Аннинское десятилетие - важная страница в формировании синодальной системы государственно-церковных отношений. Но в единственной работе по этой теме, которая принадлежит Б. В. Титлинову¹, рассматривается главным образом решение императорским правительством вопроса о церковных имениях.

Церковная политика Анны была проникнута недоверием к духовному сословию, хотя оно всячески демонстрировало свою преданность. "О ветво святая святаго корене! Богом увенчанная главо!.. - ораторствовал Феофан (Прокопович) после коронации императрицы. - Бессмертному Царю молитися не перестаем, да ею же десницею насадил тебя на престоле сем, тою да и содержит". Именно на нее, "непобедимую заступницу", "данную от Бога", рассчитывал архиепископ Феофан. По его словам, "верховная в человецех власть... человеческого сожительства ограда... если бы не сие, уже бы давно земля пуста была... на верховной власти основано... всех общее добро и беспечалие"². Но в поведении духовных лиц власть замечала и другое. Епископ Амвросий (Юшкевич), поочередно восхвалявший царствующих монархов, хулил их предшественников, были известны факты неприсягания клира новой императрице, неподчинения указам, проявления диких нравов. В июне 1730 г. Синод отправил в монастырь на исправление священника, ударившего пономаря³. В июле епископ Лев (Юрлов) был оштрафован за уклонение от немедленного исполнения указа о переводе в другую епархию. Заодно было отмечено, что "оной архиерей грозил многократно при свидетелях... бить" одного из своих подчиненных⁴.

Тихими нравами не отличались и приходские клирики. "Будучи смертно пьян" на службе, священник вятского собора Никита Семенов "много свирепел (курсив мой. - В. В.) и скаредно матерными словами много бранился". Во время панихиды по Федору Ивановичу "шум в церкви учинивши", он "бросил Ее Императорского Величества указ с табелью на стол, на котором кутья стояла, и, сбросив с себя ризы, ушел из церкви с шумом". По доносу епископа Лаврентия (Горки) Синод велел сыскать Семенова и "прислать в

Вяткин Валерий Викторович - кандидат исторических наук, доцент Пермского института железнодорожного транспорта.

Петербург скована"⁵. Иные клирики приобщились даже к разбою. Вдобавок сохранялась "питейная проблема". В августе 1730 г. был наказан священник, ходивший со святой водой в кабак и пивший там вино⁶. Духовенство не только само пьянствовало, но и спаивало паству. По предложению Сената Синод был вынужден в 1731 г. запретить продажу вина в московских монастырях⁷.

Даже миссионерство оборачивалось злом. Вот что писал о крестителях "инородцев" попечитель Казанского учебного округа: "С новокрещеными обходились очень бесцеремонно; даже священники... отнимали у них скот, хлеб и прочее; венчали... десятилетнего мальчика на жене, увезенной от живого мужа"⁸. На эти крайности Синод ответил указом от 11 сентября 1740 года.

Иногда слабость клира в то время объясняют синодальными порядками. Но его несовершенство проявилось еще до Синода, подтверждая важность петровской реформы.

Между тем приходилось наказывать и архиереев, этого требовали интересы защиты абсолютизма. В декабре 1730 г. лишился сана и был сослан в монастырь друг Льва (Юрлова) архиепископ Георгий (Дашков), пытавшийся при Петре II восстановить патриаршество. Георгий стал схимонахом Гедеоном. Существует два взгляда на схиму опального: 1) он принял ее по собственному желанию; 2) был принужден к ней Прокоповичем⁹. Однако Гедеон продолжал давать архиерейские благословения, и для наблюдения за ним направили сержанта и троих солдат. Позднее у Гедеона нашли много денег и серебра: в свое время он брал и взятки. По словам И. К. Смолича, опальный был "ловким и неутомимым интриганом"¹⁰. Однажды он обратился к высокопоставленному Виллиму Монсу: "Милостивый мой благотворитель... Понеже я вашим снисхождением обнадежен, то покорно прошу, не о оставьте нашего прошения в забвении, чтоб в Синоде быть вице-президентом... Ежели сего вам не возможно, то на Крутицкою эпархию митрополитом"¹¹. Незадолго до лишения сана он раскрыл себя еще откровеннее: забрал у секретаря Петра Анфимова добрую лошадь, стоившую более 20 руб., дав взамен хромого мерина, которого Анфимов с трудом продал за три рубля. По жалобе секретаря Синод обязал преступника вернуть владельцу его добро¹². В синодальных документах приводятся многие факты разорения Дашковым духовных и светских лиц¹³.

