© И. Б. СЕРЕБРЯНАЯ, кандидат филологических наук

У многих из нас с раннего детства хранятся в памяти поэтические строки:

Вот моя деревня;
Вот мой дом родной;
Вот качусь я в санках
По горе крутой.

Это отрывок из стихотворения Ивана Захаровича Сурикова "Детство" (цит. по: Суриков И. З. и поэты-суриковцы. М-Л., 1966), которое можно назвать жемчужиной детской, да и не только детской поэзии. А вот начало другого суриковского стихотворения - "Зима", также ставшего хрестоматийным:

Белый снег пушистый
В воздухе кружится
И на землю тихо
Падает, ложится.

стр. 13

Простые, безыскусные слова, взятые в своих прямых значениях, полное отсутствие каких-либо поэтических украшений и при этом глубокая задушевность, тонкий лиризм, искренность, берущая за сердце, - таковы характерные особенности поэтического слога Сурикова.

Широко известны и любимы и такие его стихотворения для детей, как "Дед Клим", "На реке", "Клад", напечатанные в журналах второй половины XIX века "Детское чтение" и "Воспитание и обучение".

Однако Суриков писал не только для детей. Его перу принадлежат около 200 стихотворений, былины, баллады, несколько поэм, вольные переводы с украинского, датского, английского, польского и литовского языков.

Исследователи называют стихи Сурикова певучими, утверждают, что стихотворение для него - это почти всегда песня. Имеются свидетельства, что как свои, так и чужие стихи он обычно напевал, проверяя пением, а стихотворные строфы нередко называл "куплетами". Многие стихотворения Сурикова стали популярными в народе песнями: "Рябина", "В степи" (Степь да степь кругом"), "Малороссийская песня" ("Я ли в поле да не травушка была"), "Песня сироты", которую часто вспоминал В. В. Маяковский, "Доля бедняка", восхищавшая Л. Н. Толстого, и многие другие. Стихи Сурикова были положены на музыку П. И. Чайковским, А. Т. Гречаниновым, М. А. Кузминым, Ц. А. Кюи, Н. А. Соколовым.

Трепетной музыкой слова, певучестью наделена и пейзажная лирика Сурикова с ее прозрачным, точным языком и неисчерпаемой глубиной содержания. Таковы, например, строфы из стихотворения "В зареве огнистом", положенном на музыку для хора А. Т. Гречаниновым:

В зареве огнистом
Облаков гряда,
И на небе чистом
Вечера звезда.

Звук свирели стройно
Льется и дрожит;
На душе покойно,
Сердце будто спит.

Стихотворения Сурикова - продолжение поэтических традиций А. В. Кольцова и И. С. Никитина, а также Н. А. Некрасова: русская природа, крестьянский труд, деревенские дети, мотивы народного горя, глубокие фольклорные истоки...

И сам Суриков, и его литературные преемники, поэты-суриковцы А. Бакулин, С. Григорьев, Д. Жаров и другие, будучи выходцами из народа и получая знания с величайшим трудом и муками, всю жизнь чувствовали недостаточность своего образования и называли себя

стр. 14

"поэтами-самоучками". Многие свои стихотворения И. З. Суриков подписывал так: "Крестьянин Иван Суриков". Показательно, что поэту неоднократно приходилось выслушивать упреки в том, будто он пишет бедными рифмами и заезженными размерами. Чаще всего в его четверостишиях зарифмованы лишь четные строчки, а нечетные остаются нерифмованными ("холостыми"). Такого рода ритмическое строение было характерно для хореических фольклорных песен (См.: Мысль, вооруженная рифмами. Поэтическая антология по истории русского стиха. Л., 1984. С. 29, 303) и вполне гармонировало со стилем и содержанием суриковских стихов.

Крестьянский, народно-песенный дух поэзии Сурикова, его диалектные корни (он был уроженцем деревни Новоселове Угличского уезда Ярославской губернии; по воспоминаниям современников, в разговоре он по-ярославски "окал") нашли отражение в его стихотворениях.

Как правило, Суриков отбирает из родного диалекта лишь общепонятное, лексические диалектизмы узкого, ограниченного употребления встречаются в его произведениях весьма редко. Поэт прибегает к областным словам такого рода в стихотворениях, воссоздающих местный колорит, подробно описывающих различные виды крестьянского труда. Таково, к примеру, стихотворение "На реке", детально воспроизводящее процесс ночной рыбной ловли: смолье (согласно В. И. Далю, "смолистые дрова, лучина, для свету, для лученья рыбы") и лучилъник ("лучинник, косарь, большой нож или обломок косы, для щепанья лучины"):

Весло до дремлющей воды
Как будто вовсе не касалось,
И на лучильнике смолье
Все ярче, ярче разгоралось.

В стихотворной сказке "Клад" диалектизм бурак означает "кузовок":

Бросилася баба
Ночью в непогоду
С бураком к соседям
Раздобыться меду.

В стихотворениях "Летом" и "У пруда" дважды встречается уменьшительное кобылка, которое, в отличие от литературного языка, имеет значение "кузнечик":

Утки на свободе
Весело гогочут,
А в траве кобылки,
Прыгая, стрекочут.

стр. 15

А в песне "Толокно" диалектное беседа - "посиделки":

Два лукошка толокна
Продала соседу
И купила я вина,
Назвала беседу.

Характерно, что во всех этих немногочисленных случаях перед нами диалектные слова, известные на территории северо-восточных (ярославских, костромских и т.п.) говоров.

