскую общину и оставался в России до 1717 года40. Шаршмидт имел репутацию ревностного священника, готового ради верующих пожертвовать своим служебным положением и жалованьем. Во время его миссионерской поездки в Астрахань вторым проповедником в кирку был приглашен магистр Петер Штаппенбек (Штаффенберг), пленный шведский пастор, который, напротив, прославился как "человек беспокойный и строптивый, которого из других общин уже не раз изгоняли за дурное поведение"41. Вступив в конфликт с Ролоффом, которого поддерживали Крюйс из Петербурга, Штаппенбек вместе со старшиной фон Келлерманом и попечителями

 
стр. 151

 

Кепкеном и А. Клерком предстал перед судом за допущенные в проповедях неосторожные слова о будто бы жестоком обращении со шведскими пленными в России. Виновные были арестованы и в 1711 г. сосланы: Клерк - в Воронеж, а Штаппенбек - в Тобольск, где он через четыре года скончался42. На его место церковный совет и община уполномочили Ролоффа пригласить Иоганна Хассенштайна, нового проповедника из Кенигсберга (служил в 1715 - 1720 гг.).

 

История противостояния Ролоффа и Шаршмидта с "люторским кирхенратом", подробно описанная датским посланником Юлем, показывает, что упомянутые пасторы, несмотря на свой духовный авторитет и заступничество влиятельного Крюйса, во многих случаях были вынуждены подчиняться церковноприходскому совету. Последний, например, решал, когда и какие церковные праздники необходимо отмечать (в общине разгорелась дискуссия по вопросу о том, надо ли праздновать апостольские дни по примеру шведских лютеранских общин), а также совершать или нет поездки в другие города для окормления верующих. В крайнем случае, попечители и старшины даже могли лишить пасторов права голоса в церковном совете. Только политическое обвинение, выдвинутое Ролоффом против своих недоброжелателей, помогло пастору решить конфликт в свою пользу.

 

После Ролоффа место старшего пастора в Новой кирке занимали: Иоганн Райхмут (1721 - 1739 гг.), Иоганн Нойбауэр (1739 - 1743), Иоганн Литке (1743 - 1753), Карл Готфрид Минау (1753 - 1775) и доктор Иоганн Яржембский (1776 - 1801)43. Нойбауэра пригласили из Петербурга, где он служил домашним учителем вице-канцлера А. И. Остермана (в 1732 г. посвящен Райхмутом во второго священника, а затем занял место старшего)44. Магистр Литке (Лютке) в 1737 - 1738 гг. был пастором кирки св. Анны в Петербурге, откуда из-за конфликта с прихожанами был вынужден выехать в Швецию45. Прихожане жаловались на произвол и грубости Литке, а также на то, что он узурпировал место "викария" без предъявления документов об ординации. В дальнейшем, возвратившись в Россию и став пастором Новой кирки в Москве, Литке по-прежнему вел себя своенравно и легкомысленно. В октябре 1748 г. прихожане заявили, что он отказался поминать в молитвах членов императорской фамилии ("за ея императорское величество яко высочайшее начальство и высокое ея величества министерства церковных молитв творить оставил"), позволял себе брань в отношении попечителей, грубил верующим, сделал много долгов и был вынужден укрываться от кредиторов в самой кирке ("так что солдаты по окончании Божией службы для требования денег у церковных дверей его ожидают"). К тому же пастора обвиняли в лени: "вместо сказываемых в воскресные дни пополудни и на неделе предиков часто читает только из Библии одну главу с прочтением обыкновенной церковной молитвы, да и то не всегда, а молитвенные часы, которые он по силе ваканции своей во всякую пятницу отправлять должен, тому уже несколько лет как не содержал". В довершение всего магистр Литке попал под подозрение в краже из запечатанного церковного сундука серебряных ложек, тем самым совершенно лишившись доверия членов общины46.