Защищая синодальную систему, власть не отступала от намеченного курса. В 1731 г. "за ложное челобитье государыне" наказали одного из иеромонахов. Другого сослали за блудодейство. А инок Старицкого монастыря Тверской епархии "за блудное сожитие с девкой, за побег из пустыни и бродяжничество в светском платье наказан при барабанном бое плетьми публично и сдан в солдаты"¹⁴. В 1732 г. был казнен расстриженный священник Савва Дугин, критиковавший не только светскую власть, но и духовенство. В 1738 г. Синод рассмотрел дело екатеринбургского протопопа Ивана Федосеева, отправленного на расправу в Тайную розыскных дел канцелярию по доносу управляющего казенными заводами на Урале В. Н. Татищева¹⁵. Протопоп обвинялся в поношении "непристойными словами" дела, что вел управляющий.

В том же году в Тайной канцелярии оказалась группа насельников Соловецкого монастыря; им инкриминировали вольности в богослужебном поминовении императорской семьи. Обвиняемых заковали в цепи. За забвение молитв об императрице пострадал и ряд архиереев, включая упомянутого Льва (Юрлова), не совершившего благодарственный молебен по случаю вступления Анны на престол. В ходе трехмесячного расследования

было установлено и то, что Лев расхитил "питья и рыбных припасов на две тысячи рублей"¹⁶. Его лишили сана, расстригли и сослали в отдаленный монастырь.

В конце 1730-х годов Синод разбирался с вятскими духовными школами, чьи воспитанники, "пьянствуя в квартире, имели пальбу из пушек и пистолет"¹⁷. Клирик Суздальской епархии "поп"¹⁸ Афанасий, служивший тоже при Анне Иоанновне, был наказан "за объявление мнимых мощей" (выдал обычные кости за святыню). Синод постановил лишить его сана и "учинить... жестокое плетьми наказание"¹⁹. Сам же суздальский архиерей Афанасий (Кондоиди) был уличен во взяточничестве²⁰. Жесткие меры, применяемые Синодом, - свидетельство "рвения" на службе светской власти.

Итак, орудием репрессий против духовенства стал сам Синод. Здесь в 1730-е годы, вплоть до своей смерти (в 1736 г.), верховодил Феофан (Прокопович). Должность же обер-прокурора не замещалась (и потому не с оберпрокуратурой связаны наказания духовенства в то время).

Помимо Георгия (Дашкова) и Льва (Юрлова), при Феофане лишили сана еще четверых архиереев: митрополитов Игнатия (Смолу) и Сильвестра (Холмского), архиепископов Феофилакта (Лопатинского) и Варлаама (Вонатовича), известного противника Феофана. После же Феофановой смерти лишился сана и был сослан лишь один иерарх.

Другим орудием репрессий являлись епархиальные архиереи. Узнав в 1736 г., что священник и протодьякон его епархии забыли в "викториальный" день молиться о многолетии императорскому дому, епископ Лаврентий (Горка), друг Прокоповича, распорядился: "Учинить нещадное наказание и сослать в монастырь"²¹.

Священство часто не только лишали сана, но и принуждали к военной службе, как и церковнослужителей. По словам Титлинова, "русское духовенство всегда страдало одним недостатком - многочисленностью своего сословия, далеко превышающею потребности действительности, обилием в своей среде праздных людей, пользовавшихся привилегированным положением, но не приносящих никакой пользы"²².

Солдатчина грозила и сыновьям клириков; впрочем, не призывали тех, кто поступил в духовную школу или наследовал место отца. Через Синод проходили прошения клириков об освобождении их сынов от военной службы, и иногда прошения удовлетворялись.

Смягчение курса началось в ноябре 1737 г., когда Кабинет распорядился, чтобы в сборе и приеме рекрутов от духовенства "никаких обид не происходило"²³. Часть ходатайств о возвращении призванных клириков из солдатчины на прежнее место служения, а также прошения о возврате взятых на службу церковных крестьян получала удовлетворение. В 1737 г. возвратили крестьян Мусийской пустыни Казанской епархии, отправленных в солдаты казанским генерал-губернатором²⁴. Между тем при рекрутском наборе пользовались случаем и архиереи. В 1738 г. архиепископ Псковский Варлаам (Леницкий) был обвинен в незаконной отдаче клириков в солдаты. "Епархиальные власти отдавали всех, кого можно, - писал Титлинов, - отдавали в ущерб интересам церкви"²⁵.

Не все жалобы и обвинения против духовенства подтверждались при расследовании. В конце 1730-х годов, проведя в Тайной канцелярии два месяца, игумен Варфоломей (Любарский) был оправдан. Епископу Афанасию (Кондоиди) в 1735 г. было запрещено священнослужение по делу, заведенному на него Канцлярией, но через пять месяцев он вновь получил епархию. Более того, духовенству оказывали снисхождение и поощряли его. В 1737 г.

служивший в России принц Гессен-Гомбургский Людвиг Дант распорядился: "Генералитету... и прочим командирам и рядовым... во дворах, вотчинах и хуторах Мгарского погорелого монастыря никому постоя и квартир не иметь и обид разорения не чинить... под опасением военного суда"²⁶.

