При таком положении дел истинным благодеянием может служить книжечка «Постановления о литераторах и пр.». Она составляет не что иное, как извлечение важнейших правил из Цензурного устава и дополнительных к нему постановлений, вошедших в первое продолжение «Свода законов». Такое извлечение чрезвычайно облегчает знакомство с цензурными постановлениями, если кто захочет узнать их существенные основания. Не всякому захочется, да и не всем удобно рыться в «Своде законов» и в его продолжениях, чтобы изучить все подробности узаконений, относящихся к литературе. А здесь, в маленькой книжечке, предлагаются публике главные статьи этих узаконений, вполне достаточные для того, чтобы ознакомиться с характером нашей цензуры. Конечно, в делах человеческих никогда не бывает полного соответствия с идеалом, и потому знание того, что должно делаться, еще не вполне соответствует наглядному познанию того, что делается. Но во всяком случае то, что делается, не находя себе оправдания в законе, есть только случайное уклонение, истинный же характер известной деятельности всегда более или менее определяется законодательством. Вот почему издание книжки «Постановления о литераторах» мы считаем очень важным и полезным для распространения в публике истинных понятий о настоящих условиях нашей литературной деятельности. (...)

Нельзя не сознаться, что все эти сведения не бесполезны и не совершенно чужды для простолюдинов. Особенного одобрения заслуживает помещение сведений об учебно-хозяйственных заведениях для крестьян и о законах относительно их торговли. Для нашего простого народа чрезвычайно важно знание своих прав и обязанностей по закону. Недостаток этого знания и производит то, что простолюдина всякий волостной писарь, сельский начальник, наезжий чиновник и т. д. может застращать, обмануть и обобрать. Это же незнание служит причиною и того явления, что мужик не смеет слова сказать против обиды и самодурства какого-нибудь бессовестного господина. «Кто их знает, - думает он, - может, оно там так и нужно (...)». Что он должен терпеть, слушаться, работать и платить, это он знает отлично, это ему все говорят, и все доказывают ему на деле его обязанности. Но о том, что и он, в свою очередь, имеет свои права, хоть бедные, но все же права, признанные и огражденные даже положительным законом, - об этом обыкновенно никто не заботится сообщить ему. Не мудрено, если при таких порядках и он сам нередко поступает противозаконно: ведь он «человек темный», закон «не при нем писан». (...) Да притом же ему только все твердили: «Слушайся, терпи, исполняй, что закон велит»; и вследствие того для многих закон сделался каким-то пугалом, которое надо обходить, если можно. (...) Но стоит только простолюдину узнать, что действие закона обоюдно, - что, подчиняясь ему, сам он может требовать подчинения ему и от других и что, таким образом, в законе личность и имущество его ограждаются от всяких обид и насилий, - стоит мужичку узнать все это, и он будет почитать и хранить закон лучше, нежели многие из людей, так называемых образованных. Разумеется, одного знания закона еще недостаточно, чтобы пользоваться его защитою, а во многих случаях и общий закон не вполне удовлетворяет местным и личным потребностям простолюдина; но, во всяком случае, знание условий, которым подчинена жизнь, может повести к хорошим результатам. Если эти условия благоприятны, человек ищет средства осуществить их и воспользоваться ими как можно полнее; если неблагоприятны, - тогда человек может стремиться к их изменению и улучшению. А когда ничего неизвестно, то, разумеется, не может быть и решимости на деятельность.