К концу XV в., почти за сто лет до похода Ермака, русские люди имели уже вполне Определенные сведения о Западной Сибири и населяющих ее народах. В Архангельске, Великом Устюге, Пустозерске и иных городках и поселениях русского Севера регулярно снаряжались торгово-промышленные экспедиции, участники которых на свой страх и риск устремлялись за Урал, в земли "остяков и самоедов". Возвращались они, нагруженные мехами песцов, соболей, горностаев, медвежьими и оленьими шкурами, мамонтовой костью. Рассказы об увиденном и услышанном в далеких сибирских землях передавались из уст в уста, обрастая новыми и, как правило, все более далекими от реальности подробностями. Из таких рассказов, по-видимому, и сложилось новгородское сказание "О человецех незнаемых в Восточной стране"¹ . В числе сведений, сообщаемых в этом "Сказании", в частности, содержится следующее: "На Восточной стране, за югорьскою землею, над морем, живут люди самоедь, зовомы молгонзеи"² .

"Молгонзеи" представляют собой не что иное, как искаженное слово "Мангазея". Так назывался острог, возведенный русскими служилыми людьми на реке Таз и в течение почти всей первой половины XVII в. являвшийся опорным пунктом их продвижения в восточносибирские земли, на Енисей, Пясину и Лену. Но это же название встречается в русских ясачных документах той эпохи в качестве имени энецкого рода. Советский лингвист и этнограф Г. Н. Прокофьев транскрибировал его как "mogkasi ja", то есть

"земля (рода) монкаси"³ . Таким образом, сообщение "Сказания" о "молгонзеях" можно рассматривать как первое по времени историко-литературное свидетельство об энцах. Довольно скоро известия о "молгонзеях" достигли Западной Европы, где изыскивали любые возможности проникнуть на сибирский пушной рынок. В инструкции, данной руководством Английской торговой компании А. Питу и Ч. Джекману, возглавившим В 1580 г. арктическую экспедицию к берегам России, говорилось, что, достигнув устья Оби и найдя там людей, будь то самоеды, югры или молгонзеи (Molgomzes), они "Должны обходиться с ними мягко", а если у них имеется собственный государь или верховный правитель, то вручить ему "одну из грамот ее величества и получить от него соответственный ответ"⁴ . "Мангазёя" ("молгонзеи") стало первым в довольно обширном списке названий, под которыми фигурировали энцы в географической и исторической литературе и официальных документах. В ясачных книгах XVII В. они именовались обычно по названиям зимовий, куда платили ясак: хантайскими, тазовскими и туруханскими "самоедами". В XVIII в. два последних термина заменяются новыми: "карасинскйе самоеды" и "подгородные самоеды". Наименование "подгородные" просуществовало относительно недолго, а термины "хантайскиё" и "карасинские" прочно закрепились за энцамй на протяжений Всего XIX в. и вошли в научную литературу до-

¹ См. Л. П. Лашук. "О человецех незнаемых". "Вопросы истории", 1971, N 11

² Цит. по: Д. Н. Анучин. К истории ознакомления с Сибирью до Ермака. "Древности" ("Труды" Московского археологического общктад, Т. IV. М. 1890, стр. 230).

³ Г. Н. Прокофьев. Селькупская (остяко-самоедская) грамматика. "Труды по лингвистике" Научно-исследовательской ассоциации Института народов Севера. Т. IV. Вып. 1. Л. 1935, стр. 10.

⁴ "Английские путешественники в Московском государстве в XVI веке". Л. 1938, стр. 133.

стр. 214

революционного времени. Но параллельно, применительно к энцам тогда же имел хождение термин "енисейские самоеды". Здесь определение "енисейские" являлось своеобразным разграничителем, благодаря которому энцы отделялись от ненцев, именовавшихся просто "самоедами", от нганасан - "самоедов-тавгийцев" и от селькупов - "остяко-самоедов".