В грамматическом отношении стихи Сурикова также, как правило, не выходят за рамки современного ему литературного языка. Нечастые архаично- диалектные морфологические формы, встречающиеся в его песнях, были известны в поэзии XIX века. Например, старые формы родительного падежа ед. числа прилагательных женского рода с окончанием -ыя, которые поэт использует в стихотворении из народных мотивов "Кручинушка": "Сокрушил меня он, высушил, Хуже травушки кошеныя, Что на жарком летнем солнышке, Во чистом поле сушеныя". Эти формы нередко употреблялись поэтами первой половины XIX века в качестве традиционной условности стихотворного языка (Винокур Г. О. О языке художественной литературы. М., 1991. С. 262 - 265).

Как элемент народной речи можно рассматривать единичные у Сурикова случаи "усечения" или "стяжения" имен прилагательных:

Молодой ямщик печально
             Песню напевает, -
Верно, сердце горемыки
            Зла тоска терзает.

                  ("В дороге")

Кто платок, кто душегрейку,
Башмачки Козловы,
А кто платье... Одна только
Стоит без обновы.

                 ("Сиротинка")

Несколько раз встречается в стихотворениях Сурикова архаичная форма именительного падежа множественного числа местоимения 3-го лица оне, которая обычно стоит в конце стихотворной строки, организуя рифму:

И теперь на ниве скудной
Слышны песни, но оне
Говорят о жизни трудной,
О рабочем тяжком дне.

                 ("Вот село")

стр. 16

И хочет князь, как было встарь,
Тряхнуть могучими руками -
Но крепко скованы оне,
И хочет крикнуть он во сне.

                   ("Василько")

В исследованиях по диалектологии подчеркивается, что эта форма, нередко встречающаяся в поэтическом языке XIX века, одновременно является яркой приметой говоров северо-восточной диалектной зоны (Русская диалектология. М., 1989. С. 207).

В синтаксическом строе суриковских стихов преобладают народно-разговорные конструкции. К примеру, в стихотворении "Вдова" видим своеобразную, взятую из народной речи форму управления глагола отдыхать в сочетании с предлогом за:

А ведь думала когда-то:
Вот женю сыночка -
Отдыхать под старость буду
За невесткой-дочкой.

Принадлежностью фольклорного языка являются сравнительные обороты с союзом что:

Грустно, сиротинка,
Я стою, качаюсь,
Что к земле былинка,
К тыну нагибаюсь.

          ("Рябина")

А в стихотворении "Толокно" поэт использует весьма редкую в русской поэтической речи конструкцию: безличное предложение с кратким страдательным причастием в качестве главного члена:

Как на улице мороз,
В хате не топлено,
Нет в лукошках толокна,
Хлеба не печено.

Ударение в суриковских произведениях в основном соответствует общелитературным нормам того времени. Обращает на себя внимание лишь очень характерный для народной поэзии и частый у Сурикова перенос ударения с существительных на управляющие ими предлоги. Например, в стихотворении "Детство": "Под гору, в сугроб"; "На небе темно"; "Заберешься на печь" и т.п.

Отдельные песенно-поэтические ударения, не совпадающие с литературной нормой, у Сурикова редки:

стр. 17

В зеленом саду соловушка
Звонкой песней заливается;
У меня, у молодешеньки,
Сердце грустью надрывается.

         ("В зеленом саду")

В темной комнате зимою
Сыро, холодно,
И стучится вьюга злая
В мерзлое окно.

         ("Сердцу грустно")

Кроме того, отличается своеобразием ударение некоторых грамматических форм. В частности, глаголы былого IV класса (современного II спряжения), характеризующиеся сейчас подвижным ударением в настоящем времени, у Сурикова чаще всего имеют постоянное ударение на окончании: валится, кружится, трудится, подарит и т.п.

Вот моя подруга
В безотрадной доле,
Шьет она, трудится,
Убиваясь в горе.

            ("Тяжело и грустно")

Если горе за сердце возьмет,
Навалится злодейка нужда,
Он кудрями лишь только тряхнет -
И кручины уж нет и следа.

  ("Загорелась над степью заря").

Такого типа архаичные ударения, широко распространенные в поэтическом языке XIX века, особенно характерны для северно-великорусских говоров (Русская диалектология... С. 112).

Таким образом, замечательный русский поэт И. З. Суриков, используя в своих произведениях диалектные языковые элементы, руководствовался при этом, по выражению Пушкина, "чувством соразмерности и сообразности". Те немногие областные слова, формы и конструкции, которые встречаются в стихотворениях И. З. Сурикова, уроженца Ярославской губернии, обычно имеют естественную территориальную отнесенность: они свойственны северо-восточным говорам. В этой связи уместно вспомнить замечательные слова А. А. Фета: "Песня поется на каком-либо данном языке, и слова, вносимые в нее вдохновением, вносят все свои, так сказать, климатические свойства и

стр. 18

особенности. Насаждая свой гармонический цветник, поэт невольно вместе с цветком слова вносит его корень, а на нем следы родимой почвы" (Русские писатели о литературе. Л., 1939. Т. 1. С. 450).

В родимую почву крестьянской речи поэт был погружен с детства, слушая песни и сказки своей бабушки:

Избу освещает
Огонек светца;
Зимний вечер длится,
Длится без конца...

И начну у бабки
Сказки я просить;
И начнет мне бабка
Сказки говорить...

Слушаю я сказку, -
Сердце так и мрет;
А в трубе сердито
Ветер злой поет.

Я прижмусь к старушке...
Тихо речь журчит,
И глаза мне крепко
Сладкий сон смежит.

             ("Детство")

Казань

стр. 19