Одной из самых трагических страниц нашей истории была коллективизация индивидуальных крестьянских хозяйств, проведенная в конце 1920-х - 1930-е годы. Она сопровождалась беспощадным разорением, политическим террором, массовым выселением трудолюбивых, умелых крестьян и их семей в отдаленные и малопригодные для жизни районы страны. Исторические исследования советского периода изображали противодействие крестьян коллективизации как "кулацкие мятежи", "кулацкий террор" и т.д. В действительности же речь шла о сопротивлении всех слоев крестьянства. Тема сопротивления крестьянства политике насильственной коллективизации нашла отражение в ряде монографий и статей¹, однако все еще остается малоизученной. Ниже делается попытка охарактеризовать основные формы сопротивления крестьянства Московской области, в 1929 - 1935 гг. включавшей территорию современных Московской, Калужской, Рязанской, Тверской и Тульской областей.

Коллективизация, зачастую сопровождавшаяся "раскулачиванием" далеко не только зажиточных крестьянских хозяйств, а не только кулаков, вызывала недовольство и сопротивление широких масс деревни. Подавляющее большинство крестьян, в том числе и бедняков, не хотело вступать в колхозы, видя в них возрождающееся крепостное право.

Недовольство крестьян, их сопротивление насильственной коллективизации и раскулачиванию принимали различные формы - как активные, так и пассивные.

В 1930 г. наблюдался мощный подъем крестьянских волнений: произошло 13 756 выступлений, или в 10,5 раз больше, чем в 1929 г. и в 19,4 раза больше, чем в 1928 году. Но если в предыдущие годы непосредственной причиной их возникновения являлись административно-репрессивные меры воздействия на крестьян в ходе хлебозаготовок и налоговых кампаний, то в 1930 г. крестьянские волнения происходили главным образом и в основном на почве насильственной коллективизации и раскулачивания. Даже официальные документы партийных, советских и карательных органов (ОГПУ, НКВД) при-

Рыбаков Павел Александрович - кандидат исторических наук, доцент Московского института государственного и корпоративного управления.

знавали, что еще в январе 1930 г. стали обнаруживаться "признаки перерастания значительного числа массовых выступлений в упорные, длительные волнения". Признавалось также и то, что большинство крестьянских волнений непосредственно было связано с "перегибами" и насилием при коллективизации, "причем именно такие выступления являются наиболее затяжными и сопровождаются избиениями и расправой толпы над активистами и советскими работниками"².

В сводке от 17 марта 1930 г., представленной И. В. Сталину, ОГПУ приводило данные по трем группам районов в зависимости от остроты крестьянских волнений. К первой группе были отнесены "сильно пораженные" районы, среди которых была названа и Московская область. Если в январе 1930 г. в области на почве коллективизации произошло лишь 4 массовых выступления, то в феврале - 92, а за 15 дней марта было зарегистрировано уже 134 массовых выступления с общим количеством участников 22 180 человек. Наибольшее количество массовых выступлений было зафиксировано в Рязанском (94 выступления, более 27 тыс. участников) и Бежецком (81 выступление, более 17,5 тыс. участников) округах. В Калужском округе произошло 29 выступлений, в Тульском округе - 26, в Тверском - 24. В остальных округах Московской области выступления имели единичный характер ⁴.

19 - 20 февраля 1930 г. произошло массовое выступление крестьян Казачьей и Черной Слобод Шацкого района Рязанского округа. Основной причиной стал "ряд нетактичностей и искривлений классовой линии, допущенных местными работниками, бригадниками и уполномоченными, подменившими в работе по созданию семфонда всякую агитразъяснительную работу нажимом и голым администрированием, а в работе по раскулачиванию задевшими середняка"⁵. В открытом выступлении участвовало до 300 человек, в основном женщины, которые призывали "вешать коммунистов, резать членов коммуны". Прибывших из Шацка двух конных милиционеров толпа прогнала с кольями. Волнение улеглось только после того, как бригада уполномоченных по коллективизации прекратила сбор семенного фонда. Впоследствии действия уполномоченных были осуждены пленумом райкома ВКП(б), в Слободах были переизбраны сельсоветы и усилена разъяснительная работа.

Наиболее серьезным проявлением недовольства крестьян политикой сплошной коллективизации в Рязанском округе было выступление крестьян Пителинского района 22 - 26 февраля 1930 года.