Что касается современного названия этой народности, то оно появилось в середине 1930-х годов. Как и в случае с названиями "ненцы", "селькупы", "нганасаны", слово "энцы" в буквальном переводе означает "люди". Необходимо, однако, сказать, что в отличие от вышеперечисленных наименований термин "энцы" употребляется главным образом в научной литературе и статистике. У самого населения он так и не привился и в местах расселения энцев почти неизвестен. На вопрос о национальности они обычно говорят о своем роде или территориально-родовой группе (Бай, Муггади, Сомату и т. д.). Их язык вместе с ненецким, нгайасанским и селькупским составляет самодийскую ветвь уральской семьи языков. Долгое время энецкому языку отказывалось в праве считаться полноценным членом этой семьи. Полагали, что он является диалектом ненецкого. Только за последние годы благодаря работам лингвиста Н. М. Терещенко сомнения в этом отношении окончательно рассеялись⁵ .

Энцы - небольшой по численности народ. Их насчитывается примерно 420 человек⁶ . Даже в группе так называемых "малых народов Севера" столь немногочисленных народностей не так уж много. Тем не менее они подразделяются на еще две группы - тундровую и лесную, причем обе они, по архивным документам, исторически выявляются с XVII века. Как раз тундровых энцев в прошлом именовали "хантайскими самоедами", а лесных-"карасинскими". Каждая из групп говорила на особом диалекте, так что некоторые исследователи (например, Б. О. Долгих) считали возможным употреблять по отношению к ним термин "племя". В XIX - начале XX в. тундровые и лесные энцы составляли самостоятельные административные управы - Хантайскую и Карасинскую. Они и поныне живут разобщенно друг от друга. Правда, еще в 30-е годы прошлого столетия лесные семьи, владевшие крупными стадами оленей, стали откочевывать в летнее время вниз по Енисею, к побережью Северного Ледовитого океана. В настоящее время их потомки живут вместе с тундровыми энцами в Воронцовском сельсовете, Усть-Енисейского района, Таймырского национального округа, Красноярского края. В лесной (точнее, в лесотундровой) зоне в пределах Потаповского сельсовета того же округа теперь живет лишь около 100 энцев. Сейчас все энцы сосредоточены в пределах Таймырского национального округа. Но еще сравнительно недавно территория расселения энцев была значительно обширнее. Русские служилые люди застали их в начале XVII в. на правобережье Енисея, а также в верхнем и среднем течении реки Таз, где теперь живут ненцы.

Вопрос о происхождении энцев сложен, многие моменты ранних этапов их этногенеза неясны. В основе всех самодийских народностей Северной Сибири лежат два компонента: собственно самодийский, связанный по происхождению с Южной Сибирью, и аборигенный (по-видимому, уральский по языку), поглощенный пришедшими в тундру самодийцами. О том, что именно Южная Сибирь явилась своеобразным плацдармом, откуда предки современных самодийских народностей начали свое продвижение на север, стало известно со времени появления работ основоположников исторического и лингвистического сибиреведения И. Э. Фишера и М. А. Кастрена. Кастрен был первым исследователем, подметившим тождество родовых названий ряда народностей и этнографических групп Южной Сибири (Байгадо и Бёгёдйи - у койбалов, Бегешэ - у камасинцев, Богоше - у карагасов) с названиями энецких родов Бай и Муггади. Дальнейшие этнонимические изыскания позволили пополнить указанный список за счет Маду (самоназвание тундровых энцев) и Мату (маторы), Маады (один из родов тувинцев); Сойта (тундрово-энецкий род) и Сойоты; Чор (ненецкий род энецкого происхождения) и Шорцы, и пр.⁷ .

Важным шагом вперед в изучении ранних этапов этногенеза энцев явились раскопки,

⁵ Н. М. Терещенко. К сравнительному изучению самодийских языков (язык энцев). "Советское финно-угроведение", 1965, N 1 - 2, стр. 121 - 122.

⁶ Всесоюзными переписями 1959 и 1970 гг. энцы как особая народность выделены не были. Они учитывались или в качестве ненцев, или в качестве нганасан. Приведенная цифра численности энцев определена на основе похозяйственных книг сельсоветов и опросных этнографических данных.

⁷ См. Б. О. Долгих. Очерки этнической истории ненцев и энцев. М. 1970, стр. 222 - 225, 242 - 243.