Но главным источником милостей была императрица. В 1737 г., узнав, что по приказу московского генерал-губернатора архиепископ Иларион (Рогалевский) содержится "под крепким караулом", она повелела освободить архиерея, продолжив, тем не менее, "надлежащим порядком" следствие об его "предерзостных словах"²⁷. Распоряжаясь в отношении церкви, Анна была осмотрительна и порой урезонивала и Кабинет, призывая решать дела церкви путем "сношения с Синодом".

Насколько при ней почитали священный сан, видно из того, что в 1730-е годы одного из псковских певчих пять лет держали в тюрьме, хотя невозможно было обвинить, но освобождение оскорбило бы псковского архиерея, настроенного против певчего²⁸. В том же году Синод назначил от себя для разработки нового Уложения Новоспасского архимандрита и даниловского игумена. Гибкость, проявленная в отношении духовенства, отвечала петровским принципам.

Репрессиям же подвергались в первую очередь противники системы, в число которых попадали и церковнослужители. Вмешательство власти было таким, что к 1740 г. в 600 храмах служить было некому. Только в четырех епархиях не хватало 1300 причетников²⁹. Правительство не останавливалось и перед смещением архиереев.

Духовенство становилось "запуганным сословием", церковное служение казалось опасным. Но к концу аннинского царствования суровость пошла на спад. Нет реальных оснований объяснять опалы духовенства "бироновщиной". Как утверждал Титлинов, "документальных свидетельств, что Бирон вообще участвовал в обсуждении и решении вопросов церковных, мы не имеем... К религии русского народа он относился с полным уважением"³⁰. Внутренними проблемами, включая отношения с церковниками, больше ведал А. И. Остерман, который, исходя из соображений государственного блага, последовательно продолжал дело Петра I.

Не стоит преувеличивать и значение "феофановщины", суть которой, на первый взгляд, в том, что Феофан (Прокопович), ладивший с Бироном и Остерманом, сводил счеты со своими противниками в церкви, пугая министров заговорами духовенства. Но агрессивность Феофана коренится не в его личных наклонностях и не в синодальных порядках: архиереи не просты и при патриаршем правлении, а при Анне Иоанновне доделывалось задуманное Петром I, и власть не мирилась со своеволием духовенства. Феофан же слыл искренним сторонником церковной реформы, истинным "птенцом гнезда Петрова". Когда, после смерти Петра I, подняли голову сторонники патриаршества, Феофан не отступил ни на шаг. Анна Иоанновна благоволила к нему. И. А. Чистович считал, что Феофан "был в великом уважении у императрицы"³¹, тем более что в 1730 г. убеждал ее отказаться от "кондиций". Фаворитизм был тогда в чести; ничто не мешало стать фаворитом и церковному деятелю. Но Анна вскоре разочаровалась в Феофане: слишком очевидны были его пронырливость, льстивость, честолюбие, стяжательство; словом, их отношения не сложились.

Фавориты фаворитами, но в церковной политике больше значила императрица, и "в аннинское время не было ни одного значительного распоряжения касательно церкви, которое не опиралось бы на петровские указы"³². Не смог на Анну повлиять и ее духовник архимандрит Варлаам (Высоцкий), сторонник "старомосковского благочестия".

По мере надобности Анна вмешивалась и в "каноническую" жизнь церкви. В 1734 г. она повелела, чтобы есаул Семен Карпека был разрешен от церковного запрещения (обычно это отлучение от причастия), для чего Синоду поручалось выслать соответствующий указ архиерею, наложившему запрещение³³. Контролировала она и назначения в епархии. Архиерейские хиротонии производились по ее воле, часто в противоречии с синодскими представлениями. В 1733 г. она распорядилась, чтобы архимандрита Иосифа (Маевского) никуда не переводили без ее указа³⁴; самодержавие выступало противовесом деспотизму архиереев, прикрываемому сервилизмом. При этом императрица распоряжалась и напрямую и через Кабинет, проявляя жесткость и настойчивость.

Недоверие к духовенству сочеталось с растущим вниманием к мирянам, привлеченным в церковное управление, часто это были военные. В конце 1730-х гг. подполковнику Якову Дурново поручили освидетельствовать монастыри Новгородской епархии. Примерно тогда же лейб-гвардии поручик Воейков получил задание приписать к посадам церковников, относимых к категории "дряхлых и двоеженцев"³⁵. Приписка означала рекрутскую повинность, и власть надеялась, что "дряхлые" откупятся, либо найдут себе замену.

