В ПОИСКАХ СОЮЗНИКОВ: КОМАНДОВАНИЕ КРАСНОЙ АРМИИ И ПРОБЛЕМЫ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ СССР В 30-Х ГОДАХ

Дата публикации: 14 ноября 2015
Автор: Б. М. ОРЛОВ →
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ИСТОРИЯ РОССИИ →
Источник: (c) http://portalus.ru →
Номер публикации: №1447494820 / Жалобы? Ошибка? Выделите проблемный текст и нажмите CTRL+ENTER!

В западной историографии существуют различные точки зрения по вопросу об отношении командования Красной Армии к проблемам внешней политики Советского Союза в 30-е годы. Р. Гартхоф, например, полагает, что роль военных в ее формировании была тогда небольшой. Естественно, замечает он, какое-либо возрастание этой роли не могло иметь места в период сталинского террора 1937 - 1938 гг., жестоко поразившего военные круги¹ . Убеждение, что военные вообще стояли вне политики, занимаясь чисто профессиональными вопросами, распространено на Западе достаточно широко. Другую точку зрения высказывали публицисты, группировавшиеся вокруг журнала "Социалистический вестник". По их мнению, представители высшего командования Красной Армии занимали в 30-е годы активную антифашистскую позицию, что препятствовало попыткам Сталина сблизиться с гитлеровской Германией. Это и стало одной из причин их гибели в годы террора² .

Различия в оценке роли командования Красной Армии в определении внешней политики советского руководства заставляют рассмотреть более подробно военный аспект отношений Германии и Советского Союза в 30-х годах, а также взаимоотношения СССР с демократическими государствами Европы, и прежде всего с Францией.

Отношения Советской России и Германии в 20-е годы строились на твердом убеждении советских руководителей в близости пролетарской революции в Германии. Неизбежность революционного взрыва почти не подвергалась сомнению, вопрос мог стоять лишь о сроках и необходимой в этом случае тактике. Версальский мирный договор, налагавший ограничения на перевооружение Германии, рассматривался советской стороной как грабительский, империалистический, низводивший Германию до уровня полуколониальной страны. Борьба Германии против "версальского пленения" приравнивалась с известными оговорками к спра-

ОРЛОВ Борис Маркович - доктор философии (Русский исследовательский центр Тель-Авивского университета).

¹ Garthoff R. Military Influences and Instruments. In: Russian Foreign Policy. New Haven - Lnd. 1962, p. 263.

² См.: Денике. Ю. История великого предательства. - Социалистический вестник, 1954, N 6 (671), с. 108; Николаевский Б. Сталин и убийство Кирова. - Там же, 1956, N 5 (693), N 12 (700).

стр. 40

ведливой борьбе против империалистических держав - победителей в первой мировой войне.

На этой идеологической основе базировались и межгосударственные отношения Советского Союза и Германии, закрепленные Рапалльским договором 1922 года. В соответствии с духом Рапалло 24 апреля 1926 г. в Берлине был подписан советско- германский договор о ненападении и нейтралитете сроком на пять лет, продленный 24 июня 1931 года. Ратификация протокола о продлении договора произошла в апреле- мае 1933 г. уже после прихода Гитлера к власти³ .

На фоне благоприятного отношения советских руководителей к политике тех деятелей Веймарской республики, которые стремились освободиться от "цепей Версаля" и вели борьбу против ограничительных статей Версальского договора, с середины 20-х годов развернулось военно-техническое сотрудничество Красной Армии и рейхсвера⁴ . С германской стороны этим руководили генералы рейхсвера Сект, Бломберг, Хаммерштейн- Экуорд, Хальм, Адам, Манштейн и другие. С советской стороны - наркомвоенмор К. Е. Ворошилов, начальник штаба Красной Армии А. И. Егоров, а также И. П. Уборевич, Я. Фишман. Менее других к сотрудничеству был причастен М. Н. Тухачевский. В немецких военных кругах Ворошилов, Уборевич и Егоров считались деятелями прогерманской ориентации⁵ .

К концу 20-х годов на территории Советского Союза были созданы тренировочно- испытательные базы для подготовки летчиков и танкистов германской армии: авиационная база в Липецке, танковая - на Каме под Казанью. Кроме того, в Саратове была основана советско-германская станция по испытанию боевых отравляющих веществ. В течение 6 - 8 лет каждый год в Советский Союз приезжали на подготовку до 80 германских офицеров⁶ .

В конце 20-х годов участились визиты руководителей рейхсвера в Советский Союз. Чаще всего они проходили в форме инспекционных поездок по германским тренировочным базам и сопровождались нередко присутствием на маневрах Красной Армии и продолжительными беседами с представителями ее высшего командования⁷ . Значение советской военной помощи в подготовке боевых кадров для рейхсвера трудно переоценить. Многие из германских офицеров, прошедших стажировку на тренировочных базах в Липецке и на Каме, впоследствии активно участвовали во второй мировой войне⁸ .

Одним из условий советско-германского военного сотрудничества было согласие германской стороны на обучение командиров Красной Армии в Академии германского Генерального штаба и других военных учебных заведениях. Учеба проходила в Берлине, в пехотной школе в Дрездене и других местах. Точное число и персональный состав предста-

³ Документы внешней политики (ДВП) СССР. Т. XIV. М. 1968, с. 396.

⁴ Подробности этого сотрудничества изучены достаточно полно. См.: Castellan G. Reichswehr et Armee Rouge. In: La Relation Germano-Sovietiques de 1933 a 1939. P. 1954; Carsten F. L. The Reichswehr and Politics, 1918 - 1933. Oxford. 1966; Dyck H. L. Weimar Germany and Soviet Russia, 1926 - 1933. Lnd. 1966; Wheeler-Bennett J. W. The Nemesis of Power: The German Army in Politics, 1918 - 1945. Lnd. 1954; Gatzke H. W. Russo-German Military Collaboration during the Weimar Republic- American Historical Review, 1958, vol. LXIII, N 3, pp. 565 - 597; Speidel H. Reichwehr und Rote Armee. - Vierteljahrshefte fur Zeitgeschichte, 1953, N 1.

⁵ Gatzke H. W. Op. cit., pp. 593 - 595.

⁶ Scott W. E. Alliance against Hitler: The Origins of the Franco-Soviet Pact. Durham. 1962, pp. 95 - 96.

