Иванов-Тверской В. А.
К читателю
Любезный читатель! Современное общество обру¬шило на тебя огромную массу экономических и поли¬тических проблем. В твою голову вбивают множество идей и учений, призванных научить тебя и думать и жить по-новому. Все они — такие умные, аж тошнит! Все они посвящены заботе о тебе! Утверждают, прав¬да, противоположное, действуют в противоположных направлениях, но всё во имя твоего счастья и благо¬денствия. Ты уже приготовил подходящую тару? Ко¬шелек к телевизору подвесил?
А не лучше ли побеседовать с самой Глупостью и посмотреть ее глазами на дела в матушке-России? Глупость, как ты сам знаешь, есть Глупость — она не обременит твою голову заумными идеями. Обманы-вать она не способна, поскольку ума на это не хвата-ет, но показать она может все, что угодно. Без претен-зий на наставления она даст тебе возможность увидеть самые разные стороны той действительности, в кото¬рой ты обитаешь.
В беседе с нею ты сможешь, и даже неоднократно, увидеть себя, при желании, конечно. А сможешь уви-деть и кого хочешь другого: начальника иль подчи-ненного, соседа иль правителей различного ранга, наших духовных наставников и т. д. И все это — не утомляясь, а развлекаясь. Преимущество Глупости над Мудростью в этом отношении очевидно: желая отдох¬нуть, ты тут же начинаешь заниматься самыми различ¬ными глупостями. При всем этом беседа с Глупостью может оказаться не такой уж и глупой, не утрачивая своей приятности, как и прочие глупости.
Итак, вперед, мой Любезный читатель!
Эразм Роттердамский своему милому Томасу Мору
Милый Мор!
Наслаждение, порождаемое общением с тобою, побуждает меня вновь поделиться с любезнейшим моему сердцу другом хотя бы частью впечатлений, полученных мною в пу-тешествиях по одной шестой (ныне, правда, уже меньшей) части суши земного шара, именуе¬мой Россией. Ты с благосклонностью принял мою прошлую, посвященную тебе ораторскую безделицу — игру ума моего, названную по¬хвальным словом Мории . Поэтому, позволь мне надеяться, что ты, в силу исключительной прозорливости ума своего и необыкновенной легкости и кротости нрава, разрешишь мне еще раз воспользоваться звуковой близостью тво¬его родового имени Мор слову мория и не осудишь меня за вновь пришедшее желание по¬играть в бирюльки да поездить верхом на длин¬ной хворостинке. Ты сам всегда любил шутки такого рода — шутки, в которых читатель, если он не совсем бестолковый, увидит пользы более, чем в ином педантичном и напыщенном рассуждении, автор которого, чтобы показать, что он чуть ли не прямая родня Палладе , рож-денной из головы Зевса, и может, как и она, наставлять нас, простых смертных, на путь истинный, выдает такой букет вычурных сло-вечек и так этим любуется, что сам Нарцисс ему завидует, а на самом деле только доказывает, что читать нотации и неграмотный мо¬жет. Но уж ежели не считается нелепым трак¬товать самые важные предметы на самый вздорный лад, то чем же хуже будет выгля¬деть чушь, истолкованная забавным манером, да притом так, чтобы она не казалась, а мо¬жет быть, как я в глубине души надеюсь, и на самом деле не была чушью.
Найдется вновь, конечно, немало и всяких хулителей, возмущенных то легкостью предме-та, то шутливостью изложения. Найдутся и те, кто будет распространять клевету, что будто эти легкие шутки вовсе не к лицу мне, христи-анскому теологу, что на самом деле они якобы слишком язвительны и подвергают осмеянию всех и каждого. Найдутся даже и те, кто обви-нят меня в злоумышленном глумлении над Вы-дающимися, Заслуженными, Великими, Русски-ми — те, чьи нежные уши не выносят ничего, кроме звучания своих же торжественных титу-лов да гимнов в честь их благородных деяний.
Пусть их судят, как им будет угодно, а я пойду туда, куда поскачет моя длинная хво-ростинка, и буду говорить правду, не обраща-ясь с укорами и порицаниями к каким-то кон-кретным лицам, т. е. никого, как я считаю, не оскорбляя. Моя деревянная лошадка будет ста-рательно обходить эти ухабы. Уж если и придется вспоминать имена, так только богов — ближайших сподвижников Мории, активно споспешествовавших ей во всех ее творческих и благородных начинаниях, доставлявших ус-ладу достославным мужам сей достославной державы. Да разве что некоторые из имен тех Великих, которые вместе с богами Олимпа молча наблюдают, каким пышным цветом распустилась вездесущая Глупость.
Итак, если кто теперь станет кричать, жа-луясь на личную обиду, или затаит тайную зло¬бу, приняв сказанное непосредственно на свой счет, увидит в нем язвительное издевательство над собой лично, тот только лишь выдаст свой страх и нечистую совесть. На воре, можно ска¬зать, и шапка горит. А можно сказать, и что знает кошка, чье сало съела. Ну, а если рыль¬це не в пушку, так в чем же дело?
Наверное, уж и хватит мне рассыпать свой словесный бисер. Пора передать слово самой Мории — излюбленной Ладе каждой русской души. Думаю, что сама она лучше меня пове-дает тебе, мой любезнейший Мор, и всем, кто пожелает к ней приобщиться, о своих славных деяниях на ниве Российской — пусть сама про-демонстрирует хотя бы часть своих таких блистательно-глупейших достоинств, вопло-щенных ее стараниями в этой стране.


ГЛАВА I
Глупость берет слово


В каком качестве и чего ради выступаю я сегодня перед тобою, дорогой Мор, и всеми прочими в обличье ритора? Конечно же, ради моего доброго друга Эразма, отдавшего мне уже почти пятьсот лет тому назад дань глубо-чайшего уважения и так хорошо показавшего всему читающему человечеству творческую силу моего благотворного воздействия на всех смертных без исключения, да и на весь сонм богов тоже. И конечно же, я рада общению с тобою, милейший Мор. И не только в силу созвучности наших имен — Мор и Мория. Хотя и не воспевал ты меня, как это сделал мой друг Эразм во времена оные, однако ж достойно его пера показал ты глупость уст-ройства современного тебе общества, в кото-ром овцы, обычно такие кроткие, довольству-ющиеся очень немногим, стали такими прожор¬ливыми и неукротимыми, что пожрали множество людей, — общества, в котором аристократы и аббаты, люди святые сносили целые поселения, оставляя храмы только для свиных стойл, в котором простых людей изго-няли из их домов, а потом за отсутствием у них постоянного места жительства их же са-жали в тюрьму или вешали, а жизнь настоя¬щих тунеядцев протекала в блеске и роско¬ши .
Разве не достойно моего царственного наи-глупейшего величества то, что при всем этом многие верят и утверждают, что идут они по пути Свободы, Равенства и Братства? И раз¬ве мы сейчас не видим более чем предостаточ¬но примеров такого же рода? Однако я не хочу и не собираюсь выступать в качестве мудрого философа или политика, знающего, как надо жить, и обещающего устроить все самым наи-лучшим образом. Не пристало мне, Глупости, уподобляться каким-то проповедникам, на-ставляющим других на путь истинный. Поэто-му слушайте меня не так, как вы слушаете своих правителей, партийных вождей и прочих политиков, сулящих вам и всеобщее благоден¬ствие, и горы златые и реки, полные вина, а мало — так каждому мужику еще и по бутылке водки, а каждой бабе — по мужику, лишь бы вы за них проголосовали или не раскачива¬ли бы кресло, на котором они сидят, лишь бы им остаться у кормила власти или пробиться к нему.
Не хочу я, чтобы вы слушали меня и так, как Фригийский царь Мидас слушал музыкаль-ное состязание Аполлона с Паном и за свое судейство получил от Аполлона в награду ослиные уши. Зачем вам они? Думаете, еще не хватает? А присмотритесь-ка повнимательнее к тем, которые есть. Мой богатейший опыт убедительнейшим образом говорит о том, что пример Мидаса оказался для всего человече-ства крайне заразительным. Поэтому поучать людей, давать советы или рекомендации — дело очень неблагодарное. Все равно все пере-врут, исказят и на тебя же все свалят: ведь ослиные-то не только уши.
Тут, дорогой Мор, ты с достойной меня рассудительностью отметил, что вкусы людей весьма разнообразны, характеры капризны, природа их неблагодарна, суждения доходят до полной нелепости: невежды отбрасывают все что не вполне неве¬жественно; полу¬знайки отвергают, как пошлость, все, что выходит за пре¬делы их скудоумия, или, напротив, го¬товы судить абсо¬лютно обо всем; одни настолько уг¬рюмы, что не до¬пускают шуток, другие настолько не остроумны, что не допускают острот, а третьи настолько ли¬шены насмешливости, что боятся всякого на¬мека на нее, как укушенный бешеной собакой страшится воды; иные до такой степени непо-стоянны, что сидя одобряют одно, а стоя — другое. Среди людей счастливее чувствуют себя те, кто приятно и весело живет в свое удовольствие и не терзает себя заботами о все-общем благе и счастье народном, а видит в них всего лишь лапшу для ушей новых поко¬лений мидасов.
Поэтому лучше уж внимайте мне, как вни¬мают рыночным скоморохам, шутам и фигля¬рам, цирковым клоунам и эстрадным юмористам. Как вы, например, внимали анекдотам от «Белого попугая» или, на худой конец, са¬тире о памперсах из «Аншлага». И я надеюсь, если, конечно, это не Филавтия меня оконча¬тельно обольстила, что доставлю вам все же удовольствие — воспевая себя, я воспеваю и вас, а подыгрывая себе, я подыгрываю и вам.
Найдутся, конечно, любомудры, которые тут же объявят дерзновеннейшей глупостью воспевание самого себя. Ну и что же? Я Глу-пость и есть. Кому же, как не мне, и подобает быть трубадуром моей собственной, а значит и вашей славы? И кто знает меня и мои деяния лучше, чем я сама? А ложный стыд, как и всякий другой, никогда не был моим спутни-ком. Я в соответствии со своей рассудитель-ностью руководствуюсь правилом, которое гласит, что если тебя не хвалят другие, похва-ли себя сам. Вот только подыгрывать я себе на сей раз буду не на флейте, как это было раньше, не на кифаре Аполлона и даже не на свирели Пана, а на русской балалайке.
ГЛАВА II
Глупость хвалится


Как бы вы, смертные, обо мне ни толкова-ли, а мне ведомо, на каком худом счету Глу-пость даже у самых что ни на есть глупейших, все же я дерзаю утверждать, в противовес са-мым расхожим суждениям, что именно моя бо-жественная сущность наполняет ваши сердца и души. Именно я ваш самый наиглавнейший учи¬тель и наставник во всех ваших делах и поступ¬ках. Именно у меня вы спрашиваете совета по любому поводу. Да и без повода тоже.
А как высоко мои советы ценятся вами! Вы с таким усердием их воплощаете в делах своих, что даже Сизиф удивляется вашей ста-рательности и терпению. Да оно и понятно — куда ему со своей горой и камнем! Вы меня подняли на такую высоту, что все боги Олим¬па теперь оказались у моего подножия.

Не Зевсу и не Перуну и не христианскому богу вы поклоняетесь — всех их я с такой же го¬товностью от щедрот своих жалую такой же благостынею, как и всех смертных. Верхов¬ной богине, т. е. мне, Глупости, вы и поклоня¬етесь.
Какой-нибудь зануда тут же возразит, что он, дескать, никогда мне никаких даров не приносил, обрядов в мою честь не совершал, что якобы не воздвигнуто в мою честь ни храмов, ни жертвенников, что нет моего изоб-ражения и на иконах, перед которыми можно было бы об пол лбом постучать. И что же он этим докажет? Да только то, что в голове у него нет ничего, кроме меня, Глупости, что весь он мой поклонник — от пяток до макушки.
Мне, не как другим богам, не нужны ни фимиам, ни ладан, ни храмы, ни жертвенники, ни обряды, которые надо специально соблю-дать, обуздывая свою плоть или страсти. Я не так глупа, чтобы домогаться каких-то именно мне посвященных икон или статуй. Мне нет нужды завидовать другим богам. В том числе и тем, которые специально и усиленно чтятся в определенные дни в определенных местнос¬тях. Мне воздвигнуто столько статуй, сколько есть на свете людей, воспроизводящих денно и нощно мой образ в живом виде. Пока вы, люди, существуете, мои таинства не останутся без сопричастников.
Вы, смертные, всех чинов и званий, и вели-кие и малые, правите мой обряд и служите мне с великим внутренним благоговением, ибо все-гда и всюду носите меня в своих сердцах,
подражаете мне во всем в своей жизни и не-прерывно приносите мне несравненно лучшие жертвы, чем всем другим богам. Такое почи-тание своих святых не встретишь ни в одной религии. Кого, как ни меня, вы повседневно возвеличиваете, если молитесь тем святым, на которых вам укажут попы, а живете, неуклон¬но следуя моим заветам?
Льщу себя надеждой, что я со свойствен¬ной мне всеохватывающей мудростью и все- покоряющим красноречием убедила вас, что именно я, Глупость, — ваше наиверховнейшее божество, почитаемое всеми вами, во всем, что будет показано ниже, бесконечном многообра¬зии моих ипостасей. Ну, а если кому-то из вас все же покажется, что в моих словах больше самонадеянности и дерзости, нежели правды, пусть он, как говорится, положа руку на сер¬дце, признается сам себе, не лукавя, что для него является самой главной, самой сокровен¬ной ценностью? Что он скрывает от чужих глаз пуще злата-серебра, которые прячет в тайни¬ки, запирает в сейфы, чтобы их не украли?
Увешанный орденами и прочими регалия¬ми достопочтенный муж срывает их с себя вместе с одеждой, чтобы предстать перед жен¬щиной в чем мать родила, и отдает женщине в пользование все, что имеет, если, конечно, он
что-то имеет. Женщина подставляет ему са¬мые интимные, сокровенные части своего тела. Но какой мужчина или какая женщина захо¬тят продемонстрировать даже тет-а-тет свою глупость? Нет! Все вы меня бережете и лелее¬те пуще глаза своего, и прячете и храните, как самую важную ценность вашей жизни и куль-туры, как вы теперь выражаетесь.
А скажите-ка, что вы просите у тех богов, которым вы якобы поклоняетесь? Кому-то не хватает нарядов, и он или она жаждут их иметь. Другой хочет заиметь машину шикарную, квартиру просторную. Тот желает жену сосе¬да, а эта — жениха богатого из новых русских. Ну, а уж насчет денег и говорить не приходит¬ся — как бы славно каждый из вас распорядил¬ся ими в соответствии с моими наставлениями. В то же время, это мне достоверно известно, все вы абсолютно убеждены, что боги, так нерав¬номерно и несправедливо поделившие матери¬альные блага, очень даже справедливо подели¬ли ум. На что только люди ни жалуются? Но никто и никогда из вас не жаловался на недо¬статок ума. Каждый считает себя достаточно умным, чтобы назвать другого дураком.
Разве это не доказательство того, что все вы одного со мной поля ягоды, все любите прильнуть к сосцам моей любвеобильной груди и все вскормлены моим питательным моло¬ком и нектаром. И нет мне конкурентов среди других богов, ибо каждый из них может вам даровать лишь что-то и когда-то. И не всем, а лишь кому-то. Редко кому достается в удел красота, ниспосланная Венерой , или телосло¬жение Аполлона. Не так уж часто Меркурий наделяет людей достойным себя красноречи¬ем. Немногим удается обогатиться при помо¬щи Геракла или захватить власть при посред¬стве Юпитера . Я же наделяю дарами своими всех смертных без всякого изъятия. Всегда и со всей готовностью я жалую вас моей благо- стыней, и щедроты мои безграничны. А самы¬ми лучшими моими воспитанниками оказались вы, дорогие россияне!

