Неотъемлемой частью командно-административной системы, построенной в СССР, стала «теневая экономика», которая фактически превратилась в неофициальную, но важную часть социалистического народного хозяйства. Простой советский человек, чьи потребности всегда превышала возможности удовлетворить их со стороны государства, был вынужден «добирать» недополученные по официальным каналам товары и услуги с помощью альтернативных нелегальных структур. По некоторым оценкам к началу 80-х гг. в нелегальной экономической деятельности участвовало 20 млн. человек. Своего расцвета советская теневая экономика достигла в эпоху «застоя», но зародилась она гораздо раньше. Фактически она начала складываться одновременно с утверждением системы планового народного хозяйства и государственного распределения и шла с ней рука об руку на протяжении всей советской истории. Именно процессам развития теневой экономики в условиях сталинского режима в 30-40-е гг. и посвящена данная статья.
В отечественной юридической и экономической науке утвердилось мнение, что в условиях тоталитарного режима с глобальным контролем государства над жизнью своих граждан существование никакой развитой частной инициативы, не разрешённой властью невозможно, Отсюда делался вывод, что в условиях сталинского режима теневая экономика фактически отсутствовала, и даже «и даже такой бич служебно-раздаточной системы, как коррупция и хищения свели к минимуму». Однако появившиеся в последние годы исторические исследования поставили этот тезис под сомнение. В работах Е.Д. Осокиной , других историков (в том числе и авторов этой статьи ) поднимались такие вопросы, как развитие в условиях командно- административной системы 30-40-х гг. рыночных отношений, механизмов подпольного частного предпринимательства и нелегальных хозяйственных структур, обеспечивавших «самоснабжение населения» и т.д. Выводы, сделанные в этих работах, позволяют проследить развитие в этот период различных сегментов теневой экономики, и в первую очередь «чёрного рынка».
Утверждение планово-распределительной экономики с начала 30-х гг. сопровождалось проблемами, сначала воспринимаемыми в качестве временных трудностей, но ставшие характерными признаками советского народного хозяйства: нехватка товаров широкого потребления, их низкое качество и недостаточный ассортимент. Понятие «дефицита» прочно вошло в жизнь советских людей. Недостаток продуктов и промышленных товаров, спровоцированный, как пороками системы, так и общей сложной ситуацией, вызванной модернизацией экономики, подталкивали население к поискам «неофициальных» путей удовлетворения своих потребностей. Даже в самых благополучных по уровню снабжения Ленинграде и Москве горожане были вынуждены «добирать» недостающие товары на рынке у частника. По подсчётам Е.А. Осокиной в начале 30-х гг. рабочие и служащие, находящиеся на централизованном снабжении, приобретали около 70% сыра, 80% мяса и 60% рыбы не в государственных торговых учреждениях, а на рынке. Простые советские граждане, не смотря на все усилия власти, продолжали рассматривать рынок в качестве резервного анклав для своего выживания и реальную альтернативу государственной системе снабжения. Однако в условиях всесторонней государственной регламентации рыночные механизмы всё больше вытеснялись в нелегальную сферу, подпитывая «чёрный рынок». Главным субъектом «чёрного рынка» в 30-40-е гг. являлся перекупщик, в уголовно-правовой классификации советского времени – спекулянт. Спекулянты предлагали потребителям весь ассортимент товаров народного потребления, отсутствующих в государственной торговой сети: мануфактура, ткани, нитки, красящие порошки, хромовая кожа, патефонные иголки, одежда и обувь, ламповые фитиля, бритвенные лезвия, перьевые ручки, расчёски, женские зеркальца и чулки, и многое, многое другое. Анализ уголовных дел 30-х. гг. по спекуляции в Ленинграде, сделанный авторами, позволяет утверждать, что предметом большинства спекулятивных сделок выступала обувь, ткани, мука – 55,2% уголовных дел и одежда, мясные продукты – 21,7% дел.
Уже в 30-е гг. спекуляция приобрела широчайший размах. Так, только в 1936 г. в Ленинграде было привлечено к уголовной ответственности за спекуляцию (ст. 107 УК РСФСР в редакции 1926 г.) 4 тыс. человек, из них 2,5 тыс. арестовано. Значительными оставались масштабы спекуляции и в дальнейшем. Так, в январе-марте 1947 г. за спекуляцию в СССР было привлечено 17784 человека, ликвидировано 2932 организованные спекулянтские группы. У арестованных было изъято 19,5 млн. руб. наличными, 27,3 тыс. руб. – золотыми монетами царской чеканки, 4 кг. золота в слитках, 325 тонн продуктов и промтоваров на сумму 15,3 млн. руб.
В спекулятивных сделках в качестве продавцов и покупателей участвовало огромное количество граждан. Несмотря на утверждения властей, что главную роль в нелегальной торговле играли «классово-враждебные» элементы (бывшие кулаки и нэпманы), основное число осуждённых за спекуляцию относилось к малообеспеченным слоям населения – низкоквалифицированные рабочие, мелкие служащие, многодетные женщины и лица без определённых занятий. Так, из привлечённых за спекуляцию органами прокуратуры в Ленинграде в I полугодии 1936 г. около 40% были рабочими, 20% - служащие. К «кулацко-капиталистическому» элементу относилось только 7% спекулянтов. Из осуждённых за спекуляцию в Ленинграде за первые 3 месяца 1937 г. 44% приходилось на женщин, половину из которых составляли домохозяйки и иждивенки, 6% - на инвалидов и почти 15% - на нигде не работающих.