 

Челобитная о "непристойных поступках" Литке была подана старостами от имени прихожан в Юстиц-коллегию лифляндских и эстляндских дел - центральный орган управления делами неправославных исповеданий в России. Содержание документа свидетельствует о том, что политические мотивы обвинения ("немоление" за высочайших особ) стали лишь предлогом для устранения неугодного общине священника. Следует обратить внимание на то обстоятельство, что церковное собрание и приходские старосты, в отличие от аналогичных ситуаций начала XVIII в., уже не чувствовали себя вправе самостоятельно отрешить Литке от должности, но были "у Ея Императорского величества Юстиц-коллегии лифляндских и эстляндских дел принуждены прибежища искать и по справедливым жалобам всеподданнейше защиты и вспоможения просить"47. Коллегия передала дело в Тайную канцелярию, которая ограничилась минимальным наказанием (каким - неясно), а коллежские чиновники все же нашли способы урегулировать внутрицерковный конфликт, оставив пастора в должности48. Дело о пасторе Литке 1748 - 1749 гг., безусловно, демонстрирует рост авторитета Юстиц-коллегии лифляндских и эстляндских дел в решении внутри-общинных споров среди российских протестантов. Литке, кстати, не пожелал под-

 
стр. 152

 

чиниться Юстиц-коллегии и подал жалобу на якобы несправедливые действия ее чиновников в Сенат, однако, в конце концов, в 1753 г. он был отрешен от должности пастора постановлением все той же Юстиц-коллегии лифляндских и эстляндских дел.

 

Перемещение столицы в Петербург не столь пагубно отразилось на состоянии московских лютеранских общин, как на положении реформатов. Социальные связи между членами многонациональной реформатской общины Москвы оказались не такими прочными, как у немецких лютеран, что в конечном итоге привело к ее частичному распаду. Расцвет этой общины пришелся на самый конец XVII в., когда в российскую столицу приезжало множество голландцев, - 122 голландские семьи составили тогда ее главное ядро. В связи с увеличением прихода в 1694 г. в помощь пастору Шондервурту был приглашен второй пастор - Людвиг Герман Штумпф, уроженец Пфальца, много лет учившийся в голландских университетах и в совершенстве владевший голландским языком. Штумпф зарекомендовал себя как талантливый ученый, оратор-импровизатор и хороший латинский поэт49. Периодически в приходе служили собственные проповедники у гугенотов (французских кальвинистов) и англикан. В тех случаях, когда они проводили богослужения в частных домах, официальные акты (крещения, венчания и т.д.) все равно регистрировались в главной приходской книге50. Для французов с 1698 по 1701 г. проповеди читал пастор Луи л'Анфан из Парижа, в дальнейшем руководивший кальвинистской общиной в Данциге51. Англиканским пастором общины в 1709 г. являлся Чарльз Тирбли52. Любопытно, что даже католики, до 1705 г. официально лишенные права иметь в России костелы, в отдельных случаях обращались за исполнением церковных треб к голландским и французским проповедникам-реформатам, несмотря на очень напряженные отношения между католическим духовенством Москвы и кальвинистами53.

 

Среди прихожан московской реформатской кирки, помимо собственно кальвинистов и англикан, были представители ряда "британских" конфессий - пресвитериан и квакеров. 28 февраля 1703 г. иезуит Франциск Эмилиан сообщал о конфессиональном составе и положении английского землячества в Москве: "Английские купцы, из которых большая часть пресвитерианцы, вызвали из Англии пресвитерианского проповедника, который три недели тому назад начал свое служение в новой синагоге, устроенной вышеназванными купцами. Тут есть у них покрытое сверху кожей распятие, крытый алтарь и проч." Очевидно, что под "новой синагогой" иезуит имел в виду отдельный молитвенный дом, устроенный англичанами, входившими в голландский приход. Несмотря на это, состояние прихода в целом Эмилиан оценивал как плачевное: "Остаются затем еще только голландцы (кальвинской веры). Кальвинизм сильно ослабел, потому что в числе кальвинистов не более трех богатых купцов, остальные - простой народ и притом не все они кальвинисты, так как и меннониты и квакеры любят прикрываться именем Кальвина"54. Традиционно приход голландской кирки поддерживали не только купцы, но и высокопоставленные офицеры - полковники Пальк де Верден (Клаус Христиан Верден), Мейс (Meвес), Юнкман, Юнгерс, Варнер, Вестгоф, И. И. Англер, де Дельден, Сембьер, Тубин и др., исповедовавшие кальвинизм и англиканство. Однако состояние голландской общины, действительно, стало меняться к худшему.