ГЛАВА III
Глупость считает русских своими самыми преданными, наиглупейшими почитателями
Да-да, мой дорогой Мор! Это в прежние времена моими наиболее ревностными после-дователями, столь ревностными, что они это¬го не только не стыдились, но даже и хвали¬лись с великой охотой, были брабантцы и гол¬ландцы. Теперь же нет у меня благодарнее и признательнее поклонников, чем русские. А уж как они этим восторгаются и похваляются!
Ну, скажи сам, какой еще народ — и новые буржуины, и те, кто считают себя интеллиген-тами, — способен вот уже десяток лет бить себя в грудь, подобно тому, как это делает самец гориллы, когда хочет показать своим сороди¬чам, что он тут главный (может, не случайно некоторые намекают на то, что русский Гаври¬ла произошел от гориллы), и причитать при этом, что его отличает от высоко развитого предка: «Мы совки! Мы совки!» Будто только и годятся, что мусор собирать, навоз разгребать. Скажи такое китайцу — последнее предупреж¬дение сделает, чеченцу — за кинжал схватится,


американцу —
авианосец пришлет. А русский распус¬тит слюни и то, что
течет из дырочек повыше рта, и при¬зывает всех к пока¬янию. Сидит Ваня, в золе прошлого копа¬ется, а мысли-то только соплями и выходят. Вот он их на клубок и мотает!
Русские, в отли¬чие от прочих наро¬дов, которые с годами ума набираются, со вре-менем становятся все глупее и тупее. Ты не по-веришь, какое развлечение, какую потеху и какое удовольствие мне доставляет их возня, когда я, хлебнув нектара, забираюсь повыше на небо и оттуда наблюдаю за этими людишками. Насколько широко среди них простирается моя божественная сила! Признаюсь, не без помощи моей подруги Аты , которая у них поселилась после того, как ее боги скинули с неба на зем-

лю. При ее содействии у меня не стало поклон-ников более постоянных и более верных.
Что за представление, боже бессмертный, шутовская возня этих глупцов! Они придумали для себя некий новый туннель. Причем выбра¬ли что поуже, потеснее и направили его лет на пятьсот назад. Вместе со мною это не так уж сложно: я, Глупость, времени не подвластна, пока на земле есть люди. Хотят они в конце это¬го туннеля свет найти. И вот все, давя друг дру¬га, кинулись в него, не щадя ни голов, ни живо¬та. Когда смотришь на них сверху, то можно подумать, что видишь стаю мух или жучков ка¬ких-то, интригующих, блюдящих, дерущихся, обманывающих, грабящих, все разрушающих.
Главное для них – лишь бы стало не так, как было, а с остальным, дескать, потом разберемся. Поэтому вся их рассудительность и вся разумность их действий тождественны тому, что они заимствовали у меня, своей глубокоуважаемой госпожи Мории и ее неизменной подруги и спутницы Аты.
Ты, мой дорогой Мор, ведь тоже мечтал о свете. О свете для людей, о их светлой жизни в соответствии с тем, как ты это понимал. Но твоя прозорливость заставила тебя назвать эти мечты «Утопией», т. е. местом, которого нет. Они же всерьез ломают и перелопачивают не какой-то остров, которого нет, а свою реаль-ную страну, оставляя от нее рожки да ножки да кончик хвоста. Ну, это и мне, Глупости, понятно — чем больше из построенного слома¬ешь, чтобы оно свет не загораживало, тем дальше будет видно, как в пустыне.
Но, дорогой Мор, я сама была бы достой¬на не всяческого восхваления, а гомерическо¬го осмеяния, если бы вздумала и попыталась изложить здесь перед тобою все разновиднос¬ти глупости и безумства, существующие и тво-римые на Руси от самых ее верхних эшелонов и до низов, — даже моей казалось бы всеобъ-емлющей и всепроникающей мудрости не хва-тит, чтобы объять эту необъятность. Лишь о некоторых своих благотворных деяниях на ниве Российской, о тех, которым я сама присуждаю златую ветвь или пальмовый венок, поведаю я тебе. Прочие смертные, если они этого, ко-

нечно, захотят, смогут и себя увидеть во мно¬гих ипостасях. Ну, а насчет того, чтобы в ска¬занном разглядеть других — тут уж, как гово¬рится, вольному воля. Тут и мой надежный спутник Мом , я в этом нисколько не сомнева¬юсь, своего не упустит, хотя бы в отместку Зевсу, который низверг его с Олимпа на зем¬лю, к людям, среди которых Мом и оказался, как рыба в воде.

ГЛАВА IV
Глупость проявляет свою рассудительность в суждениях о русской душе
Еще один из моих давних друзей, красноре-чивый Цицерон, отдавая должное моему боже-ственному могуществу, заявил о том, что весь мир полон глупцов. Что касается русских, так это абсолютная правда! Посмотри, дорогой Мор, как они носятся со своей «таинственной русской душой». Ну как нищий с писаной тор¬бой! Сколько чернил изведено и бумаги пере¬порчено! Они уже веками делают умные, как им кажется,лица, пишут мудрено-вычурные, т. е. глупые, фразы, обсуждая: Восток они или Запад, Обломовы они или Рахметовы, бого¬носцы они или рогоносцы? Нет, речь не о тех мужьях-рогоносцах, лбы которых жены так регулярно украшают густо кустящимися от¬ростками. Речь идет о целом народе, о стране, которой другие страны, другие народы посто¬янного рога наставляют.
Они все пытаются, уже в который раз, найти и разгадать эту таинственность русской мечущейся, терзающейся души. И каждый раз
приходят к выводу, что «умом Россию не по-нять». Ну, конечно же, не понять! Разве можно понять меня, Глупость? На то я и Глупость, уму не подвластная. Насколько же надо быть глупым, чтобы пытаться понять глупость? Так что все, с чем они тут носятся, как курочка с золотым яичком, от меня и только от меня.
А разве не от меня, Глупости, женское или «Вечно-бабье» начало, доминирующее в рус-ской душе, о котором вновь стало так модно говорить? Я ведь тоже женщина слабая, по-датливая. Кому, как не мне, знать, что кури¬ца — не птица, а баба — не человек. Волос у нас долог, а ум, как и положено Глупости, — короток. Вот и ждёт русская душа, кто ее при-жмет покрепче. Невестится, как проститутка на панели. Кто заплатит, тому и продается. А теперь стала отдаваться и за обещания тем, кто больше посулит. Платить-то уже переста¬ли. Женщина, дело понятное, любовью живет. Вот ее все и насилуют, а она лишь подотрет¬ся, если удовольствия не получила, и дальше надеется. Так ей прокладки с крылышками и привезли из-за океана, чтоб быстрее была го¬това к следующему приему.
Из-за вселенской любви она все терзается и мечется. Гамлет все решал: «Быть или не быть?» Она же, бедная, терзается — бить или
не бить? И чем лучше: обухом топора или острием? А потом из любви же и покаяться можно: покаялся — поподличал, поподличал — покаялся. Так и мечется, сердечная. Умишко- то, конечно, и враскорячку. Сама ни с чем управиться не может. Вот и управляют ею, кто придется: то варяги, то немцы, то грузины, а то евреи. И нынешних правителей от междуна¬родного капитала по бартеру приняла.
А разве не мне, Глупости, в моем боже-ственном величии она стремится уподобиться своей богоизбранностью, своим пророческим мессианством, спасительством человечества посредством вселенского православия. Ни Зевс, ни Перун и никакой другой бог, кроме меня, Мории, не могли посягать ни на что подобное. Мною она избрана, мною! Она, как и я, Глу¬пость, всегда самобытна, беспредельна, непов¬торима и неисчерпаема. Это те, кто претенду¬ет на мудрость, считают, что истина по любо¬му поводу может быть только одна, мои же проявления в русской душе бесконечно вариа¬тивны. Всегда и во всем она стремится дос¬тичь моих божественных вершин, всегда и везде она покушается на мои лавры, кои явля¬ются для нее предметом особого вожделения.
ГЛАВА V
Глупость об уме русском
Во всем меня русские стараются воспроиз-водить. А хвалу мне воздал прежде всего мой дорогой Эразм — человек для русских запад-ный. Вот они свои взоры и все свои помыслы туда и направили. Ясно, что их прямо-таки неземная любовь ко всему иностранному, осо-бенно западному, могла быть внушена только свыше. Ну, а самый высший бог среди всех богов и богинь, как это уже убедительно было доказано, — это я, Мория. А это означает, что и мысли, и ум русских — все от меня.
Что бы в России ни делалось, все это, как хорошо на мой глупый взгляд выразился В. О. Ключевский, и, разумеется, я со своей глупостью не могу претендовать на что-то лучшее, «есть комбинация русского ума — обезьяны: так бывало за границей, так дол¬жно быть и у нас». Разве это не говорит о родстве и причем близком родстве ума мое¬го и ума русского? Ну, а разве чем-то су¬щественно отличается то, как все относятся к обезьянам и к глупости? Стоит мне по¬явиться перед любой аудиторией, как все на¬чинают улыбаться, как и при виде обезьян. А чуть я прояви активность, так, глядишь, уже и рот до ушей, и гримасы у всех, как у обезьян. Обезьяне же, известное дело, ума хватает только на то, чтобы обезьянничать.
Вот и в России сейчас не вдруг-то что-то русское увидишь. Все заграничное, даже от-ходы заграничные и те, говорят, лучше, чем русские. Раньше, как говорил один извест¬ный русский баснописец, хоть сало русское ели. А теперь картошка — из Польши да Голландии, хлеб — из Канады да Америки, мясо — из Англии, Франции да Бразилии. Одежда — обноски со всего мира. И доволь¬ны. Главное, чтоб наклейки были импорт¬ные — фирма! И чтоб на заднице. Конечно, для Глупости какая разница, чем думать? Все равно результат один и тот же.
Меня просто радует их нежелание скры¬вать свое родство со мною. С каким рвени¬ем они стараются обнародовать и выставить и вывесить на всеобщее обозрение доказа-тельство общности нашего стиля мышления, роднящего их с тем милым животным, кото¬рое веселит всех наравне с глупостью. Если раньше фирма называлась «Рога и копыта», то теперь — «Рога — копыта — ЛТД». Фир¬ма «Лапоть» теперь не просто лапоть, а «Ла¬поть — Лимитед», а «Портянки» стали «Пор-тянками интернешнл». Ну, разве это не дос-тойно обезьяны? Разве это не бальзам для моего ума?
То же свойство ума русского звучит и в речах их политиков, экономистов и всех дру¬гих, желающих прослыть мудрецами, изо всех сил старающихся напялить на себя эту личи¬ну. Но как я уже говорила, сколько бы эти обезьяны, рядящиеся в пурпур, и ослы, щего¬ляющие в львиных шкурах, ни притворство¬вали, их торчащие ушки все равно выдадут Мидаса . Они пересыпают свои речи замор¬скими словечками так, как будто все нахо-дились в обучении у дедушки Щукаря, для которого апробация и астролябия означали «душечка ты моя». Одни, например, говорят о необходимости саммита по реструктуриза¬ции номинации эксклюзивной харизмы, что означает — прошла любовь, завяли помидоры, сандали жмут, и нам не по пути. Дру¬гие, кто это понимает, пребывают в самодо¬вольстве. Те, кто не понимает, дивятся за¬морской тарабарщине, полагая, что чем не¬понятнее, тем мудрее. И много каждый раз находится тех самолюбивых, что смеются и рукоплещут, дабы их сочли не несведущими, а напротив, очень сообразительными, пони¬мающими, например, в католицизме больше Папы Римского, а сами на ослиный лад по¬махивают ушами.

В твое время, дорогой Мор, среди мудре¬цов в моде было двуязычие , в нынешней Рос¬сии — косноязычие и в устной речи, и в пись-менной, а в ней, как известно, выражаются мысли, если они не совсем обезьяньи. Вот при-ходит человек наниматься в начальники. Его обязательно спрашивают, какими языками вла-деет?
— Тремями, — отвечает, — русским, ру-ководящим и матерным.
— Неверно, — поправляют его, — двумя- ми. Руководящий и матерный — это одно и то же.
Мой друг Чезаре Ломброзо , наверное, стал бы объяснять особенности русского ума гос¬подством в России равнинной местности, на¬личием низменных сырых и болотистых тер-риторий, которые Минерва , по его словам, не любит оделять своим вниманием, и, конечно же, влиянием русской погоды — длинной и холодной зимы. При этом стал бы ссылаться на свидетельства европейских мудрецов, ут-верждавших, что от холода пропадает ясность мысли, например, на мнение Гейне, который утверждал, что во Франции ему писалось луч-ше, чем в Германии, где было холодно.
Подобные наблюдения — это, разумеется, не моего ума дело. Я, Глупость, не могу, да и не желаю претендовать на какую-нибудь на-учность. Однако и мне кажется, что с подмо-роженными мозгами трудно быть мудрым. А вот с другим выводом Ломброзо я абсолютно согласна. Мудрость передается по наследству лишь с большой степенью вероятности, по-скольку она от других богов, которые очень скупы по отношению к смертным. Глупость же, напротив, передается целиком и полностью и даже усиливается в последующих поколени¬ях, поскольку это от меня, Мории, щедроты которой, как мы уже говорили, безграничны. Так что всеми своими прелестями русский ум обязан лично мне, Глупости.
ГЛАВА VI
Глупость хвалит русскую рассудительность
Теперь я хочу еще воздать хвалу русским за их рассудительность, которая, как это ясно каждому глупомудру, является следствием их ума, в достоинствах которого мы уже имели возможность удостовериться. Надеюсь при этом, что и ты, дорогой Мор, и всякий, меня слушающий, убедится и в моей непредвзятос-ти, и в самом близком родстве рассудительно-сти Мории и рассудительности моих излюб-ленных поклонников — русских.
Под рассудительностью, как я думаю сво¬им глупым умишком, следует прежде всего понимать способность правильно судить о ве-щах, т. е. судить о них так, каковы они есть на самом деле. И здесь я должна со всей твер-достью заявить, что в этом отношении рус¬ские — непревзойденные умельцы рассудить столь здраво, что и меня, Глупость, переплю¬нуть могут. Им пообещали, что те бумажки, под названием «Ваучеры», которые им выда¬ли, стоят столько же, сколько две автомаши-

ны «Волга». И они поверили. А как на двух-то сразу ез¬дить? Разорваться надо. Чтоб оста-ваться целыми, ни одной не получили. Им обещали милли¬оны за их ваучеры, и они понесли их в фонды, банки, стра¬ховые компании; им пообещали 100— 200% на их сбере¬жения, и они отда¬ли их; им обещали, что зарплата будет поквар¬тально индексироваться, будет расти пропорционально росту цен, и они верили; им обещали повышение пенсий — верили, повы¬шение жизненного уровня — верили. Ну точь- в-точь как в анекдоте про того сыночка, кото¬рый писал маме: «Мама, я тебе обещал денег и еще пришлю».