К 15 февраля в Пителинском районе было коллективизировано 74,7% крестьянских хозяйств. Но одновременно поступали сведения о нежелании многих крестьян вступать в колхозы; особенно активно вели себя женщины, которые прямо заявляли: "в колхоз и коммуну не пойдем"⁶. Отмечалось пассивное поведение крестьян на собраниях: доклад слушают, но в прениях не выступают, вопросов не задают, при вынесении решений - не голосуют. В других случаях крестьяне открыто говорили: "Нам коллектив не нужен, мы не против Советской власти, а в коллектив не пойдем". В некоторых сельсоветах (Б. Прудищи, Свищево) крестьяне голосовали против колхозов. Власти немедленно проводили перевыборы таких сельсоветов, а их председателей предавали суду за бездеятельность⁷.

События начались 22 февраля 1930 г. в селе Веряево в связи с проведением работы по "обобществлению" семян, сопровождавшейся повальными обысками и отобранием не только семенного материала, но и печеного хлеба. Это впоследствии отмечал секретарь МК ВКП(б) Леонов: "В Пителинском районе злоупотребления доходили до того, что при сборе семфонда собирали в семфонд не только овес и другие яровые культуры, но собирали и

рожь, имеющуюся у крестьян для продовольственных нужд; если рожь была перемолота в муку, отбирали муку, отбирали даже печеный хлеб"⁸. Восставших поддержали крестьяне села Гридина и других селений. В деревне Ферме крестьяне растащили зерно из колхозного страхового фонда, в селе Пет увели по домам 130 голов ранее обобществленного скота, в деревне Станище толпа женщин разгромила общественный скотный двор и т.д.⁹ В общей сложности в Пителинском и Тумском районах Рязанского округа движением было охвачено 42 населенных пункта, а участвовало в беспорядках более 12 тыс. человек. За время волнений было убито 3 и ранено 6 местных жителей, убит работник уголовного розыска, ранено 8 активистов. Руководство Пителинского района и округа было вынуждено пойти на уступки: в ряде случаев крестьянам вернули собранный ранее хлеб, обещали наказать виновных, что и было сделано впоследствии. Секретарь Пителинского райкома ВКП(б) Васильченко, председатель райисполкома Субботин, другие ответственные работники (начальник райотдела милиции, судья района) были сняты с работы, преданы суду и осуждены. Правда, для большинства из них наказание было довольно мягким - принудительные работы и запрет на занятие ответственных должностей. В связи с этим делом был также освобожден от занимаемой должности председатель Рязанского окружного исполнительного комитета А. П. Штродах. В то же время на подавление выступления было направлено 150 "штыков" из Высшей пограничной школы ОГПУ¹⁰, вооружены местные партийные организации. Было арестовано свыше 300 крестьян пителинских сел, из них 109 преданы суду, 12 приговорены к расстрелу, 7 - к 10 годам тюремного заключения¹¹.

Два года спустя в докладе партийного руководителя области Л. М. Кагановича на III областной и II городской конференции ВКП(б) Московской организации (январь 1932 г.) прозвучала следующая оценка пителинских событий: "Активное выступление против нас, называют это вроде восстанием, но дело не в восстании, а это просто были выступления, выступали бабы..."¹².

В Сандовском и Молоковском районах Бежецкого округа антиколхозным движением 5 - 14 марта было охвачено до 35 сел, в нем участвовало до 10 тыс. человек. Было разгромлено 7 сельсоветов и 2 колхоза, убиты милиционер и бедняк-активист, ранено 4 человека (из них 1 курсант упомянутой ВПШ ОГПУ) и избито 10 низовых совработников и активистов-колхозников. Кроме того, в селе Сандове толпа пыталась занять райисполком и почту; в 17 селах во время эксцессов был разобран семенной фонд¹³.

17 - 18 марта 1930 г. в селе Иевлеве Богородицкого района Тульского округа произошли беспорядки, связанные с внутрирайонным переселением раскулаченных. Крестьяне говорили: "У нас нет кулаков, раскулачивание произведено неверно, переселять мы никого не дадим". Проведенная на следующий день "разъяснительная работа" не дала результата - вечером в селении возник пожар, была подожжена рига уполномоченного сельсовета Старцева. Собралась толпа в 3 тыс. человек, которая не давала тушить пожар. На подавление этого выступления было направлено более 60 работников ОГПУ. Впоследствии бюро окружкома ВКП(б) вынуждено было признать, что главной причиной событий в Иевлеве был "явный перегиб в отношении середняка"¹⁴.