 

По наблюдениям К. де Бруина, в начале 1703 г. в Москве насчитывалось до 200 реформатов, причем мемуарист подчеркивал, что "лютеран гораздо здесь больше, и эти последние имеют две церкви, тогда как другие первые имеют в Слободе только одну церковь"55. Тем не менее, уже к середине 1710-х гг. реформатская община Москвы вступила в полосу кризиса. Многие голландцы предпочли обосноваться в Петербурге, где им были предоставлены многочисленные торговые преимущества. В 1718 г. английская фактория была перенесена в северную столицу56. С этого времени к общине определялся только один голландский проповедник, а с 1740 г. проповедь на голландском полностью прекратилась - отныне богослужения совершались на немецком языке.

 

Московская реформатская кирка значительно уступала лютеранским в размерах: она была рассчитана на 200 мест и имела в длину восемь сажен, а в ширину - менее шести. Камер-юнкер Ф. -В. Берхгольц в 1722 г. посетил эту церковь и записал в дневнике: "Что касается самой церкви, то она внутри чрезвычайно проста. Там, где

 
стр. 153

 

обыкновенно бывает алтарь, находится кафедра, а перед нею стоит узкий стол, за которым причащаются св. Таин"57. Пожары 29 мая 1737 г. и 23 мая 1748 г., дважды обращавшие в пепел Немецкую слободу, уничтожили все церковные постройки реформатов, однако само здание кирки не было разрушено и дважды восстанавливалось, пока окончательно не погибло в пожаре 1812 года. Пожары усугубили бедственное положение общины, которая не имела возможности восстановить школу и выплачивать полноценное жалованье священнику, так что последний (им был пастор Вильгельм Зангберген) пребывал в глубокой бедности вплоть до самой своей смерти в 1740 году. В течение пяти лет после этого реформатская община вообще не имела проповедника. Только в 1745 г. был приглашен проповедник Георг Шварц, однако новый пожар фактически поставил общину на грань исчезновения. Пастор Шварц писал: "Все сожжено полностью, и ничто не в силах предотвратить упадок нашей недолгой церковной жизни"58.

 

Когда в 1702 г. пастор Штумпф выехал в Германию, его преемником в реформатской общине стал Энгельберт Дорпер из Вестфалии (в 1703 - 1714 гг.). Затем пасторскую должность занимали Йоханнес ван Алькемаде из Амстердама (до 1718 г.), Франц Бюнинг из Гронингена (1716 - 1724), уже упоминавшиеся пасторы Вильгельм Теодор ван Зангберген из Гельдерна (1724 - 1740) и Георг Михаэль Шварц из Некаргемюнда (1745 - 1766), а также Соломон Бруннер из Цюриха (1768 - 1806). О достоинствах последнего красноречиво повествует книга регистрации смертей общины: "Он исполнял свои обязанности с верностью и усердием в течение 38 с лишним лет, оставаясь человеком, глубоко просвещенным истинами христианства от достойных учителей, и являясь милостивым другом людей. Претерпевая различные страдания, которые встречали его на пути, он всегда умел смиряться под всемогущей Десницей Божией; и если он при этом в глазах тех, кто его знал, был предметом сострадания, то одновременно он был также предметом тихого восхищения и глубочайшего уважения"59.