Масштабы «чёрного рынка» делали его уже во второй половине 30-х гг. серьёзным конкурентом государственной и кооперативной торговли. Сюда перетекали столь необходимые для государственного товарообмена денежные средства. В многочисленных постановлениях ЦК ВКП(б)-КПСС, СНК-СМ СССР (например, № 1285/227с от 19.07.1937 г. или № 2062-852 от 13.09. 1946 г.) отмечалось, что спекуляция приобрела широчайший размах и серьёзно подрывает советскую торговлю. Однако усилия государства по подавлению «чёрного рынка» приводили только к росту его организованности и профессионализма. Всё большую роль в нём уже в 30-е гг. играют организованные преступные группы. Только в 1936 г. в Ленинграде было ликвидировано более 200 организованных спекулянтских групп. К середине 40-х гг. советский «чёрный рынок» превратился в иерархическую, жёстко структурированную систему. Её низшую ступень занимали мелкие уличные торговцы – «барышники», «золотари», «мясники» и др., действовавшие на рынках (в Ленинграде – в первую очередь на Мальцевском и Сенном), различного рода «толкучках» и «барахолках», у магазинов, комиссионных лавок и ломбардов, вокзалов и т.д. (именно здесь возбуждалось до 90% уголовных дел по спекуляции). За ними стояли перекупщики-посредники, имеющие связи с другими регионами страны и пользующиеся различиями в уровне их снабжения различными товарами. Так в 40-е гг. в Ленинград в основном ввозились продукты питания из Прибалтики, а вывозились промышленные товары на Украину, в Сибирь, Поволжье, Молдавию. Вершину этой пирамиды составляли «акулы чёрного рынка» - крупные спекулянты, имеющие своих людей на транспорте, в государственных торговых учреждениях и даже правоохранительных органах (так в 1949 г. за взятки и покровительство преступникам были осуждены 3 начальников отделений ОБХСС Ленинградской городской милиции).
В 30-е гг. выделяются два источника поступления товаров на «чёрный рынок»: во-первых, незаконный доступ к государственным товарным фондам, во-вторых - продукция, произведённая нелегальными частнопредпринимательскими структурами. Тонкими струйками к спекулянтам со складов, магазинов, предприятий, учреждений, с железной дороги текли похищенные продукты и другие товары широкого потребления (одежда, обувь, ткани), пользующиеся каждодневным спросом и входящие в категорию острого дефицита. За 9 месяцев (с июля 1935 г. по март 1936) в Ленинграде было возбуждено 3,5 тыс. уголовных дел по фактам хищения государственного и общественного имущества. По данным прокуратуры наибольший размах они приобрели в торгово-снабженческих органах (44% хищений) и промышленных предприятиях (25,3%).
Подавляющее число хищений в 30-40-е гг. относилось к мелким, которые, казалось бы, не несли значительного ущерба. Однако их массовость делало потери государства значительными. «Несуны» стали бичом всех предприятий, производящих продуктовые и промышленные товары. В месяц на каждом ленинградском предприятии, производящем ширпотреб задерживалось при попытке выноса продукции по 10-20 рабочих и служащих.
Ещё больший вред наносили организованные группы расхитителей («хищников» в терминологии того времени). Наибольший размах они приобрели в торговых учреждениях Ленинграда, где в преступную деятельность оказались, вовлечены руководящие работники районных торгов, включая их директоров и главных бухгалтеров. Как признавало руководство городской торговли в 1937 г., многие из них давно работали на ниве «чёрного рынка», спекулировали государственным товаром, подкупали проверяющих их чиновников. Типичная подобная группа, в которую входили кладовщики и директора продбаз, была разоблачена в 1946 г. в Ленглваресторане. Преступники создавали излишки животного масла, сыра, сахара, колбасы, которые сбывали затем спекулянтам. При обысках по данному делу у задержанных было изъято 650 тыс. руб., 11 золотых часов, большое количество золотых изделий.
Только в 1950 г. в продовольственных торгах Ленинграда потери от хищений составили 1,7 млн. руб., в 1951 г. – 982 тыс. руб. В 1951 г. Управлением милиции Ленинграда к уголовной ответственности за хищения и злоупотребления было привлечено 252 работника торговли, в том числе 66 директоров и 12 заместителей директоров магазинов, 16 заведующих отделами.
Ситуация с хищениями в Ленинграде не отличалась от общего положения в стране. В 1948 г. по Советскому Союзу было расследовано и передано в суд 151,5 тыс. уголовных дел о хищениях социалистической собственности, по которым привлечено к уголовной ответственности 224,5 тыс. человек. При обысках у них было изъято ценностей на 100 млн. руб. и 124 кг. золота в изделиях и слитках. За предыдущий 1947 г. к уголовной ответственности за хищения было привлечено 376 тыс. человек по почти 253 тыс. уголовных дел.
Специалисты прокуратуры СССР отмечали, что в 30-40-е гг. степень организованности групп расхитителей постоянно росла. Они отличались чёткой структурой, разделением обязанностей и строгой конспирацией.