⁷ Slavonic and East European Review, 1962, vol. XLI, N 96; Carsten F. L. Op. cit., pp. 281 - 282, 360; Castellan G. Op. cit., pp. 194 - 196; Mannstein E. von. Aus einem Soldatenleben. Bonn. 1958, S. 138 - 159.

⁸ Сastellan G. Op. cit., p. 209; Carsten F. L. The Reichswehr and the Red Army, 1920 - 1933. -Survey, 1962, N 44 - 45, p. 124; Seaton A. The German Army, 1933 - 1945. Lnd. 1982, pp. 29, 62.

стр. 41

вителей комсостава РККА, прошедших различные виды обучения в Германии, устанавливается с большим трудом. Советские источники содержат весьма скудную информацию по этому вопросу, а западные не отличаются большой точностью. Из представителей высшего комсостава Красной Армии курс Военной академии германского генштаба прошли И. П. Уборевич и Р. П. Эйдеман (в 1927 - 1928 гг.), И. Э. Якир (в 1928 - 1929 гг.). Тогда же в Германии учились И. Н. Дубовой, П. Е. Дыбенко, Э. Ф. Аппога, ставший затем начальником Управления военных сообщений РККА. В 1930 г. с группой высших командиров выезжал в Германию К. А. Мерецков. В 1931 г. в германской Академии генштаба учился В. М. Примаков, написавший по возвращении книгу "Тактические задачи германского генерального штаба"⁹ . В работах западных исследователей нередко содержится утверждение, что в те годы в Германии учился также Г. К. Жуков¹⁰ . Сам маршал в своих воспоминаниях обходит этот факт полным молчанием, а советские историки называют это выдумкой.

В рамках военно-технического сотрудничества в Германию в 1927 г. был командирован заместитель начальника Управления ВВС РККА Я. И. Алкснис. Целью командировки было ознакомление с германским самолето- и моторостроением. Алкснис, хорошо знавший немецкий язык, встречался с известным авиаконструктором Хейнкелем. После этого визита он побывал в Германии еще несколько раз¹¹ . Поездки в Германию для лечения были обычным явлением среди высшего комсостава Красной Армии. Несколько раз ездил за границу лечиться Егоров, выполняя попутно и некоторые служебные задания.

8 какой мере в ходе военного сотрудничества затрагивались политические проблемы советско-германских отношений и какую роль при этом играли военачальники Красной Армии? Ответ на этот вопрос в полной мере пока затруднен отсутствием необходимых документов. Однако некоторые свидетельства все же имеются.

Больше других касался политических проблем наркомвоенмор Ворошилов, член Политбюро ЦК, чей политический вес был, конечно, значительнее, чем других командиров Красной Армии. В 1928 г. во время беседы с генералом Бломбергом Ворошилов неожиданно спросил, сможет ли Красная Армия рассчитывать на поддержку Германии в случае нападения Польши? Он добавил, что если Польша нападет на Германию, Россия окажет ей любую помощь. Бломберг осторожно ответил, что это - вопрос высокой политики, решать который компетентны только политические власти¹² .

Ворошилов принадлежал к ближайшему сталинскому окружению. Можно предположить, что высказанные им соображения отражали в известной мере мысли и планы самого Сталина. Следует заметить, что советская военная концепция со времен гражданской войны традиционно рассматривала Польшу как одного из наиболее вероятных противников Советского Союза в будущей войне. Считалось, что войну против СССР развяжут страны Антанты, в первую очередь Франция, и что в первом эшелоне Антанты будут действовать граничащие с Советским Союзом Польша и Румыния, а также лимитрофные государства - Латвия, Литва, Эстония и Финляндия.

⁹ См.: Командарм Якир. М. 1963, с. 236; Командарм Уборевич. М. 1964, с. ,242; Панков Д. В. Комкор Эйдеман. М. 1965, с. 79; Дубинский И. Примаков. М. 1968, с. 154, 173; Военно-исторический журнал, 1967, N 5, с. 37; Carsten F. L. The Reichswehr and Politics, p. 280.

¹⁰ Lauterbach R. These are the Russians. N. Y. 1945, p. 124; Liddell Hart B. H. The other Side of the Hill. Lnd. 1948, p. 231; Gorlitz W. The German General Staff. Lnd. 1953, pp. 232 - 233.

¹¹ Heinkel E. He-1000. Lnd. 1956, pp. 115 - 116; Командарм крылатых. Жизнь Я. И. Алксниса. Сб. воспоминаний. Рига. 1967_Ь с 20 - 21.

¹² Gatzke H. W. Op. cit., p. 588.

стр. 42

Один из ведущих советских военных теоретиков, заместитель начальника Штаба РККА В. К. Триандафиллов предполагал, что все эти страны смогут выставить 106 перволинейных дивизий. Одна Польша, по его расчетам, была способна выставить 48 перволинейных дивизий¹³ . С подобной силой приходилось считаться. Веймарская Германия в тот период рассматривалась как возможный союзник против польской угрозы. В начале 30-х годов ситуация начала меняться, хотя прежние настроения иногда давали себя знать. В феврале 1932 г. при заключении предварительного контракта с фирмой "Рейнметалл" в области артиллерийского вооружения Уборевич предложил генералу Людвигу подумать об урегулировании границы за счет Польши, упомянув о возможности ее нового раздела¹⁴ .

Большой интерес на Западе вызвала поездка в сентябре - октябре 1932 г. в Германию большой советской военной делегации во главе с Тухачевским, приглашенной военным министром генералом Шлейхером на осенние маневры рейхсвера. Советские военачальники присутствовали на них в районе Франкфурта-на-Одере, а затем, разделившись на две группы, посетили военные предприятия Рурского бассейна и Высшую пехотную школу в Дрездене, где учились советские командиры. Тухачевскому был оказан хороший прием. Делегацию принял президент Гинденбург¹⁵ . По поводу этой поездки выдвигались различные гипотезы, включая предположение о развитии стратегического сотрудничества, направленного против Польши. Роль Тухачевского склонны были преувеличивать. Он был заместителем наркомвоенмора и начальником вооружений РККА. Вопросы стратегического планирования не входили в его компетенцию. В Германии Тухачевский интересовался главным образом проблемой развития вооружений и работой военной промышленности. По окончании визита никакие документы не были подписаны. Тухачевский был очень сдержан в своих оценках и суждениях. Не следует забывать, что его положение в военном ведомстве только начало укрепляться. Длительный конфликт со Сталиным и Ворошиловым был притушен, но не забыт. По некоторым признакам можно было судить о приближении перемен, и руководящие круги Красной Армии начали интересоваться проблемой поиска новых союзников и переориентацией в военном сотрудничестве.