Летом и осенью 1930 г. число крестьянских выступлений заметно снизилось. Объясняется это тем, что форсирование коллективизации прекратилось, "искривления партийной линии", хотя бы формально, были признаны и ликвидированы, а масштабы раскулачивания и выселения раскулаченных существенно уменьшились. В июне 1930 г. в области произошло 18 массовых и групповых выступлений, в июле - 35, в августе - 14, в сентябре - 8, в

октябре - 14, в ноябре - 7, в декабре - 6. Всего же за 1930 г. в Московской области произошло 676 массовых и групповых выступлений, в которых приняли участие 117502 человек¹⁵.

В 1931 г. волнения происходили главным образом в связи с хлебо- и мясозаготовками, а также на почве выселения кулаков. В Московской области за январь-сентябрь 1931 г. ОГПУ зарегистрировало 87 массовых выступлений¹⁶. В дальнейшем количество массовых выступлений снижалось. В октябре 1931 - весной 1932 г. произошло четыре выступления, с участием в общей сложности 135 человек¹⁷. 8 мая 1932 г. в селе Высоком Лопасненского района произошла демонстрация единоличников - бедняков и середняков, направленная против колхозов. Демонстранты шествовали под белым флагом с выкриками "Долой колхозников! Да здравствует единоличник!"¹⁸.

Острой формой крестьянского сопротивления антикрестьянской политике власти явились террористические и диверсионные акты, направленные против коммунистов, комсомольцев, местных советских работников, сельского актива и колхозов. В 1930 г. всего по СССР было зафиксировано 13 794 терактов, из которых 7885 (57,2%) были совершены на почве коллективизации и раскулачивания и только 1402 теракта (10,2%) на почве хлебозаготовок¹⁹.

Московская область принадлежала к числу районов с наиболее многочисленными случаями террора. В 1930 г. в Московской области было совершено 707 терактов. Из них наибольшее количество терактов (242) было направлено против общественных работников и активистов села; против колхозников было совершено 192 теракта; против колхозов - 120; против работников низового советского аппарата - 102; против советских общественных организаций и учреждений - 51 теракт. По видам террористические акты в Московской области в 1930 г. распределялись следующим образом: убийства - 26; покушения на убийство, избиения, ранения - 315; поджоги - 311; прочее - 55. В террористических актах принимали участие не только зажиточные крестьяне, но и середняки и бедняки. По данным о тех 382 случаях террористических актов, в которых удалось установить исполнителей, кулаков было 142, середняков 100 и бедняков 15 человек²⁰. Разумеется, поскольку репрессивная политика и экономический нажим властей касались в первую очередь зажиточной части деревни, то и сопротивлялась наиболее активно и в наиболее острых формах эта часть крестьянства.

В 1931 г. террор оставался наиболее массовым проявлением антисоветских настроений в деревне. Количество терактов за январь-сентябрь 1931 г. достигло 6173, причем Московская область по-прежнему выделялась многочисленностью терактов среди других районов страны. За январь-сентябрь 1931 г. в области был совершен 401 теракт (в январе-марте произошло 142 теракта, в апреле-июне 138, в июле-сентябре 121 теракт). В большинстве случаев террор был направлен против колхозников и общественных работников и активистов села. По видам террористические акты в Московской области распределялись следующим образом: убийства - 31; ранения - 34; покушения на убийство - 45; избиения - 113; поджоги - 169; имущественные вредительства - 9²¹. За последующие шесть месяцев (октябрь 1931 - март 1932 г.) в Московской области ОГПУ зарегистрировало 223 теракта, в том числе 125 связанных с физическим насилием (избиения, увечья и т.д.) и 98 актов - связанных с повреждением имущества (поджоги, потравы посевов, нанесение увечий скоту и т.д.). По количеству терактов Московская область в этот период находилась на третьем месте в СССР после Украины и Западной Сибири. Органы ОГПУ сообщали, что на 1 сентября 1931 г. на территории области было арестовано 1156 человек, из них в Москве - 471, в

районах области - 685 человек. Был ликвидирован ряд контрреволюционных группировок и три организации общей численностью 318 человек²².

