Монография кандидата исторических наук В. Ф. Андреева (Ленинградское отделение Института истории СССР АН СССР) посвящена проблеме, важной для понимания различий в темпах развития общественных отношений в отдельных регионах Руси. Основой для новых выводов служит пересмотр датировки большей части новгородских грамот, вытекающий из анализа упоминаний в источниках тех или иных послухов. В частности, упоминание двинского посадника Есипа Филипповича, жившего на рубеже XIV и XV вв., дает В. Ф. Андрееву опору для цепи рассуждений, доказывающих большую, чем было принято считать, древность примерно 70 двинских актов.

Правда, автору не удалось избежать и весьма условных соображений. Так, рядную грамоту Леонтия Зацепина с княже-островцами, датируемую в литературе 1398 - 1422 гг. или первой половиной

¹ Ленин В. И. ПСС. Т. 41, с. 147.

стр. 131

XV в.¹ , он относит к 1417 - 1422 гг. на том основании, что в 1422 г. один из упоминаемых в ней двинских посадников - Авраам Степанович - был уже новгородским тысяцким, а другой, Василий Юрьевич, по мнению автора, фигурирует в известии о походе новгородской рати на Устюг, где он назван сыном посадничьим (с. 21). Но даже если Василий Юрьевич, упомянутый летописью под 1417 г., и двинский посадник грамоты - одно и то же лицо, из этого еще не следует, что Василий Юрьевич стал двинским посадником только после 1417 года. Сын новгородского посадника мог быть посадником в Двинской земле и до 1417 года.

Грамота Леонтия Зацепина допускает более точную датировку. Предшествующий заключению рядной сделки и фиксируемый в ней суд осуществляли "Васильев наместник Мина Андреевич", два упомянутых выше двинских посадника (Авраам Степанович: и Василий Юрьевич) и сотский Иван. Под "Васильевым наместником" мог подразумеваться только наместник московского великого князя Василия I Дмитриевича, и он мог действовать в Двинской земле только в период ее временного присоединения к Москве в 1397 - 1398 годах² . Можно высказать и другие, не совпадающие с мнением В. Ф. Андреева, соображения о датировке некоторых новгородских и двинских грамот.

Автор впервые привлекает в сравнительно-историческом плане близкие по значению актовые источники (данные, духовные, меновные, купчие и рядные грамоты), созданные в Новгороде, Пскове и на Северо-Востоке Руси, и приходит к обоснованным выводам о заметном сходстве новгородских и псковских актов, о ряде отличий их от памятников Северо-Восточной Руси. При сопоставлении актов Северо-Восточной и Северо-Западной Руси правомерен был бы вывод о большей архаичности последних, о чем говорит, например, формуляр некоторых разновидностей новгородских (и псковских) актов.

Текст завещаний Северо-Восточной Руси, например, отразил влияние тех памятников русского и византийского права, которые появились на Руси в конце XIII века. В новгородских и псковских завещаниях этих черт, восходящих к Эклоге, Прохирону и Пространной редакции Закона судного людем, нет³ . Очевидно, к концу XIII в. формуляр завещаний на Северо-Западе Руси в основном уже сложился, а на Северо-Востоке Руси еще формировался. Большая архаичность новгородского (и псковского) частного акта свидетельствует о более раннем зарождении там письменного частного акта и, следовательно, о более рапной феодализации Северо-Западной Руси.

Наиболее ранние из дошедших до нас русских частных актов - новгородского происхождения. В литературе давно идет полемика о том, действительно ли это акты XII в. или перед нами фальсификаты XV - XVI веков. В. Ф. Андреев признает спорные новгородские акты подлинными (с. 93 - 96 и др.), и, надо полагать, оп прав. Подделка обычно опирается на известный фальсификаторам формуляр - формуляр частного акта их времени. Формуляр же ранних новгородских частных актов XII в. не имеет сходства с грамотами XV - XVI веков.

Признание подлинности новгородских актов XII в. не служит, однако, доказательством того, что в XI - XII вв. письменный частный акт был на Руси широко распространенным явлением. В этом случае было бы необъяснимо полное отсутствие упоминаний о нем в Русской Правде. Не является ли, следовательно, XII век временем зарождения письменного частного акта на Руси? В. Ф. Андреев склоняется к положительному ответу на этот вопрос.