 

Благодаря усердию пастора Бруннера и других ревностных служителей кризис московского кальвинистского общества постепенно был преодолен. Развитие прихода, затрудняемое многими обстоятельствами, не прекращалось, что видно из сведений о числе совершенных в нем крещений: в 1724 - 1743 гг. было крещено 146 детей, в 1744 - 1763 - 184, в 1767 - 1786 - уже 275, а в 1787 - 1806 гг. - 351 ребенок60. Если сравнить эти показатели с данными метрических книг петербургской голландской общины, то станет ясно, что московские реформаты во второй половине века значительно обогнали по темпам роста своих единоверцев-голландцев с берегов Невы61. В 1795 г. реформатская община Москвы состояла из 528 членов, из которых - 183 немца, 130 швейцарцев, 119 англичан, 76 французов, 14 голландцев и 6 венгров62. Сравним эти данные с числом петербургских протестантов: в 1793 г. голландская община Петербурга включала в себя 119 чел., французская реформатская - примерно 40 - 50, немецкая реформатская - свыше 200, англиканская - около 500 взрослых членов63. Таким образом, реформатская община Москвы в конце XVIII в. являлась довольно крупным конфессиональным образованием.

 

Сведения о численности москвичей "реформатского закона" в 1795 г. дают нам возможность более или менее точно определить количество прихожан лютеранских кирок Москвы. Согласно подсчетам авторитетного ученого В. М. Кабузана, произведенным на основании материалов V ревизии (1795 г.), в Московском уезде в это время насчитывалось всего 3100 протестантов64. За пределами Москвы в уезде протестантских общин не было, следовательно, данные переписи по уезду можно отнести к самому городу. Если вычесть число реформатов и представителей других конфессий, входивших в реформатский приход, то получим цифру 2572, представляющую собой наиболее вероятное число лютеран. Исходя из того, что кирки св. Михаила и св. Петра и Павла ничем не уступали друг другу по размерам и убранству, а также, принимая во внимание тот факт, что в источниках нигде не упоминается о численном превосходстве какой-либо из этих общин, предположим, что общины были примерно равными. Тогда в конце XVIII в. московские лютеранские общины насчитывали приблизительно по 1200 чел. каждая. Это были значительные церковные объединения даже в сравнении с крупнейшими лютеранскими приходами, расположенными в

 
стр. 154

 

Петербурге: община Петрикирхе в последнее десятилетие XVIII в. насчитывала более 2200 взрослых мужчин и женщин, а Анненкирхе - около 100065. Учитывая темпы роста реформатской общины, увеличившейся за столетие более чем в 2,6 раза, можно утверждать, что рост лютеранских общин был не меньшим (даже большим), так как последние, в отличие от кальвинистов, не сталкивались со значительными трудностями в материальном, организационном и вероисповедном отношениях. Следовательно, лютеран в Москве начала XVIII в. насчитывалось не более 1000 человек, а количество мест в обеих кирках (более 500 в каждой) отвечало реальному числу верующих.

 

Спектр протестантских конфессий Москвы помимо лютеран, реформатов, пресвитериан, англикан и отдельных представителей меннонитства и квакерства включал в себя также гернгутеров, появившихся в Германии в начале XVIII в. в процессе развития пиетизма (одного из ответвлений лютеранства). В Москве община гернгутеров сложилась в 1770 - 1780-е гг. из преподавателей университета, профессором которого являлся пастор Гёльтергоф - видный деятель гернгутерского движения в России66. Гернгутерское общество Москвы, в отличие от петербургской общины, было малочисленным и слабо организованным, не имело своей кирки или специального молельного дома. Следует обратить внимание также на тот факт, что между "евангельскими братьями" (еще одно наименование гернгутеров) и лютеранами Москвы сохранялись тесные духовные связи: гернгутерский пастор Иоханнес Виганд нередко читал проповеди в лютеранских церквях и даже заменял их пасторов на богослужениях. Вероятно, по этой причине, большая часть гернгутеров входила в число прихожан лютеранских кирок.