Как засвидетельствовал почтеннейший М. Е. Салтыков-Щедрин, мудрый, даже если он пескарь, понимает, что ему от всех приманок да насадок, от всех этих неводов, сетей, вер-шей и удочек, что придумывает и закидывает
на него самое ехидное создание природы под названием человек, нет ничего другого, кроме смертельной погибели. А сколько этот пескарь страху натерпится, пока его волокут, а куда — неизвестно. Но смею вас заверить, мои доро¬гие слушатели, обыкновенный русский пескарь далеко не тот, по крайней мере теперь. Не хочет он сидеть в норе и дрожать. Он смело кидается на любую приманку, а думать и рас-суждать, говорит, будем потом, даже если он воочию видит, что приманку-то ему щука по-дает. В общем, с русскими, как и с глупыми пескарями, чем снаряд рыбацкий и приманка глупее, тем вернее, по словам старого пескаря, они срабатывают. Бросают им муху, словно их приголубить хотят, они тут же в нее и вце-пятся, заглотят так, что дальше некуда. А в мухе той здоровый крючок. И торчит откры¬то. Все равно замечать не хотят. Все равно заглатывают. Вот, пойдя по шерсть, и прихо¬дят стрижеными.
И ведь все равно верят. Верят неискорени-мо. Всю страну уже неоднократно, как они теперь говорят, проявляя очередной вариант изысканности речи, «обули». «Обули» и с об-лигациями всех родов, и с вкладами в сбер- банках. Деноминация, девальвация, индекса¬ция, — все одно: профанация. И почему бы ей

не быть, если кругом не только профаны, но и «лохи», «чайники» и т. п. публика? Целое клад¬бище несбывшихся надежд, но
«Когда нам скажут, что хотим,
Куда как верится охотно».
Вот люди точно знают, что если правители обещают положить голову на рельсы, они это
обязательно сделают. Положат. Не свою, ко-нечно, но положат. Мало ли голов у народа? Начальник всегда найдет на чью голову стрях¬нуть камень со своей души. А народ упорно верит (не может же глупый просто так зая¬вить, что он глуп) и во власть избирает тех, кто больше обещает, а не тех, кто реально делает.
Сами же русские правители откровенно говорят своим дорогим россиянам, что они не только прокапиталистические, но и прозапад-ные правители, а не прорусские. Россияне же все равно продолжают надеятся на то, что их ведут в райские кущи и что Запад живет од¬ной мечтой — накормить, одеть и обуть Рос¬сию. Да уже не раз «обул»!
Так разве не тождественна такая рассуди-тельность русского ума мне, Глупости? Ну, а если найдется мудрец, который будет утверж-дать, что все эти обещания не больше, чем театр абсурда, что все это лицедейство, что господа-правители всегда поступают с наро-дом по-скотски, на него большинство будет гля¬деть, как на буйно помешанного. Сам же он и окажется в наибольших дураках — кому нуж-на опрометчивая непрошенная мудрость, толь-ко мешающая общим правилам лицедейства? В соответствии с русской рассудительностью, назовут такого мудреца сумасбродом, как не желающего считаться с общепризнанными правилами игры и применяться к сложившимся обстоятельствам — выть с волками по-волчьи.
Истинно рассудителен тот, кто не только снисходителен к недостаткам толпы, но и веж-ливо разделяет их со всеми, а не требует, что-бы всеобщая комедия перестала быть комеди-ей. Разве русские не разделяют со мной эти взгляды? Они дружно пели гимны Отцу наро-дов, а потом так же дружно объявили его зло-деем, каких история никогда не знала. Они пели осанну Дорогому Многоуважаемому Никите Сергеевичу, а потом дружно облили его грязью. Сколь дружно играли в строитель-ство коммунизма под руководством Лично Ле-онида Ильича, столь же дружно, объявив его маразматиком, ринулись с новым вождем иг-рать в капитализм. И каждый раз в самых больших дураках оказывались те, кто пытал¬ся возражать. Хотели показать свой умище? Ну так, и поделом вам. Не высовывайтесь.
ГЛАВА VII
Глупость восторгается русской деловитостью
Еще в большей мере заслуживает одобре-ния с моей стороны, т. е. со стороны божествен¬ной Глупости, рассудительность русских, про¬являющаяся в их деловитости.
Велик ли прок от рассудительного мудре-ца, который на все лады обмозговывает свои идеи, составляет планы, анализирует послед-ствия, ну точно голодная собачонка обглады-вает пустую безмозглую кость? Отчасти по своему природному малодушию, отчасти по вошедшей уже в кровь привычке угождать начальнику, а то и просто по излишней совес-тливости, мешающей причинять кому-либо, в том числе и самому себе, какое-либо беспо-койство, этот мудрец не решается предпринять что-либо реальное и перейти от своих химер к действиям. «Как бы чего не вышло» давно стало его золотым правилом.
То ли дело мои на все дерзающие дурачки! Их не сдерживает ни страх и ни опасность, ни стыд, ни совесть, ни раскаяние. Первых они не осознают, поэтому они смелы, свободны и ре-шительны, а всего остального — типа стыда или совести — они просто не имеют.
Принимая какое-либо решение, мудрец высчитывает и рассчитывает, обращается к наукам, мудреным писаниям, ищет подтверж-дения у авторитетных мужей, хочет добраться до законов, до сущности. Мой же дурачок ничтоже сумняшеся сразу, как топором: тяп- ляп — вышел летучий корабль. Ну не полу-чился корабль, так получилось свиное корыто. Ну пусть и корыто не получилось, так щепки- то все равно получились.
Не так ли действуют и дорогие моему сер-дцу русские? Вот уж полтора десятка лет они говорят, что вершат то перестройку, то ре-формы. Что же на самом деле вершат — этого они так и не решат, только щепки от страны во все стороны летят.
Мудрец, конечно, сначала стал бы разра-батывать соответствующее теоретическое обоснование, изыскивать и подводить под то, что называют реформами, какую-то научную или хотя бы наукообразную теоретическую базу, чтоб воззвать к объективной необходи-мости, не понимая, что я, Глупость, и есть самая наиважнейшая, всеподчиняющая необхо-димость. Сколько было бы потрачено сил, чтоб
разработать стра¬тегию и тактику осуществления ре¬форм, определить соответствующие цели, этапы, сред¬ства, методы их достижения и про¬чая, и прочая. Нет, все это не для моей головы. От одного перечня
проблем она сра¬зу перегрелась, все извилины разгладились, а серое вещество потемнело. И, конечно же, не для русской головы. Да и зачем ей такое умственное напряжение, зачем отя-гощать себя столь непосильным бреме¬нем? Пускай тот пескарь думает, куда его та¬щат и что там будет, — будешь ли уху хле¬бать или из тебя уху сварят.

В полнейшем соответствии со своей рассу-дительностью, как это и должно было статься, если учесть то почтение, которое русские пи-тают к моему божественному лику, они и на этот раз избрали меня своим вождем. Зачем им вожди другие, если можно полностью положиться на меня и быть в абсолютной уверенности, что будет вам и туннель, будет и тупик, какой только пожелаете, и даже тот, которого совсем не желаете, а не то, что будет вам и белка, бу¬дет и свисток. Вот они и отдались полностью моей глупомудрости, и пошла писать губерния. Да не одна, а пошли писать по всем губерниям, да не пером, а сразу топором. Только топором, да лучше, чтоб по живому. Это у Гоголя расто¬ропный ярославский мужик орудовал топором да долотом. А теперь долотом, так это уж пос¬ле скобеля, чтоб как серпом по тому месту.

Согласитесь, дорогой Мор, и вы, мои любез¬ные слушатели, что без такого вождя,
как Мория, нало¬мать столько дров просто невозможно. Кто другой смог бы действовать так ре¬шительно и у кого другого хватило бы смелости настолько развалить страну, чтобы сделать из нее свиное корыто? Кто еще, кроме меня, смог бы довести промышленность до такого состояния, что¬бы техника и с западных и с восточных свалок и ширпотреб, от которого отказываются афри¬канские племена, стали столь желанным това¬ром в России, что за них платят и нефтью и га¬зом, и золотом и алмазами.
Комара за бобра купят и рады. И так упря¬мо уверены в том, что доброе дело соверши¬ли, что им, как русские же говорят, хоть мо¬чись в глаза, все равно будут утверждать — божья роса.
Может быть, среди вас есть мудрецы, что попытаются оспорить мое руководящее нача¬ло в реформе сельскохозяйственного производ-ства? Ну, тогда пусть они ответят, кто же еще мог организовать развал действовавших хо-зяйств, худо-бедно, но способных кормить страну, и учинить это лицедейство с так на-зываемыми акционерными обществами, хоть открытого, хоть закрытого — кому как удоб¬нее воровать — типа? Кто еще мог разогнать большой колхоз, чтобы создать одно малень-кое, ну может быть, пару дохленьких фермер-ских хозяйств, которые даже себя прокормить не могут?
Кто вообще способен внушить не только политикам-правителям и кузнечикам с микро-фонами, что не так уж и сложно, поскольку
первые на Руси сначала делают, а потом ду-мают, вторые же стрекочут, а думают лишь иногда — крепки, как говорится, задним умом, — но и мудрецам с учеными степенями идею замены крупных сельскохозяйственных предприятий мелкими фермерскими хозяйства-ми, которые якобы и накормят Русь? Идею, которую тут же в массовом порядке с русской деловитостью, основанной на принципе — ло-мать не строить, — бросились воплощать в жизнь, разрушая живые функционирующие предприятия, хотя на уже заброшенных землях можно было бы создать столько фермерских хозяйств, сколько нашлось бы для этого жела-ющих? Да ни один бог, кроме меня, Мории, не обладает такой даровитостью и такой способ-ностью наделять своими качествами смертных, чтоб такую мысль не только выродить, а ина¬че, я должна сказать, ее нельзя было на свет произвести, но и превратить в дело.
А разве не чувствуется моя руководящая рука во всей экономике России? Кто еще мог создать такую экономическую систему, при которой огурец, выращенный в Подмосковье, дороже банана, привезенного в Москву из Ла¬тинской Америки? За морем, конечно, и телуш¬ка-полушка, да, как всегда считалось, рубль — перевоз. Но русские, со свойственной мне, Глупости, решительностью быстро доказали, что перевоз из Подмосковья в Москву может сто¬ить и дороже, чем перевоз через океан.
Да и вообще в русской экономике мое мне-ние — это высший критерий и высшая цен-ность. Ну разве это не моя система, если са¬мая богатая в мире по своим природным воз-можностям страна живет в долг, занимая у более бедных, система, при которой в Россию везут отходы потребления со всего мира, на-зывая их гуманитарной помощью? Наверное, это действительно гуманно, освободить дру¬гие народы от хлопот по утилизации барахла, иначе откуда же такое название?




ГЛАВА VIII
Глупость согласна с русскими – ломать не строить
Ну, в общем, во всех отношениях, во всей России сейчас, как в городе Глупове, когда еще «не было достоверно известно ни о ком-мунистах, ни о социалистах» и когда его пра-витель Угрюм-Бурчеев, считая себя добрым благопопечительным устроителем, радеющим о благе и счастии подчиненных и подвластных ему лиц, решил сломать все, что уже было — в том числе даже реку, и с бездумной настой-чивостью идиота принялся сие осуществлять. И все глуповцы, не понимая, что они делают, и даже не вопрошая друг друга, во сне это происходит или наяву, ломали и крушили свой город. Ну, а какой ум у глуповцев? Известное дело — на то они и глуповцы .
Вот и теперь уже полтора десятка лет рус-ские, как достойные потомки глуповцев, оп-равдывая вывод моего друга Чезаре Ломброзо о том, что дурь передается по наследству в усиленном варианте, действуя дружно, смело и единодушно, не создают ничего, кроме раз-рухи. Некоторые из них, это в первую очередь те, для кого в предыдущие десятилетия самым значительным вкладом в дела России было от-кармливание своего тела и разбрызгивание произведенного им помета, и страдавшие от того, что им ограничивали свободу обпомечивания всего и всея советского, теперь страда¬ют от того, что никак не могут добраться до основания, а затем... выкорчевать его. Они смело поливают помоями то, чего нет, и так же смело одобряют нынешних правителей, как и те, что прежде смело целовали и в бровь, и в глаз, и в лично Ленин таз. Прошлое лягают почти как молодые ослицы (правда, жировые складки, дряблость кожи и разбитость холки чужим седлом выдают уже былую заезжен- ность и мысли и тела): вот ведь пели эти крас- нопузые коммуняки, что хотят разрушить до основания, а совки понастроили всего, да так, что никак окончательно не развалить.
Хочу утешить я этих людей: с их-то без-думно-решительной деловитостью да со все-мерно поощряемым моей преданной подругой Филавтией упрямством того животного, уш-ками которого был награжден Мидас, да под моим глупомудрейшим руководством они еще
много и дров наломают, и щепок нащепают. Я, Глупость, как верховная богиня русских — тому гарант. Они еще такое сотворят, что и в мою голову придти не может, что вполне есте-ственно, поскольку для них, как и для меня, Глупости, эта часть тела не существенна.
Думать по каждому поводу — это, как считают русские, пусть лошадь думает: у нее голова большая. Мало ли до чего додуматься можно. Индюк вон думал-думал, да в суп и попал. Вот и нашли быстренько другой спо¬соб — продать все, что сломать не удается. Теперь в русской власти и всё и все продакшен. Продавать — это ж тоже не строить.
Дай умному курицу, способную нести зо-лотые яйца, он будет о ней заботиться, ухажи-вать, создавать условия, чтобы в день по яич¬ку несла. Мой же дурачок ей сразу голову отвернет и с ножичком в живот за золотишком полезет. К тому же ведь курицу и лиса ук¬расть может. А прирезал — уж никто не укра¬дет. Надежно! Вот посему, как сказал один не-безызвестный еврей,

«Российской власти цвет и знать
Так на свободе воскипели,
Что стали с пылом продавать
Все, что евреи не успели».

Благодаря своим способностям, я могу эту мысль выразить и более изысканным философ¬ским языком:
Развивается Россия
Нынче по спирали —
Что не сперли в том году,
В этом поспирали.
О цвете же и знати русской государствен-ности, разговор, конечно, должен быть отдель¬ный. Это предмет моей особой любви, и они чтут меня — всемерно и безмерно. И я их сво¬им вниманием и своей мудростью не обделяю. Взаимность у нас полнейшая. Но об этом, до¬рогой Мор, — несколько позже.



ГЛАВА IX
Глупость видит себя в делах армейских
Казалось бы, уж на что сложная проблема одолеть армию, которой побаивался весь мир. Но если действуешь с моей рассудительнос-тью, все можно одолеть и развалить. Вот и ее реформировали, как и все в соответствии с моим глупомудрием, т. е. развалили. Теперь ей и племя умба-юмба морду набить может, а не только чеченцы. Лишь с моей не знающей со¬мнений, не признающей никаких раздумий де¬ловитостью можно было разогнать свою ар-мию, распинать своих военных союзников, а чужие армии придвинуть к своим границам своими же руками.
Мудрые тут мне, конечно, сразу возразят: не твоего глупого, да к тому же бабьего ума дело, то дела мужей, да притом военных. Ну, а скажите-ка мне, что, разве умные начинают раз¬жигать войны? Да нет, это дело тупых мужи¬ков, воров, убийц, не способных нормально про¬блемы решать. Не просвещенные философы эти дела затевают, а разные подонки общества. Так что почему бы моей деревянной лошадке и в этих полях не попастись. К тому же я абсолют¬но уверена, что она ни в чем не уступит ни со¬временным танкам, ни самолетам.
Не все, конечно, со мною согласятся, но я, Глупость, вполне убеждена, что ум в этой области не актуален. Какой тут может быть прок от мудрствующих, но хилых философов? Или от тех миролюбцев, которые все пытают¬ся выяснить, что более добродетельно — про-тивопехотная мина или «умная» авиационная бомба? Тут крутые бицепсы и не дрожащие в поджилках ноги важнее. А ум — он и отвле¬кать может. Еще задумается о чем-то в тот момент, когда надо бить, ломать, крушить. Не зря же говорят, что сила есть, ума не надо.
Но смею всех заверить, что Глупость в состоянии одолеть любую силу. Стоит мне то тут, то там чуть подшевелиться, как солдаты начинают бить друг друга, а потом и расстре-ливать, а офицеры — им помогать в этом, да и прикрывать их, да обворовывать. Чуть по-больше — глядишь, уже и оружие, и технику продают тем, кто их этим же оружием и бьет. Ну, а если подняться до генералов — тут уж, как говорится, полные штаны радости.
Армию, наконец-то, сделали действитель¬но рабоче-крестьянской. Только сим сословиям срочная служба осталась доступной, поря¬дочные же людишки своих деток от этой бла¬годати уже откупили. Да и зачем, конечно, русской армии столько солдат? Солдат — это же некрасиво. Да и кормить их еще надо. То ли дело — офицер, генерал! Лампасы, папахи, золото погон, ордена и звезды! Просто дух зах¬ватывает. Вот и плодятся генералы при сокра¬щении армии. Если каждому из них по дивизии дать, как это по штату положено, не обидев, конечно, генералитетом и штабы, то надо под ружье поставить сразу пятнадцать миллионов человек. Но лучше бы, на мой глупый взгляд, формировать полки из одних генералов. Вот бы красиво было! Одной золотой мишуры — всем дурачкам на зависть. А какая бы диви¬зия получилась из полковников! И все Скало¬зубы! И каждому только бы в генералы!
Вот представьте сами: построена хотя бы рота генералов или там полковников, и сол¬дат ведет их строем в столовую. Каждому сра¬зу станет ясно, сколь успешно продвигается военная реформа! Формируется армия нового типа, аналогов в истории которой нет.
Есть, конечно, и проблема: как содержать эту генеральскую рать? Раньше-то было про-ще. Поймал мужика, и он, глядишь, двух гене-ралов прокормил, а полковников так и трех
столько мужиков найдете, если в деревне ос-тались только одни старики да старухи, кото-рые только и могут что у разбитого корыта сидеть. Да и генерал нынче не тот пошел. Что ему там квартира на Мойке или на Фонтанке? Ему еще и коттедж-дачу подавай. Да можно и не одну. А для этого нужно батальон на строй-ку двинуть. А сколько военной техники на стройматериалы поменять надо? Но не стоит расстраиваться — для генералов ее хватит.