стр. 215

проведенные В. А. Могильниковым в окрестностях Томска. Анализ материалов раскопанных памятников привел его к выводу, что "томские татары XV - XVI веков являлись тюркизировэнными самодийцами"⁸ (как он полагал, предками современных селькупов). Последнее предположение требует существенных коррективов. В XVII в. татар, населявших окрестности современного Томска, именовали еуштинцами; этот термин близок энецко-ненецкому родовому термину Буши (Юуси, Ючи); род с таким названием входит в состав современных энцев и лесных ненцев. Сопоставив археологические материалы с данными топонимики, В. А. Могильников смог установить хронологию тюркской экспансии. По его мнению, Притомье и Причулымье испытало две волны тюркской экспансии, распространявшиеся с юго-запада, с территории Южного Алтая, и с юго-востока, из Присаянья и Минусинской котловины: первая - в IX в., вторая - в XIII веке.

С этими тюркскими волнами и связан уход "а север представителей тех самодийских компонентов, которые позже приняли участие в сложении тундровой и лесной энецких групп. Оставшиеся на сибирском Юге самодийско-энецкие родовые группы, подпав под тюркское влияние, постепенно утратили свой язык и этническую самобытность. Лишь небольшая часть самодийцев, оттесненная в горно-таежные районы Саяно-Алтайского нагорья, вплоть до середины или конца XIX в. продолжала сохранять этническое самосознание и отчасти родной язык. Именно эти родовые элементы приняли участие в формировании тофаларов, камасинцев, тувинцев-тоджинцев и ряда других народностей и этнографических групп Южной Сибири. Оказавшиеся же в северной тундре самодийские предки энцев столкнулись с аборигенным населением - охотниками на северного оленя по роду основных хозяйственных занятий. Образ такого охотника (по-энецки Моррэдэ) широко бытует в фольклоре. Вот начало одного предания из этого цикла, записанного Б. О. Долгих: "Давно когда-то жил Моррэдэ. Как его называть иначе? Тогда лука не было, стрел не было. Во время гона [то есть случного периода] он промышляет... Он ходит промышлять диких оленей осенью, в ноябре, в "месяц дикого оленя". Он из племени сомату, этот Моррэдэ"⁹ . "Сомату" наряду с "Маду" является самоназванием тундровых энцев, Анализ родового состава этой группы действительно позволяет предполагать, что отдельные ее компоненты (например, Сонукс или Санэр и в особенности Лодоседа) связаны по происхождению с аборигенным, до-самодийским населением енисейского Севера. Если обратиться к фольклорным данным, то оказывается, что члены рода Лодоседа постоянно совершают странные, порой граничащие с безумием поступки: убивают друг друга, ложатся в костер, ощипывают живого лебедя и т. д. Анализируя цикл преданий о Лодоседа, Б. О. Долгих справедливо замечает, что они отражают представления самодийцев о каких-то аборигенах, предках этого рода, обычаи которых казались им самим странными и дикими. По энецким рассказам получается, что род Лодоседа ведет свое начало от древних охотников на оленя.

Пришедшие с юга самодийцы значительно превосходили аборигенов енисейской тундры и по численности и по уровню развития хозяйственного уклада, социальной организации и военного искусства. Малочисленные охотники на оленя в относительно короткий период времени были, вероятно, поглощены самодийцами. Однако черты их культуры, которую принято называть циркумполярной, прослеживаются у энцев вплоть до наших дней. Подобно нганасанам, в которых многие исследователи (В. Н. Чернецов, Ю. Б. Симченко и др.) склонны видеть прямых потомков аборигенов Северного Таймыра¹⁰ , у энцев продолжает сохранять свое значение охота на диких оленей. Сейчас они охотятся главным образом индивидуально, при помощи маскировочного щита с облепленной снегом внешней частью и отверстием для ружья в центре. Однако еще в 1920-е годы была широко распространена коллективная охота. Обычно выбирался узкий перешеек между двумя озерами, выход из которого

⁸ В. А. Могильников. Население южной части лесной полосы Западной Сибири в конце I - начале II тысячелетий н. э. Автореферат кандидатской диссертации. М. 1964, стр. 14.