Наряду со спекулянтом и «хищником» деятельность «чёрного рынка» в 30-40-е гг. обеспечивали и нелегальные частные предпринимательские элементы. Единственным легальным проявлением частной инициативы в СССР оставалось мелкое ремесло. Ремесленники-кустари, получившие патент, занимались мелким ремонтом, шили одежду и обувь на заказ, изготовляли фотографии и кондитерские изделия, оказывали другие услуги населению. Однако государство стремилось, как можно сильнее сузить легальное экономическое пространство, представляемое для частного предпринимательства. Деятельность кустарей ограничивалась, и регламентировалось множеством инструкций центральных и местных властей. (Например, частные портные и сапожники могли изготовлять обувь и одежду на заказ, но не имели права делать это на продажу). Раз сфера легального частного дела была узка и недостаточна для насыщения рынка товарами, то предпринимательская инициатива получила развитие в нелегальных запрещённых формах. На сцену советской повседневности выступили предшественники «цеховиков» 60-80-х гг. – «кустари-подпольщики». Прикрываясь легальным патентом, кустари-подпольщики насыщали рынок дефицитными товарами народного потребления. Так, только в течение одного месяца 1947 г. на рынках Ленинграда было задержано «за сбыт по спекулятивным ценам» пошитых ими пальто 55 кустарей. Органы милиции изъяли у них 94 пальто, 459 м шерстяной ткани и 150 тыс. руб. 23 из них (уличённые в пошиве и продаже 20-30 пальто) были осуждены к различным срокам заключения. Кустари-подпольщики быстро реагировали на нужды населения. Как только какой-то товар пропадал с полок магазинов, он сразу появлялся (по гораздо большей цене) на рынке. Когда ленинградская торговля стал испытывать перебои в снабжении населения мылом и свечами, немедленно были организованы подпольные мастерские по их изготовлению. Не успели войти у женщин в моду тёплые зимние ботинки-«румынки» на меху, которые не шились ленинградской обувной промышленностью, кустари-подпольщики немедленно наладили их производство и сбыт. Ежемесячные доходы таких подпольных мастерских, судя по данным милиции, варьировались от 90 до 150 тыс. руб.
Анализ уголовных дел показывает, что если в 30-е гг. к уголовной ответственности привлекались в основном кустари-одиночки, то в 40-е гг. на смену им пришли «организованные группы кустарей-подпольщиков, имеющие орудия производства, использующие наёмную рабочую силу, которые сращиваются хищниками, приобретают через них сырьё и материалы, похищенные с государственных предприятий». Типичной примером подобной преступной организации являлась, ликвидированная в Ленинграде в 1951 г., подпольная группа кустарей-сапожников З. Кублановского - профессионального спекулянта и дельца, дважды судимого за спекуляцию и мошенничество. В состав организации входили сапожники-кустари, работники артелей и складов, снабжавшие их похищенным сырьём, сотрудники комиссионных магазинов и спекулянты, осуществлявшие сбыт произведённой обуви, профессиональные уголовники, следившие за порядком на «предприятии» и должностные лица контрольно-ревизионного аппарата учреждений ленинградской торговли, осуществлявшие прикрытие деятельности организации. Всего по делу проходило 23 человека, которым вменялось изготовление и сбыт 1,5 тыс. пар обуви, за которые они получили 700 тыс. руб. При обысках у арестованных было изъято 43 тыс. руб. наличными, сберкнижки с вкладами на 120 тыс. руб., золотые вещи на 40 тыс. руб. и облигации золотого займа на 50 тыс. руб.
Попытки властей ограничить деятельность кустарей-подпольщиков административными барьерами особых результатов не приносили. Так, как только Ленинградский горисполком принял решение о запрете продажи на рынках новых предметов одежды и обуви, кустари-подпольщики немедленно наладили сбыт своей продукции через подкупленный персонал «скупок» и «комиссионок». За четыре месяца 1948 г. через магазины Ленскупторга кустарями-подпольщиками было сбыто 12,3 тыс. пар модельной обуви по цене 700-800 руб. за пару.
Хотелось это властям или нет, нелегальное предпринимательство продолжало существовать, нащупывая наиболее безопасные формы своего существования. Широкое распространение получило прикрытие по сути дела частных предприятий колхозными справками и вывесками общественных учреждений: артелей инвалидов, потребительской и промысловой кооперации. В 30-40-е гг. значительная часть производства необходимых для населения товаров находилась в руках не государственных, а кооперативных предприятий – артелей, действующих хотя и под государственным контролем, но с определённой долей самостоятельности. Они сами отыскивали сырьё и сбывали продукцию. Такая ситуация привлекала частнопредпринимательских элементов, которые использовали артели для легализации своей деятельности. Вот как описывало положение в кооперативном секторе постановление ЦК ВКП(б) и СМ СССР от 14.03. 1948 г.: «в результате…сращивания с частниками ряда руководителей проверенных кооперативных организаций дельцы-спекулянты вступали в артели с принадлежащим им промышленным оборудованием и крупными денежными средствами, превращая артели промысловой кооперации и кооперации инвалидов в лжеартели…в нарушении Конституции СССР допущена частная собственность на орудия и средства производства в некоторых кооперативных организациях. В таких лжеартелях частные предприниматели занимают должности руководителей предприятий, начальников цехов, зав. производством, агентов-производителей, что даёт им возможность вступать во всякого рода сделки с государственными и кооперативными организациями, скупать и продавать промышленные товары, расхищать социалистическую собственность». При многих артелях, как и предприятиях местной промышленности, создавались мелкие цеха и мастерские, выпускающие дефицитную продукцию широкого потребления (примусы, серьги, кольца, брошки, дверные пружины, иглы для патефонов, пуговицы, мыло и т.д.). Действовали они без всякого учёта и контроля, без патентов, на «левом» сырье, полученная прибыль разделялась между руководителями артелей и организаторами подобных цехов. Только в Ленинграде в середине 40-х гг. действовало свыше 60 подобных цехов, их продукция составляла 70-80% всех товаров, произведённых артелями. Производство и сбыт левой продукции стало нормой для многих артельных предприятий. Путём завышения норм использования сырья и процента его потерь при выработке продукции, создавались излишки сырья. Произведённые из него дефицитные товары укрывались от учёта и сбывались через «своих» людей в торговой сети. Наибольшее распространение такая практика получила в швейных, трикотажных, галантерейных, мыловаренных, лакокрасочных предприятиях. Так весной 1946 г. в Оредежском районе Ленинградской области была арестована группа руководящих работников артели Разнопром. Преступная группа из 7 человек, включая председателя правления, главного бухгалтера и заведующего производством артели наладила изготовление из искусственно созданных излишков сырья войлочных туфель и валенок, которые сбывались на рынках по спекулятивным ценам. Прибыль дельцов, по оценкам следствия, составила 90 тыс. руб. Всего по СССР только с июля 1948 по январь 1949 гг. за хищения, злоупотребления, частнопредпринимательскую деятельность и организацию лжеартелей было привлечено к уголовной ответственности 8,8 тыс. работников артелей и предприятий местной промышленности.