И на ее содержание не надо будет тратиться. Глядишь, расходы на армию меньше будут.
Вот и получилось точь-в-точь как в сказке Михаила Евграфовича о богатыре, на которо¬го все так надеялись и у которого разные там змеи отгрызли все, что можно, и он сгнил, про¬тух. Предупреждал же человек, так нет — не вняли, да и не внимали. Да и как внимать, если Салтыкова-то, говорят, читали, а вот Щедри¬на не помнят.

ГЛАВА X
Глупость хвалится своими заслугами в создании нового русского государства
Не могу, конечно, обойти вниманием и само новое Русское государство, и акт его творе¬ния, в которых так очевидно проявилась моя безграничная благосклонность к дорогим мое¬му сердцу россиянам. Ты, дорогой Мор, при¬думал свое государство, а русские свое сдела¬ли, не думая, т. е. с моей помощью.
Кто, кроме меня, Глупости, мог вот так, в одночасье, развалить прежде огромную и сильную страну? Да соберите всех вместе варваров всего мира, каких только история знала, и то это им оказалось бы не под силу. Без моего божественного могущества подоб-ное дело совершиться никак бы не могло. Вы скажете, что решали-то трое. Так я же бес-конечно многолика! А уж три лица — это для меня такая мелочь: пуща, зубры, «Зуб¬ровка» на троих. Да в соответствующем ко¬личестве. Тут и не на такие подвиги потя¬нет. Бумажка подписана — и с плеч долой, если там еще что-то и было. Нет, головы,
конечно, остались там, где и были. Но что толку, если в головах-то умишка — всего лишь одна мыслишка: как стать правителя¬ми-властелинами и повелителями?
Сложнее, конечно, было с тем, чтобы тро-им все поверили. Но кто же против Глупости устоять может? Вот я быстренько и организо-вала пятнадцать независимых государств. Другим на подобные дела века были нужны. Конечно, тут и моя подруга Филавтия, как говорится, подсуетилась, просветила кой-кого насчет ценности моего начинания в плане дол-жностных перспектив. Много ли найдется та-ких умников, которые бы не захотели попасть во власть, стать правителями и повелителями? А тут такая рать президентов и губернаторов! Да у каждого своя президентская рать, а где рати, там и тати. Министров да послов так не только что пересчитать нельзя, но и посылать- то запосылаешься, а чинов более мелкого зва¬ния — что летом в сибирской тайге комаров. Кусаются только сильнее и крови пьют значи-тельно больше, чем комары.
Если бы нынешние правители-повелители ездили, как прежде, на лошадях, то казенного транспорта им бы, это уж абсолютно точно, не хватило. В силу острейшего дефицита при-шлось бы их пересаживать с отечественного вида транспорта на иномарки — верблюдов и ослов, что, впрочем, неплохо представляло бы как самих правителей, так и особенно их дея-ния. Столько союзников ни одно другое боже-ство, кроме меня, Глупости, не смогло бы так быстро для себя сотворить.
Все, прежде маленькие сошки, прихватили большие-большие ложки, чтобы черпать из общественного котла. Скорей даже черпаки. Объемные такие. И не к солдатской каше, а с аппетитом Трюфэ тянутся они к самому Плу- тосу .
Все независимые. И даже день такой отме-чают. День независимости. Праздник. Конеч-но, праздник! Мой праздник — день Глупости! Ну, посудите сами, разве это не плоды моих творческих усилий, если эти люди уже почти десяток лет отмечают день независимости и до сих пор не могут выяснить, от кого или от чего? Огорчает меня лишь то, что Пошехония до сих пор не заявила о своем суверенитете ни по отношению к Кремлю, ни по отношению к Володарску .

ГЛАВА XI
Глупость обосновывает свое мнение


Кто еще не удостоверился, что это государ-ство — плод моей деятельности, пусть взгля-нет со свойственной мне трезвой рассудитель-ностью хотя бы на эту птичку-мутанта, кото-рую правители избрали его символом. Разве смогут две головы нормально функциониро-вать на одном теле? Ясно, что они обе будут полуумные. Как одни мозги на двоих, так и ума — не велики закрома. И между собою гры¬зутся. Каждая себя считает главной и смотрит, и тянет в свою, в противоположную сторону — так в России все и делается. А каково хилому телу держать, и не только держать, а еще и кор¬мить две головы? Да и ног-то у этой птички, как и у всякой другой, ведь только две, т. е. по одной ноге на голову, к тому же своя-то из них всего лишь одна, да и то деревянная. Вторая — долларовая, так импортная. Первая, как кол, в землю воткнулась и лишь все больше и больше увязает. Вторая же активно гребет. И, конечно же, все лишь под себя да под себя. Ясно, что


такой мутант не только никогда летать не смо-жет, но и ходить-то он сможет не лучше боль-ного церебральным параличом. Разве не так же, как у этого больного, каждый член Русского го¬сударства дергается в своем особом, не зави¬симом от тела направлении, а тело лишь сотря¬сается в судорогах, но не может сдвинуться с места?
Уродцев, как известно, и в птичьем мире не любят. Свои же собратья запросто заклевать могут — внутривидовая борьба. Вот и Русское государство и пощипали уже довольно сильно, и продолжают ощипывать и с юга, и с запада, и с востока. Только на севере спокойнее. Белые медведи свои претензии сформулировать не могут, а других претендентов во льдах нет.
Да и не только какие-то там мудрые или царственные птицы, но и курица, хоть и гово-рят, что она не птица, с таким уродом не уживется, поскольку ничего в нем, кроме зла для себя, не видит. Вот и подумайте сами, мои любезные слушатели, чего можно ожидать и от этой птички, и от государства, символом которого она стала? Ведь символы себе каж-дый творит по образу и подобию своему. Толь¬ко очень преданные мои почитатели и благо¬дарные мои воспитанники могли сами себя загнать под такого мутанта, который бы, постоянно нависая над их головами, их же бы и осыпал всяческими напастями.
«Я нашел, друзья, нашел,
Кто виновник бестолковый
Наших бедствий, наших зол.
Виноват во всем гербовый, Двуязычный, двуголовый, Всероссийский наш орел.

Я сошлюсь на народное слово,
На великую мудрость веков: Двуголовье — эмблема, основа
Всех убийц, идиотов, воров.
Не вступая и в споры с глупцами,
При смущающих душу речах
Сколько раз говорили вы сами:
«Да никак ты о двух головах!»

Правды нет оттого в русском мире, Недосмотры везде оттого,
Что всевидящих глаз в нем четыре,
Да не видят они ничего;
Оттого мы к шпионству привычны, Оттого мы храбры на словах,
Что мы все, господа, двуязычны,
Как орел наш о двух головах».
Во всех отношениях вполне достойная меня птичка. Мой колпак на нее даже не обязатель¬но надевать. И так очень выразительно пред¬ставляет свое государство.
ГЛАВА XII
Глупость говорит о родословной и воспитании русских правителей


Разумеется, что и управляют таким госу-дарством только мои сподвижники. За этим я сама слежу. И слежу внимательно. Больше того, я сейчас вам легко докажу, что русские правители-повелители — это мои единокров-ные родственники.
Я уже говорила , что родилась я от вожде-ления свободной, не связанной прозаической обузой унылого брака, сладострастной любви ловкого, бодрого, хмельного от юности и не-ктара Плутоса к самой прелестнейшей, весе¬лой и шаловливой нимфе — Неотете . Не ус¬тояла перед Плутосом и гордая, самолюбивая Филавтия. Да и как она могла устоять, если от него зависят все как частные, так и обще-ственные дела? Вот и сотворили они плеяду плутократов — правителей-повелителей. Ничто другое и не могло появиться от такого скре¬щивания. Власть Плутоса слилась с самолю¬бием и спесью Филавтии — вот вам и госу¬дарственные правители-повелители.
Как и я, рождаются они не там, где добы-вают руду или каменный уголь, делают ма-шины, а там, где не сеют и не пашут, а только в закрома собирают, точнее говоря, из чужих житниц выгребают. Вскормлены они не моло-ком смертной женщины в сочетании с искус-ственным питанием из детской домовой кух¬ни, но и не молоком дикой козы или волчицы. Они постоянно припадают к сосцам благовон¬ной, увитой розами Гедонэ и к сосцам преле¬стной дочери Вакха — нимфы Метэ , вместе с которой им всегда свои услуги предлагает не менее очаровательная дочь Пана — нимфа Апедия .
Их воспитывают опытные, искушенные в своем деле гувернеры и гувернантки. Влиятель¬нейшая среди них — моя подруга Колакия , преданно им кланяющаяся и улыбающаяся, хлопающая в ладошки и поливающая этих чад киннамоном . Рядом с нею Мом с ухмылкой, нашептывающий нечто своим воспитанникам на ухо. Тут и Комос с раскормленным Трюфэ, а рядом с Летой , помогающей им не вспо¬минать о своих обещаниях другим, в мягком кресле развалилась Мисопония . И, наконец, свою и немалую лепту в воспитательный про¬цесс вносят Ата с Анойей .
Как видите, мои любезные слушатели, и во мне, Мории, и в ваших правителях заложено одно и то же семя. Я от своих родственников никогда не отказываюсь. Напротив, всю свою свиту, всех своих лучших подруг и служанок, с которыми вершу свои дела как среди богов Олимпа, так и среди вас, смертных, я «броси-ла», как вы говорите, на то, чтобы вскормить и воспитать ваших правителей в моих лучших, т. е. глупейших правилах. Так что те, кто ут-верждают, что все русские правители «чуточ¬ку не в себе», явно недооценивают роль и зна-чимость моих благородных усилий по их вос-питанию. Пусть они сольют воедино опьянение и невежество, наслаждение и забвение, разгул и лесть, лень и заблуждение, переходящее в безумие, — по-моему, так не «чуточку», а мало не покажется. Но типичный портрет русского правителя будет получен. Много ли во всей истории России вы найдете правителей, что не «доигрались» до безумия?
Все они ко мне так и лезут. Кто из прави-телей выше по должности, тот ко мне и ближе. И чем выше влезает, тем больше на обезьяну похож — как и та, сидящая на дереве, народу только зад показывает. Разве умный так бу¬дет делать: умный в гору не пойдет — умный гору обойдет. А эти все стараются достичь Олимпийских вер¬шин глупости.
Уверена, что найдется немало тех, кто начнут тут же спорить со мною. Дескать, причем тут наши русские правите¬ли? И боги-то не наши, и нимфы-то не русские... А скажи-ка, мой лю¬безный спорщик, каких ты русских-то богов знаешь? И когда это было, чтобы русские молились именно русским богам? Вот так-то! Я же и вся моя свита — мы все интернациональны. Нет у нас национальности, или как ты теперь, изоб¬ражая из себя умного, говоришь: мы обще- цивилизационны.
Мория в любой цивилизации есть Мория. Так что от меня никаким цивилизмом не отде-лаешься. Ну, а уж если ты вступил в спор с самой Морией, то что ты этим самым пока¬зал? Да только то, что ты тоже воспитан моей же свитой, что ты мой почитатель. Разве ум¬ный будет спорить с глупостью да лезть на вешалку дураков?
«Дурак и мудрецу порою кровный брат: Дурак во век не поумнеет,
Но если с ним заспорит хоть Сократ —
С двух первых слов Сократ глупеет».
Так что держись двумя руками за мою рассудительность, или, как вы теперь говори¬те, расслабься, и давай посмотрим, каковы же они, современные русские правители, откуда взялись и чем стали?
Кто он, нынешний правитель,
Властелин и повелитель?
Начинал он с коммуниста
И прошел через ЦеКиста.
Прежде был социалистом,
Стал теперь капиталистом,
Имидж свой он переделал —
Беспредел в стране посеял,
Изменил свой внешний вид
И очень властно говорит.
Он еще широк в плечах,
Но уже башкой зачах.
«А ведь он мужик не глупый,
Не гляди, что он дурак».
Тот, кто меня внимательно слушал, я ду¬маю, вполне убедился, что над русскими пра¬вителями мои спутницы и спутники хорошо потрудились. Но не была бы я особой боже¬ственного происхождения, если бы обошла своим благостным вниманием и всю, от вер¬хов до самых низов, их шикарнейшую сви¬ту.
ГЛАВА XIII
Глупость видит себя во всех эшелонах власти


Ну, а свита у нынешних русских прави-телей, и федеральных, и республиканских, и губернских, как говорится, «от Москвы до самых до окраин», от Кремлевских палат до глухих волостей такова, что генерал-губер-наторам, князьям-царям и императорам всех прежних времен и не снилась. Говоря слова¬ми добрейшего Михаила Евграфовича, «не только страна, но и град всякий, и даже всякая малая весь, — и та своих доблестью сияющих и от начальства поставленных Ахиллов имеет, и не иметь не может. Взгля¬ни на первую лужу — и в ней найдешь гада, который иройством своим всех прочих гадов превосходит и затемняет».
Если гений, как это продемонстрировал на примере целого ряда так называемых выда-ющихся исторических личностей мой друг Ч. Ломброзо, не больше, чем мономаньяк, то уж ясно, что мудрец приходится дураку кровным братом. Вот нашлись же мудрецы наподобие Локка — придумали разделение властей. Дескать законодательная, исполни¬тельная и федеративная власти будут конт¬ролировать друг друга, не дадут друг другу зарваться, ожиреть, а будут побуждать одна другую к заботе о благе народном. Ну и что получилось? Да только паразитов стало в три раза больше. Ведь точно известно, что ворон ворону глаз не выклюет. И кто, и когда видел, чтобы власть заботилась об интере¬сах народа, а не об интересах власти?
Русские, говорят, что тоже хотели как лучше, а получилось как обычно. Как обыч¬но на Руси. А это значит, как у того дура¬ка, которого заставили молиться, так он рас-старался до такой степени, что лоб разбил. Локку и в голову не приходило, что его идею так «разовьют». Есть у них и федеральная, и местная власть. И в центре и на местах и исполнительные, и законодательные, и судеб-ные власти. И в центре и на местах — и правительства, и президенты. Скажете, что и то, и другое — власть исполнительная? Президент на Руси, да к тому же имеющий вла-сти больше, чем Генсек КПСС в бывшем Со-ветском Союзе, — исполнитель? Шутить из-волите?
Есть у них и политическая, и экономичес-кая, и финансовая власть. Нет, я не оговори-лась — именно экономическая и финансовая власти у них разделены. Вот и пытаются бе-жать в разные стороны, да только штаны рвутся — голый зад при каждом шаге выг-лядывает. Придумали они и «четвертую» власть — тут, как подсказывает мне моя рас-судительность, проявляются имеющиеся у русских особенности не только национальной охоты или рыбалки, но и национального сче¬та. Все равно, что хвост зайца пятой ногой объявить.
Министерства, ведомства, управления, ко-митеты, комиссии, инспекции, мерии, префек-туры, администрации, отделы, подотделы, — все это от щедрот моих. Надо же все это придумать. Ясно, что ни для чего другого ни времени, ни ума не останется. Все ум¬ственные силы правителей на изобретение постов уходят. Зевс бы такой вакханалии властных структур и должностей ни за что не потерпел. Я же с удовольствием любую дурь поддерживаю. Если вы меня внимательно слушали, вы наверняка насчитали в моей свите не менее дюжины помощников и по¬мощниц. И все русские правители, начальни¬ки самых разных рангов — все пример с меня берут, все любят, чтобы у них были и вице, и помы, и замы, да лучше, чтобы с десяток, и все первые. Вот и плодятся чинов¬ники на Руси, как тараканы, — сами себя оплодотворяют и воспроизводят в постоянно возрастающем количестве.
«В России две напасти:
Внизу — власть тьмы,
А наверху — тьма власти».

Да нет, теперь не только на верху.