Во взаимоотношениях с Сенатом тоже имелись поводы для соперничества и столкновений. В 1730 г. Синод отказался исполнять сенатское определение, которым был установлен порядок сбора пошлин с "венечных памятей", что задевало церковные интересы. Преодоление конфликта потребовало совместной с Сенатом конференции, которая состоялась 8 апреля 1731 года³⁶. Решалась и задача в целом - о месте Синода среди государственных органов. В 1731 г. вышел указ о подчинении Синода Сенату. В результате таких мер государственный аппарат стал более управляемым, что было для самодержавия важнее всего. Но отношения двух органов не сразу изменились. В 1732 г. Синод не согласился с определением Сената по делу, связанному с Архиерейским домом в Пскове.

Вместе с тем и сам Синод состоял тогда в подчинении Кабинета министров, ежемесячно представляя туда отчеты и получая от него повеления. (Сенат тоже подчинили Кабинету.) От Кабинета зависело многое, даже пострижение в монахи. Министры проводили жесткий курс и в 1733 г. предложили, в частности, сыскать и отправить в Тайную канцелярию протопопа Степана Максимова³⁷. Первый "синодал" Феофан (Прокопович) точно отмеривал дистанцию, когда обращался к Кабинету: "Сиятельнейшие господа министры, милостивые государи и благодетели..." Императрица в 1735 г. приказала "синодалам" ежемесячно сдавать в Кабинет ведомость о решенных и нерешенных делах³⁸.

В отношениях с губернаторами позиция Синода была весомой. При Анне не получил прощения астраханский губернатор Иван фон Менгден, уличенный в прелюбодеянии. Духовенство в то время не стушевывалось перед светской властью и, с этой точки зрения, не было униженным. Архиепископ Варлаам (Вонатович) подавал жалобы в Коллегию иностранных дел на киевского войта. В 1731 г. архиепископ Сарский Леонид сообщил Синоду о незаконной женитьбе воеводы г. Ливны. В 1734 г. епископ Иннокентий (Неронович) донес о "бесчинствах" иркутского генерал-губернатора А. С. Лавинского в соборе³⁹.

Архиереи доносили и на подчиненное им духовенство, пренебрегавшее службами "по высокоторжественным дням", отправляли его в Тайную канцелярию, как епископ Лаврентий (Горка). Доносы духовных лиц друг на друга были заурядным явлением. Архиепископ Феофилакт (Лопатинский) попал в Тайную канцелярию по сигналу от Варлаама (Высоцкого). Доносить

полагалось согласно "Духовному регламенту", и правительство надеялось на духовенство. От священников требовали, к примеру, списки не исповедующихся.

С помощью Синода правительство Анны следило за положением в церковных имениях. В 1730 г. Синод обязал архангельского епископа прекратить поборы с подведомственных ему монастырей, что отражалось на жизни монастырских крестьян. В Синод поступали тревожные сигналы - "крестьяне очень неблагоприятно относились к духовному управлению". Высокогорская пустынь близ Арзамаса настолько часто подвергалась нападению, что в 1734 г. монахи перешли в другой монастырь⁴⁰.

Поводов для недовольства монахами было немало. В 1736 г. стало известно о блудной связи иеродьякона Знаменской обители Белгородской епархии с крестьянскими женами из монастырского села. Жалобы на подобные "блудодеяния" поступали из разных мест. Через Синод проходили бумаги о насилиях, совершенных "духовными" над крестьянками из церковных вотчин. Но особенно тревожило стяжательство и жестокое обращение с крестьянами. В 1736 г. архимандрит Данилова монастыря Переславль-Залесской епархии Дионисий (Крапивин) "бил безвинно плетьми, сажал на цепи и морил голодом... вотчинных крестьян... чинил с них излишние сборы". Крестьяне, приписанные к Новоспасскому, Соловецкому и Белозерскому монастырям, в 1738 г. просили Синод освободить их от работы в рудниках Медвежьего острова в Баренцевом море: "Весьма обременительно в сравнении с соседними крестьянами". Помимо каторжного труда в рудниках, от крестьян требовалось "безденежное исполнение работ в монастырском дворе", а также "кормить" монахов семгой⁴¹.

В 1739 г. Комиссия во главе с генерал-майором Волковым рассматривала дело по обвинению игуменьи московского Вознесенского монастыря Евстолии (Лодыгиной) "в излишних с крестьян по прихотям сборах". Обвинители попали "под караул" в Синодальную канцелярию. Выяснить причину ареста оказалось непросто: канцелярия потребовала от комиссии письменного запроса. Крестьяне вотчины Крестного монастыря Архангельской епархии также сообщили, что поборами "архимандрит Симеон привел их в конечное разорение"⁴². Подобных фактов было много. XVIII в. - время крепостничества, барства, распущенных нравов и бесчеловечной тирании.

В иных монастырях монахи жили в согласии со своими крестьянами, проявляли участие к обездоленным. Митрополит Антоний (Стаховский) донес в Синод о незаконном сборе местной властью хлеба с монастырских крестьян⁵⁴; настоятель Бизюкова монастыря - о разорении монастырских крестьян смоленским воеводой⁵⁵. В 1731 г. архимандрит Тит и братия Венёва монастыря Сарской епархии вместе с монастырскими крестьянами просили Синод о назначении в монастырь нового настоятеля. О том же просили Синод братия и крестьяне Ипатьевской обители⁴³.