По такой же схеме использовали дельцы для прикрытия своей деятельности и колхозы и совхозы. Они организовывали формально входящие в колхозы мастерские, цеха и артели, производящие самые разные виды продукции. Выступая в качестве представителей колхозных мастерских, «частники» получали возможность легального приобретения сырья и сбыта товаров. Расчёты за реализованную продукцию осуществлялись через расчётные счета колхозов, затем деньги обналичивались и делились между предпринимателем и председателями колхозов. Например, кустарь Е. Рахитей организовал мастерские по производству свинцовых пломб при двух колхозах. Годовой доход Рахитея составил 65 тыс. руб., председателей колхозов – 4 и 8 тыс. руб. Частный предприниматель З. Беккер в качестве представителя колхоза «Новая жизнь» Тихвинского района Ленинградской области скупал у частных лиц и кооперативных организаций декоративную осиновую стружку и перепродавал её затем артелям как произведённую в колхозе на 60% дороже. Прибыль предпринимателя составила 335 тыс. руб. Часть её правда пошла на взятки председателю колхоза и некоторым работникам райисполкома, обеспечивавших беспрепятственную работу «липовой» колхозной мастерской.
«Частники» скрывались не только под маской кустарей и артельщиков, но и государственных служащих. Продавцы в ларьках, столовых, буфетах и палатках вместе с государственным товаром продавали «свой». Это мог быть и товар собственного производства, и купленный у кооператоров и колхозников и похищенный в магазинах и на складах. Свой товар не регистрировался, и наценка на него могла доходить до 100%.
Примером деятельности таких «частников» в одеждах государственных торговых работников в послевоенном Ленинграде может служить дело супругов Соломона и Ольги Соскис. Муж и жена Соскис превратили коммерческий магазин, которым заведовала О.С. Соскис в частное торговое предприятие. Завозимые в магазин продукты продавались по завышенным ценам. Полученная прибыль пускалось на приобретение за взятки в кооперативах Эстонии масла и свежих овощей. В их покупке и доставке в Ленинград, минуя милицейские кордоны, главную роль играли связи С.Я. Соскиса – крупного валютного и золотого спекулянта. Привезённые продукты сбывалась в качестве «левого товара» через магазин. Прибыль предприимчивой семейной пары и её соучастников превысила 193 тыс. руб. Длительная безнаказанность супругов обеспечивалась тем, что они сочетали активную частнопредпринимательскую деятельность с не менее активной работой в качестве агентов ОБХСС. Понадобилось вмешательство обкома ВКП(б), чтобы они были арестованы и осуждены к 25 годам лишения свободы.
Подпольное частное предпринимательство охватило в 30-40-е гг. всю сферу услуг, сбыта и производства товаров народного потребления. Процветало нелегальное посредничество, в частности маклерство при обмене жилплощади. Руководство Ленинграда с досадой было вынуждено признать, что «в городе действуют нелегальные посредники по обмену жилья, действуют чёрные биржи по обмену жилья».
Весьма активно продолжала функционировать в сталинской России и «чёрная валютная биржа». В Ленинграде её центрами являлись Гостиный двор и Таврический сад. Здесь царствовала (по признанию прокуратуры) сплочённая корпорация валютчиков (многие из которых были осведомителями ОБХСС). Эти «бизнесмены» монополизировали всю нелегальную торговлю валютой, золотом и драгоценными камнями, убирая конкурентов руками милиции. О масштабах их операций говорят следующие цифры. У 12 валютчиков арестованных милицией Ленинграда в течение одного месяца – сентября 1947 г. было конфисковано полмиллиона рублей, 11,3 кг. золото в слитках, изделиях и монетах, 1,3 кг. платины, 107 золотых часов и 142 бриллианта. Общая стоимость изъятых ценностей составила 4,2 млн. руб.
Таким образом, в исследуемый период рынок всё более превращается из центра легального товарного обмена в анклав запрещённых законом спекулятивных сделок. Подавляющее число товаров на него поступали незаконным путём. В этой схеме были задействованы как нелегальные дельцы, частные предприниматели и перекупщики, кустари, работники товаропроизводящей и распределительной сети, так и массы простых рабочих, служащих и крестьян. Даже в рамках командно-административной экономики рыночные элементы сохранились как важный элемент товарно-распределительных отношений. Одновременно с укреплением «чёрного рынка» идут процессы накопления нелегальных капиталов и становления профессиональной экономической преступности в СССР. В одну прочную сеть теневых экономических отношений сплелись интересы спекулянтов-перекупщиков, кустарей-подпольщиков, артельщиков, директоров магазинов и баз, сотрудников различных торгов и снабженческих контор, к незаконным услугам которых для удовлетворения самых простых потребностей были вынуждены (часто с чувством внутреннего протеста и ненависти) обращаться широкие массы населения.