21 июля 1932 г. был подписан пакт о ненападении между Советским Союзом и Польшей. До дружественных отношений было далеко, однако военная угроза западным границам СССР была ослаблена. После подписания этого пакта германо-советские отношения начали портиться. Осенью 1932 г. был сделан еще один шаг, означавший отход советской политики от многолетней прогерманской ориентации. 29 ноября 1932 г. был подписан пакт о ненападении между СССР и Францией. В советских военных кругах интерес к сближению с Францией возник раньше, чем были предприняты политические шаги. Зимой 1930 - 1931 гг. Алкснис прожил несколько месяцев в Париже, знакомясь с французской авиапромышленностью.

Поездка Тухачевского в Германию на маневры осенью 1932 г. была по существу последним присутствием представителей Красной Армии на учениях рейхсвера. Несмотря на сердечные, согласно дипломатическим отчетам, приемы, во взаимоотношениях командования двух армий уже тогда чувствовалась неудовлетворенность. Впоследствии, в беседе с германским военным атташе в Москве Хартманом, Тухачевский утверждал, что во время его пребывания в Берлине осенью 1932 г. уже говорилось

¹³ Триандафиллов В. К. Характер операций современных армий. М. 1932 (Цит. по: Военно-исторический журнал 1966, N 5, с. 13).

¹⁴ Gatzke H. W. Op. cit., p. 594.

¹⁵ См.: Castellan G. Op. cit., p. 248; Carsten F. L. The Reichswehr and Politics, p. 360; Иоффе А. Е. Внешняя политика Советского Союза. 1928 - 1932. М. 1968, с. 267.

стр. 43

о намерении Германии приступить по финансовым соображениям к ликвидации тренировочных станций на советской территории¹⁶ . Таким образом, по крайней мере за полгода до прихода Гитлера к власти существовали определенные сомнения в целесообразности военного сотрудничества двух стран. Установление в Германии нацистского режима ускорило процесс, начавшийся ранее.

Обстоятельства разрыва советско-германского военного сотрудничества изучены недостаточно хорошо. Советские архивы ждут своего исследователя. Германская документация, относящаяся к этому вопросу, сильно пострадала в конце второй мировой войны. Среди западных историков нет полного единодушия в вопросе, кто явился инициатором прекращения военного сотрудничества между СССР и Германией. Германский посол в Москве Х. Дирксен и Г. Хильгер считают, что это была советская сторона¹⁷ . Бывший военный атташе Кёстринг и один из весьма осведомленных штабных офицеров в Берлине Шпейдель придерживаются мнения, что прервать отношения с Красной Армией приказал Гитлер¹⁸ .

Анализ германских дипломатических документов позволяет думать, что инициативу проявила советская сторона, хотя нельзя отрицать, что у Гитлера в тот период абсолютно отсутствовала какая-либо склонность к сотрудничеству с Советским Союзом. В то же время в действиях советской стороны заметны были колебания и противоречивые шаги, отражавшие колебания и борьбу внутри советского руководства.

Первое сообщение о том, что русские не хотят больше продолжать деятельность одной из военных баз, поступило от посла Дирксена 28 апреля 1933 года¹⁹ . Речь шла, по- видимому, о базе под Саратовом. Дирксен не дает оценки политических причин этого решения. Вскоре, однако, советская сторона отменила свое решение, также без объяснения причин. Дирксен сообщил об этом в пространном отчете от 14 мая в германский МИД²⁰ . Описывая прием в честь немецкой военной делегации во главе с генералом Бокельбергом, посол отметил, что Ворошилов в беседе подчеркнул свои дружеские чувства по отношению к Германии. Он просил посла передать правительству в Берлине пожелания Советского правительства продолжать, как и раньше, хорошие отношения с Германией. Правда, отметил Дирксен, в советском руководстве имеется и враждебная позиция по отношению к Германии. Тухачевский был более сдержан в проявлении дружеских чувств к Германии. Военному атташе Хартману он дал понять, что в области военного сотрудничества нельзя будет придерживаться прежней линии, если оно не будет согласовано с общей политической позицией²¹ .

Очевидно, в конце мая или начале июня 1933 г. была выработана новая советская политика по отношению к Германии. Советское правительство заявило о решении прекратить как можно скорее деятельность германских тренировочных станций. Затем последовало решение об отмене обучения командиров РККА в Академии германского Генерального штаба. В июле германская сторона аннулировала участие своих представителей на осенних маневрах Красной Армии. Летом 1933 г. в Советский Союз прибыли специальные представители рейхсвера для ликвидации военных баз. Часть военного имущества на сумму 2,9 млн. марок осталась в распоряжении Красной Армии.

¹⁶ Documents on German Foreign Policy. Ser. C. (далее - DGFP). Vol. I. Lnd. 1957, p. 464.

¹⁷ См.: Dirksen H. Moscow, Tokyo, London. Norman. 1952, p. 123; Hilger G., Meyer A. The Incompatible Allies. N. Y. 1953, pp. 256 - 257.

¹⁸ Castellan G. Op. cit., pp. 206 - 207; Carsten F. L. The Reichswehr and the Red Army, p. 131; Scott W. Op. cit., p. 96, n. 85.

¹⁹ DGFP. Vol. I, p. 363.

²⁰ Ibid., pp. 421 - 423.

²¹ Ibid., p. 466.

стр. 44

К концу сентября 1933 г. ликвидация германских военных баз на территории Советского Союза была завершена. Сообщая об этом, полковник Штюльпнагель из Министерства по делам рейхсвера добавил, что Ворошилов и другие военные, исключая Тухачевского, выразили надежду на скорое восстановление тесных военных контактов²² . Тухачевский был более скептичен. В беседе с новым послом Германии в СССР Твардовским 1 ноября 1933 г. он подчеркнул дружеские чувства к рейхсверу, однако отметил, что закрытие военных баз было политическим решением, поскольку в Советском Союзе убедились в антисоветском характере политики германского правительства²³ .