Жаловались и на "своих". В 1734 г. епископ Вятский Лаврентий (Горка) донес в Синод, что Трифонов монастырь его епархии производит неуказные сборы, причем собранные с монастырских крестьян деньги присваивает архимандрит. Но самим крестьянам добиться справедливости удавалось не всегда. Узнав, что крестьянин Селижарова монастыря Тверской епархии пожаловался на игумена, "истязающего" крестьян, монастырский казначей добился "общественного приговора", которым жалобщик был обвинен в клевете. Феофан (Прокопович) совместно с архиепископом Питиримом (Потемкиным) тайно просил в 1736 г. наместника Чудова монастыря узнать про донского архимандрита Кирилла: "Не бил ли вотчинных крестьян тяжестными побоями и от тех не учинил ли он кому увечья... не утруждал ли монас-

тырских крестьян... тяжелыми работами?"⁴⁴. Из Ростовской епархии при Георгии (Дашкове) сообщали, что мастерам и рабочим при Архиерейском доме из монастырских крестьян никогда ничего не платили⁴⁵.

Свидетельств о безмерной эксплуатации церковных крестьян немало. Требовалась радикальная мера - отмена церковного "крепостного права". В 1738 г. встал вопрос о переподчинении Сенату Коллегии экономии - синодального учреждения, ведавшего церковными имениями. Лишившись этого источника собственных средств, Синод должен был стать лишь бюрократической структурой, финансируемой из казны. Назревший вопрос решился не сразу. Еще в 1739 г. Синод мог обращаться к Коллегии с запретами⁴⁶. Секуляризация пока не состоялась: многими церковными вотчинами по-прежнему управляли монастыри и архиерейские дома, что приносило им немалый доход.

Тем не менее за ними накапливались недоимки, как, впрочем, и в светской сфере. В 1736 г. за архиерейскими домами числился долг около 8700 руб., за монастырями - 42 700 рублей. Императрица распорядилась взыскать долг в два месяца, но исполнить повеление было нелегко. От Троице-Сергиева монастыря поступило прошение о невзыскании, на что Кабинет ответил: "Надлежаще взыскать без всякого послабления, понеже всякому известно, что неимущих в таком великом монастыре... нет". Наводя порядок в финансах, аннинское правительство применяло жесткие меры. В том же году Кабинет обязал Феофана (Прокоповича) доставить в столицу архимандрита Александро-Свирского монастыря, обвиняемого в утайке "многого числа денежной казны"⁴⁷.

С тягой духовных лиц к стяжанию, к расширению церковного землевладения власть не хотела мириться. В 1730 г. Анна запретила монастырям приобретать земли. В 1736 г. двум украинским архиереям объявили выговор из Кабинета за то, что они требовали разрешить монастырям и духовенству приобретать земли⁴⁸.

Императрице было свойственно благочестие, она любила бывать на богомольях. В Митаве у нее был домовый храм в честь Симеона Богоприимца и Анны Пророчицы. Известно и о Воскресенской, тоже православной, церкви в Митаве. Переехав в Россию, она о них не забыла. В 1736 г. позаботилась об отправке в Митаву (за границу) православного священника; по ее распоряжению туда слали богослужебные книги. Немецкое на нее влияние в Курляндии не стоит преувеличивать: до 1727 г. для Анны больше значил русский резидент П. М. Бестужев.

В России она вникала в дела церкви; особенно благоволила Троице-Сергиеву монастырю. По воле Анны ему возвратили села и деревни, которых он лишился при Петре I. Указом от 15 июля 1730 г. туда были направлены "разного звания служители". Императрица распорядилась ввести соборное управление в монастыре (по образцу Киево-Печерской лавры), открыть в нем семинарию. У Амвросия (Орнатского) находим, что она "построила к гробу Преподобного Сергия сень среброкованную на столбах серебряных с балдахином серебряным же, в коей весу 25 пуд, 29 фунтов, притом многие богатые утвари, из коих некоторые собственных ее рук работы, пожалованные ее величеством в обитель сию"⁴⁹. Итак, свыше 400 кг серебра в изделиях с высокохудожественной работой. Украшение это и сейчас на своем месте, напоминает об усердии императрицы к церкви.

Той же лавре она подарила богослужебные сосуды и облачения, Донскому монастырю - паникадило. В 1732 г. по ее указу было продолжено каменное строительство в петербургском Александро-Невском монастыре. Тогда же здесь открыли духовную семинарию, преобразованную позже в академию.