Ситуацию с частным предпринимательством в сталинском СССР точно подметил американский журналист и писатель Д. Стейнбек, посетивший нашу страну в начале 50-х гг.: «Мы беседовали о том, как лидерам социалистического или коммунистического режима должна опротиветь живучесть капитализма. Только прижмёшь его в одном месте, он тут же вылезет в другом. Есть такой червяк: если его разрезать пополам, он продолжает жить, и каждая половинка становится отдельной особью. Маленькие островки капитализма возникали в Москве повсеместно: спекулянты с «чёрного рынка», шофёры, которые возят «леваков» на машинах своих хозяев и обязательный грек, который всегда возникает, когда нужно что-то продать или купить, где есть грек, там будет капитализм».
Безусловно, власть не собиралась смиряться с проявлениями частнопредпринимательских проявлений в СССР. Первое поколение вождей в СССР искренне верило в возможность установления коммунистического общества в течение ближайших десятилетий и стремилось ликвидировать все пережитки «буржуазного образа жизни» в условиях нового социалистического общества. Непосредственно за борьбу с нелегальными проявлениями частнособственнической инициативы в экономике в 30-е гг. отвечали экономические отделы ОГПУ и рабоче-крестьянская милиция. В 1937 г. приказом НКВД СССР № 00118 от16.03.1937 г. в составе милиции были созданы отделы по борьбе с хищениями социалистической собственности и спекуляцией (ОБХСС), которые и сконцентрировали в своих руках основные функции по пресечению спекуляции, хищений, подпольного кустарничества, взяточничества и других хозяйственных преступлений.
Непосредственно противостояние государства с «чёрным бизнесом» развернулось по следующим основным направлениям: ужесточение законодательства в области ответственности за хозяйственные преступления и судебной практики по ним, «политизация» экономической преступности и кампанейское правосудие. Рассмотрим их поподробнее.
Коллективизация и индустриализация, развитее институтов плановой экономики потребовали от государства и более суровых мер наказания за посягательство на новые экономические устои. В августе 1932 г. была ужесточена уголовная ответственность за спекуляцию и хищения. Указ Президиума Верховного Совета СССР (ПВС СССР) от 7 августа 1932 г. впервые ввёл в советском уголовном праве понятие хищения социалистической собственности и установил за неё ответственность в виде смертной казни или 10-ти лет лишения свободы. 22 августа 1932 г. постановлением ВЦИК и СНК СССР была серьёзно усилена уголовная ответственность за спекуляцию. Теперь она составила 5-10 лет лишения свободы.
В 1932-1934 гг. острие этих законов оказалось направлено против мелких расхитителей и спекулянтов. Они стали инструментом давления на крестьянство, не оценившее «прелестей» колхозной жизни. Так, согласно инструкциям Наркомата юстиции, прокуратуры и Верховного Суда СССР Указ 07.08.1932 г. применялся в основном в случаях мелких хищений, совершённых крестьянами. Отсюда его название «Закон о 5 колосках» (Дела крупных спекулянтов и «хищников» в этот период рассматривались ОГПУ). Такая трактовка законов вызвало недовольство многих сотрудников юстиции (в первую очередь аппарата Рабкрина во главе с А. Сольцем). Благодаря их сопротивлению постепенно сфера применения этих Указов постепенно сужалась. Если в 1933 г. по Закону 07.08.1932 г. было осуждено в РСФСР 103 тыс. человек, то в 1934 г. – уже 37,7 тыс. В 1935 г. были приняты специальные постановления Пленума Верховного Суда СССР и Прокуратуры СССР, ограничившие применение указов августа 1932 г. Так, в соответствии с ними, Закон 07.08.1932 г. мог применяться только в случае совершения хищения организованной группой в особо крупных размерах (более 50 тыс. руб.), а обвинения в спекуляции должны были предъявляться только при наличии доказательств скупки и перепродажи вещей «в целях наживы».
В 1940 г. государство направило свой гнев на «несунов» с промышленных предприятий. (Крестьяне-колхозники и ранее привлекались к уголовной ответственности за мелкие хищения - сначала по Закону 08.07.1932 г., а с 1935 г. по ст. 162 п.Г. УК РСФСР – государственная кража). Указом ПВС СССР от 10.08.1940 г. были криминализованы мелкие фабрично-заводские кражи (за которые ранее предусматривалась только административная ответственность). За них было установлено уголовное наказание в год лишения свободы.
Новое ужесточение уголовного права в отношении экономических преступлений пришлось на период Великой Отечественной войны, когда в отношении всех хищений государственного и общественного имущества, совершаемых систематически или по сговору (вне зависимости от размеров похищенного) вновь стал применяться Закон от 07.08.1932 г.
Пиком карательной политики советского государства в отношении расхитителей стал Указ ПВС СССР от 04.06.1947 г. «Об уголовной ответственности за хищения государственного имущества». Разработанный лично И.В. Сталиным, он установил ответственность за хищение государственного имущества в 7-25 лет лишения свободы, общественного – 6-25 лет лишения свободы. Только в 1950 г. по данному Указу было осуждено 117,5 тыс. человек (25,3% всех осуждённых), в 1951 г. – 97,5 тыс. (21,4%), в 1952 г. – 103 тыс. человек (20,9%). В судебной практике Указ 04.06.1947 г. достаточно широко применялся не только к крупным расхитителям, но и к кустарям-подпольщикам и спекулянтам, использующим похищенные материалы, а также к мелким несунам. Нормой в судах стали приговоры в 8-9 лет лишения свободы за украденные с производства отвёртку, электрическую лампочку, бракованную десертную тарелку, бутылку минеральной воды, книжку, не сданную в библиотеку. Однако столь суровые меры не смутили теневых дельцов. В сводках МВД приводились такие отзывы данной категории преступников на применение Указа 04.06.1947 г.: «комбинации строить можно, но более конспиративно, чем прежде, стараясь как можно меньше иметь сообщников и соучастников».