Тухачевский не питал никаких иллюзий в отношении нового режима в Германии. Взаимоотношения же Гитлера и "политических генералов" рейхсвера были в тот период недостаточно ясны. В то же время антисоветские заявления руководителей нацистского режима не оставляли сомнений в их планах. Тухачевский понимал это, возможно, лучше других. В начале 1935 г. он опубликовал статью "Военные планы нынешней Германии", в которой приводил данные о численном росте германской армии, указывал на создание сильной военной авиации и подготовку "могучих армий вторжения", что соответствовало "антисоветским и реваншистским планам Гитлера"²⁴ . Тухачевский предупреждал, что эти планы имеют не только антисоветскую, но и антизападную направленность.

Статья вызвала немедленный официальный протест Германии одновременно Литвинову и в Наркомат обороны. Д. Эриксон полагает, что советское военное командование не могло серьезно предполагать, что со стороны Германии существует непосредственная военная опасность для Советского Союза. По его мнению, статья частично отражала "истерический страх" перед позицией, преобладающей в Германии²⁵ . Подобная точка зрения вряд ли справедлива, хотя несомненно, что в военных кругах СССР существовала озабоченность военными приготовлениями нацистской Германии и милитаристской Японии. Особые опасения могла вызывать возможность одновременных действий со стороны обеих этих стран.

В статье Тухачевского интересен один, весьма важный момент. Поскольку он не имел прямого влияния на принятие решений по вопросам внешней политики, его статья была своеобразной формой давления на выработку советским руководством новой внешнеполитической линии. Она произвела большое впечатление на Западе, показав, что, помимо военных лидеров прогерманской ориентации, каковыми традиционно считались Ворошилов и Егоров, существуют военные руководители, ориентирующиеся на западные демократические державы.

Сталин ответил на статью Тухачевского в необычной форме, попытавшись дискредитировать его в глазах западных политических деятелей. В беседе с А. Иденом, прибывшим с визитом в Москву в конце марта 1935 г., Сталин коснулся советско- германских переговоров о займе, а затем неожиданно сообщил высокому английскому гостю о слухах, распространяемых германским правительством о будто бы имевших место встречах Тухачевского и Геринга "для совместной выработки плана нападения на Францию"²⁶ . Заметив, что это "мелкая политика", Сталин, однако, слух не опроверг. Идеи был изумлен упоминанием имени Тухачевского рядом с именем одного из нацистских руководителей. "Это было странное сообщение, - пишет Идеи в своих воспоминаниях, - к этому времени Тухачевский опубликовал статью настолько антигерманскую,

²² Ibid., p. 875.

²³ Ibid. Vol. II. Lnd. 1959, pp. 81 - 83.

²⁴ Тухачевский М. Н. Избранные произведения. Т. 2. М. 1964, с. 233 - 239.

²⁵ Erickson J. The Soviet High Command. Lnd. 1962, p. 384.

²⁶ ДВП СССР. Т. XVIII. М. 1973, с. 249.

стр. 45

что это вызвало дипломатический протест из Берлина"²⁷ . Указав без комментариев, что два года спустя Тухачевский был расстрелян за якобы изменнический заговор с нацистами (воспоминания опубликованы после реабилитации Тухачевского!), Идеи глубокомысленно добавляет: "Лабиринты Кремля непроницаемы". Дело, конечно, заключалось не в "тайнах Кремля". Действия Сталина всегда носили обдуманный характер. Сообщая слухи, порочащие одного из виднейших руководителей Красной Армии, он стремился ослабить впечатление, произведенное статьей Тухачевского на Западе, зародить сомнения в искренности его антигерманской позиции.

Тухачевский был последователен в своей линии, направленной на разоблачение агрессивных планов гитлеровской Германии. В речи на второй сессии ЦИК 15 января 1936 г. он снова говорил о военных приготовлениях Германии и поисках ею путей вторжения на советскую территорию. Тухачевский дал оценку состоянию Красной Армии и степени ее готовности вести одновременно борьбу на Дальнем Востоке и на западной границе²⁸ . Тухачевский разделял и поддерживал развиваемые Литвиновым идеи союза с западными державами, прежде всего с Францией. В феврале 1936 г. они вместе присутствовали 8 Лондоне на похоронах короля Георга V.

С Литвиновым был близок и командарм Якир, чей политический вес как члена ЦК, никогда не конфликтовавшего со Сталиным, был несравненно больше веса и влияния Тухачевского. Летом 1936 г" находясь на отдыхе и лечении в Чехословакии, Литвинов и Якир провели вместе два дня, обсуждая положение в Европе в связи с ростом фашистской опасности²⁹ . Позднее, 31 августа 1939 г" после подписания пакта о ненападении с гитлеровской Германией и за один день до начала второй мировой войны, на заседании Верховного Совета СССР Молотов осудил некоторых близоруких людей, которые "увлеклись упрощенной антифашистской агитацией"³⁰ . Литвинов к этому времени был уже смещен с поста Народного комиссара иностранных дел, а Тухачевский и Якир и другие военачальники, предупреждавшие о фашистской агрессии, расстреляны по ложным обвинениям в измене.

Контакты в военной области между Францией и Советским Союзом в начале 30-х годов практически отсутствовали. В столицах двух государств не было военных атташе, не было взаимных визитов военных делегаций на маневры двух армий. Улучшение франко- советских отношений, развивавшееся на фоне разрыва сотрудничества Красной Армии и рейхсвера, началось с обмена военными атташе. 8 апреля 1933 г. в Москву прибыл первый французский военный атташе полковник Мендрас, дружески принятый Ворошиловым, Егоровым и Литвиновым. В мае 1933 г. в столицу Франции прибыл первый советский военный атташе комдив Венцов, один из ближайших сотрудников Тухачевского. Он довольно быстро наладил хорошие отношения с представителями французских военных кругов. Особенно тесные отношения сложились у него с молодым офицером из штаба генерала Вейгана полковником де Латтром де Тассиньи³¹.Энергия Венцова во многом способствовала франко-советским контактам.

Процесс франко-советского сближения развивался весьма энергично в течение всего 1933 года. В августе - сентябре Советский Союз посетил видный французский государственный деятель Э. Эррио. В программу его визита было включено посещение военного училища и Аэро-

²⁷ Eden A. Memoirs. Facing the Dictators. Boston. 1962, p. 174.

²⁸ Тухачевский М. Н. Задачи обороны СССР. М. 1936, с. 6 - 10.

²⁹ Командарм Якир, с. 226 - 227.

³⁰ Внеочередная, 4-я сессия Верховного Совета СССР. М. 1939, с. 200.

³¹ Pertinax. Les Fossoyeurs. N. Y. 1943, p. 43; Scott W. Op, cit., pp. 139 - 140.