 

Рассматривая проблемы церковной институционализации московских протестантов, нужно иметь в виду, что свою конфессиональную деятельность им приходилось осуществлять в православном окружении, которое, однако, в XVIII в. было уже достаточно терпимым к исповеданию лютеранами и кальвинистами их "еретических заблуждений". Последнее обстоятельство обусловило успешную интеграцию протестантов в состав русского общества: лютеране и реформаты жили и работали бок о бок с православными, вступали с ними в культурное и даже религиозное общение. Тем не менее, российские протестанты с трудом поддавались православизации. Очень редко они принимали православие по идейным соображениям, чему способствовало их предубеждение против вероисповедных особенностей восточного христианства. И хотя в синодских материалах зарегистрированы сотни случаев обращений протестантов в православие, в большинстве своем они демонстрируют реализацию ренегатской модели67 смены религиозных убеждений и связаны с соображениями личной выгоды68. Модель "откровения" при переходе в православие действовала редко, и в таких случаях протестанты относились к своим бывшим единоверцам крайне враждебно. Об одном из таких случаев поведал И. Т. Посошков: в самом начале XVIII в. некий московский иноземец-аптекарь "люторского зловерия" заболел и был близок к смерти, но во сне к нему явилась Пресвятая Богородица, повелев "креститься в русское крещение", что он и пообещал сделать. Выздоровев, аптекарь забыл об обещании, но через некоторое время снова оказался смертельно болен и тогда обратился к Петру I, "нача просити святого крещения Восточныя церкве". После православного таинства больной чудесным образом исцелился и стал ревностно держаться своей новой веры. Тогда лютеране обвинили отступника в безумии, стали ругать его и поносить, в результате чего аптекарь был вынужден переехать из Немецкой в Огородную слободу, "к Харитону Исповеднику"69.

 

Процессы становления и жизнедеятельности протестантских общин Москвы, безусловно, представляют собой яркую и до сих пор мало исследованную страницу конфессиональной и социальной истории России. Ее изучение тем более значимо, что религиозная активность и устойчивость правового положения западнохристианских церковных объединений в XVIII в. выступали своеобразными индикаторами интенсивности происходивших в стране европеизационных процессов. Непрекращающийся рост протестантских объединений Москвы, наряду с другими социокультурными явлениями, свидетельствует о целенаправленном движении Российской империи по модернизационному пути, демонстрирует первые шаги государства

 
стр. 155

 

в реализации вероисповедных свобод, которые в рассматриваемый период еще распространялись исключительно на проживавших в стране иноземцев. Расширение рамок протестантского вероисповедания в какой-то мере объясняет усиление в культуре столичной знати (и русского общества в целом) секуляризационных тенденций, присущих, согласно М. Веберу, "всему содержанию жизни" протестантов70. Интересно, что уже в петровскую эпоху знаменитый публицист И. Т. Посошков определял церковный строй и религиозность западных христиан как вариант "свецкого мудрования", непосредственно вызывающий эрозию православных ценностей и восточнохристианских традиций71. Сегодня, на новом витке модернизации, необходимо отчетливо понимать связь между укоренением западнохристианских конфессий в России и состоянием духовной жизни ее общества - связь, дающую ключ к постижению исторических путей развития национального самосознания русского народа.

 

Примечания

 

1. ИЗВЕКОВ Д. Г. Отношение русского правительства в первой половине XVIII столетия к протестантским идеям. - Журнал министерства народного просвещения. 1867, N10, с. 62.

 

2. Гистория Свейской войны (Поденная записка Петра Великого). Вып. 1. М. 2004, с. 385.

 

3. БИЛЬБАСОВ В. А. История Екатерины Второй. Т. 1. Берлин. 1900, с. 459 - 460; Vicissitudes de l'Eglise catholique des deux rites en Pologne et en Russie; ouvrage ecrit en Allemand, par un pretre de la Congregation de l'oratoire, precede d'un avant-propos par le comte de Montalembert, pair de France. T. 1. Paris. 1843, p. 82.

 

4. См.: "Собственноручная записка Императрицы Екатерины II относительно собственной Ея Величества истории": Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 728, оп. 1, д. 129, л. 57.

 

5. ГЕЙКИНГ К. -Г. Император Павел и его время. - Русская старина. 1887, т. 56, с. 386.

 

6. Подробнейшее исследование истории становления протестантских общин Санкт-Петербурга в XVIII в. принадлежит современному исследователю проф. А. Э. Алакшину. См.: АЛАКШИН А. Э. Протестантские общины в Петербурге в XVIII в. Челябинск. 2006.