⁹ "Мифологические сказки и исторические предания энцев". Записи, введение и комментарии Б. О. Долгих. М. 1961, стр. 124 - 125.

¹⁰ В. Н. Чернецов. К вопросу об этническом субстрате в циркумполярной культуре. Доклад на VII Международном конгрессе антропологических и этнографических наук. М. 1964; Ю. Б. Симченко. Некоторые данные о древнем этническом субстрате в составе народов Северной Евразии. "Проблемы антропологии и истерической этнографии Азии". М. 1968.

стр. 216

перегораживался сетью с двумя боковыми открылками. От открылков по направлению предполагаемого движения диких оленей устанавливались деревянные вешки, в расщепленные концы которых вставлялись гусиные перья. В этот своеобразный коридор криками загоняли часть табуна, иногда до сотни голов. Гусиные перья колебались от ветра, пугая животных, и последние устремлялись прямо в ловушку.

Охотничьему образу жизни, связанному с постоянным передвижением пешком по тундре, соответствовал традиционный энецкий костюм. Зимняя мужская одежда (парка) состояла из двух основных элементов. Верхняя часть представляла собой доколенную, глухого покроя одежду с капюшоном, которая шилась из нескольких кусков летних оленьих шкур (или пыжиков), преимущественно белого цвета и мехом наружу. Нижняя часть шилась из шкур диких оленей мехом внутрь и была значительно длиннее верхней, надевавшейся на нее. Обе парки окантовывались по нижнему краю опушкой из белого собачьего меха. Ныне традиционный тип одежды сохраняет немногочисленная группа энцев, живущая среди нганасан на Центральном Таймыре. У энцев в низовьях Енисея преобладает одежда ненецкого типа. Отдельные элементы зимней мужской энецкой одежды можно наблюдать у пожилых людей. Женский энецкий костюм оказался более устойчивым: распашную парку часто носят и молодые женщины.

Ненецкое влияние проявляется не только в одежде. Оно оказало воздействие на многие стороны материальной культуры и быта энцев. Это касается в первую очередь основного направления их современного хозяйства - оленеводства. В прошлом для энцев было характерно оленеводство вьючного типа. Груз транспортировался на спине оленя, на специальном седле. Можно предполагать, что по своему происхождению этот тип оленеводства восходит корнями к южносибирскому периоду жизни энецких предков. Отдельные народы Саянского нагорья (тофалары, тувинцы-тоджинцы) до сих пор используют оленей для верховой езды и перевозки грузов вьюком. Следы бытования оленеводства вьючного типа отмечались у энцев еще на рубеже нашего столетия¹¹ . Упряжное оленеводство появилось у них сравнительно поздно, в тот период истории, когда под давлением ненцев с запада и селькупов и кетов с юга энцы были оттеснены в тундровые и лесотундровые районы. О заимствованиях у ненцев свидетельствует почти полное конструктивное совпадение энецких и ненецких ездовых и грузовых нарт и типа упряжи. Это же подтверждают материалы фольклора. В 1960 г. енисейский ненец И. Ф. Лырмин рассказал автору этих строк любопытное предание об охотнике Моррэдэхасова, который был унесен оторвавшейся от берега льдиной "на ту сторону Салехардского моря" (то есть попал на полуостров Ямал). Там он научился делать санки (нарты). Потом этот человек вернулся в свою землю, и с тех пор "здесь начали делать санки".