Карательная, по своей сути система уголовного наказания дополнялась соответствующей судебной практикой. Многочисленные директивы Наркомата (с 1946 г. – Министерства) юстиции и президиума Верховного суда РСФСР требовали от народных судей строгих наказаний лицам, привлечённым за хозяйственные преступления, недопущения «преступного либерализма» по отношению к ним – т.е. применения условного наказания или лишения свободы на срок ниже низшего предела предусмотренного соответствующими ст. УК. В результате судьи всё реже и реже применяли при вынесении приговоров ст. 51 и 53 УК РСФСР (дающие возможность применять наказания не связанные с лишением свободы). Так, если из лиц осуждённых судами Ленинградской области за спекуляцию во втором полугодии 1946 г. наказания не связанные с лишением свободы получили 16,5% осуждённых, за хищения социалистической собственности - 36,5%, то во втором полугодии 1947 г. эти цифры сократились до 8,8 и 16,9% соответственно.
Нередко работники правоохранительных органов чересчур широко трактовали понятие хозяйственного преступления. Практически во всех журналах «Советская юстиция» за 1935-1939 гг. встречаются примеры того, как людей судили за спекуляцию «…за один только факт обнаружения у последних предметов массового потребления в количествах, превышающих, по мнению следственных органов, личные потребности обвиняемого и его семьи…». Подобная ситуация складывалась и в делах о хищениях. Многие следователи квалифицировали как хищения любые финансовые нарушения (которые были неизбежны в условиях плановой экономики) даже при отсутствии корыстных устремлений у обвиняемых. Например, в 1948 г. в Ленинградской области судами было оправдано 14 материально-ответственных лиц (в том числе 8 руководящих работников артелей), обвиняемых прокуратурой в хищениях и злоупотреблениях. Главной причиной оправдания было отсутствие корыстных мотивов в действиях обвиняемых.
Кроме того, от следователей, прокуроров и судей в 30-е гг. требовали применения классового принципа при отправлении правосудия. Выходцам из эксплуататорских классов выносились приговоры гораздо более строгие, чем рабочим и колхозники. Так при рассмотрении дел по Закону от 07.08.1932 г. судьям рекомендовалось приговаривать обычных колхозников к лишению свободы, а кулаков – к расстрелу.
Подобные установки системы правосудия являются ещё одним свидетельством того, что формирование концепции борьбы с «чёрным рынком» и экономической преступностью в СССР оказалось тесно связано с развёртыванием кампании политических репрессий. Уже в 20-х гг. в риторики советских вождей появляются сравнения преступников, посягающих на хозяйственные устои страны с контрреволюционерами. В частности И.В. Сталин в 1926 г., выступая на ленинградском партактиве, заявил, что «…вор, расхищающий народное добро и подкапывающийся под интересы народного хозяйства, есть шпион и предатель, если не хуже». После принятия в декабре 1936 г. Конституции СССР данная позиция получила юридическое обоснование. Ст. 131 Конституции установила, что «лица, покушающиеся на общественную, социалистическую собственность являются врагами народа». Тем самым на экономических правонарушителей, приравненных к политическим преступникам, распространялись все меры государственного насилия, применяемые по отношению к «врагам народа».
Этот принцип быстро нашёл своё воплощение в деятельности советской правоохранительной системы. Уже в 20-е гг. ОГПУ получило право административной высылки, ссылки и помещения в концлагерь злостных спекулянтов, контрабандистов и валютчиков. В период 1932-1934 гг. вообще все дела о деятельности организованных групп спекулянтов и расхитителей подлежали передаче органам ОГПУ, где их действия квалифицировались по ст. 58-7 УК РСФСР (экономическая контрреволюция) и рассматривались во внесудебном порядке. Так, органами полномочного представительства ОГПУ в Ленинградском военном округе за сентябрь-декабрь 1932 г. было возбуждено более 2,5 тыс. уголовных дел по обвинению в хищении социалистической собственности на 7,2 тыс. человек. Из них дела только на 3 тыс. чел. были переданы в суды с применением Закона 07.08.1932 г., а остальные дела квалифицированы по 58 ст. УК и переданы для определения наказания в Коллегию и «тройки» ОГПУ. Всего за полгода (сентябрь 1932 г. – март 1933 г.) органы ОГПУ арестовали за спекуляцию 53 тыс. человек, за хищения соцсобственности – 127 тыс. человек.