Ее внимание пользовался также Вознесенский монастырь в Москве и Толгский - в Ярославле, и другие обители; при ней открыли свыше десяти новых монастырей. Распоряжалась она и о строительстве новых церквей, снабжении их богослужебной литературой. Благотворительность Анны простиралась за пределы страны. В 1735 г. она определила: "Всем восточным престолам и монастырям выдавать через каждые пять лет по 500 рублей"⁵⁰.

Как и при Петре I, в правительственных документах 1730-х годов подчеркивалось первенство "древних правил". Примечателен указ Синода 1731 г. о поставлении иеромонаха Алексия в архимандриты: "Должен же сей... Алексий церковная вся управляти по правилам Святых Апостол и Святых Отец и по нашему благословению"⁵¹.

При Анне были учреждены 16 семинарий. На мысль открыть семинарию в Троице-Сергиевом монастыре ее навело посещение монастыря в 1738 году⁵² Анна настаивала на обучении сынов духовенства, и преподавали им не только латынь, но и русский язык.

В 1731 г. она приказала "немедленно" доставить ей книгу С. Пуфендорфа (сочинения Пуфендорфа любил Феофан) "Введение в историю европейскую" - как оригинал на латыни, так и перевод Гавриила (Бужинского), тогда еще не рукоположенного в епископский сан. Из-за ошибок переводчика, отразивших его во многом светский взгляд на государственно-церковный диалог, книгу было велено изъять из оборота, а по исправлении текста вернуть владельцам, что и было исполнено⁵³.

В аннинское время в состав Синода вступили протопопы, что шло параллельно с возрастанием роли дворян. Императрица жаловала своим вниманием ряд священнослужителей, особо выделяя одного из ярких - Варлаама (Высоцкого). Ему не повредило и то, что в его кельях собирались противники Феофана (Прокоповича) - единомышленники Варлаама. Императрица облагодетельствовала архимандрита Донского монастыря Илариона, которому пожаловала в 1731 г. панагию; преемнику его Кириллу и новоспасскому архимандриту Никодиму - кресты. Архиепископ Варлаам (Леницкий), два раза игнорировавший указы Синода о служебном переводе, виновный в разных злоупотреблениях, именно Анной был спасен от наказания, покровительствовала она и епископу Вениамину (Сахновскому). Виновный во многих "слабостях" архимандрит Варсонофий стал архиереем в ее правление. (Архиепископ Амвросий (Юшкевич) утверждал, что Варсонофий шел "дорогою жестокости безмерной".) Смещенный "верховниками", как взяточник, епископ Гавриил (Бужинский) был реабилитирован при Анне, хотя ее духовник Варлаам (Высоцкий) обвинял Гавриила в хищении книг и золотых панагий из ризницы Троице-Сергиева монастыря, где Гавриил до Варлаама был настоятелем. Архиепископ Феофилакт (Лопатинский) также получил прощение по "высочайшему повелению".

Если учесть, что Феофилакт слыл врагом Феофана, хозяйничавшего в Синоде, то прощение его свидетельствует об ограниченных возможностях фаворита императрицы. Это подтверждает и указ Феофану 1735 г. с повелением не ссылать Рязанского архиерея Алексия (Титова): "Преосвященный архиерей. Докладывали нам, чтоб за продерзости Рязанского архиерея сослать... в Невский монастырь на полгода. Но мы рассуждаем, что ссылать его не надобно, а, призвав в Синод, объявить все то, чему он за помянутое подлежал, и потом его простить с таким подтверждением: ежели впредь какие явятся от него продерзости, то лишен будет архиерейства. Анна"⁵⁴. Императрица, очевидно, учла, что в начале 1735 г. Алексий просил прощения у Синода. Но просьба была не искренней; в 1736 г. он снова провинился, но отделался выговором и установлением за ним "секретного наблюдения".

Императрица не избегала непосредственного общения с духовенством. В апреле 1732 г. члены Синода были приглашены на обед к ней. Наибольшую снисходительность Анна явила пред смертью, подписав указ "об отпущении вин и возврате прежних чинов светским и духовным лицам, впавшим в преступления"⁵⁵. Если учесть, что до восшествия на престол она находилась под немецким (протестантским) влиянием, то ее забота о православии тем более примечательна.

Ревнительница соборности в монастырях, смирявшая Феофана в его "увлечениях" и способная на компромиссы, она не соответствует образу, утвердившемуся в историографии. Вменяемая ей тупость, весь этот карикатурный портрет не вяжется с ее благочестием. Поездки на богомолья значили больше карлиц. Потеряв мужа через три месяца после венчания, она склонялась к молитве. За Анной Леопольдовной следила как за дочерью.