Особый интерес представляют террористические выступления крестьян, прежде всего зажиточных, направленные специально против колхозов. Массовое распространение и по стране и в Московской области получили поджоги имущества колхозов. Как отмечалось в докладной записке Секретно-политического отдела ОГПУ о формах и динамике классовой борьбы от 15 марта 1931 г., "поджигая имущество колхозов, преследовались две цели: с одной стороны, подорвать хозяйственную основу колхозов и развалить их и, с другой стороны, держать в постоянном страхе поджога весь активный советский элемент деревни". Но это был также и протест крестьян против насильственной коллективизации. В ряде случаев поджогам предшествовало распространение анонимных предупреждений сельским активистам с угрозами поджогов их имущества. Например, в селе Пичкиряеве Сасовского района Московской области пожары, и в особенности распространяемые слухи о том, что "всем активистам гореть", настолько терроризировали население, что крестьяне ложились спать не раздеваясь. В 1930 г. в Московской области, по данным ОГПУ, было установлено 311 случаев поджога, за январь-сентябрь 1931 г. - 169 случаев²³.

Особой формой крестьянской мести создаваемой колхозной системе было "вредительство" - намеренное уничтожение или порча колхозного сельскохозяйственного инвентаря и средств производства. Вот некоторые примеры такого "вредительства", отмеченные органами ОГПУ в Московской области в начале января 1932 г.: в Б. Коровинском районе, когда колхозники ушли на обед, кто-то вложил в сноп ржи железное кольцо, в результате чего вышла из строя молотилка, у которой сломалось семь зубьев; в Волоколамском районе был разгромлен льнотеребильный пункт, льнотеребилка заброшена в овраг; в Краснохолмском районе сын кулака порезал ножом четыре колхозные лошади; в Каширском районе разорвался барабан молотилки, при выяснении причин оказалось, что в барабан был брошен железный крюк²⁴. Впрочем, на вредительство власти нередко списывали последствия собственной бесхозяйственности (гибель посевов, падеж скота из-за плохого ухода и т.п.), весьма распространенной в колхозах. Техника часто выходила из строя из-за небрежного к ней отношения или в виду низкой квалификации обслуживающего персонала, осваивавшего премудрости работы с ней методом проб и ошибок. То, что главной причиной поломки сельскохозяйственных машин была большей частью не "вредительская деятельность кулацких элементов", косвенно признала и сама власть. Согласно постановлению ЦИК и СНК СССР "Об ответственности за поломку и порчу тракторов и сельхозмашин" от 13 февраля 1931 г., за порчу или поломку принадлежавших совхозам, машинно-тракторным станциям и колхозам тракторов и сельскохозяйственных машин, если порча или поломка вызваны преступно-небрежным отношением к этому имуществу, полагались принудительные работы на срок до шести месяцев. За те же действия, совершенные неоднократно или причинившие крупный ущерб, можно было получить до трех лет лишения свободы²⁵.

Довольно распространенным методом активного политического сопротивления со стороны крестьянства в рассматриваемый период был выпуск листовок и анонимок. Если в 1929 г. по стране было учтено 2390 случаев распространения листовок и анонимок (1331 листовка, 1059 анонимок), то в 1930 г. уже 5156 случаев (3512 листовок, 1644 анонимки)²⁶. Наибольшее усиление такой деятельности пришлось на январь-март 1930 г. (2469 случаев), когда борьба в деревне достигла максимальной остроты. В 1930 г. в листовках преобладали лозунги, направленные против коллективизации и раскулачи-

вания, а также против Советской власти: "Долой коммуны, даешь единоличное хозяйство!", "Долой коллективизацию, да здравствует столыпинщина!", "Долой Советскую власть и колхозы!", "Долой насилие! Да здравствует свободный труд!" и др. В Московской области в 1930 г. было учтено 257 случаев распространения листовок и анонимок (191 листовка, 66 анонимок). Наибольшее число листовок (74) было направлено против коллективизации и раскулачивания, 62 листовки имели антисоветский характер, 27 листовок содержали призыв к восстанию, было выпущено 12 листовок религиозного содержания, 2 листовки были направлены против хлебозаготовок²⁷. В 1931 - 1932 гг. количество распространяемых листовок, по сравнению с 1930 г., существенно сократилось. За первые 9 месяцев 1931 г. в Московской области было установлено 30 случаев распространения листовок, а за последующие полгода (октябрь 1931 - март 1932 г.) - три случая²⁸.