Практика «политизации», т.е. переквалификации уголовных обвинений в политические получила в 30-е гг. большое распространение. Она активно применялась значительной частью оперработников милиции, которые получили возможность направлять уголовные дела на спекулянтов и расхитителей не в суд, а на рассмотрение Особых троек и Особого совещания НКВД СССР, где требования к доказательной базе были гораздо ниже, чем в органах юстиции. Своего пика эта практика достигла в период массового террора 1937-1938 гг. По подсчётам авторов около половины уголовных дел, возбуждённых в Ленинграде по линии ОБХСС (ст.105,107,116,117,118,119.128а,162 п. г. и д. и Закон от 07.08.1932.) в 1937-1938 гг. были «политизированы», а лицам, проходящим по ним, предъявлялись обвинения во вредительстве, антисоветской агитации, подготовке к терактам и т.д. И это не было инициативой рядовых сотрудников милиции. В распоряжениях Управления НКВД по Ленинградской области оперработникам ОБХСС впрямую указывалось: «В Ленинграде наблюдаются систематические перебои в снабжении населения товарами первой необходимости, возникли в результате подрывной деятельности контрреволюционных и прочих АСЭ, засевших в товаропроизводящей сети Облвнуторга и Облпотребсоюза». Такими установками руководство вынуждало работников ОБХСС вместо того, чтобы выполнять свои непосредственные обязанности, направлять основные усилия на поиск «врагов народа», «замаскировавшихся» под спекулянтов и расхитителей.
Свёртывание массовых репрессий в конце 30-х гг. привело к прекращению широкого применения «политизации» и мер внесудебного преследования по отношению к экономическим преступникам. Однако в качестве чрезвычайной меры (в случаях чрезмерной активизации «чёрного рынка» или вынесения наказания по «резонансным» уголовным делам), на основании указаний партийно-политического руководства они продолжали использоваться. Так, в 1943 г. по указанию Политбюро чрезвычайные тройки для борьбы с хищениями и разбазариванием социалистической собственности были организованы в Киргизской и Узбекской ССР. Они получили право приговорить к расстрелу 150 и 50 человек соответственно.
В начале 50-х гг. широкий резонанс приобрело на Украине дело организованной преступной группы расхитителей бензина действовавших в Киеве. Для того чтобы предать делу воспитательный аспект, первый секретарь украинской компартии Н.С. Хрущёв дал указание квалифицировать действия хищников не по Указу от 04.06.1947 г., а как контрреволюционное деяние, что дало возможность приговорить их к расстрелу. Советские правоведы назвали этот приговор «передовым достижением советского правосудия».
Ещё одной формой борьбы с «чёрным рынком» и «теневой экономикой» в СССР в 30-40-е гг. стало проведение массовых кампаний по подавлению тех или иных видов хозяйственных преступлений. Подобную стратегию предложил лично И.В. Сталин, писавший «надо поднять такую компанию и создать такую моральную атмосферу среди рабочих и крестьян, которая исключила бы возможность воровства, которая делала бы невозможным жизнь и существование воров и расхитителей народного добра». Такие кампании начинались следующим образом. В ЦК накапливалась информация о проблемах в одной из областей хозяйственной деятельности, вызванных проявлениями теневой экономики, после чего положение обсуждалось на заседаниях Политбюро и правительства и принималось постановление, посвящённое активизации борьбы с этими проявлениями. Данное постановление давало сигнал к активизации правоохранительных и проверяющих органов по противодействию тому виду преступлений, о котором в нём шла речь. Резко возрастало число возбуждённых уголовных дел по карающей эти преступления ст. УК, проводились открытые судебные процессы, широко освещаемые в прессе, собирались совместные совещания партийно-советских и правоохранительных органов по разработке совместных мер для «наведения порядка», устраивались массовые проверки хозяйственных учреждений и т.д. Эти компании продолжались несколько месяцев, после чего постепенно шли на спад. В 30-40-е гг. неоднократно проводились подобные компании по борьбе со спекуляцией, хищениями в различных отраслях экономики, лжеартелями, взяточничеством и т.д. Никаких серьёзных практических результатов ( кроме пропагандистского эффекта) они не принесли.
В целом, деятельность правоохранительных органов в 30-40-е гг. по противодействию «теневой экономики» являлось составной частью карательной политики советского государства, и руководствовалась её приоритетами и принципами. Основной упор делался на административно-запретительные и уголовно-карательные меры. В силу того, что руководители СССР оценивали частнопредпринимательскую инициативу как дезорганизаторскую силу, разрушающую основы социалистического общества, меры борьбы с ней стали частью кампании террора сталинского режима. Власти вели борьбу с «частниками» исключительно репрессивными мерами. Такая позиция базировалось на представлении об отсутствии при социализме объективных условий для существования частного предпринимательства, хотя бы и в «нелегальной форме». Спекулянт, хищник и кустарь-подпольщик воспринимались как наследие буржуазного общества, не имеющее корней в социалистической почве. Поэтому победить «чёрный рынок» можно без каких-либо изменений в социально-экономической системе, физически уничтожив или изолировав в местах заключения его субъектов. Подобными взглядами руководствовался не только Сталин, но и его преемники. Именно в сталинский период были сформированы основные принципы борьбы с экономической преступностью и «теневой экономикой», которыми советское государство и его правоохранительные органы руководствовались и в эпоху «оттепели» и во времена «застоя».
Таким образом, на наш взгляд факты говорят о том, что в 30-40-е гг. в СССР сложилась разветвлённая нелегальная система торговли, производства и посредничества, охватившая все сферы изготовления и сбыта товаров народного потребления и оказания услуг населению, действовавшие параллельно с официальными государственными структурами, одновременно находясь с ними в тесной связи. То есть можно говорить о складывании в Советском Союзе не только «чёрного рынка» но и «теневой экономики», как альтернативной системы хозяйствования в условиях социалистического общества. В 30-40-е гг. советская «теневая экономика» осуществляла функцию удовлетворения тех элементарных потребностей граждан, которые не могла обеспечить плановая экономика. В то же время она могла существовать, лишь паразитируя на официальных хозяйственных структурах, коррумпируя власть и подрывая тем самым развитие всей экономической системы. Сталинское государство вело бескомпромиссную борьбу с нелегальными экономическими отношениями, но жестокая репрессивная политика власти в данном случае не давала серьёзного эффекта. Само бытиё в условиях командно-административной системы делало неизбежной постоянную регенерацию нелегальной экономики. В то же время в условиях тоталитарного политического режима тотальный контроль позволял поддерживать теневые экономические отношения на достаточно низком уровне. Либерализация 50-60-х гг. и смягчение карательной системы государства привела к бурному расцвету теневой экономики, метастазы которой проникли во все сферы жизни советского общества.