Ненцы и энцы издавна жили по соседству. В начале XVII в., когда русские уже прочно обосновались за Уралом, территория расселения энцев простиралась значительно западнее Енисея. Они кочевали в бассейне верхнего и среднего течения рек Таз и Турухан. Однако к концу XVII столетия эти местности оказались в руках ненцев. Интенсивный рост поголовья домашних оленей, увеличение размеров и численности потребовали новых пастбищных угодий. Постепенно ненцы сдвигаются на восток, оттесняя энцев. Архивные документы свидетельствуют о том, что передвижение ненцев проходило далеко не всегда мирно. О военных столкновениях предков энцев и ненцев сохранилось немало преданий, вошедших в фольклор обоих народов. Экспансия ненцев на восток продолжалась и в последующий период. В атласе С. У. Ремезова (1701 г.) вся область между реками Тазом и Енисеем показана как "Юратская [ненецкая] земля немирная", а на енисейском притоке Нижняя Хета (современная Большая Хета) сделана надпись: "А по ней проходит юратская самоядь немирная через Таз и с Пура"¹² . Около середины XIX в. ненцы предприняли попытку захватить энецкие земли на правом берегу Енисея. На льду озера Туручедо, расположенного в лесотундре, примерно в 80 км от современного поселка Потапово, судя по фольклорным преданиям, развернулось настоящее сражение, завершившееся победой энцев. По-видимому, то было последнее столкновение между ненцами и эн-цами. В дальнейшем отношения между ними развивались мирно, хотя правая (каменная)

¹¹ К. М. Рычков. Береговой род юраков. "Записки" Сибирского отделения Российского географического общества. Т. 38. 1916, стр. 175 - 176.

¹² "Чертежная книга Сибири, составленная тобольским сыном боярским Семеном Ремезовым в 1701 году". СПБ. 1882, л. 13.

стр. 217

сторона Енисея в его низовьях по традиции до сих пор считается энецкой ("самоедской"), а левая (низменная)-ненецкой ("юрацкой"). Но это разграничение уже в начале XX в. потеряло прежнюю остроту¹³ . В настоящее время энцы и ненцы живут вместе и трудятся в одних хозяйственных коллективах. Энецко-ненецкие колхозы развивают традиционные отрасли северного промыслового комплекса на современной основе. В оленеводстве все более широкое применение находят химикаты и другие препараты, защищающие животных от гнуса и оводов. Рыболовецкие бригады оснащаются моторными лодками и орудиями лова {сетями, неводами) из капрона и других водоустойчивых материалов. Внедряются новые формы организации труда в охотничьем промысле. Коренные преобразования произошли в быту энецких семей. Сейчас, за исключением оленеводов и части охотников, энцы порвали с кочеванием и постоянно живут в поселках. В повседневную жизнь энецких семей прочно вошли покупные продукты, современные одежда и обувь, новейшая утварь. Неизмеримо выросла, даже по сравнению с начальным периодом социалистического строительства, духовная культура энцев. В 1932 г. во всем Таймырском национальном округе насчитывалось 13 учебных заведений (6 школ-интернатов и 7 передвижных начальных школ при красных чумах). В настоящее время только в низовьях Енисея имеются 2 средние, 2 восьмилетние и 3 начальные школы. Во всех поселках - центрах колхозов и совхозов открыты детские дошкольные учреждения, а также больницы или фельдшерские пункты. К услугам населения - клубы, где регулярно демонстрируются кинофильмы, выступают самодеятельные коллективы, читаются лекции. Небольшой по численности народ имеет собственных учителей, медицинских работников, деятелей культуры. Лучшие производственники - охотники, оленеводы, рыбаки неоднократно отмечались правительственными наградами, избирались депутатами сельских, районных и окружного Советов. Энцы выдвинули из своей среды видных партийных и советских работников Таймырского национального округа, в частности И. И. Ашляпкина, Н. И. Силкииа, П. С. Болина и других.

Тесно общаясь с более многочисленными ненцами, энцы тем не менее сохраняют самосознание и родной язык. Правда, благодаря смешанным бракам (среди тундровых энцев Воронцовского сельсовета такие браки составляют, например, 44%) большинство энцев владеет ненецким языком. Ненецкое влияние проявляется, как уже отмечалось, и в материальной культуре энцев. Применительно к энцам и ненцам низовьев Енисея можно говорить о языковом и культурном сближении при сохранении каждой из этих народностей, в лице подавляющего большинства ее представителей, родного языка и четкого осознания самобытной этнической принадлежности. Это нисколько не мешает как тем, так и другим вносить свой вклад в общее великое дело коммунистического строительства.

¹³ См.: С. В. Востротин. Туруханская рыбопромышленность и инородцы. СПБ. 1910, стр. 18.