Одной из наиболее тяжелых по своим экономическим последствиям форм крестьянского протеста против насилия в связи с коллективизацией явилось сознательное уничтожение крестьянами своего скота перед вступлением в колхоз. Поголовье скота в стране в 1929 - 1932 гг. сократилось почти в 2,4 раза: овец и коз в три раза, лошадей - в два раза, крупного рогатого скота - в 1,8 раза²⁹. Широко практиковался убой и распродажа скота в годы "сплошной коллективизации" в Московской области; особенно массовый убой скота пришелся на январь-февраль 1930 г. в Тверском округе (Ясеновский, Новоторжский, Тверской районы), а также в Рязанском, Коломенском, Серпуховском округах³⁰. По сведениям 22 сельсоветов Захаровского района Рязанского округа количество лошадей уменьшилось на 16,3%, коров - на 9,7%, овец - на 8,3%, поголовье свиного стада - на 51%³¹. В Коломенском округе численность скота в первой половине 1930 г. сократилась на четверть³². Уменьшение численности скота отмечал в своем докладе на второй Московской областной конференции ВКП(б) в июне 1930 г. секретарь Кимрского окружного комитета партии Козьмин: "Если взять лошадей, то в 1929 г. насчитывалось 59 тыс., а в 1930 г. мы имеем 55 тыс. Если крупного рогатого скота насчитывалось в 1929 г. 128 тыс., то сейчас мы имеем 118 тысяч. Не говорю уже о том, что свиней было 3 тыс., а сейчас осталось 1000"³³.

Во второй половине 1930 г. распродажа и убой рабочего и рогатого скота в Московской области продолжались в массовом порядке. Справка информационного отдела ОГПУ об убое скота и "разбазаривании" лошадей от 17 декабря 1930 г. сообщает, что "начиная с октября месяца массовые размеры приняли распродажа и убой рабочего и рогатого скота, и особенно мелкого скота и молодняка". В отдельных селах было "разбазарено" до 15% имевшихся к осени этого года лошадей. В Истринском районе по ряду селений отмечались факты, когда крестьяне пускали лошадей "на все четыре стороны". Нередко крестьяне просто бросали лошадей в поле. В дер. Мочевники бродила лошадь с прикрепленной запиской: "Кормить нечем, беспризорная". Массовое "разбазаривание" лошадей было отмечено в Петушинском, Ногинском, Ново-Петровском, Звенигородском, Ухтомском и других районах³⁴.

Основной причиной массового убоя и распродажи скота являлся недостаток кормов, а также стремление зажиточных хозяйств сократить производство и попасть в категорию "маломощных". Массовый убой скота объяснялся также "агитацией кулаков", которые распространяли слухи о том, что "по окончании хлебозаготовок опять начнется принудительная коллективизация" (Подольский, Захаровский, Ремешковский и др. районы). Зажиточные крестьяне, демонстративно убивая свой скот, призывали последовать их примеру середняков: "Чем отдавать скот в колхоз или ждать, пока его отберут, лучше самим всю скотину порезать и поесть" (Малоярославецкий рай-

он). В Уваровском районе, в дер. Хохловке, середняк в группе крестьян во время общего собрания говорил: "Нужно порезать всех телят, дать почувствовать Советской власти, что она злобит только мужика своими законами и обязательными постановлениями, тогда она лучше осознает и разрешит нам жить вольно"³⁵.

Сокращение поголовья скота продолжалось и в последующие годы. По Новодеревенскому району в 1931 г. было убито свыше 2 тыс. голов молодняка; в Ухтомском районе - 200 голов молодняка. Наблюдалась массовая распродажа колхозами лошадей. В Серпуховском районе только за вторую декаду декабря 1931 г. было продано 400 лошадей. В Егорьевске в базарные дни выводили для продажи по 80 - 100 лошадей. В ряде районов области отмечался массовый падеж скота вследствие заболеваний и истощения³⁶.

Всего же за 1928 - 1932 гг. в рассматриваемом регионе (сведения даны в пересчете на границы 1 января 1937 г.) на треть сократилось поголовье лошадей (в Московской области - на 33%, в Калининской - на 35%). Поголовье крупного рогатого скота сократилось на 21 и 19%, соответственно. Несколько меньше сократилось поголовье коров (на 8%) и свиней (на 10%) в Московской области. Однако потери поголовья коров и особенно свиней в Калининской области были ощутимыми - 21% и 57%. В этих двух областях почти наполовину сократилось поголовье овец и коз³⁷. Таким образом, сокращение численности животных в сельском хозяйстве данного региона было довольно серьезным.