 

7. БАРСОВ Н. И. Протестантизм в России. Христианство: Энциклопедический словарь Т. 2. М. 1995, с. 407.

 

8. ЛИЦЕНБЕРГЕР О. А. Римско-католическая и Евангелическо-лютеранская церкви в России: сравнительный анализ взаимоотношений с государством и обществом (XVIII - начало XX вв.). Дис. докт. ист. наук. Саратов. 2005, с. 243. Отметим, что до недавнего времени цифры, приведенные Барсовым, не подвергал сомнению и автор данной статьи.

 

9. Российский государственный архив древних актов (РГАДА), ф. 364, оп. 1, д. 110, л. 77; ф. 152, оп. 1, д. 3, л. 80.

 

10. О них в 1675 г. упоминает Б. Койэт. См.: Москва при смерти тишайшего государя (Выдержки из записок иностранца-современника). - Русская старина. 1893, т. 80, N12, с. 532.

 

11. ЦВЕТАЕВ Д. В. Протестантство и протестанты в России до эпохи преобразований. Чтения в Обществе истории и древностей российских при Московском университете (ЧОИДР). М. 1889, кн. 4 (151), с. 198.

 

12. СНЕГИРЁВ И. М. О начале и распространении лютеранских и реформатских церквей в Москве. М. 1862, с. 13. KAMMERER J. Rusland und die Hugenotten im 18. Jahrhundert (1689- 1789). Schriften zur Geistesgeschichte des ostlichen Europa. Bd. 13. Wiesbaden. 1978, S. 34.

 

14. DALTON H. Geschichte der Reformierten Kirche in Rusland. Kirchenhistorische Studie von Herman Dalton. Gotha. 1865, S. 129; Церемония похорон Ф. Лефорта и участие в ней русского царя подробно описаны очевидцем - секретарем австрийского посольства И. Г. Корбом. Из дневника И. Г. Корба узнаем, что Петр I, опечаленный кончиной талантливого сподвижника, со злобой спрашивал у присутствовавших в реформатской кирке и на немецком кладбище русских бояр, горе которых показалось царю притворным: "Быть может вы радуетесь его смерти? Его кончина большую принесла вам пользу?" См.: КОРБ И. Дневник путешествия в Московское государство. Рождение империи. М. 1997, с. 133 - 135.

 

15. См.: Дело генерала Николая Баумана о построении в Московской Немецкой слободе лютеранской кирки: ЦВЕТАЕВ Д. В. Памятники к истории протестантства в России. Ч. 1. - ЧОИДР. М. 1883, кн. 3, с. 1 - 41; Иоганн-Готфрид Грегори, пастор Московской Немецкой слободы (1658 - 1680). - Исторический вестник. 1885, т. 21, N9, с. 597 - 601.

 

16. Письма и донесения иезуитов о России конца XVII и начала XVIII вв. Иржи Давид. Современное состояние Великой России, или Московии. Рязань. 2010, с. 50.

 
стр. 156

 

17. ЮЛЬ Ю. Записки датского посланника в России при Петре Великом. Лавры Полтавы. М. 2001, с. 145.

 

18. БРУИН К. де. Путешествие через Московию. Расходная книга Патриаршего приказа кушаньям, подававшимся патриарху Адриану. Путешествие через Московию Корнелия де Бруина. Рязань. 2010, с. 488; ХАВЕН П. фон. Путешествие в Россию. СПб. 2007, с. 40.

 

19. СНЕГИРЕВ И. М. О начале и распространении лютеранских и реформатских церквей в Москве. М. 1862, с. 9; AMBURGER E. Geschichte des Protestantismus in Russland. Stuttgart. 1961, S. 125 (цит. по: ХАВЕН П. фон. Ук. соч., с. 249).

 

20. ЦВЕТАЕВ Д. В. Протестантство и протестанты в России, с. 72 - 73, 80 - 81, 83.

 

21. Там же, гл. XIX ("О посадских людех"), ст. 40: Соборное Уложение 1649 г. М. 1961, с. 236.