Где ни плюнешь,
Что ни пнешь —
Все в министра попадешь,
В депутата, президента
Аль в другого претендента
На народное добро.
Их уже не на одну такую страну хватит. Это я могу утверждать, как говорится, со зна-нием дела, поскольку чем оно глупее, тем мне ближе. Кто не верит, может сам посчитать, сколько министерских должностей в США и сколько в России! Уже в 80-е годы в Советс¬ком Союзе бухгалтеров было в двадцать раз больше, чем в США, хотя производство не со-ставляло и половины американского. Малень-кий начальник? Это как сказать! Русский бух-галтер может так насчитать, что дважды два будет равно хоть нулю, хоть любой солидной сумме. А это и есть русская экономическая власть.
А какие возможности в столь шикарнейшей структуре власти, всем звеньям которой по-зволено глотать суверенитет до тех пор, пока не подавятся, и которые сами себе — и закон, и право, открываются не только для проявле¬ния, но и для взращивания лучших качеств, свойственных и лично мне, Глупости, и всей моей свите: глупости и тупости, лести и зло-словия, самомнения и спесивости, лени и су-масбродства! Сидящие в этих структурах не сделать могут все, что угодно. Потому-то я, Глупость во власти, для многих очень привле-кательна.

ГЛАВА XIV

Глупость у всех начальников в цене

Работать, собственно, уже почти некому. Все в начальники хотят, как небезызвестный Яшка-артиллерист. Неважно, что гарнизона нет. «Был бы начальник, а гарнизон приложит-ся». Я начальник — ты дурак, ты и работай. Должность получил — дескать умным стал. Как будто неведомо, что
«Если голова пуста,
То голове ума не придадут места».
Кому-кому, а уж мне-то доподлинно изве¬стно, что правители, начальники не умных, а неумных, т. е. дураков, любят. Кого они мо¬гут в свою свиту взять? Умнее себя — никак нельзя, иначе глупость верховных будет слиш¬ком очевидна. Они
«С умом людей боятся
И терпят при себе охотней дураков».

Вот каждый начальник и создает себе «ко-манду». Главный принцип подбора кадров — это начальстволюбие претендента на долж-ность. И работают, если их дела можно на¬звать работой, не на дело, а на «команду», т. е. на себя и на своего начальника.
Чтоб Россию пустить по миру скорей,
С тунеядцев он набрал себе друзей — Оболдуев, Надувалов — лидеры реформы,
Негодяев и Мерзяев не стоят в сторонке.
Мудрый тут только помехой будет. Будет вникать в дело, влезать во все щели, подме-
чать — что не так, выдвигать предложения, — в общем, досаждать своей мудростью. От ум-ных тут одно беспокойство: будут сообщать начальнику правду, а она в России уж и очень печальная, всю приятность жизни испортят. А то еще, гордясь своим умом, начнут оскорб-лять начальственные уши. Дурачок же скорей приятное скажет, чем правдивое, а если что и не так скажет, так какой с дурака спрос. Так что уж лучше дурачка из кресла в кресло пе-ресаживать. Какая ему разница, где ушами хлопать? Было бы кресло мягким, а остальное приложится. И выше стоящим, т. е., прошу про¬щенья, выше сидящим, спокойно.
С дураком начальнику и приятнее, и ми¬лее. Разве вам не приятно иметь кошку, кото¬рая трется о ваши ноги, мурлычет вам свои песенки, или собаку, которая преданно глядит вам в глаза и всегда готова лизнуть вас в нос? Так и с дураком-подчиненным. Он никогда не уличит начальника в ошибках и в глупости, поскольку не сможет. Но он всегда может ласкать уши своего начальника самой различ-ной чушью да и почесать за ушами, по шерсти погладить. А уши у всех дураков, когда за них берется моя Колакия, ой как отрастают. У на-чальственных же — особенно. Так уж устрое¬на душа начальника, что его уши просто навостряются, когда лесть слышат. И ведь чем панегирики глупее, тем они искреннее кажут¬ся. Я, Глупость, у начальников всегда в цене. Потому-то и вы с трибуны столько руководя-щих глупостей слышите.
С другой стороны, подобное, как известно, к подобному тянется, дураки начальников любят и сами стремятся в начальники. Какой мудрец стал бы сейчас в России, при этом-то развале всего и всея, стремиться не только в правители, но и в другие начальники? Умный бы прежде всего взвесил, какое он тяжкое бре-мя на себя возлагает, на какой он труд себя обрекает. Надо забыть о своих частных делах и помышлять лишь о делах общественных, надо стать примером чистоты, непорочности, прав-дивости и порядочности. Надо ни на йоту не отступать от законов, стать вершиной спра-ведливости — я сейчас только от перечисле¬ния нужных начальнику добродетелей начну заикаться, если только еще раньше у меня не произойдет какого-нибудь «замыкания» в го-лове, как это часто случается с русскими пра-вителями.
Взвесив это, умный от всех постов бежал бы как можно дальше, как черт от ладана. Не знаю, можно ли верить, но говорят, что и та¬кое случалось.
«Бывали прежде дни такие,
Что люди самые честные
Страшилися близ трона быть, Любимцев царских избегали
И не могли тех змей любить,
Которые их кровь сосали».
Сейчас моя наблюдательность говорит мне об ином. От желающих попасть в прави¬тели или хотя бы в какие-то начальники просто отбоя нет. И живут они, благодаря мне и моей свите, просто припеваючи. На Руси в верхах всегда были Гришки в цене. Иногда это бывали Потемкины или Орловы, а в смутные времена являются только Отре¬пьевы да Распутины. Бездарности среди глу¬пости, как рыбы в воде.
Что такое стыд, они не знают. Пасут они лишь сами себя и свои должности. Воруют так, что любая организованная преступность им и в подметки не годится.
Служить они не могут. Еще прислуживать-ся — это куда ни шло.
«А служба скромная легка:
Не беспокоить седока
И верно слушаться указки!»
Умная голова им совсем ни к чему — даже в самом разначальственном кресле размеща-ется не она, а совсем другое, набитое не мыс-лями, а отходами пищеварения, мягкое, круг-лое и самое глупое, как круглый дурак, мес¬то. Без моего содействия вся эта огомнейшая рать была бы обречена на тяжкие труды и ли¬шения, но благодаря мне ей живется так при¬вольно и беззаботно, как никому другому на Руси.


ГЛАВА XV
Глупость восторгается четвертой властью
А разве не замечателен тот заячий хвос¬тик, о котором мы уже вспоминали и который любит себя величать четвертой властью? О! Это все достойнейшие моей школы люди! Сплошь одни гении — поврежденные! Без вос¬клицательных знаков о них и говорить-то не¬удобно.
Уж какие они активные, деятель¬ные! Что твои куз¬нечики, так и ска¬чут, так и пляшут. С микрофонами. В риторике упражня¬ются. Козлоногим сатирам, потешав¬шим богов своими непристойными фарсами, ничуть не уступят. И не толь¬ко в этих упражнениях, но и в испражнениях. Сами же ими и упи-ваются. Каждый прыщик себя пупом земли счи¬тает: два, нет, больше, три слова связать мо¬жет — значит, все знает, обо всем судить и поучать и наставлять может. Даже теологи в твои времена, дорогой Мор, столько спеси не имели.
Такому кузнечику не так уж и важно, слу-шают ли его другие. Вот он щелкнул сначала слабо. Прислушался. Потом щелкнул сильнее. Еще сильнее. Сам себя заслушался. А потом и уши заложило, как у глухаря во время тока. Один только сплошной треск стоит.
Суждения у них быстрые, легкие, воль¬ные, поскольку мысли «у них в голове, слов¬но мухи без пристанища, там и сям вольно летают». Ими они — друзья Крыловой Моськи — всех побить могут не хуже, чем сама Моська слона отделала. А чтоб их получше было видно, всегда стараются заб¬раться куда-нибудь повыше — на кучу лю¬бого дерьма, и оттуда облаять или лягнуть, как это делает мое любимое животное, что- нибудь большое — великих прошлого, напри¬мер, и их дела. И безопасно, и начальству угодить несложно, да могут подумать, что и сам — что-то большое, передовое, а не ту¬пое и услужливое.
«Нахальство языка и зычность медной груди,
Вот все, что надобно иметь,
Чтобы попасть в передовые люди».
Любимое место их обитания — коридоры власти. То, что дальше их не пускают, так это естественно. Власть-то четвертая. Там ее и место. А ее представителям все же прият¬но — хоть и десятая вода на киселе, но на киселе власти. Власть же, как мы это благо¬даря моей рассудительности точно установи¬ли, мудрости при себе не терпит. Ты, доро¬гой Мор, в этом убедился не только на соб¬ственной шкуре, как это говорят русские, но и на собственной шее.
Власть любит, чтобы ей почесывали за ушками. Да принародно. Вот русские кузнечи¬ки и стараются. А коль похвалиться нечем, так надо хоть прошлое помоями облить: марксизм, социализм, коммунизм, в том числе и тебя, мой любезный Мор, как зло вселенское, антихрис¬том навеянное (а мой друг Эразм этого и не заметил, а еще теологом назывался), коммуняков, большевиков, которые якобы хотят их в прошлое назад вернуть. Похоже, что их спо-собность к общению этими фразами и ограни-чивается.
«Сто слов навитых в черепе на ролик», Замусленная всеми ерунда ,
То — зазубренный ими катехизис —
Не надо даже думать никогда.
Такой кузнечик сам прокисшие щи хлебает и других ими пичкает.
Пустые звучные слова —
Не первой свежести сужденья
С большим апломбом выдает.
Керосиновую лампу, и даже не лампу, а коптилку, заимел и думает, что дневной свет затмил.
О задах они любят поговорить. То ли у них к этому месту особое пристрастие, то ли оп-равдывается поговорка — у кого что болит, тот о том и говорит. Может, и побаливает. И им нередко достается от власти. Настоя¬щей. Лай, мой друг, подлаивай, да тональность заданную соблюдай! «Нынче и человек, ежели который с отличной стороны себя зарекомендовать хочет, — и тот по-песьему лаять обя-зывается».

«Пой вельможей и царей,
Коль захочешь быть им нравен;
Лирою чрез них ты сей
Можешь быть богат и славен».

Иначе хозяин, как Муму, прополоскает. Но Трезорушка свое место знает. Он же потом еще и руки своему господину лижет за то, что камень к шее не привязал. И не только руки — лижет и в пояс, лижет и ниже. И еще «свобод-нее» подтявкивает. Поет о радостях холопов от великодушных щедрот правителей. Он хо¬рошо усвоил науку лести моей спутницы Колакии, усвоил, что кривая вокруг голенища — самый прямой путь к славе. Если и «пинками... его наделят — он и в этом полезное предосте¬режение видит, потому что, ежели пса не бить, он и хозяина, того и гляди, позабудет». Он хорошо знает, что лучший загар — в тени на¬чальства.
Воздаваемые служителями четвертой вла-сти хвалы реформам очень даже достойны меня, Глупости: реформы открыли такие большие
новые возможности, только их, кроме воров, никто не видит; мы добились снижения нарас-тания темпов падения; мы теперь способны обеспечить стабильность отката; мы падаем в пропасть, но наше падение управляемо. Точно! Разве можно все так развалить, не управляя?!
Очень любят они освещать события по-средством зеркала. А вы, мои почтенные слу-шатели, знаете, кого обезьяна в нем увиде¬ла. Кузнечики же эти пользуются не простым зеркалом, а кривым. Да не выпуклым или вогнутым, а выпукло-вогнутым. Сядет куз-нечик перед зеркалом и начнет морды корчить. И ну расписывать, и ну критиковать то, что там увидел!
Конечно, он там не себя видит — на его век кумушек хватит. И поскольку оба глаза в кривое смотрят, но один — в вогнутое, а другой — в выпуклое, то истина, он гово¬рит, находится посредине, где и вогнутое и выпуклое сразу. Ну, а что у него там по-средине или промежду, там, где выпуклое в вогнутом, то каждый мой слушатель сам знает — там у него выросло самое наиглу¬пейшее, абсолютно безмозглое приспособле¬ние, которое, признайтесь честно, каждого из вас, в том числе и всех правителей, не раз ставило в дурацкое положение.
Такое вот у них зеркало. Другого не при-емлют. Приди, постучись к ним:
«Кто там?» — «Я истина». — «Назад!
В вас наша пресса не нуждается».
«Я честность!» — «Вон!»
«Я разум!» — «Брат,
Иди ты прочь: вход запрещается».
«Ты кто такая?» — «Пропусти
Без разговоров. Я — субсидия!..»
«А, вы у нас в большой чести:
Вас пропущу во всяком виде я!»
За хорошую субсидию, тут все зависит от ее размера или степени безмерности, их зерка-ло любую истину покажет. Это ж не за сред-нестатистическую зарплату стрекотать.
Особый восторг у меня вызывают те из них, что еще и философствуют. Базу фило¬софскую подводят. Сообщают при этом, что они «так думают». По катехизису. Рассуж¬дают о бытии и сознании. Да иначе, а не так, как раньше, когда их оболванивали ма¬териализмом. Конечно! Зачем же было бол¬ванов оболванивать?! Рассуждают о сознании и сверхсознании, о скрытых экзистенциаль¬ных переживаниях, о «мыслеформах», вызы¬вающих «причинную потенцию в разуме че¬ловека» (на большее-то, видимо, не хватает), не зависящую ни от объективной, ни от субъективной реальности. На авторитеты академиков ссылаются.
Исходя из своей, свойственной только мне, Мории, рассудительности, я могу смело ут-верждать, что в данном случае мы имеем дело с трансцендентальным воздействием экзистен-циальной причинной импотенции, инициирую¬щей отсутствие всякого присутствия каких- либо мыслеформ спящих разума и сверхразу¬ма, а проще говоря — с философским насморком, выплеснувшимся на страницы га¬зет. Так что если под РАЕН имеется ввиду Российская Академия Емелиной Недели, а не Академия Естественных наук, то происхожде¬ние родства наших мыслеформ становится вполне очевидным. И Пифагора не впервой объявляют правым, в том смысле, что он был прав в своем объяснении мира. Даже рубахи на себе по этому поводу рвали. И шли лечить¬ся. Конечно же, Кьеркегоры и кьеркегоровцы не меньшей чести достойны.
«Ослу образованье дали.
Он стал умней? Едва ли.
Но раньше, как осел
Он просто чушь порол,
А нынче — ах злодей —
Он, с важностью педанта,
При каждой глупости своей
Ссылается на Канта» .
В общем, моя природная сообразительность говорит мне, что русскую «четвертую власть» не зря называют СМИ. Это не иначе, как за¬шифрованное предупреждение всем, кто их слушает или читает — Свои Мозги Имей!
ГЛАВА XVI
Глупость сомневается в своей способности описать все достоинства русской власти
Как это ни обидно, но приходится признать¬ся, что у меня не хватит способностей описать все прелести русской власти. Столь они об¬ширны и благодатны!
Ну, возьмите хотя бы их Думу. Нет, Думы! Они у них везде. И в центре, и в республиках, и в областях. Везде депутаты сидят, законы принимают. Но разве они там думают? Назва-ние это и то до них придумали. Хватит с них и того, что усиленно морщат лбы да губами шлепают, как будто только что прикончили бочку варенья. А если кто-то и начнет думать, так другой тут же передумывать будет. Одни, как яблочко, с червоточиной, то ли катятся неведомо куда, то ли котятся, но никак око-титься не могут — не осемененное яблочко-то оказалось. Другие убеждают народ, что не только Газпром, но и вся Россия — это их личный дом, а все остальные — всего лишь их квартиранты и могут выселяться. Третьим — орлам из курятника — надо хотя бы сапоги
помыть, а то с та¬ким грязным имид¬жем ни в один при¬личный дом не впус¬кают. Вот они все и передумали думать.
Главное для них — это себя по¬казать да себе взять. А показать есть что! Гладенькие такие, упитанности выше средней. Ну, а если ничего другого больше нет, так это не беда. Филавтия свое дело туго знает. И из образины образ сделает.
Депутаты хорошо мою науку усвоили: если тебя не хвалят другие, то похвали себя сам. И очень в этом стараются. Хотят быть первыми, главными, украшают себя павли-ньими перьями, в пурпур рядятся. Да только что толку...