Недовольство крестьян коллективизацией, теми методами, которыми она проводилась, получило отражение в жалобах, заявлениях, телеграммах и письмах, тысячами поступавших в правительственные и партийные органы, газеты и непосредственно Сталину, М. И. Калинину и другим членам партийно-государственного руководства страны. Только осенью 1929 - весной 1930 г. на имя Сталина поступило около 50 тыс. писем, в большинстве которых сообщалось о ходе коллективизации и раскулачивании, о "перегибах" и "ошибках" в колхозном строительстве. Президиум ЦИК СССР и ВЦИК, лично Калинин, изображенный в пропаганде заступником крестьянства, получили почти 85 тыс. жалоб³⁸. Такие письма поступали и от крестьян Московской области. Вот, например, одно из таких писем от крестьянина села Еголдаева Рязанского округа (1930 г.): "Уважаемый тов. Калинин! Я простой человек и беспартийный середняк-крестьянин, но сердце обливается кровью, когда видишь, что делают или делается в среде партийцев-администраторов, которые проводят коллективизацию села Еголдаева. В нашем селе коллектив организовался еще в 1929 г., в котором записано было из всего количества 900 с лишком хозяйств - 850 хозяйств. Но прошлой зимой администрация правления во главе с председателем т. Никишевым постановила все обобществить, вплоть до курицы. Это постановление делалось, конечно, по соглашению с самими ничего не имеющими членами колхоза - без всякого согласия середняков, которые имеют лошадь с коровой и все то, что приобретено честным святым трудом. Середняки, конечно, не доверяясь их активности по обобществлению, во время обобществления стали упираться. Тогда т. Никишевым было приказано: скот брать административным порядком, что привело к тому, что приходили к хозяину лошади, которая если прикована цепью, сшибали, как воры, замок и уводили на общественный двор. Бывали случаи сопротивления и изрядные побои. Что же, разве такая дорога к социализму? Я не буду описывать вам прошлогоднюю работу, как она проводилась и каков от этого результат, но скажу кратко, что администрация во главе с Никишевым от урожая, кроме соломы, ничего [колхозникам] не дала. Спрашивается, разве это не рождает ненависть к коллективизации? Теперь коснемся

раскулачивания. Это не раскулачивание, а чистый грабеж. Вы, может быть, возмущаетесь от такого резкого слова, но я прошу, успокойтесь, потому что не одних кулаков раскулачивали, а середняков, и это сопровождалось чистым разбойничеством, иначе назвать нельзя. Это делалось ночью, с побоями и насилием. Вот вам начало этого великого дела. Ну вот, тов. Калинин, я [лишь] немного описал вам все мерзости наших партийцев потому, что все равно вы их не поймете и мало что от этого получится, так как это не первое письмо и даже наезжали правильные коммунисты из ЦИКа, и тов. Никишев все "замазывал" и на дорожку обратную успокаивал. А "бедный" крестьянин стонет. И вот от этой мерзости теперь от нашего колхоза осталось только не более около сотни хозяйств и то - не рабочие; работники все выписались. Которые не выписались, их земли лишили, и что получится дальше - неизвестно. Хотя я пишу чистейшую правду, но фамилии не поставлю потому, что из нашего села много сидят в тюрьме "невинных мучеников", которые попали во время этой мерзости. Если хотите узнать правду, то поверите безусловно моему письму и без подписи, а нет то и подпись не подействует"³⁹.

Много было обращений крестьян по поводу бесхозяйственности в колхозах, злоупотреблений руководящих работников, что приводило к развалу колхозов, о чем немало данных содержится в документе: "Из сводки характерных обращений в правовую группу Центральной консультации при Доме крестьянина⁴⁰ за июль 1932 г.". Преобладающее количество обращений по колхозным вопросам составляли дела по выходам из колхозов, вызванным их низким организационно-хозяйственным уровнем. Большая часть этих обращений (3232) поступила из Московской области⁴¹. Вот одно из них. Г. К. Тарасова, Раменский район, д. Подберезное, писала: в начале 1931 г. организовался колхоз "Новый быт", было 35 хозяйств, в настоящее время вышло 25 хозяйств. Причина выхода: бесхозяйственность и непорядки в колхозе, инвентарь весь поломан, мер к починке его не принимается, за зиму пало 3 лошади, 3 лошади больны, а 5 лошадей правление колхоза продало без ведома общего собрания. Деньги, вырученные от продажи, находятся неизвестно где, кроме того, одна лошадь была продана бригадиром Петрушиным не только без ведома колхозников, но и без ведома правления колхоза. 180 пудов вики от недосмотра погнило. Правление колхоза работами не руководит, перед колхозниками не отчитывается, сменилось три председателя. Колхозники обращались в райколхозсоюз, но никаких мер к устранению непорядков не было принято...⁴² Этот и другие приведенные в документах примеры ярко свидетельствуют о том, как на деле происходило становление колхозного строя.