"Стоявшая" над Феофаном, она, наверняка, "стояла" над Остерманом и Бироном, "иногда прямо сдерживала Кабинет в его поползновениях"⁵⁶. Известно, что перед смертью она долго думала, прежде чем назначить Бирона регентом. Но все-таки назначила: на фоне разнузданных россиян и Бирон мог выглядеть приемлемой фигурой. Можно согласиться с современным автором: "Царствование Анны... вошло в историю и как время "бироновщины"... В реальности занимавшие высокое положение при ее дворе Бирон, Миних, Остерман... участвовали в борьбе за политическое влияние... наряду с русскими вельможами"⁵⁷. Самолюбивые противники Анны и сами были небеспорочны (А. П. Волынский - взяточник и казнокрад), страну грабили не одни иностранцы.

Покинув Россию в 17 лет и проведя ностальгически 20 лет в Курляндии, она должна была разочароваться в российском духовенстве, и это подсказывало ей проводить жесткий курс. Тем не менее она склонялась прощать духовным лицам многое. По отзывам современников, она имела здравый ум. Маневр с "кондициями" также доказывает это.

На восприятие ее образа влияли неблагоприятно складывавшиеся обстоятельства: в 1730-е годы не раз случался голод из-за неурожая, в 1737 г. - крупные пожары. Из-за голода закрылся ряд духовных школ. Учащихся открытой в 1736 г. суздальской семинарии уже в конце 1737 г. отправили к родителям⁵⁸. Взыскание недоимок не прибавляло популярности власти. Тем не менее, она избежала большого бунта, как и очередного дворцового переворота. Манифестом 1730 г. императрица призывала россиян к соблюдению закона Божия.

Проводимая Анной церковная политика сочеталась с курсом на защиту абсолютизма. Линия Петра I продолжалась, но отсутствие обер-прокуроров говорит об известной противоречивости ее политики. В одной из грамот императрицы находим характерное: "...ревнуя Петра Великого намерению и определению..."⁵⁹ Церковные неурядицы требовали особого внимания Анны, а она была властной и деятельной. Политика ее отличалась гибкостью: карательные меры сочетались с просветительными.

Не все, конечно, результаты могли ее удовлетворять. Проблему материального благополучия клира разрешить не получилось. Сложилась атмосфера подозрительности и доносов. Кто-то из духовенства пострадал невинно. Церковная оппозиция была в основном сломлена. Государство приблизилось к секуляризации церковных имений. В то же время синодальный строй еще не стал отлаженной системой. Но делались шаги к его укреплению. Без государственного контроля церковь обойтись не могла.

Примечания

1. ТИТЛИНОВ Б. В. Правительство императрицы Анны Иоанновны в его отношении к делам православной церкви. Вильно. 1905.

2. ФЕОФАН (ПРОКОПОВИЧ). Слова и речи, поучительные, похвальные и поздравительные. Ч. 3. СПб. 1765, с. 50, 80, 150.

3. Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания в царствование императрицы Анны Иоанновны (ПСПиРАИ). СПб. 1890, N 2331, 5.VI.1730.

4. И. К. Смолич ошибочно утверждает, что Льву "не позволили отправиться в новую епархию" (СМОЛИЧ И. К. История русской церкви. Ч. 1. М. 1996, с. 180; ПСПиРАИ, N 2532, 15.VII.1730).

5. Встреча епископа Лаврентия вятским духовенством. - Исторический вестник, 1881, октябрь, с. 444.

6. ПСПиРАИ, N 2367, 28.VIII.1730.

7. Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего Синода (ОДЦС). Т. 11. СПб. 1903, N 231.

8. ШЕСТАКОВ П. Д. Выдержки из архива Елабужского духовного правления. - Изв. Общества археологии, истории и этнографии при имп. Казанском университете (Изв. Общества), 1879, т. 2, с. 155 - 156.

9. Традиция именования архиереев по фамилиям сложилась еще в дореволюционной историографии.

10. СМОЛИЧ И. К. Ук. соч., ч. 1, с. 176.

11. Цит. по: КУРУКИН И. В. Бирон. М. 2006, с. 106.

12. ОДЦС, т. 11, N 57.

13. См., напр.: там же, т. 10. СПб. 1901, N 422.

14. ПСПиРАИ, N 2458, 7.VI.1731; N 2560, 28.III.1732; ОДДС, т. 18. Пг. 1915, N 464.

15. ПСПиРАИ. СПб. 1911, N 3207, 16.III.1738.

16. ЧИСТОВИЧ И. А. Феофан Прокопович и его время. М. 1868, с. 283.

17. ПСПиРАИ. СПб. 1911, N 3385, 13.XII.1738.

18. Официальная терминология Синода тех лет.

19. ПСПиРАИ. СПб. 1911, N 3214, 23.III.1738.

20. ОДДС, т. 18, N 204.

21. Указ преосвященного Лаврентия в Богословский монастырь о посланных в монастырские труды... - Труды Вятской ученой архивной комиссии (УАК). Вып. 4. Вятка. 1905, с. 149.