«Осел останется ослом,
Хотя осыпь его звездами;
Где должно действовать умом,
Он только хлопает ушами».

Уж такие они добродетельные. Только их добродетели никто, кроме них самих, не ви¬дит. И чем прохвост больше, тем больше он говорит о благородстве.
«Кто про свои дела кричит всем без умолку,
В том, верно, мало толку».
Но какой тут еще толк нужен? Все они министры... Правда, министрами они только прикинулись, но зарплаты, пенсии и льготы себе назначили настоящие. Как не дать себе — любимым! Это Пифагор в былые времена, во¬зомнив себя богочеловеком, придумывал там разные небеса. А тут люди реальные для себя небеса построили.
«С плутами так беда: пока чин мал и беден Тут плут не так еще приметен;
Но важный чин на плуте, как звонок:
Звук от него и громок, и далек».
И о будущем надежно позаботились. О времени, когда им придется свои места дру¬гим отдать. Высокий профессионализм прояви¬ли — ни себя, ни других чиновников не забы¬ли. Как же иначе? Все мы, говорят, за чертой


бедности находимся. Правильно, только по разные стороны.
Да и можно ли сих достославных мужей сравнивать с простыми людьми. Конечно, во мне, Глупости, все людишки равны. Но не все из них из своей и чужой глупости могут извле-кать такой доход. Это же надо свою глупость в закон превратить. И других надо заставить по ней жить. И ведь заставили.
91
Потрудились, говорят, в поте лица. Кон-ституцию приняли. Да такую, что правителям легче народ поменять, чем народу правителей. Конституция не действует, если нет соответ¬ствующего закона. Закон не действует, если нет подзаконных актов. К подзаконным актам нужны толкования, а те должны даваться с учетом обстоятельств. Вот так благодаря глу¬пости и судьям, и адвокатам хорошо.
Тот закон или не тот закон — какая зако-нодателям разница: не для себя принимают. Это в былые времена диспенсация принадлежала только Папе Римскому. В России теперь каж¬дый чиновник ею обладает, по крайней мере на своем месте. Тут уж надо совсем поглу¬петь, чтобы еще и думать. Законотворцы же вообще выше законов. Для дураков, как всем известно, законы не писаны. Наверное, поэто¬му стремление стать депутатом или хотя бы каким-то чиновником превратилось в черту русской национальной психлогии. Нет — ско¬рее русской многонациональной! Попав туда, русский представитель русского народа быст¬ро перекрашивается в другой цвет — началь-ственный.
Скажете, а как же народ? А что им народ. У всех начальников хватит сил и терпения, чтобы стойко пережить все страдания народа!

ГЛАВА XVII
Глупость прибегает к помощи М.Е. Салтыкова-Щедрина
Но должна я все же, в меру своих сил, воз-дать хвалу и непосредственно самим русским правителям-начальникам, так хорошо усвоив-шим мою науку. Как и все мои лучшие воспи-танники, они не знают ни стыда, ни страха, которые бы им мешали действовать, если они, конечно, что-то делают. Они твердо уверены в своей правоте, в своем праве на то, что счи-тают нужным, даже если они считают за дру-гих, они убеждены в том, что знают, что и как надо делать еще до того, как начнут об этом деле думать. Они сначала действуют, а потом уж думают. Они хозяева своего слова — как его дадут, так и назад возьмут. Все они, от районного звена до самых высоких вершин на-чальственных, обладали коммунистической убежденностью, теперь же обладают убежден-ностью капиталистической. И столь же искрен-не, как и прежде.
Вот похвалилась я, что воздам им должное, да боюсь, что не хватит моего скудного умишка, чтобы достаточно ярко описать облик этих заслуженных людей, обладающих достоинства-ми всей моей свиты. Воспользуюсь-ка я лучше словами, вышедшими из-под пера уважаемого мною Михаила Евграфовича, хотя и не в моем стиле сказанными, но по содержанию вполне соответствующими. Не могу, конечно, сказать, в какой конкретно волости или губернии пра-вит ныне описанный этим достославным му-жем начальник, но созданный им портрет, помоему глупому разумению, очень даже непло¬хо выражает наиболее типичное в русских пра¬вителях-начальниках.
«Портрет этот производит впечатление очень тяжелое. Перед глазами зрителя вос¬стает чистейший тип идиота, принявшего какое-то мрачное решение и давшего себе клятву привести его в исполнение. Идиоты вообще очень опасны, и даже не потому, что они непременно злы ..., а потому, что они чужды всяким соображениям и всегда идут напролом, как будто дорога, на которой они очутились, принадлежит исключительно им одним. Издали может показаться, что это люди хотя и суровых, но крепко сложивших¬ся убеждений, которые сознательно стремят¬ся к твердо намеченной цели. Однако ж это оптический обман, которым отнюдь не сле¬дует увлекаться. Это просто со всех сторон наглухо закупоренные существа, которые ломят вперед, потому что не в состоянии сознать себя в связи с каким бы то ни было порядком явлений...
Обыкновенно противу идиотов принимают-ся известные меры, чтобы они, в неразумной стремительности, не все опрокидывали, что встречается им на пути. Но меры эти почти всегда касаются только простых идиотов; ког

да же придатком к идиотству является власт¬ность, то дело ограждения общества значитель¬но усложняется... Там, где простой идиот рас¬шибает себе голову или наскакивает на ро¬жон, идиот властный раздробляет пополам всевозможные рожны и совершает свои, так сказать, бессознательные злодеяния вполне бес¬препятственно. Даже в самой бесплодности или очевидном вреде этих злодеяний он не почер¬пает никаких для себя поучений. Ему нет дела ни до каких результатов, потому что эти ре¬зультаты выясняются не на нем... Если бы,
вследствие усиленной идиотской деятельнос-ти, даже весь мир обратился в пустыню, то и этот результат на устрашил бы идиота... Может быть, пустыня и представляет в его глазах именно ту обстановку, которая изобра-жает собой идеал человеческого общежития?
...На лице его не видно никаких вопросов; напротив того, во всех чертах выступает ка¬кая-то солдатски-невозмутимая уверенность, что все вопросы давно уже решены. Какие это вопросы? ... Ничего не известно. Известно только, что этот неизвестный вопрос во что бы то ни стало будет приведен в действие».
Известное дело, с точки зрения барана наи¬более подходящая форма для всякого содержа¬ния — бараний рог.
Конечно, я в этом абсолютно уверена, все начальники от сходства с этим портретом тот-час начнут открещиваться. Будут утверждать, что все это — злая клевета с моей и Михаила Евграфовича стороны, что они идут только по пути заботы о нуждах своего народа и отве-чают, дескать, на этом пути за каждый свой маленький шажок. И ничего, кроме своей соб-ственной глупости, не покажут.
Ну скажите, может ли не только что-то умное или доброе совершить и просто что- то совершить человек, если он дергается се¬годня туда, а завтра обратно? Да и сможет ли быть начальником нерешительный, неуве¬ренный в себе человек? Нет, конечно, — его тут же съедят более решительные собратья по должностям. То есть, так или иначе, а в начальниках-правителях могут оказаться только мои наиболее стойкие почитатели, вскормленные моей свитой. А разве кто-ни-будь когда-нибудь видел, чтобы правители отвечали за те пакости, которые они причи-нили своему народу? Не только за голод, не-волю, разорение, но и за гибель народа, за развал страны! Разве что только перед теми, кто «ломил вперед» еще более упрямо, чем они, и смог, благодаря этому, вытолкать их из высоких кресел. И как отвечают? Это в твои времена, дорогой Мор, им могли бы и голову отрубить. Ныне же они спокойно уно¬сят с собой все, что наворовали, да еще по¬лучают пожизненное содержание по высше¬му разряду за счет народа. Сменившие их знают, что могут вскоре пойти тем же пу¬тем. Зачем же им создавать дурной преце¬дент, который против них же может обер¬нуться?
Так в России и «ломят». То за веру, царя и отечество, то за торжество коммунизма, то за цивилизованный капитализм. Все в совершен¬но разные стороны, но все, говорят, по пути процветания России, по пути обеспечения сча-стья народного — такое может быть только в России: куда ни пойдешь, все равно ни к чему не придешь.
Раньше русские были сознательными стро-ителями социализма и коммунизма. Таковыми себя по крайней мере считали все их правите-ли-начальники. Сейчас они стали сознательны-ми строителями цивилизованного капитализ¬ма. Опять они — «впереди планеты всей». Сознательно капитализм еще никто на нашей планете не строил. Может быть, конечно, на Альфе или Центавре подобный опыт имеется. Я, признаюсь, там не была, поскольку люди до туда еще не добрались. Или может быть русские правители считают, что получают данные при содействии экстрасенсов, к помо-щи которых они теперь прибегают, как рань¬ше, чтобы возместить недостаток своего ума, прибегали к помощи мудрецов, прямо оттуда через информационное поле? Ошибаются, как обычно. Кто бы и что бы ни говорили по по-воду информационного поля — это мое и толь-ко мое поле, поле дураков. Разве ж умный
будет искать поле, на котором не пашут, не сеют, а только жнут?
С поля дураков и урожай дурацкий. Полто¬ра десятка лет реформируют, но что, как и в каком направлении делать, так и не успели подумать. Некогда. Реформировать надо. А чтобы делать и думать — это ж сколько ума надо иметь! Вот и сложилось, как выразился незабвенный Михаил Евграфович, «центробежно-центростремитель-ное-неисповедимо — зави¬ральное» направление реформ. И содержание их такое же.
Что ни реформатор в России, то «полный идиот — и ничего более», «который, с топо¬ром в руке, пришел неведомо отколь и с неис-поведимой наглостью изрек смертный приго-вор прошедшему, настоящему и будущему...
Когда он разрушал, боролся со стихиями, предавал огню и мечу, еще могло казаться, что в нем олицетворяется что-то громадное, какая-то всепокоряющая сила, которая, неза¬висимо от своего содержания, может пора¬жать воображение; теперь ... делалось ясным, что это «громадное», это «всепокоряющее» не что иное, как идиотство, не нашедшее себе границ».
В общем, как сказал Н. П. Огарев,
«Из края бедных, битых и забытых
Я переехал в край иной —
Голодных, рубищем едва прикрытых
На стуже осени сырой».
Льщу себя надеждой, что и ты, дорогой Мор, и вы, мои добродетельные слушатели, не в пример руководяще-начальственному со-ставу, всегда стремящемуся присвоить все лавры, почести, награды и почетные звания, по достоинству оцените лично мой, Мории, вклад и вклады моих верных спутниц Апедии, Аты и Анойи в дела русских правите¬лей, обеспечивающих такое жизнестойкое и действенное сочетание в проводимых ими реформах глупости и невежества, заблужде¬ния и безумия.

ГЛАВА XVIII
Глупость повествует о величии труда русских правителей
Как они работают? А как работают мои преданнейшие поклонники и почитатели?
Правители могут, конечно, что-то делать, а могут ничего не делать. Могут, например, стрелять медвежат или привязанных кабанов, ловить рыбу в садке, перекатывать мячики или шарики. Могут делать ничего. И это, пожалуй, самое лучшее, что они могут.
Что касается всего прочего, то начальни-кам надо говорить. Нет, не обязательно уметь хорошо говорить — это смотря по обстоятель-ствам, а точнее говоря, смотря, о чем идет речь. Но говорить надо. А иногда и глазами вра¬щать, чтобы народ стращать.
Если речь идет о делах государственных, то можно обойтись очень немногим. Управляя городом Глуповом, Угрюм-Бурчеев, например, мог обходиться всего тремя словами: «Не п...потерплю, р...разорю, п...порядок!» И ведь добился-таки своего — попеределывал все, пока действительно не разорил.
Сейчас, конечно, говорят иначе. Сейчас перестраивают, реформируют, реконструиру-ют. Но и сейчас правители вполне могут об-ходиться повторением трех-четырех слов. На-пример, «начать, углубить и процесс пошел». И действительно, пошел. Пошел по той же дорожке — вся страна превратилась в одно единое Глупово. А самой прекрасной усла¬дой для моих ушей, с которой не может срав¬ниться ни музыка кифары Аполлона, ни сви¬рели Пана, ни русской балалайки, служат речи русских правителей, составленные из одних местоимений, союзов и междометий. Разве не прекрасно звучит что-нибудь такое, типа: «Ну, это самое, того, которого. И от¬куда он взялся?» или «Этот как и тот, пони¬маешь». Меня это впечатляет даже больше, чем «Дуги, хомуты и протчее съестное» Иб¬рагима Оглы . Чьими устами говорится! Не каждый из моих воспитанников может добить¬ся таких блестящих некоторыми местами ус¬пехов.
Другое дело, если речь идет не о деле. Если, например, правители вещают о себе и о своей неустанной заботе о благе России, о
том, как стимулируются их переживания о нуждах народа, когда они заедают русскую водочку балычком осетровым или икру чер¬ную да красную запивают винами шампанс¬кими. Тут уж слуги верные так стараются, что их начальники поют, как сирены слад¬коголосые — лицо себе «делают», как у весталки .
«Утром мажу бутерброд —
Сразу мысль: а как народ?
И икра не лезет в горло,
И компот не льется в рот!»
Вот только, сколько бы они себе лицо ни делали, все одно получается морда, но поют, как сирены, и поют «сискимасиски», т. е. сис-тематически, пока не окаменеют.
Лицо русского правителя-начальника очень даже достойно моего внимания. Не только то, конечно, которое он сам себе с помощью слуг делает, но и то, которое есть на самом деле и в котором очевидно просту¬пает мое глупейшее достоинство. Вот он по¬является на трибуне или на экране «ящика»... Появляется с таким видом, что будто бы все его тело источает начальническое вещество. Как вы его, мои почтенные слушатели, встре¬чаете? Да так же, как и меня, вашу госпожу Глупость. Кто-то восторгается увиденным и услышанным, как ребенок клоуном, кто-то делает вид, что усердно внимает, говоря про себя, мол, мели Емеля, — твоя неделя, а кто- то прямо скажет: «Ну и дурак», — и вык¬лючит телевизор. Все вы его так или иначе со мной соотносите.
Да и как же иначе? Вот говорят, в России нет харизматического лидера, а тут на лицо посмотришь — ну такая «харизма».
Глаза, как два пупка,
И маслянистые свисают щеки.
Негабаритное мес-то на трибуне. Уши и щеки в параметры не вписываются. Утром в зеркало посмотрелся — впечатление столь сильное, что потом целый день о харях рас¬суждает. То о красных-красных, то о красных с коричневым. А в глаза, в это зеркало души, заг¬лянешь — стопро-центный, заслужен¬ный инвалид ум¬ственного труда, которому к тому же кажется, что он в своем уме.
Еще русские правители любят визиты, саммиты. И в пиджаках, и без пиджаков. И в галстуках, и без галстуков. Правда, всегда оказываются без штанов. Но любят, чтобы их встречали с помпой — как глуповцы встречали рака с колокольным зво¬ном.

