Коняев Н. Николай Рубцов. Ангел Родины М.: Алгоритм, 2007

Эта книга открывает свои достоинства постепенно. Сначала подкупает стиль - вполне ажурный, но и достаточно весомый. Его можно сравнить с решеткой Летнего сада: эдакий воздухом разомкнутый чугун. Достигается это впечатление тем, что почти каждая фраза здесь выделена в отдельный абзац. Затем располагает к себе интонация - искренней любви к Рубцову и его поэзии. Ясно, что автором движет неподдельное чувство восхищения творениями собрата. Поражает и обширность собранного материала - в подтверждение авторской версии событий использованы тысячи документов. Недаром работа над книгой длилась без малого двадцать лет. И наконец не может не покорять психологическая проницательность биографа. Не оставляет впечатление, будто автор был непосредственным свидетелем или даже участником описываемых событий - хотя, как он сам признается, с Рубцовым он не был знаком. Но тут в дело вступил, очевидно, собственный писательский дар - ведь Николай Коняев принадлежит к плеяде достаточно умелых и крепких современных реалистов. Вряд ли такая книга удалась бы не писателю по призванию, а какому-нибудь аналитику-литературоведу. Всякий завсегдатай ресторана ЦДЛ, например, зная "булгаковскую" атмосферу этого заведения, наверняка согласится с версией автора о причинах нашумевших там в свое время скандалов, учиненных Рубцовым, - а ведь петербуржец Коняев восстанавливает картину, прищуриваясь, так сказать, издалека, основываясь на знании общих бытовых нравов Совписа.

Коняеву вполне удается, однако, и научная составляющая биографии - умение вписать свой предмет в широкий социокультурный контекст. Сопоставления поэзии и судьбы Рубцова и с "эстрадниками", и с таким же, по-своему, изгоем, как Бродский, подкреплены серьезным анализом культурных и политических веяний эпохи.

Жаль, правда, что не упомянуты в этом сопоставлении такие поэтические звезды времен оттепели и застоя, как Леонид Губанов и Юрий Кузнецов. Отсутствие в книге последнего вообще загадка. Ведь автор использует десятки воспоминаний современников (родственников, случайных знакомых, коллег и друзей) о Рубцове, но воспоминаний Кузнецова (опубликованных в свое время в "Вопросах литературы") среди них нет. А они так показательны и живописны! Приведем их здесь в виде краткого резюме - в восполнение утраченного в замечательной книге.

В общежитии Литературного института было дело, в начале шестидесятых годов. Утром, гонимые сушняком, сошлись на общей кухне у крана с водой два страдальца-студента, еще не знакомые друг с другом. "А чего это вы не здороваетесь, сэр? - спросил Рубцов. - Вот я гений, а с людьми прост". - "Ну, двух гениев для одной кухни многовато будет", - ответствовал ему Кузнецов.

Какое же счастье для любителя поэзии жить в стране, где в любую эпоху так велика плотность гениев на квадратный метр коммунальной жилплощади! Где поэт воспринимается как "ангел Родины незлобивой моей" - эти слова Константина Фофанова обыграны в подзаголовке книги. Популярность Рубцова только нарастает с годами; похоже на то, что, вместе с Есениным и Высоцким, Рубцов входит в триаду истинно народных современных поэтов.

стр. 86

Славно и правильно, что автор книги не спекулирует на этой популярности, но во всем ей соответствует и тем самым ее укрепляет.