стр. 46

динамического института в Москве. Руководители Красной Армии устроили банкет в честь французского гостя.

Наибольший интерес вызвал визит французского министра авиации П. Кота в сентябре 1933 года. Он был одобрен не только МИД Франции, но и военным министерством и французским Генеральным штабом. В этом усматривался намек на то, что военные руководители Франции одобряли возобновление дружественных отношений с Советским Союзом³² . Французская делегация прибыла в СССР на самолетах и проследовала в Москву через Киев и Харьков. Перелет из Харькова прошел в сопровождении почетного эскорта самолетов ВВС РККА. Впервые в советской практике зарубежной делегации были оказаны воинские почести. П. Кот был принят Тухачевским. Вместе с членами делегации он присутствовал на маневрах авиационных подразделений Красной Армии, посетил авиационный завод в Филях под Москвой и завод по производству авиационных моторов. Делалось все, чтобы заинтересовать французов достижениями в области военной авиации. Французам дали понять, что они могут занять место, освобождаемое немцами.

В начале 1934 г. между Францией и СССР произошел обмен военно-воздушными атташе, а в августе в Париж прибыла эскадрилья советских самолетов АНТ-6. Это был ответный визит на посещение Советского Союза П. Котом. Французов не оставляло ощущение, что инициатива к сближению исходила от советской стороны. Причину этого они видели в возрастающей опасности со стороны Германии и Японии, вызывавшей беспокойство советских руководителей³³ . Если подобное предположение справедливо, то очевидно, что на франко-советском сближении настаивали те круги высшего командования Красной Армии, которые видели в этом ответ германо-японской угрозе.

Отношение командования французской армии к франко-советскому сближению было двойственным. С одной стороны, сотрудничество с Советским Союзом было весьма привлекательным, так как позволяло разрушить контакты Красной Армии и рейхсвера и заручиться советской поддержкой в случае нападения Германии на Францию; с другой - французский Генеральный штаб предпочитал ограничиться общим франко-советским договором, не дополняя его специальной военной конвенцией. Французская военная доктрина строилась на предпочтении позиционной войны и использовании для этой цели линии Мажино. Французские генералы понимали, что в случае войны с Германией открытие Советским Союзом второго фронта может облегчить положение Франции. Однако среди французских военных господствовало скептическое отношение к возможностям Красной Армии вести широкие наступательные операции. Положение осложнялось отсутствием общих границ между Германией и СССР. Необходимо было согласие Польши, Чехословакии и Румынии на проход советских войск. Заручиться таким согласием было делом нелегким.

В 1934 г. советская военная авиация усиленно демонстрировала Западу свои достижения. После упомянутого выше визита в Париж эскадрилья советских самолетов вылетела в Рим. Летом того же года делегация ВВС РККА на трех самолетах АНТ-6 находилась с визитом в Варшаве, а Алкснис вместе с группой конструкторов и летчиков отправился в Лондон на авиационную выставку и военно-воздушный парад³⁴ . В отличие от Франции британское военное министерство раскачивалось медленно, и советский военно- воздушный атташе И. И. Черний появился в Лондоне только в конце 1936 года.

Взаимные визиты 1933 - 1934 гг. подготовили почву для более тес-

³² Scott W. Op. cit., pp. 119 - 120.

³³ Ibid., p. 121.

³⁴ Военно-исторический журнал, 1981, N 2, с 86; Командарм крылатых, с. 33; Майский И. М. Воспоминания советского посла. Кн. 2. М. 1964, с. 275.

стр. 47

ного франко-советского союза. 2 мая 1935 г. в Париже был подписан договор о взаимной помощи против агрессии между СССР и Францией сроком на пять лет. Через десять дней после подписания договора в Москву прибыл министр иностранных дел Франции П. Лаваль. Он встречался со Сталиным, Молотовым и Литвиновым. В ходе бесед советская сторона предложила дополнить договор военной конвенцией с конкретными обязательствами на случай войны. Лаваль не питал дружеских чувств к Советскому Союзу, но дал согласие на открытие переговоров между генеральными штабами Франции и СССР³⁵ . Чтобы продемонстрировать Лавалю серьезность советских намерений, его пригласили посетить военный аэродром под Москвой, где он наблюдал полеты военных самолетов и учения парашютных войск³⁶ .

Не успел Лаваль вернуться в Париж, как советский военный атташе Венцов в конце мая информировал французский Генеральный штаб, что штаб РККА "готов вступить в отношения с французским генштабом"³⁷ . Последний занял осторожную позицию, не проявляя никакой инициативы. Еще 4 мая 1935 г., сразу после подписания франко- советского договора, начальник французского генштаба генерал Гамелен заметил, что в данный момент не может быть и речи о каких-либо конкретных аспектах франко- советского военного сотрудничества. Но, добавил он, когда "оба правительства сочтут это необходимым, это выпадет на долю генеральных штабов"³⁸ .

В июне 1935 г. советский посол во Франции В. П. Потемкин напомнил военному министру Фабри о стремлении Советского Союза к заключению военной конвенции. С целью продемонстрировать реальные возможности Красной Армии и ее успехи в деле модернизации военные делегации Франции, Чехословакии и Италии были приглашены на большие осенние маневры войск Киевского военного округа, проходившие с 12 по 17 сентября 1935 года. Руководил маневрами командующий округом Якир. "Синей" стороной командовал И. Дубовой, в прошлом заместитель Якира, недавно назначенный командующим Харьковским военным округом, а "красной" - заместитель Дубового С. Туровской.

Маневры были организованы с большим размахом. Наряду с использованием стрелковых и кавалерийских частей широко применились механизированные соединения, танковые части и, что особенно поразило иностранных гостей, массовый воздушный десант. Кроме этого, маневры были интересны отработкой теории глубокого боя, предложенной Триандафилловым и разработанной Тухачевским³⁹ . Об этих маневрах был снят документальный фильм, который показывался в советских посольствах ряда европейских стран членам правительств и представителям генштабов.

Глава французской делегации на киевских маневрах генерал Луазо представил по возвращении доклад, дав высокую оценку достижениям Красной Армии. "Это поможет ей, - писал он в заключении, - удержаться на восточном фронте во время столь критического периода, как начало конфликта, важного для сил, оказывающих сопротивление"⁴⁰ . Доклад Луазо не встретил сочувствия у руководителей французского Генераль-

³⁵ Mourin M. Les Relations Franco-Sovietiques (1917 - 1967). P. 1967, p. 208; Scott W. Op. cit., p. 266.