ГЛАВА XIX
Русские правители точно знают: не обманешь — не проживешь
Излюбленные мотивы речей русских пра-вителей — это вариации на тему обещаний. Возможности тут большие. Обещали, обеща-ют, обещают обещать. Мы, говорят, гаранты! Мы все удары судьбы на себя принимаем — в долларах! Мы берем ответственность на себя! И берут. Все, что у народа было, уже взяли. Себе! Себе берут — народу обещают. Обеща¬ют и капитализм, и лицо, и даже зарплату.
А слово правителя, как у строителя, —
Сидит на посуле, как на стуле.
Три короба насулил, да все в один сложил,
В тот, где дна не бывало — ан все и пропало.
Если он говорит, например, что придаст чему-либо стратегическое значение, это точно означает, что и предаст, и продаст. Он твердо гарантирует:
«Будешь к завтрему здоровый,
Если нынче не помрешь».
За все, они говорят, надо платить. И ведь платят. Бесплатно в России теперь только птички чирикают. Причем очень хорошо пла-тят. Опять же себе! Деньгами народа! А иначе, говорят, чиновник при маленькой зарплате и воровать привыкнет по малому. Несолидно как-то. И чревато.
«Что сходит с рук ворам,
За то воришек бьют».
Нельзя же правителевых людишек подвер-гать такой угрозе. А если их упрекают в том, что они тратят на себя народные деньги, они очень солидно отвечают: «Что вы, откуда же у народа такие деньги?» Для народа есть тран-ши, трансферты, а денег нет. Деньги народу бойкот объявили.
Говорят, что врут больше всего после охо-ты и перед войной. У русских же правителей — всегда охота — охота на деньги народа, и всегда война — со своим народом.
«А Российское правительство
Покрывает все грабительство».
Вот и врут. Да не как охотники после охо¬ты или генералы перед войной, а как правители, т. е. всегда врут. На том, не мудрствуя, и держатся. На обещаниях и баснях.
Да и что ж тут мудрствовать, если это уже веками проверенное средство, применение ко-торого наглядно демонстрирует успокоитель-ную силу глупости. Говорят, что когда афиня-не, возмущенные безмерной жадностью своих правителей и чиновников, хотели их всех ра-зогнать, Фемистокл успокоил недовольных басней о лисице и еже: увязшая в болоте лиси-ца не позволила ежу согнать с себя облепив-ших ее комаров, чтобы, дескать, на место этих, уже сытых, не сели другие, голодные. Вот и одна из излюбленных современными русскими басен: не трогайте «прихватизаторов», олигар-хов и воров-чиновников — они уже почти наворовались, а как совсем наворуются, так и вам дадут. А если новые придут, они же нач-нут все сначала. Так народ и ждет, когда кро-вососы дадут ему от щедрот своих.
Неплохо работает и другая басня: «Не рас-качивайте лодку», а то все в реке окажемся. И народ никак не поймет, что он вовсе не в этой лодке, а давно уже тащит ее на своем горбу, и что в воду бултыхнуться могут только ее
кормчий со товарищами. Или еще другой ва-риант: «Коней на переправе не меняют». И опять народ не поймет, что коня-то там никог¬да и не было, что там всего лишь мое излюб¬ленное животное с длинными ушками уперлось в бревно и кричит: «Как я сказало, так и бу¬дет». Вот так благодаря мне, Глупости, и со¬храняется не сохранение, а разорение России.
В России, дорогой Мор, именно так все и делается. Уж если куда-то двигаться — так надо, чтобы через переправу, да обязательно на осле, или чтоб на лодке, да в бурю, да не-известно куда. Без басни-надувательства — как тут обойтись? Надутый-то по волнам лег¬че несется.
Если бы русские обложили своих правите-лей налогом на вранье, то проблема госбюд-жета была бы надежно решена. Однако рус¬ские правители каждый раз лишь умывают руки. Для правителя важно, чтобы он сам себе верил: нельзя же уважать электорат, который тебя такого избрал.
ГЛАВА XX
Глупость обнаруживает ключевое звено русских реформ


Чем больше всего занимаются русские пра-вители кроме того, что постоянно врут? Ду-маете, производством, финансами или там за-конодательством, политикой? Нет, ошибаетесь! Только я, благодаря своей природной наблю¬дательности и сообразительности, смогла это определить. Больше всего они занимаются пьян¬кой! Да-да! И прежде, чем возражать мне по примеру каких-нибудь там любителей диспу¬тов, вникните в логику их и моих рассужде¬ний. А уж в логике-то я себе никак отказать не могу, поскольку еще не было в мире ни одного мудреца, мне не подвластного. В об¬щем, как сказал один «гигант мысли» — чело¬век моих же правил — спор здесь не уместен.
Именно в ней русские правители видят ключ к успеху всех своих деяний, достойных Герострата . В пьянке. А иначе говоря, — во мне, Глупости. Ведь что пьяный, что дура¬чок — почти одно и то же. Вот видите, в этом уже никто из вас не сомневается.
Я совсем не утверждаю, что они все пьют и пьют. Хотя и своей пьянкой они занимаются не безрезультатно. Но не всё они пьют.
Это другие, Зин, пьют керосин,
А им хватает заморских вин.
О народе они заботятся, о мужике русском. Ведь что мужику надо: бутылку водки да хвост селедки.
И вот пошел однажды этот мужик на берег моря. Сел возле устья большой реки и стал ловить рыбу. И поймал. Да не хвост, а целую рыбку. Да не простую, а золотую. И загово¬рила рыбка человеческим голосом.
— Отпусти, — говорит, — меня, мужик, в синее море. А я за это исполню три твои лю¬бые желания.
— Не надо мне твое корыто, — думает мужик, — знаю я эту сказку. Меня на мякине не проведешь.
— А ну-ка, сделай, — отвечает он рыб¬ке, — чтоб вода в море превратилась в водку.
Рыбка хвостиком вильнула.
— Готово, — говорит.
Хлебнул мужик. Точно — водка!
Ну, давай твое второе желание, — го¬ворит рыбка.
— А вот сделай, чтобы во всей реке текла не вода, а водка, — не растерялся мужичок.
Рыбка опять хвостиком вильнула.
— Готово, — говорит.
Подбежал мужик к реке. Точно — водка! Да какая! Не «сучок» там какой-нибудь, а лучше кристалловской.
— Ну, высказывай свое третье желание, — говорит рыбка.
Тут уж наш мужик опешил. Как водится, стал затылок чесать.
— Ну ладно, — наконец, говорит, — дай еще на бутылку.
Правители хорошо знают, что мужик, если у него есть на бутылку, и про селедку может забыть. Ведь сами когда-то мужиками были — до того, как правителями стали. А сквозь бу-тылку-то и экономика, и политика иначе ви-дятся. Без нее в русских реформах никак не разобраться. Пьяному ж и море по колено, а не то что какие-то реформы. И не заметит даже, было ль — не было, как море реформ перей-дет. И лодку начальственную раскачивать не будет — сам не только качается, а едва на ногах стоит. И глаза, как у правителя, тоже стеклянные и ничего не видят. А значит можно, кроме всего прочего, ссылаться еще и на единодушие правителей и народа.
Вот и реформируют пьянку. А какое тут поле для реформаторской деятельности! Вари-антов сколько: монополию установить — мо-нопольки распространить; монополию сохра-нить — монопольки сократить; монополию устранить — всем как можно больше пить; монополию восстановить, продолжая так же пить. Ваши расходы — их доходы!
Пьянку реформируют,
А проще — стимулируют:
Людей обдирают,
Страну разоряют.
Народец, конечно, всякий есть. Не каждого одной бутылкой усмиришь. Всегда находятся такие зануды, которые начинают у своих пра-вителей интересоваться, что ж хорошего они от их правления получили. Сами от недопи¬тия-то сообразить не могут, вот и спрашива¬ют каждого правителя-повелителя, как спра-шивали еще и Николая Романова.
«Ах ты, сукин сын, Романов Николай,
Что хорошего ты сделал, отвечай...»
И ответ наших русских правителей, по моему разумению, а я, надеюсь, уже убедила вас в том, что моя глупость важнее любой мудрости, будет звучать ничуть не менее до-стойно и актуально, чем ответ самого царя Николая:
«Я открыл по всей России кабаки,
Чтобы пили монопольку мужики,
Чтоб несли в казну последние гроши,
А себе оставили одни шиши.
Превратил я всю Россию в кабачок,
Без похмелья жить не может мужичок».
Душевно заботятся. Только деньги прино¬си. Да больше приноси, больше! О бюджете, дескать, государственном заботятся, т. е. о своем. Они его составляют, они ж его и тра¬тят! А народ только платит. Это современный русский вариант разделения труда — одни платят, а другие тратят.
Да, я по своей глупости чуть не забыла одно из важнейших достоинств пьянки, делаю-щее ее просто необходимой для русского му-жика. «А на что бы мы хлеб-то покупали, если бы папка не пил? — вопрошает ребенок. — А так мы бутылки сдадим и хлеба купим». Каждый знает, что устами младенца глаголет сама истина. Душа-то ангельская. А разве есть у кого-либо сомнения в ее родстве со мною? Кто, как не дети и старики, сами же говорите, что стар — что мал, особенно старики-прави-тели, ближе всего ко мне по стилю мышления? Вот правители и заботятся сразу и о мужичке, и о его деточках.
Деньги эти, конечно, «пьяные». А из «пья-ных» денег и бюджет может быть только «пья¬ный». Вот его не только из года в год, но и изо дня в день качает. Да так, что то задницей, а то и мордой в грязь шарахает. И все хозяй¬ство, и вся экономика так же пьяные, так же качаются и спотыкаются. А правителям рус¬ским так даже удобнее — вставать на свои ноги не надо, все равно ж придется падать. Так на четвереньках и ползают то перед Запа¬дом, то перед Востоком, как алкоголик, ищу¬щий на опохмелку.
— Ты меня уваж...жашь, тогда дай кредит!
Говорят, конечно, что пьяный проспится, а вот дурак — никогда. Ну, а если этот пьяный- то — дурак, да к тому же еще и не лечится?
Думаю, что вы, мои любезные слушатели, уже убедились в достойных Мории последова-тельности и логичности деяний современных русских правителей — как начали переделку России с «Зубровки», так и держатся за нее дву¬мя руками как за главный рычаг всех реформ.
ГЛАВА XXI
Глупость пытается выяснить, что возрождают русские


В русских делах на трезвую голову, дей-ствительно, не разобраться. Это в твоей «Уто-пии», дорогой Мор, все просто и ясно органи-зовано. Производство, распределение, управ-ление, оборона, быт и даже организация проведения смотрин жениха и невесты — все предусмотрено. У русских же во всем если без ума и горе, то от ума — вдвое. Уж если и задумают что-то, как они считают, умное, то тут же докажут, что они очень хорошо усво¬или уроки моей свиты и остаются моими пре-даннейшими почитателями.
Вот задумали они возродить Россию и тут же стали отдавать за «бугор» не только земли русские, но и «дорогих россиян». Да щедро — миллионами. Разделив Россию по национально-му признаку, они теперь хотят найти русскую национальную идею, чтобы сплотить Российс-кую Федерацию. Русская национальная идея для татар! Русская национальная идея для чу-вашей, мордвы, ингушей, чеченцев и т. д. Для сотни национальностей. И все русская нацио¬нальная! Если и были в голове какие-то мыс¬лишки, так от такой натуги тут же скисли. Тем более, что там давно тараканы поселились.
Что возрождать, над этим русские, а иначе не были бы они моими лучшими учениками, не очень-то и задумываются. Поэтому ни они сами себя, ни другие их понять не могут. Сие только мне доступно, в силу свойственного нам общего склада ума — нашей природной одаренности. Чувствуют некоторые из них, что царя в голове не хватает, и давай царские кости искать. Расследования, раскопки, ана-лизы, экспертизы, да к тому же международ-ные. Пышные погребения! Говорят, это народ умиротворяет. Конечно, дурачок на всю эту пышность только рот открыть может.
Однако не всех, конечно, царские кости волнуют, а лишь троном тронутых. Другие, при всем при этом, задаются совершенно иным вопросом:
«Что за странная нелепость —
От Петра до наших дней
В Петропавловскую крепость
Возят мертвых лишь царей?»
Живых не хватает, что ли? Уж целый век этот вопрос задают, а ответа все нет.
Третьи хотели бы сословия возродить. По-тому как они не красные, не быдло, не серая скотинка. Они благородные, родовитые — Рюриковичи и Юродичевы, Троекуровы и Криворыловы. Голубых кровей они. То-то голу¬бых, т. е. с нетрадиционной ориентацией, столько в России развелось.
— Господин-с!
— Дворянин-с!
— Депутат-с!
— Пахан-с!
Каждый обладатель моего колпака призна-ет, что звучит это очень музыкально. Ну про-сто слух ласкает. Особенно тех, кто при лю-безном содействии Филавтии готов в доказа-тельство своего благородного происхождения пойти на опровержение Вольтера, считавшего, что со шпорами никто не рождается, и предъя-вить миру свои шпоры, возникшие в результа¬те отложения солей.
Кое-что они все же возродили. Например, не¬выход в Черное море, хозяйство натуральное, ни¬щету и кланы попрошаек, беспризорников, ту¬беркулез, безграмотность, средневековый дух, — то, что вполне достойно меня, Глупости.
Видишь, мой любезный Мор, как ни крути, а все получается, что будущее этих «возрож- дателей» России в прошлом.

ГЛАВА XXII
Глупость восторгается возрождением духовности в России
Наибольший восторг у меня вызывает рус-ский вариант возрождения духовности. Это про¬сто бальзам для моей души. И совсем не потому, что в других сферах, скажем, в международной политике или в решении внутриэкономических проблем, мое влияние и его результативность меньше. В экономике мы с русскими правителя¬ми и лучшими экономистами России столько уж сотворили, что еще долго-долго придется соде¬янное расхлебывать. Но в этой, так называемой духовной сфере, русские столько уже мне посвя¬щенных материальных памятников поставили, что у меня самой и глаза разбегаются, и в «зобу дыханье сперло».
Ты, дорогой Мор, наверное, подумал, что речь идет об искусстве, литературе, театрах, библиотеках, образовании, чего доброго — о науке? Где ж тебе понять логику русских! Это у них бездуховностью считается. О церквях речь, о куполах блестящих, позлащенных. Ско-ро всю Россию под купола спрячут.




«От покорности убогих дураков
Понастроили все сорок сороков,
Чтоб начальству подчинялися,
Да иконам поклонялися».
Опять, конечно, найдутся любители поспорить. Начнут
возражать, что это, дескать, вовсе не в мою честь понас¬троили храмов, а совсем даже наоборот и т. п. А присмот¬ритесь-ка повнимательнее к этим блестящим куполам, что вы там увидите? Меня, вашу гос¬пожу — Глупость. Это косарь любит ясно, а дурак красно. Чем пышнее, тем глупее.
Политики в церковь приходят, со свечка¬ми стоят, а на лицах, всмотритесь сами, — мой портрет. То ли свечку держат, то ли держатся за что-то, вроде подсвечника. Элек¬торат вымаливают. Забыли, видимо, что «нельзя мо-литься за царя Ирода — бо¬городица не велит» .
Чем не спектакль лицеде¬ев? Звонари на колокольнях, звонари-пустословы в храмах. Жульничают, надувают и богов, и лю¬дей.
«А попы в церквях стараются,
Над народом потешаются».
«У них брюхи очень пухлые,
Только речи очень тухлые» .
Давно уже обрезание всей России провели,
а все кричат — Русь православная! Теологи всех религий, конфессий и сект, как и во вре-мена Эразма, продолжают спорить, чей бог лучше, чья религия истиннее, иначе говоря — глупее. Да все они меня достойны! Все боги подо мной ходят. Но богу русских, как моих лучших почитателей, я все же особо отдаю должное.
«Нужно ль вам истолкованье,
Что такое русский бог?
Вот его вам начертанье,
Сколько я заметить мог.

Бог метелей, бог ухабов,
Бог мучительных дорог,
Станций — тараканьих штабов,
Вот он, вот он русский бог.

Бог голодных, бог холодных,
Нищих вдоль и поперек,
………………………………..

Горьких лиц и сливок кислых,
Вот он, вот он русский бог.

К глупым полон благодати,
К умным беспощадно строг,
Бог всего, что есть некстати,
Вот он, вот он русский бог».