Крестьяне выступали не только против насильственной коллективизации и раскулачивания, других беззаконий, творимых в деревне, но и против огульного закрытия и осквернения церквей, ареста и преследования священнослужителей. Бежецкий окружком ВКП(б) в феврале 1930 г. констатировал, что "в связи с коллективизацией идет массовое закрытие церквей" административным путем. В дер. Ключево закрыли церковь, не поставив в известность крестьян - верующих прихода. Они протестовали. Особенно в защиту церкви выступали женщины, за что некоторые из них были арестованы. На второй день около 100 дворов вышли из колхоза⁴³. В селе Калтуки Тумского района Рязанского округа из колхоза вышло 51 хозяйство, чему предшествовал арест в церкви попа, во время богослужения. Факты принудительного закрытия церквей отмечал на III пленуме МК в марте 1930 г. тогдашний руководитель областной партийной организации К. Я. Бауман: "По деревенским районам мы имеем безусловное безрассудство в этом деле, когда очень часто церкви закрывались в административном порядке"⁴⁴. Осенью 1929 - зимой 1930 г. в Московской области было закрыто 696 церквей ⁴⁵. Их закры-

тие в административном порядке, репрессии против духовенства рассматривались как необходимый элемент "социалистического" переустройства деревни. Закрытие церквей часто сопровождалось глумлением над религиозными чувствами верующих. Например, в селе Кулики Шацкого района Рязанского округа "при раскулачивании было допущено издевательство над религиозными чувствами верующих: часть икон покололи и пожгли... комсомольцы в присутствии женщин одевали ризы и высмеивали религию"⁴⁶. Закрытие церквей, издевательство над религиозными чувствами крестьян вынужден был признать и ЦК ВКП(б) в закрытом письме "О задачах колхозного движения в связи с борьбой с искривлениями партийной линии" от 2 апреля 1930 г.: "Головотяпство с административным закрытием церквей, доходившее до грубого издевательства над религиозными чувствами крестьян, зачастую подменяло необходимую и умело организованную работу в массах против религиозных предрассудков"⁴⁷.

Таким образом, насильственная коллективизация и раскулачивание встретили противодействие больших масс крестьянства, выразившееся как в пассивных (жалобы, письма крестьян на беззаконие и насилие, чинимое властями, уничтожение скота), так и в острых его формах (массовые волнения, террористические акты, распространение листовок и пр.). По оценке остроты крестьянских выступлений Московская область принадлежала к числу наиболее "сильно пораженных" районов.

Примечания

1. САМОСУДОВ В. М. Насильственная коллективизация и противодействие крестьянства сталинскому термидору. Омск. 1991; ИВНИЦКИЙ Н. А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов). М. 1994; ЕГО ЖЕ. Репрессивная политика Советской власти в деревне (1928 - 1933 гг.). М. 2000; ВИОЛА Л. Крестьянский бунт в эпоху Сталина. Коллективизация и культура крестьянского сопротивления. М. 2010; КИРЬЯНОВА Е. А. Коллективизация деревни Центра России (1929 - 1932 гг.). Рязань. 2006; ЕЕ ЖЕ. Сопротивление крестьянства политике аграрных преобразований на рубеже 1920 - 1930-х гг. (по материалам Центра России). В кн.: Материалы 1 Всероссийской (IX межрегиональной) научно-практической конференции историков-аграрников Среднего Поволжья 12 - 13 мая 2006 г. Самара. 2007.

2. ИВНИЦКИЙ Н. А. Репрессивная политика, с. 192.; ЕГО ЖЕ. Коллективизация и раскулачивание, с. 143.

4. ИВНИЦКИЙ Н. А. Коллективизация и раскулачивание, с. 144; Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927 - 1939. Документы и материалы. Т. 2. М. 2000, с. 324, 326.