³⁶ Ibid., pp. 254 - 255.

³⁷ Сиполс В. Я. Дипломатическая борьба накануне второй мировой войны. М. 1979, с. 85.

³⁸ General Gamelin. Servir. Le Prologue du Drame (1930 - aout 1939). P. 1946, p. 166.

³⁹ Современную западную оценку военно-теоретических взглядов Тухачевского см.: Erickson J., Simpkin R. E. Deep Battle: the Genius of Marshal Tukhachevskii. Oxford. 1986.

⁴⁰ Цит. по: Dreifort J. E. The French Popular Front and the Franco-Soviet Pact, 1936 - 1937. -Journal of Contemporary History, 1976, vol. 11, N 2 - 3, p. 219.

стр. 48

ного штаба, а сам генерал получил выговор за неумеренные похвалы Красной Армии.

27 февраля 1936 г. после бурных дебатов палата депутатов французского парламента ратифицировала франко-советский пакт. 8 марта 1936 г., на следующий день после ввода германских войск в демилитаризованную Рейнскую зону, пакт был ратифицирован Советским Союзом. Еще через четыре дня его ратифицировал французский сенат. Вопрос о военной конвенции остался открытым.

Историки, как советские, так и западные, склонны обвинять Францию в отказе от подписания специального военного соглашения⁴¹ . Но и советские руководители после ратификации договора не слишком спешили с открытием переговоров о военном сотрудничестве. 19 марта 1936 г. на вопрос редактора газеты "Le Temps" Шастенэ о наиболее полезных формах сотрудничества в военной области Молотов уклончиво ответил: "Вопрос требует специального изучения. Этим пришлось бы заняться военным специалистам"⁴² . Ответственность, таким образом, перекладывалась на плечи командования Красной Армии, которое в 1936 г. стало главным источником инициативы в развитии военного сотрудничества с Францией.

В январе 1936 г. Тухачевский был назначен сопровождать Литвинова на похороны английского короля Георга V. Проследовав на поезде через Берлин, он задержался там на несколько часов. Эта задержка стала источником многочисленных домыслов и спекулятивных догадок о возможной встрече Тухачевского с представителями германского Генерального штаба⁴³ . Официальные германские круги категорически отвергали возможность такой встречи. Об обстановке в Берлине не сообщалось ни в советской, ни в немецкой печати. Трудно предположить, что в условиях всеобщей подозрительности Тухачевский предпринял какой-либо опрометчивый шаг, который мог его безнадежно скомпрометировать.

Попытки прозондировать почву в германских военных кругах были предприняты Уборевичем. Направляясь в конце января 1936 г. через Варшаву в Париж, чтобы присоединиться к Тухачевскому, Уборевич встретился с помощником германского военного атташе в Польше майором Кинцелем. В беседе с ним он выразил желание встретиться с авторитетными немецкими военными, на обратном пути Уборевич надеялся посетить Бломберга⁴⁴ . По-видимому, некоторые военные продолжали надеяться на возможность возобновления контактов с бывшими руководителями рейхсвера, влияние которых на внутреннюю и внешнюю политику Германии сильно преувеличивалось.

В Англии Тухачевский провел 13 дней. Он имел встречи с министрами обороны и авиации, а также с представителями генералитета, которым был показан фильм о высадке парашютного десанта. Тухачевский стремился заинтересовать своих слушателей новыми для них идеями. В Лондоне Тухачевский получил приглашение генерала Гамелена посетить Париж и провести неделю в качестве гостя французского Генерального штаба. Программа пребывания маршала во Франции была чрезвычайно насыщена. Она включала посещение военных объектов, визиты к государственным деятелям и продолжительные беседы с генералом Гамеленом по вопросам технического оснащения двух армий и их более

⁴¹ Scott W. Op. cit., p. 265; Сиполс В. Я. Ук. соч., с. 86.

⁴² Молотов В. М. Статьи и речи. М. 1937, с. 233.

⁴³ Castellan G. Op. cit., p. 244; Erickson J. Op. cit., p. 411; Tabouis G. They Called me Cassandra. N. Y. 1942, p. 257.

⁴⁴ См.: McMurry D. S. Deutschland und die Sowjetunion, 1933 - 1936. Koln-Wien, 1979, s. 320 - 321. Осенью 1936 г. Уборевич по приглашению генерала Фрича присутствовал на маневрах германской армии, вызвав раздраженное замечание Гитлера в адрес тех немецких генералов, которые "пьянствуют и водятся с коммунистическими генералами" (см.: Gorlitz W. Op. cit., p. 308; Hegner H. S. Die Reichskanzlei, 1933 - 1945. Societats-Verlag. 1959, S. 255 - 256).

стр. 49

тесного сотрудничества. Тухачевский не скрывал, что встревожен германской угрозой и внимательно следит за прогрессом германской армии⁴⁵ .

Пребывание Тухачевского в Англии и Франции было предметом пристального внимания европейской прессы и темой многочисленных, весьма спекулятивных комментариев. Поведение советского маршала обсуждалось без глубокого понимания общественно- политических процессов, происходящих в Советском Союзе. Банальные рассуждения о бонапартистских наклонностях Тухачевского не имели ничего общего ни с его характером, ни с обстановкой, в которой ему приходилось работать. Выступления Тухачевского, его фразы и замечания, вскользь брошенные на банкетах и дипломатических приемах, превратно толковались⁴⁶ .

Тем не менее, визит Тухачевского произвел самое благоприятное впечатление на тех, кто стремился к франко-советскому сближению. Через месяц, в беседе с редактором газеты "Le Temps", немедленно доведенной до французского общественного мнения, Молотов дезавуировал усилия Литвинова и Тухачевского к сближению с демократическими державами Запада. Из заявления Молотова вытекало, что Сталин, названный "главным направлением, определяющим политику Советской власти", стремится к улучшению отношений с гитлеровской Германией, в отличие от тех советских людей, которые относятся "к современной Германии с совершенной непримиримостью"⁴⁷ . Нетрудно понять, кого имел в виду Молотов. Непримиримое отношение к нацистской Германии занимал Литвинов и разделявшие его позицию Тухачевский, Якир и близкие им по духу командиры Красной Армии. Заявление Молотова порождало у западных политических деятелей сомнения в искренности советской политики совместного выступления с Францией против возможной фашистской агрессии.