Лично меня такая духовность и неустан¬ная забота о ней, и не только церкви, но и государства, очень даже умиляет. Где еще я могу услышать столько медного звона в свою честь как с колокольни, так и в печати, по радио, телевидению? Да еще и за государствен-ный счет. Отдай затраченные деньги пенсио-неру, так он еще чего доброго пойдет хлеб покупать или штаны лишние приобретет. Хва-тит с него материального. И даже урезать мож-но, чтоб у народа от еды не нарушался кис-лотно-щелочной баланс.
Никто из вас, любезные мои слушатели, не сомневается в моей духовности. Не говорите же вы о глупом хлебе, о глупом супе, глупом вине и т. д. Обо мне, Глупости, вы вспомина-
ете как об отсутствии мыслей, тупости ума и т. п., т. е. как о содержании духовности. И это очень справедливо: какие ж мысли в религии? В ней вера и послушание. Мои искренние при-верженцы всегда откровенно сознавались в том, что верят «потому, что это нелепо» т. е. верят в меня, только называют другим име¬нем. Я на это не в обиде. Все вы могли уже убедиться, что я бесконечно многолика и с достоинством могу носить самые различные наименования.
А что касается непосредственно русской духовности, тут я должна претендовать на большее, чем быть ее содержанием. И даже если вы будете считать, что меня одолело самолю¬бие, смею утверждать, что я, Глупость, есть ее содержание и сущность.
ГЛАВА XXIII

Глупость берется доказать, что она есть сущность русской философии


Ты, дорогой Мор, в силу своей природной одаренности наверняка уже уловил ход моих мыслей и разделяешь мою точку зрения. Тех же, кто еще сомневается в правдивости моего утверждения, я приглашаю доставить самим себе удовольствие и порассуждать вместе со мною на данную тему. Скажите, мои любез¬ные слушатели, кто больше всего любит пого-ворить о бытии, об истине? Покопаться в яв-лениях да добраться до сущности? Правильно, философы! Вот и давайте обратимся к русской философии. К той, которую современная «рус-ская элита» пытается возродить вместе с ко-локольным звоном и церковным ладаном в качестве квинтэссенции русской духовности — философии, смело отражающей натиски и ан-тихриста, и кесаря , по крайней мере, в фило-софских журналах и на книжных полках.
Представители этой философии то ли зад-ним числом, то ли задним умом, но стали в России очень почитаемы. Наконец-то оценили их заслуги, а то бы этих мудрецов так и не знали. То, что они лично с антихристом или там с кесарем встречались и воочию их цар-ства видели, так это еще мелочи. Они точно знают, наверное, тоже видели, как сам бог на троих делится, и даже сумели подсмотреть, как он Христа зачинал. Знают, и где его царство находится и как туда попасть. Знают лучше попов. И тех на путь истинный наставляют.
Что такое бог, так это никто лучше рус¬ских философов знать не может. «Бог есть Смысл и Истина мира» . Истина «сверхра¬зумна», «Смысл же не есть торжество логи¬ки». Совершенно верно. Зачем мне логика? Не была бы я сама собой, если бы мой смысл подчинялся логике. Я именно сверхра¬зумна. Это мудрецы там разные логикой мозги свои иссушают, надеются с ее помо¬щью до чего-то докопаться и с огромнейшим трудом посредством своего ума кой-какие преграды преодолевают. Я же, Глупость, вообще преград не знаю. Это царство ума ограничено. Мое — беспредельно! Разве мой дурачок будет себя логикой мучить? Что он, дурак что ли? Как получилось, так и ляп¬нул. И раз, и другой. Вот и получается, что у моих воспитанников, что у русских фило¬софов — одинаково: чем меньше логики, ума, т. е. чем глупее, тем больше смысла.
«О Боге нельзя мыслить рациональными понятиями..., — утверждает возрождаемая философия, — Бог не есть бытие... Бог есть не бытие... Бог есть экзистенция». Правиль¬но, бог есть несуществующее существование. Только самый страшный завистник может со¬мневаться в том, что эта рассудитель¬ность — плод моего воспитания. Кто, где и когда видел, чтоб мои дурачки мыслили ра¬циональными понятиями?
Истина — «по ту сторону субъекта и объек-та» (вот куда забралась). Это трансценденталь-ный мир «по ту сторону законов логики». Познание истины «может быть только богочеловеческим познанием». Это «познание не ра¬зумом и не чувством», это есть «трансцендирование» — выход за пределы ума. Разве не ясно, что это познание только через меня, Глу¬пость. И по ту, и по другую сторону хоть ума, хоть логики — везде мое царство! Что за ум зашло, то ко мне пришло.
А что такое свобода? «Бог есть Дух и Сво-бода», — утверждают эти философы. Ну, а если, как это было сказано раньше, к богу, а значит и к свободе, рациональные понятия не применимы, а ко мне, Глупости, они действи-тельно не применимы, кто может быть свобод-нее дурачка? Чем идиот больше, тем он сво-боднее. Нет для него никаких законов, ника¬ких ограничений. В этом и на примере русских правителей убедиться несложно.
Чем больше по поводу русской философии умом прикидываешь, или раскидываешь, тем меньше его остается. Вот современные возрож- датели весь ум и раскидали. Им чем юроди¬вее, тем кажется умнее, ценнее, истиннее. Юро-дивые всегда на Руси в цене были — говорят так, что понять ничего нельзя, а придумать каждый себе может все, что угодно. Вот эти философы и почитаемы за то, что писали, а некоторые и сейчас пишут так, что сами не понимают, что же они хотят сказать. Раз непо-нятно, значит мудро. Коли уж очень запута-ются, скажут просто — «трансцендентально», и можно уже не думать. Правильно делают, иначе меня, Глупость, сразу было бы видно.
Итак, мои любезные слушатели, полагаю, что я привела достаточно весомые аргумен¬ты, способные убедить всех в обоснованности моих претензий на сущность возрождаемой русской философии. Но смею вас заверить, что ими богатство этой философии далеко не ис-черпано. Возьмите хотя бы ее положение о том, что сознание определяет бытие. Правильно, ду¬рачку что в голову взбредет, он считает, что так и есть. И действительно, его бытие меня¬ется: возомнит себя Наполеоном и быстренько получит квартиру в известном доме. Раньше таких селили только в желтых, а теперь и в Белых домах содержат.
Моего друга Эразма от теологических изысканий русской философии, хотя он и сам теолог, уже стошнило. Потому-то он и пору-чает рассмотрение этих проблем моему гибко-му уму. Знаю, дорогой Мор, что вы оба види¬те в ней вовсе не философию, а чистейшей воды, если таковая там может быть, богосло¬вие. Но о ценности этой философии, хотя вы и самые лучшие мои друзья, я хочу с вами по¬спорить. И можете заранее, как говорится, под¬нимать лапки кверху.
Пусть это и богословие, но смею утверж-дать, что оно в мою честь! Сами подумайте, кого воспитает богослов — бог ослов? Вот то- то! Наслушается студент или какой прочий лю-битель помудрствовать русской философии и, глядишь, не только уши ослиные, но и ум та-
кой же будет. Армия моих сторонников рус-ской философией очень даже прирастает. Раз¬ве не в мою честь так Соловьев старался над логическим обоснованием своей философии всеединства? Мидас-то только эмпирически убедился: что царь, что мудрец, что осел — все едино. Соловьев дальше пошел.
Полагаю, что все, кто меня внимательно слушал, уже достаточно убедились в обосно-ванности моих претензий на сущность русской философии. Мой, т. е. дурацкий, колпак, — это не просто приложение к ее мантии, это ее ат-рибут. Бог есть истина, а поскольку нет бога могущественнее меня, я, Глупость, есть и Аль-фа и Омега, и высшая Истина русской фило-софии.
ГЛАВА XXIV
Глупость о высокой действенности русской духовности
Результаты нарастания русской «духовно-сти» очень даже очевидны и очень впечатляю-щи. Чудеса сплошным валом пошли. И мощи святые появляться стали. И сами святые ото-всюду вылезают.
Верст за сто от Бологого
Дурака нашли святого —
Стали думать и гадать,
Как святому имя дать.
Но не так-то это просто. Где столько имен- то взять?
Иконы так те ну прямо наперегонки пла¬кать начали. Да еще как будто соревнуются, кто больше слез нальет. Конечно, от таких поклонников не только доска, но и любая ду-бина заплачет.
Магов, экстрасенсов, ясновидцев развелось, как тараканов. Предскажут все, что хочешь. Только плати! Говорят, что обладают даром, а требуют, чтобы им за все платили. Непонятно только, зачем им это: сами же утверждают,
что они сопричастны космосу, напрямую об-щаются с планетами и получают от них под-питку. От планеты-то не вдруг убудет, не то что от бабкиной пенсии.
Женщины из тела вылетают. Странству¬ют без него, где хотят. Потом прилетают — глядь, а телом уже попользовались. И оно удовольствие получило.
На тот свет по туннелю летать стали. Слетают и вернутся. Только никак из туннеля выбраться не могут. В России — в туннеле, на том свете — опять в туннеле.
Летающего в России вообще много стало. И алмазы летают, и деньги летают. Да хотя бы возвращались, как те женщины в свое тело, а то совсем улетают. И из Гохрана, из Госбан¬ка. Никакие замки и никакая охрана помешать не могут. Улетают миллионами и миллиарда¬ми и следа не оставляют.
В реинкарнацию верить стали. Правильно, надежды больше. А значит, и счастливее ста¬ли. Вот только реформаторам можно посочув-ствовать. Ведь не иначе, как большинство из них в хамелеонов воплотится. Кто еще так пе¬рекрашиваться может? Наверное, поэтому пра¬вители все чаще стали тоже прибегать не к помощи мудрецов, а к помощи экстрасенсов. На их содействие больше стали надеяться.
Ауры у них чистят. Глядишь, удастся вопло-титься в какой-нибудь более приличной ско-тинке.
Да и в земных делах не велика польза пра-вителям от мудрецов. Царь Минос регулярно с самим Зевсом советовался, получал у него наставления. Ну и что? Ни царя, ни его цар-ства, ни самого Зевса. А я, Глупость, как была, так и осталась. Реформы в России проводили лучшие русские и зарубежные экономисты — ничего, кроме разрухи, не получилось. А по-ручили бы дурачкам, и дело само собой по¬шло бы. Так что мудрец у власти в России ничуть не эффективнее глупца. И без общения с духовным миром ну никак не обойтись. Вот задумал правитель что-то сделать, а звезды к нему не тем боком повернулись. Или там во-дяной со змеем-горынычем расшалились. Тут экстрасенс-астролог и окажется самым нуж¬ным человеком — подскажет, какая звездочка ему задок подставила. И бюджетно-финансо¬вая консультация из космоса поступит.
А какие впечатляющие перспективы откры-ла русская «духовность» для медицины! На при¬ем к лекарю, да не просто лекарю, а бакалав¬ру, магистру или там члену международной академии можно даже и не ходить — послал фо¬тографию и достаточно. Хотите, любую болезнь одной мочой будут лечить. Не хотите? По¬жалуйста, светом молодой луны. А скоро на¬учатся и светом зрелой луны лечить — моло¬дая-то не очень опытна. Там, глядишь, и до пла¬нетарных запахов дело дойдет. Кому-то больше поможет запах Венеры, а кому-то запах Мар¬са. Ну, а зубы так просто заговаривают. Тут уж русские политики никаким экстрасенсам не уступят. И лекарств никаких не надо. Вот их и перестали производить.
В общем, все в России стало то ли пара-нормальным, то ли параноидальным. Лечат виртуально, обучают виртуально, только день¬ги везде платить надо реально.


ГЛАВА XXV
Глупость о перспективности русской духовности
Да разве образование — это духовность? Оно же требует денег, материальных затрат. А вот в церковь люди сами деньги приносят. От грехов откупаются или будущую милость покупают. Вот это духовность! Чем больше денежек приносят, тем духовнее.
Да и все образование становится дешев¬ле. Книг много не надо. Читай библию. Она — источник знаний. Богословы, как мы уже убедились, все знают. От них во всем мироздании нет никаких тайн. Врачей так можно вообще не учить. Это раньше они могли кичиться своей ученостью. Теперь же экстрасенсы везде и всюду сами рождаются. Ну, как дураков-то, говорят, не сеют и не пашут. Природа пустоты не терпит — тот¬час другой дурак найдется. Больных на Руси, правда, больше становится, и даже вымирать население начинает. Но ведь и здоровые еще есть. Или вот зачем тратить деньги на кос-мическую науку, создавать новые ракеты для
полетов космонавтов? Прибей на крест — сами вознесутся.
Русские правители удостоверились в том, что, как я говорила, образование и тем паче наука скорее вредны, чем полезны. Впроголодь их держать надо, а то научишь на свою голо¬ву. Свои мнения появятся. И сомневаться нач¬нут. И критики от грамотных-то не оберешь¬ся. Чего доброго еще и диалектике научатся, а там и на революцию может потянуть. Глупый- то гораздо ценнее — он спокойный. Разве при-дет дурачку в голову, что государство — это паразит, живущий за его счет? Нет, конечно. Он чиновника уважает.
Не надо мучить людишек образованием. Зачем лишать их радости жизни! Возьмите лю-бого мудреца: вечно озабочен, хмур, терзается глобальными проблемами, хочет познать непоз¬нанное, осчастливить все человечество. Ока¬жись с таким за столом с бокалом вина — весь аппетит испортит. А в кровати?! Откуда бы ни начинал, хоть с микромира, хоть с галактики, все равно ночи не хватит, чтоб до цели добрать¬ся. Совсем другое дело — мой воспитанник. Голова пустая, зато проблемы не тревожат. Срывай цветы жизни, бери от нее все, что мо¬жешь! Сами понимаете, насколько такой чело¬век в любой компании ценнее мудреца.
Побуждать человека к учебе в современ¬ной России — это кроме того еще и обрекать его на вечное безденежье. Нищету плодить. Не зря же в России говорят: «вшивый» интелли¬гент. Или обзывают интеллигентом, когда обругать хотят. И правильно. Таблицу умно¬жения выучил, считать умеешь, ну и иди на базар. Глядишь, и профессор твоему заработ¬ку завидовать будет. Ну а если в бедные чи-новники пробьешься, которым, говорят, трех- четырех тысячной зарплаты на конверты не хватает, тогда и сам академик тебе не брат. Или можешь остаться учителем, который этих чиновников читать, писать и говорить научил. Но будь тогда готов к тому, чтобы тебе трех-сот рублей не только на конверты, но и на всю жизнь хватало.
Есть, правда, науки, которые и сейчас в России процветают. Те, что ко мне ближе все-го. Бухучет, например, или там юридические науки, т. е. те, что учат благородному искус-ству морочить людей так, чтобы те не только этого не замечали, но еще и благодарили бы за то, что их постоянно надувают.
На мне, Мории, держится все, что еще со-хранилось в системе образования и воспита¬ния в России. Разве не на глупости едва сводя¬щей концы с концами профессуры — не зря говорят, что на всякого мудреца довольно про-стоты, — учителей и воспитателей, зарплата которых подчас ниже прожиточного миниму-ма, продолжают функционировать учебные и воспитательные учреждения? Что еще, кроме меня, может двигать этими приверженцами и наставниками мудрости, побуждать их кор¬петь над фолиантами и конспектами, над фор-мулами, задачами, тетрадями, каждый день идти в толпу орущих, верещащих и пищащих ребятишек, портить свое зрение и глохнуть, если то, что называют зарплатой за это, они смогут получить лишь через пару месяцев, а то и через полгода-год, если, доживут?
Хотя нет. Кроме меня, русское образова¬ние еще и заграница, как обычно, поддержива¬ет. Русские учебники по американским зака¬зам и на американские деньги пишутся. Много нового узнать можно! Например, что террор после революции и гражданскую войну в Рос-сии начали большевики, а не буржуа-демокра-ты и столь же демократичные офицеры, дав-шие власти слово чести и отпущенные под него на свободу и тут же продавшие свою честь интервентам, что вторую мировую войну раз¬вязал Советский Союз, а победили в ней США, что Ленинград было бы лучше сдать немцам, что маршала Жукова среди участников войны вовсе не было, что во время войны уничто¬жались фашистами только евреи, что русские не спасли Европу от фашизма, а оккупирова¬ли, а сами выжили только благодаря амери¬канской тушонке. Второклассника Петю ста¬ло можно научить сексу. Ему же срочно и жизненно необходимо знать, где и какие орга¬ны есть у тети Маши, которых у него нет, и как в них безопасно попасть. Матроны баль¬заковского возраста по этому поводу очень сильно переживают. Трепещущая проблема для современной России. Саша Черный ее акту¬альность для некоторых умов еще в самом на¬чале века отметил.

Пришла Проблема Пола,
Румяная фефёла,
И ржет навеселе.

Заерзали старушки,
Юнцы и дамы-душки
И прочий весь народ.
Виват, Проблема Пола!
Сплетайте вкруг подола
Веселый «хоровод».

Ни слез, ни жертв, ни муки... Подымем знамя-брюки
Высоко над толпой.
Ах, нет доступней темы!

На ней сойдемся все мы —
И зрячий и слепой.

Научно и приятно,
Идейно и занятно —
Умей момент учесть:
Для слабенькой головки
В проблеме-мышеловке
Всегда приманка есть».