Сигов В.И., Смирнов А.А. Теневая экономика: генезис, современные тенденции, стратегия и тактика вытеснения из национального хозяйства России. СПб., 1999. С.39
Осокина Е.А. Иерархия потребления. О жизни людей в условиях «сталинского изобилия». М., 1997
Говоров И.В. Преступность и борьба с ней в послевоенном Ленинграде (1945-1955): опыт исторического анализа. СПб., 2004; Кокуев С.Б. Дело Краузе Я.М. Дисс…канд. ист. наук СПб.,2005.
Осокина Е.А. Указ. соч. С.40-41.
Ленинградский областной архив в Выборге (ЛОГАВ). Ф. Р-3824. Оп.3. Д.7. Л. 2-3; Отдел специальных фондов информационного центра ГУВД Санкт-Петербурга и Ленинградской области (ОСФ ИЦ ГУВД СПб и ЛО) Ф.1. Оп.1. Д.15. Л.37; Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб). Ф.7179. Оп.33. Д.53. Л.19.
Центральный государственный архив историко-политических документов Санкт-Петербурга (ЦГА ИПД СПб). Ф.24. Оп. 2в. Д.2501. Л.63 об.
Москва послевоенная 1945-1947 гг. Сборник документов. М., 2000. С.476.
ЛОГАВ. Ф. Р-3824. Оп.3. Д.7. Л. 2 об.
ОСФ ИЦ ГУВД СПб и ЛО. Ф.2. Оп.1. Д.75. Л.236.
ЦГА ИПД СПб. Ф.24. Оп. 2в. Д.2501. Л.63 об.
ЦГА СПб. Ф.9260. Оп.1. Д.63. Л.5-6.
ЛОГАВ. Ф. Р-3824. Оп.3. Д.4. Л.122-128.
Там же Л.123.
ЦГА СПб. Ф.7384. Оп.36. Д.227. Л.50-52.
Там же Ф.960. Оп.7. Д.464. Л..14.
ОСФ ИЦ ГУВД СПб и ЛО. Ф.28. Д.19. Л.14.
ЦГА СПб. Ф.7384. Оп.36. Д.423. Л.1, 5.
Жирнов Е. Как воровали при Сталине // Деловой вторник. 1999. 25 мая.
Социалистическая законность.1945.№11/12.С.49.
ЦГА СПб. Ф.7384. Оп.36. Д.243. Л.80-81.
Там же. Д.417. Л.1-3.
Там же. Д.243. Л.81.
Сборник приказов и инструкций Министерства юстиции СССР 1936-1948 гг. М., 1949. С.164.
ОСФ ИЦ ГУВД СПб и ЛО. Ф.28. Д.15. Л.14.
Жирнов Е. Указ. соч.
ЦГА СПб. Ф.7179. Оп.33. Д.67. Л.226; Д.101. Л.12.
Осокина Е.А. Частное предпринимательство в период наступления экономики дефицита (на примере потребительского рынка предвоенных пятилеток).// Нормы и ценности повседневной жизни. СПб.,2000. С.231.
ЦГА СПб. Ф.9260. Оп.1. Д.55. Л.33-34.
Там же Ф.7384. Оп.36. Д.275. Л.138.
Там же Д.5. Л.37
Там же Ф.7384. Оп.36. Д.214. Л.103.
Стейнбек Д. Русский дневник. М., 1990. С.91.
ОСФ ИЦ ГУВД СПб и ЛО. Ф.2. Оп.1. Д.25. Л.348-349.
СЗ СССР №64-65.
Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М.,1998. С.141.
Львов Е. Борьба со спекуляцией – важнейшая задача суда и прокуратуры.// Социалистическая законность. 1936. №3. С.17-18.
Соломон П. Указ. соч. С.315.
Исаев М.М. Преступления против социалистической и личной собственности М., 1945. С.7.
Иванова И.М. ГУЛАГ в системе тоталитарного государства. М.,1997. С.62.
ОСФ ИЦ ГУВД СПб и ЛО. Ф.2. Оп.1. Д.87. Л.513.
См. напр.: Советская юстиция. 1937.№14.С.55; ЛОГАВ. Ф. Р-4375. Оп.1. Д.66а. Л.11-12, 23.
ЦГА СПб. Ф.7179. Оп.53. Д.150. Л.185.
Советская юстиция. 1939.№12.С.17.
ЦГА СПб. Ф.7179. Оп.53. Д.191. Л.62-64.
Соломон П. Указ. соч. С.110.
Сталин И.В. О хозяйственном положении в СССР. М., 1937.С.16.
Советская юстиция. 1940.№13.С.1.
Служба регистрации архивных фондов УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Арх.№59.Т.1.
Мозохин О.Б. Право на репрессии. М.,2006.С.58-59.
ОСФ ИЦ ГУВД СПб и ЛО. Ф.1. Оп.1. Д.39. Л.8.
Мозохин О.Б. Указ. соч. С.229.
Эвельсон Э. Судебные процессы по экономическим делам в СССР. Лондон, 1968. С.15.
Сталин И.В. Указ. соч. С.17.