Несмотря на трудности, военные контакты со странами, подписавшими с Советским Союзом пакты о взаимной помощи, - Францией и Чехословакией - продолжали непрерывно развиваться⁴⁸. Значительным событием в этой области после поездки Тухачевского был визит советской военной делегации во главе с Якиром на маневры французской армии осенью 1936 года. Эта поездка не освещалась ни в одной из советских или западных работ⁴⁹ . Якир пробыл во Франции с 19 августа по 2 сентября. Его сопровождали советские военный и военно-воздушный атташе во Франции, а также один из руководителей ВВС РККА комкор Хрипин. Делегация присутствовала на военных учениях в районах Меца, Нанси, Труа и Тура и на авиационных маневрах и учениях ПВО в районе Буржа. Посещение линии Мажино и наблюдения за применением танков на маневрах французской армии разочаровали Якира. Военная доктрина французского генштаба была консервативна и мало отвечала духу времени.

Якир имел встречи и беседы с генералами Гамеленом и Вейганом, а также с министром авиации Котом. В день отъезда, во время ответного завтрака, где присутствовали Кот и высшие чины генштаба, Якир поблагодарил французов за радушный прием, оказанный советской делегации. Выйдя за рамки обычных дипломатических любезностей, Якир заявил: "При теперешнем положении в Европе сотрудничество наших

⁴⁵ Erickson J. Op. cit., p. 412.

⁴⁶ См.: Tabouis G. Op. cit., pp. 257 - 258; Erickson J. Op. cit., p. 413.

⁴⁷ Молотов В. М. Ук. соч., с. 231 - 232.

⁴⁸ О поездке заместителя начальника 1-го (оперативного) отдела Генштаба РККА Г. С. Иссерсона во Францию, визитах командармов Б. М. Шапошникова и Я. И. Алксниса, комдива К. А. Мерецкова в Чехословакию и о пребывании французской авиационной делегации в СССР в августе 1936 г. см.: Военно-исторический журнал, 1963, N 4, с. 71; Командарм крылатых, с. 34, 243; Правда, 17, 24, 30.VIII.1936; Le Temps, 29.VIII.1936.

⁴⁹ Поездка Якира во Францию упоминается в повести И. Дубинского "Наперекор ветрам" (М. 1964, с. 253 - 257).

стр. 50

двух армий без каких-либо агрессивных намерений против кого бы то ни было может явиться крайне важным фактором безопасности и мира"⁵⁰ . Советская пресса передала речь Якира в смягченном варианте. Слова о положении в Европе исчезли, а тезис о сотрудничестве двух армий заменен общим пожеланием дружеских отношений⁵¹ .

Визит Якира повлиял, по-видимому, на позицию французского генштаба. В сентябре 1936 г. наметились некие сдвиги в вопросе о переговорах генеральных штабов. Французский генштаб был уполномочен провести подготовительные обсуждения. Эта подготовка велась в атмосфере строгой секретности. Глава правительства Народного фронта Л. Блюм собирался поставить переговоры под свой контроль, зная отрицательное отношение к контактам с Советским Союзом в военной сфере со стороны военного министра Даладье и его советников⁵² .

Изменения произошли и в Советском Союзе. Антифашистская линия Литвинова - Тухачевского - Якира получила в сентябре поддержку в Политбюро. 20 сентября 1936 г. оно одобрило план создания системы коллективной безопасности. Затем последовало предложение Франции и Чехословакии начать переговоры на уровне представителей генеральных штабов⁵³ . Осенью 1936 г. было принято решение об активном выступлении на стороне республиканцев-антифашистов в гражданской войне в Испании. По возвращении из Франции Якир был назначен членом Военного совета Наркомата обороны СССР, чему с 1934 г. препятствовал Ворошилов. Процесс укрепления антифашистской линии во внешней политике совпал с сопротивлением развертыванию террора в партии, оказанным Сталину некоторыми членами Политбюро при поддержке части членов ЦК.

В начала сентября 1936 г. в Советский Союз прибыла французская военная делегация во главе с генералом В. Швейсгутом, заместителем начальника генштаба. Делегация была приглашена на маневры Белорусского военного округа. Ранее прибыла делегация Чехословакии и впервые приглашенная на маневры Красной Армии английская военная делегация во главе с генералом Уэйвеллом. Руководил маневрами командующий войсками округа Уборевич. Маневры включали проведение воздушно-десантной операции и в целом произвели большое впечатление на иностранных гостей.

По возвращении в Париж Швейсгут представил 4 октября 1936 г. доклад, содержащий впечатления о маневрах и изложение бесед с Ворошиловым и Тухачевским. Швейсгут не принадлежал к сторонникам вот енного соглашения с Советским Союзом. До поездки он утверждал, что Советский Союз не имеет военной ценности для Франции⁵⁴ . Он был, разумеется, осведомлен, что военный министр Даладье занимает отрицательную позицию по отношению к штабным переговорам с Красной Армией. Все это предопределило его позицию. Меньше всего места в отчете он уделил самим маневрам. Красную Армию он оценил как "кажущуюся сильной", но недостаточно подготовленную к войне с крупной европейской державой"⁵⁵ .

Главное место в докладе занимали соображения Швейсгута о целях советской внешней политики. Общий его вывод сводился к тому, что Советский Союз делает ставку на войну между Францией и Германией, предпочитая, чтобы "гроза разразилась над Францией". Война между

⁵⁰ Правда, 21.VIII.1936; Le Temps, 21, 26, 29.VIII, 4.IX.1936.

⁵¹ Правда, 7.IX.1936.

⁵² Adamthwaite A. France and the Coming of the Second World War. 1936 - 1939. Lnd. 1977, p. 48.

⁵³ История Коммунистической партии Советского Союза. Т. 4, кн. 2. М. 1971, с. 301.

⁵⁴ Young R. In Command of France: French Foreign Policy and Military Planning, 1933 - 1940. Cambridge (Mass.). -Lnd. 1978, p. 145.

⁵⁵ Documents Diplomatiques Francais. Ser. 2 (далее - ВВА) T. III, P. 1966, p. 513.

стр. 51

двумя европейскими державами была бы, по мнению Швейсгута, выгодна СССР и позволила бы ему быть, как США в 1918 г., арбитром в истощенной Европе⁵⁶ . Швейсгут не видел никакой пользы в переговорах генеральных штабов, о чем ему снова напомнил Тухачевский. К мнению Швейсгута присоединился и Даладье в сопроводительной записке к докладу. Этот документ - определенный поворотный пункт во франко-советских отношениях. Он стал официальной точкой зрения руководителей французской политики по отношению к Советскому Союзу.