5. Рязанская деревня в 1929 - 1930 гг. Хроника головокружения. М. 1998, с. 254 - 255.

6. КИРЬЯНОВА Е. А. Коллективизация деревни Центра России, с. 170.

7. СОКОЛОВ Н. Г. Из истории коллективизации сельского хозяйства Рязанской области. В кн.: Рязанский край. История. Природа. Хозяйство. Рязань. 1991, с. 125.

8. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 17, оп. 20, д. 210, л. 127об.

9. Рязанская деревня в 1929 - 1930 гг., с. 266.

10. Трагедия советской деревни. Т. 2, с. 279.

11. КИРЬЯНОВА Е. А. Коллективизация деревни, с. 171.

12. РГАСПИ, ф. 81, оп. 3, д. 145, л. 61.

13. Трагедия советской деревни. Т. 2, с. 324.

14. КИРЬЯНОВА Е. А. Коллективизация деревни, с. 172.

15. Трагедия советской деревни. Т. 2. С. 803.

16. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. Т. 3. Кн. 1. М. 2003, с. 780.

17. Трагедия советской деревни. Т. 3. М. 2001, с. 350.

18. РГАСПИ, ф. 81, оп. 3, д. 174, л. 151.

19. Трагедия советской деревни. Т. 2, с. 787.

20. Там же, с. 801, 807; ВИОЛА Л. Ук. соч., с. 136.

21. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. Т. 3. Кн. 1, с. 783, 778, 780, 783, 784.

22. Трагедия советской деревни. Т. 3, с. 351, 325; там же, т. 2, с. 790.

23. ВИОЛА Л. Ук. соч., с. 136; Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. Т. 3. Кн. 1, с. 778.

24. Российский государственный архив экономики (РГАЭ), ф. 7486, оп. 37, д. 235, л. 15.

25. За коллективизацию, 15.II.1931.

26. Трагедия советской деревни. Т. 2, с. 790.

27. ИВНИЦКИЙ Н. А. Репрессивная политика, с. 233 - 235; Трагедия советской деревни. Т. 2, с. 790 - 791.

28. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. Т. 3. Кн. 1, с. 780.

29. Трагедия советской деревни. Т. 3, с. 353; ИВНИЦКИЙ Н. А. Коллективизация и раскулачивание, С. 161.

30. КИРЬЯНОВА Е. А. Коллективизация деревни, с. 167.

31. За коллективизацию, 16.II.1930.

32. Центральный архив общественно-политической истории Москвы (ЦАОПИМ), ф. 1592, оп. 1, д. 37, л. 66.

33. Там же, ф. 3, оп. 44, д. 1585, л. 265об.

34. РГАЭ, ф. 7486, оп. 37, д. 133, л. 152 - 153.

35. Там же, л. 151 - 152.

36. Трагедия советской деревни. Т. 3, с. 324.

37. РГАЭ, ф. 1562, оп. 82, д. 295, л. 13, 15, 32, 34.

38. ИВНИЦКИЙ Н. А. Коллективизация и раскулачивание, с. 83.

39. ТЕПЦОВ Н. В. В дни великого перелома. История коллективизации, раскулачивания и крестьянской ссылки в России (СССР) в письмах и воспоминаниях. М. 2002, с. 279 - 280.

40. Дома крестьянина создавались в 1931 - 1933 гг. (СЗ, 1931, N68, ст. 458) в городах и районных центрах. Общее руководство всей сетью домов крестьянина по РСФСР было возложено на Президиум ВЦИК, а на местах - на краевые, областные и районные исполнительные комитеты.

41. РГАСПИ, ф. 631, оп. 5, д. 74, л. 96.

42. Там же, л. 103 - 104.

43. ПОЛИЩУК И. С. Духовенство и крестьянство в политике большевистской партии и советской власти в 20-х - начале 30-х годов XX в. (по материалам Тверского Верхневолжья). Канд. дисс. Тверь. 2001, с. 153 - 154.

44. РГАСПИ, ф. 17, оп. 20, д. 210, л. 74об.

45. ПОЛИЩУК И. С. Крестьянство и церковь в годы коллективизации сельского хозяйства. В кн.: Тверская земля в прошлом и настоящем. Тверь. 1994, с. 110.

46. РГАСПИ, ф. 17, оп. 20, д. 210, л. 74об.

47. Трагедия советской деревни. Т. 2, с. 366.