22. ТИТЛИНОВ Б. В. Ук. соч., с. 201.

23. Бумаги Кабинета министров императрицы Анны Иоанновны. 1737 г. Т. 6 (Сб. Имп. Русского исторического общества (РИО). Т. 117). Юрьев. 1904, с. 684.

24. Е. Н. Вотчины и угодья Кизического Казанского монастыря. - Изв. Общества, т. 11, вып. 1. Казань. 1893, с. 5.

25. ТИТЛИНОВ Б. В. Ук. соч., с. 245.

26. Цит. по: Лубенский (Игарский Спасо-Преображенский монастырь. - Труды Полтавской УАК, 1915, вып. 13, с. 44.

27. Сб. РИО, т. 114. Юрьев. 1902, с. 676.

28. См.: Исторический вестник, 1884, октябрь, с. 197.

29. ФИЛАРЕТ (ГУМИЛЕВСКИЙ). История Русской церкви. Период пятый: синодальное управление (1721 - 1826 гг.). М. 1859, с. 120.

30. ТИТЛИНОВ Б. В. Ук. соч., с. 12, 15.

31. ЧИСТОВИЧ И. А. Ук. соч., с. 296.

32. Там же, с. 23.

33. Сб. РИО, т. 111. Юрьев. 1901, с. 48.

34. Там же, т. 106. Юрьев. 1899, с. 91.

35. ПСПиРАИ. СПб. 1911, N 3197, 7.III.1738; N 3204, 10.III.1738. Необычно в этом смысле постановление Синода "О сложении с синодального секретаря Васильева штрафа, наложенного Тайной... канцелярией" (там же, N 3263, 4.VIII.1738). Получается, что Синод поступил наперекор учреждению политического сыска.

36. Там же. СПб. 1890, N 2363, 10.VIII.1730. Смолич ошибался, утверждая, что подобные конференции проводились лишь в 1721 - 1724 годах (СМОЛИЧ И. К. Ук. соч., ч. 1, с. 108).

37. Сб. РИО, т. 106. Юрьев. 1899, с. 469.

38. Там же, т. 111. Юрьев. 1901, с. 333, 417.

39. ОДДС, т. 11, N 350; т. 14. СПб. 1910, N 181.

40. ТИТЛИНОВ Б. В. Ук. соч., с. 349; ПАНТЕЛЕЕВ С. А., ПОТОРОЕВ А. В. Преподобный Антоний Радонежский и Арзамасская Высокогорская пустынь. - Церковь и время, 2008, N 4, с. 78.

41. ОДДС, т. 16. СПб. 1906, NN 17, 309; т. 18, N 353.

42. Там же, т. 19. СПБ. 1913, N 117.

43. Там же, т. 11, NN 7, 45.

44. Там же, т. 18, N 425; т. 16, 1906, N 309.

45. ЧИСТОВИЧ И. А. Ук. соч., с. 291.

46. ОДДС, т. 19, N 212.

47. Сб. РИО, т. 114. Юрьев. 1902, с. 342; т. 124. Юрьев. 1906, с. 184 - 185, 418.

48. Это архиепископ Рафаил (Зборовский) и епископ Арсений (Берло). См.: Сб. РИО, т. 114. Юрьев. 1902, с. 84 - 85. В 1732 г. президенту Военной коллегии Б. К. Миниху были пожалованы вотчины подмосковного Саввина монастыря, который, впрочем, получил компенсацию.

49. РУНКЕВИЧ С. Г. Александро-Невская лавра. СПб. 1913, с. 339; ГОРСКИЙ А. Историческое описание Свято-Троицкой Сергиевой лавры. Свято-Троицкая Сергиева лавра. 1910, с. 127; АМВРОСИЙ (ОРНАТСКИЙ). История российской иерархии. Ч. 2. М. 1810, с. 95.

50. АРСЕНИЙ. Летопись церковных событий и гражданских, поясняющих церковные. СПб. 1880, с. 709.

51. Цит. по: АМВРОСИЙ (ОРНАТСКИЙ). Ук. соч. Ч. 6. М. 1815, с. 59.

52. СМИРНОВ С. К. История Троицкой лаврской семинарии. М. 1867, с. 3.

53. См.: ОДДС, т. 11, NN 221, 225.

54. Сб. РИО, т. 185. Юрьев. 1907, стб. 621 - 622.

55. ОДДС, т. 20. СПб. 1908, N 108; т. 11, N 149.

56. ТИТЛИНОВ Б. В. Ук. соч., с. 70.

57. www.peoples.ru/state/king/russia/anna_ioannovna/.

58. МАЛИЦКИЙ Н. В. История Суздальской духовной семинарии. - Труды Владимирской УАК. Кн. 8. Владимир. 1905, с. 6.

59. АМВРОСИЙ (ОРНАТСКИЙ). Ук. соч., ч. 1. М. 1822, с. 635.