Только страх перед возможным советско-германским сближением заставлял французские военные круги продолжать обсуждение проблемы военной конвенции, не делая при этом, в сущности, ничего практически. Позиция французского генштаба ослабляла усилия тех военачальников Красной Армии, которые стремились к тесному военному сотрудничеству с Францией для совместной антигитлеровской борьбы. Это ослабляло также их внутриполитическую позицию и открывало широкие возможности для различных провокаций как со стороны Сталина и НКВД, так и со стороны германской разведывательной службы. События не замедлили последовать осенью 1936 года.

В ноябре Блюм решил сдвинуть дело с мертвой точки и начать переговоры с советским военным атташе, придав им строгую секретность⁵⁷ . Он сразу же столкнулся с оппозицией со стороны генштаба. Когда Блюм попытался получить отчет генерала Луазо о маневрах Красной Армии в 1935 г., чтобы сравнить его с отчетом Швейсгута, он встретил скрытое сопротивление военных. Доклад Луазо был выдан ему неохотно и с большим опозданием. В двух докладах, разделенных периодом в один год, Блюм нашел разительные противоречия в оценках Красной Армии. Блюм сообщил об этом в показаниях, данных в комиссии Национального собрания Франции в 1947 году⁵⁸ . Блюм добавил, что французский Генеральный штаб не рассматривал военную помощь со стороны Советского Союза как цель первостепенной важности.

Переговоры с советским военным атташе начались в январе 1937 года. Венцов к тому времени был отозван из Парижа и по прибытии на родину арестован. Советскую сторону представлял новый атташе, Семенов. Вместе с полпредом СССР в Париже Потемкиным он представил 17 февраля 1937 г. ответ генштаба РККА на запрос французского генштаба о формах и размерах помощи, которую Советский Союз мог бы оказать в случае германского нападения на Францию и Чехословакию⁵⁹ . Советский план предусматривал два варианта, в зависимости от согласия или отказа Польши или Румынии на проход советских войск через их территорию.

Переговоры с участием советского военного атташе шли вяло. После нескольких встреч они замерли, а в конце марта 1937 г. Семенов тоже был отозван. Частая смена военных атташе, а также вести об арестах в Советском Союзе не создавали атмосферы доверия.

В позиции Блюма, проявлявшего интерес к военным переговорам с Советским Союзом, в конце 1936 г. произошла важная перемена. Он отказался от давления на Министерство обороны и Генеральный штаб, которое оказывал до тех пор, чтобы придать франко- советскому союзу характер военной солидарности⁶⁰ . В своих показаниях Блюм объяснил

⁵⁶ Ibid., pp. 513 - 514.

⁵⁷ Colton J. Leon Blum: Humanist in Politics. N. Y. 1966, p. 211; Young R. Op. cit., pp. 147 - 148, 288, n. 50.

⁵⁸ Les Evenements survenus en France. T. I. P. 1951, p. 128.

⁵⁹ DDF. T. IV. P. 1967, p. 1968; ДВП СССР. Т. XX, с. 703; Сиполс В. Я. Ук. соч., с. 87 - 88.

⁶⁰ Первые признаки в изменении позиции Блюма появились в начале декабря 1936 года. В беседе с послом Англии в Париже Кларком он заметил по поводу франко- советского договора: "Хотел бы видеть его сохраненным, но без зубов" (цит. по: Dreifort J. Op. cit., pp. 222, 233, n. 24).

стр. 52

причину этих перемен, подчеркнув, что рассказывает об этом впервые. По его словам, в конце 1936 г. он получил через сына предупреждение президента Чехословакии Э. Бенеша принять максимальные предосторожности во взаимоотношениях с советским Генеральным штабом, поскольку "руководители советского генштаба поддерживают подозрительные связи с Германией... Именно это предупреждение, переданное в конце 1936 г., меня в каком-то смысле парализовало в тех упорных усилиях, которые я прилагал несколько месяцев подряд, чтобы придать франко-советскому союзу отдачу и в военном плане"⁶¹ .

Любопытно, что Бенеш в своих воспоминаниях пишет о предупреждении, сделанном им Сталину в середине января 1937 г., о якобы существующем антисталинском заговоре Тухачевского и других и нигде не упоминает об аналогичном предупреждении, посланном в конце 1936 г. Блюму⁶² . Сообщая У. Черчиллю подробности о предупреждении Сталина, Бенеш ни словом не упомянул, что он когда-либо сообщал Блюму сведения о связях так называемых военных заговорщиков с нацистской Германией. Подобная забывчивость Бенеша трудно объяснима. Парализовав усилия Блюма, предупреждение, сделанное Бенешем, привело к срыву франко-советского соглашения, что, в свою очередь, сыграло решающую роль в судьбе Чехословакии, отданной Гитлеру.

Остается упомянуть еще одну весьма существенную деталь. В примечании к рассказу Бенеша, начало которого относится к осени 1936 г., Черчилль упомянул, что "имеются однако некоторые доказательства, что информация Бенеша была предварительно сообщена чешской полиции ОГПУ"⁶³ . Какие именно имеются доказательства, Черчилль не сообщил. Руководитель чехословацкой военной разведки генерал Ф. Моравец отрицал какую-либо причастность чешской разведывательной службы к получению и передаче сведений, компрометирующих высшее командование Красной Армии⁶⁴ . Советские источники пока молчат.

Если утверждение Черчилля справедливо, то сведения, которыми располагал Бенеш по поводу контактов советских военачальников с Германией, были чистейшей дезинформацией. С ее помощью Ежов, действуя, скорее всего с ведома Сталина, торпедировал намечавшееся с таким трудом франко-советское военное соглашение. Одновременно была брошена тень подозрения на высшее командование Красной Армии, против которого Сталин уже длительное время готовил удар.

⁶¹ Les Evenements survenus. Т. I, p. 129.

⁶² Memoirs of Dr. Eduard Benes. Cambridge. 1954, pp. 19 - 20, 47, n. 8.

⁶³ Churchill W. S. The Second World War. Vol. I. Lnd. 1948, p. 225.

⁶⁴ Moravec F. Master of Spies. Lnd. 1981, pp. 89 - 92.

Опубликовано 14 ноября 2015 года