 

22. См. "Указ из Синода в Коллегию иностранных дел, коим требуется известие, сколько в России находится иностранных духовников и разного чина иностранцев, тут же и ответ на оной указ" (21 августа 1721 г.): Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ), ф. 10, оп. 10/1 (1721 г.), д. 2, л. 8 - 22.

 

23. ХАВЕН П. Ук. соч., с. 41; БРУИН К. Ук. соч., с. 488.

 

24. ЮЛЬ Ю. Ук. соч., с. 145.

 

25. КОВРИГИНА В. А. Немецкая слобода Москвы. Немцы в России: люди и судьбы: сб. статей. СПб. 1998, с. 14.

 

26. После пожара 1812 г. лютеранская община св. апостолов Петра и Павла приобрела дом в усадьбе Лопухиных в Космодемьянском переулке (ныне Старосадский) близ Покровки, перестроила его под кирку и освятила в 1819 году. Кирка неоднократно перестраивалась, существует до сих пор как кафедральный собор. Сохранилось ее фотографическое изображение 1883 года. См.: Москва. Соборы, монастыри и церкви. Т. 6. М. 1884, с. 57.

 

27. Существует фотография кирки св. Михаила на Гороховом поле 1883 года. См.: Москва. Соборы, монастыри и церкви. Т. 6. М. 1884, с. 82 (изображение 77).

 

28. ЮЛЬ Ю. Ук. соч., с. 145 - 146.

 

29. КОВРИГИНА В. А. Ук. соч., с. 13.

 

30. Копию патента суперинтендента см.: АВПРИ, ф. 10, оп. 10/1 (1760 г.), д. 1, л. 17 - 18; оп. 10/2, д. 1, л. 7об. -8; АВПРИ, ф. 2, оп. 2/1, д. 695, л. 31 - 31об.

 

31. "Розыскное дело Квирина Кульмана" см.: ЦВЕТАЕВ Д. В. Памятники к истории протестантства в России, кн. 3, с. 145 - 149.

 

32. АВПРИ, ф. 10, оп. 10/1 (1721 г.), д. 2, л. 10.

 

33. ROEMMICH Н. Die Evangelisch-Lutherische Kirche in Vergangenheit und Gegenwart. Die Kirchen und das religiose Leben der Russlanddeutschen. Evang. Teil. Stuttgart. 1978, S. 10.

 

34. АВПРИ, ф. 10, оп. 10/1 (1721 г.), д. 2, л. 8, 10.

 

35. FECHNER A.W. Chronik der Evangelischen Gemeinden in Moskau. Bd. 2. Moskau. 1876, S. 1 - 3.

 

36. ЮЛЬ Ю. Ук. соч., с. 145.

 

37. АВПРИ, ф. 10, оп. 10/1 (1721 г.), д. 2, л. 9.

 

38. GROT J. Ch. Bemerkungen uber die Religionsfreiheit der Auslander im Russischen Reich in Rbcksicht auf ilire verschiedenen Gemeinden; ilire kirchlichen Einrichtungen, ilire Gebrauche und ihre Rechte. Bd. 1. SPb. -Leipzig. 1797, S. 272 - 273.

 

39. Сохранилось дело "по челобитной бранденбурца пастора Юстуса Шаршмита об отпуске его с женою и детьми во отечество", согласно которому разрешение на выезд из России пастор получил в декабре 1716 г. См.: РГАДА, ф. 364, оп. 1, д. 111, л. 9.

 

40. FECHNER A.W. Op. cit., Bd. 1, S. 435, 438; РГАДА, ф. 364, оп. 1, д. III, л. 20 - 20об.

 

41. ЮЛЬ Ю. Ук. соч., с. 146.

 

42. GROT J. Ch. Op. cit., Bd. 1, S. 273.

 

43. BUSCH E.H. Erganzungen der Materialen zur Geschichte und Statistik des Kirchen- und Schulwesens der Evangelisch-Lutherischen Gemeinden in Russland. Bd. 1. SPb. -Leipzig. 1867, S. 275. Сведения об этих пасторах находятся в деле коллегии иностранных дел по указу из Святейшего Синода 21 августа 1721 г. о том, "сколько в России находится иностранных духовников и разного чина иностранцев": АВПРИ, ф. 10, оп. 10/1 (1721 г.), д. 2, л. 8 - 22.

