Мы нашли уже всю площадь на Болоте и всю дорогу на нее, от Каменного моста, установленную бесчисленным множеством народа. Я неведомо как рад был, что случился со мною такой товарищ, которого все полицейские знали и которому все там коротко было известно. Он, подхватя меня, не бегал, а летал со мною, совался всюду и всюду, для приискивания удобнейшего места для смотрения. И мы вскоре за сим увидели молодца, везомого на превысокой колеснице в сопровождении многочисленного конвоя из конных войск. Сидел он с кем-то рядом, а против его сидел поп. Повозка была устроена каким-то особым образом и совсем открытая, дабы весь народ мог сего злодея видеть. Все смотрели на него с пожирающими глазами и тихий шопот и гул оттого раздавался в народе. Но нам некогда было долго смотреть на сие шествие, производимое очень медленно, а мы, посмотрев несколько минут, спешили бежать к самому эшафоту, дабы захватить для себя удобнейшее место для смотрения. Весь оной в некотором и нарочито великом отдалении окружен был сомкнутым тесно фрунтом войск, поставленных тут с заряженными ружьями, и внутрь сего обширного круга непускаемо было никого из подлого народа. Но товарища моего, как знакомого и известного человека, а при нем и меня, пропускали без задержания, к тому ж мы были и дворяне, а дворян и господ пропускали всех без остановки. И как их набралось тут превеликое множество, то судя по тому, что Пугачов наиболее против их возставал, то и можно было произшествие и зрелище тогдашнее почесть и назвать истинным т о р ж е с т в о м дворян над сим общим их врагом и злодеем.

Нам с господином Обуховым удалось, протеснившись сквозь толпу господ, пробраться к самому эшафоту и стать от него не более как сажени на три, и с самой той восточной стороны оного, где Пугачов должен был на эшафоте стоять, для выслушивания читаемого ему всего сенатского приговора и сентеции. Итак, имели мы наивыгоднейшее и самое лучшее место для смотрения, и покуда его довезли, и довольно времени для обозрения эшафота и всего окружающего оной, довольно еще просторного порожнего внутри круга. Эшафот воздвигнут был посреди оного, четверосторонний, вышиной аршин четырех и обитой снаружи со всех сторон тесом, и с довольно просторным наверху помостом, окруженным балюстрадом. Всход на него сделан был только с одной южной стороны по лестнице. Посреди самого сего помоста воздвигнут был столб, с воздетым на него колесом, а на конце утвержденным на него железною острою спицою. Вокруг эшафота сего в разстоянии сажен на двадцать поставлено было кругом и со всех сторон несколько виселиц, не выше также аршин четырех или еще ниже, с висящими на них петлями и приставленными лесенками. Мы увидели подле каждой из них приготовленных уже палачей и самих узников, назначенных для казни, держимых тут стражами. А таким же образом лежали некоторые и другие из их злодейского общества, скованные, при подножии самого эшафота. Не успела колесница подъехать с злодеем к эшафоту, как схватили его с ней, и, взведя по лестнице на верх оного, поставили на краю восточного его блока, против самых нас.

В один миг наполнился тогда весь помост множеством палачей, узников и к ним приставов, ибо все наилучшие его наперстники и друзья долженствовали жизнь свою кончить вместе с ним на эшафоте, почему и приготовлены уже были на всех углах и сторонах оного плахи с топорами. Подле самого ж Емельки Пугачова явился тотчас секретарь, с сенатским определением в руках, а пред ним, внизу и подле самых нас, на лошади верхом, бывший тогда обер-полицмейстером г. Архаров... Он [Пугачов] стоял в длинном нагольном овчинном тулупе, почти в онемении сам вне себя, и только что крестился и молился. Вид и образ его показался мне совсем несоответствующим таким деяниям, какие производил сей изверг. Он походил не столько на зверообразного какого-нибудь лютого разбойника, как на какого-либо маркитантишка или харчевника плюгавого. Бородка небольшая, волосы всклокоченные и весь вид ничего незначущий и столь мало похожий на покойного императора Петра Третьего, которого случалось мне так много раз и так близко видать... Как скоро окончили чтение, то тотчас сдернули с осужденного на смерть злодея его тулуп и все с него платье, и стали класть на плаху для обрубания, в силу сентеции, наперед у него рук и ног, а потом головы. Были многие в народе, которые думали, что не воспоследует-ли милостивого указа и ему прощения, и бездельники того желали, а все добрые того опасались. Но опасение сие было напрасное: преступление его было не так мало, чтоб достоин он был какого помилования. К тому-ж и императрица не хотела сама и мешаться в вто дело, а предала оное в полное и самовластное решение Сената; итак, должен он был неотменно получить достойную мзду за все его злодейства.

Со всем тем произошло при казни его нечто странное и неожидаемое, и вместо того, чтоб в силу сентеции наперед его четвертовать и отрубить ему руки и ноги, палач вдруг отрубил ему прежде всего голову, и Богу уже известно, каким образом ате сделалось: ни то палач к тому был от злодеев подкуплен, чтоб он не дал ему долго мучиться, ни то произошло от действительной ошибки и смятения палача, никогда еще в жизнь свою смертной казни не производившего; но как бы то ни было, но мы услышали только, что стоявший там подле самого его какой-то чиновник вдруг на палача с сердцем закричал: "Ах, сукин сын! что ты ате сделал" и потом: "ну, скорее - руки и ноги". В самой тот момент пошла стукотня и на прочих плахах, и в миг после того очутилась голова г. Пугачова взоткнутая на железную спицу на верху столба, а отрубленные его члены и кровавой труп, лежащий на колесе. А в самую ту-ж минуту столкнуты были с лестниц и все висельники, так что мы, оглянувшись, увидели их всех висящими и лестницы отнятые прочь. Привеликой гул от аханья и многого восклицания раздался тогда по всему несчетному множеству народа, смотревшего на сие редкое и необыкновенное зрелище. Сим образом совершилась сия казнь и кончилось сие кровавое и странное позорище. Надлежало потом все части трупа сего изверга развозить по разным частях города и там сожигать их на местах назначенных, а потом прах разсевать по воздуху...