 

44. FECHNER A.W. Op. cit., Bd. 1, S. 485.

 

45. СУХАРЕВА О. В. Кто был кто в России от Петра I до Павла I. M. 2005, с. 280.

 

46. РГАДА, ф. 364, оп. 1, д. 129, л. 6об., 8 - 8об.; ф. 7, оп. 1, д. 1274, л. 2, 21 - 21об., 22об.

 

47. Там же, с. 21.

 

48. АВПРИ, ф. 2, оп. 2/1, д. 694, л. 49 - 53.

 

49. DALTON H. Geschichte der Reformierten Kirche in Rusland. Gotha. 1865, S. 128.

 

50. Ibid., S. 120.

 

51. KAMMERER J. Op. cit., S. 34.

 

52. FECHNER A.W. Op. cit., Bd. 1, S. 438.

 

53. DALTON H. Op. cit., S. 120.

 

54. Письма и донесения иезуитов о России конца XVII и начала XVIII вв., с. 129 - 130.

 
стр. 157

 

55. БРУИН К. де. Ук. соч., с. 488.

 

56. JUNGBLUT Th. Die Crunching der evangelisch-lutherischen Kirchen in Rusland nebst einer Geschichte der Kirchen dieser Confessionen in St. Petersburg. SPb. 1855, S. 181.

 

57. Дневник камер-юнкера Берхгольца. Ч. 2. М. 1860, с. 22.

 

58. DALTON H. Op. cit., S. 121 - 122.

 

59. Ibid., S. 128 - 131.

 

60. Ibid., S. 126.

 

61. Число крещений в голландской общине Петербурга (средние показатели за десятилетие) составляло: в 1711 - 1720 гг. - 13, в 1721 - 1730 - 15, в 1731 - 1740 - 15, в 1741 - 1750 -9, в 1761 - 1770 - 1, в 1771 - 1780 - 3, в 1781 - 1790 гг. - 6. См.: АЛАКШИН А. Э. Ук. соч., с. 151.

 

62. DALTON H. Op. cit., S. 122, 126.

 

63. АЛАКШИН А. Э. Ук. соч., с. 160, 169.

 

64. КАБУЗАН В. М. Распространение православия и других конфессий в России в XVIII - начале XX в. (1719 - 1917 гг.). М. 2008, с. 105.

 

65. АЛАКШИН А. Э. Ук. соч., с. 174.

 

66. Пастор Виганд. Его жизнь и деятельность в России. 1764 - 1808 гг. - Русская старина. 1892, т. 74, с. 558 - 561.

 

67. Уральский ученый Д. В. Пивоваров выделяет три модели смены религиозных убеждений, которыми мы считаем возможным воспользоваться: модель откровения ("индивид внезапно постигает новую правду"), модель континуитета ("вера индивида плавно изменяется под воздействием собственных размышлений") и модель ренегатства (смена религии "из удобства или корыстных побуждений"). См.: ПИВОВАРОВ Д. В. Три модели смены мировоззренческих убеждений. Православие на Урале: исторический аспект, актуальность развития и укрепления письменности и культуры: материалы симпозиума с международным участием. Ч. 1. Челябинск. 2007, с. 11 - 14.

 

68. АЛАКШИН А. Э. Ук. соч., с. 320 - 321.

 

69. ПОСОШКОВ И. Т. Зерцало очевидное. Т. 2. Казань. 1905, с. 269 - 271.

 

70. ВЕБЕР М. Протестантская этика и дух капитализма. ВЕБЕР М. Избранные произведения. М. 1990, с. 65.

 

71. АНДРЕЕВ А. Н., АНДРЕЕВА Ю. С. Западнохристианское "зловерие" во взглядах И. Т. Посошкова. XVIII век. СПб. 2011, с. 29.

Опубликовано на Порталусе 14 февраля 2020 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама