Что эволюция авторского права совершается в сторону укрепления личных и общественных его элементов подтверждается состоянием этого института в законодательствах Европы, в частности Германии, где ныне действующие законы 1901 г. и 1907 г. имели специальной целью усилить сравнительно с прежними законами именно эти стороны, особенно личную[1]. Об этом говорит история института на Западе и у нас. Прошлое авторского права, сравнительно недавнее, дает обильное указание на то, что с проникновением просвещения в глубокие народные слои, автор постепенно выходил из бесправного и жалкого состояния, в котором он первоначально обретался в Европе, становясь субъектами важного и высоко ценимого права. Хотя это право получало различную оценку в разное время, но общественное правосознание никогда не мирилось с мыслью о чисто имущественном свойстве этого права, а видело в нем прежде всего отражение власти писателя, художника, композитора над своим личным миром, правомочие защищать и охранять индивидуальную сферу своего интеллектуального творчества. Признавая духовную связь автора с содержанием и формой своего произведения, как основание юридических притязаний со стороны автора, европейское общество в тоже время мало помалу усваивало мысль о том, что и оно имеет долю законного участия в духовных продуктах своих отдельных сочленов, вправе видеть в этих продуктах нечто, создаваемое в его интересах и могущее при известных условиях сделаться общественным достоянием.

В классической стране обычного права, какой является Англия, мысль о необходимости юридической защиты продуктов духовного творчества, как таковых, в интересах распространения просвещения и правильной культуры, зародилась в самые ранние времена. Писатель имеет право противиться воспроизведению того, что составляет его ipsissima verba. Common law в защите авторского права исходило из “естественного” соображения о том, что никто не должен передавать чужие мысли, нашедшие внешнее выражение, публиковать их, без разрешения автора, и что репутация автора может претендовать на признание и защиту[2]. По принципам старого английского права, но отмененного, впрочем поныне, автор пользуется неограниченным правом на свой манускрипт, которым он располагает по своему усмотрению и на который не вправе накладывать арест кредиторы автора без его согласия Автор может ограничить число лиц, которым должно быть сообщено содержание манускрипта, и вообще устанавливать проделы и условия пользования этим манускриптом, а в случаях нарушения требовать компенсации[3]. В состав этой компенсации входить, по английскому нраву, не только возмещение имущественного ущерба, но и денежное вознаграждение за вред, причиненный личной сфере пострадавшего (моральный вред). Хотя авторское право официально конструировалось, как особый вид собственности (peculiar property), 110 с последней это право на самом деле никогда вполне не отождествлялось и никогда нарушение экономических функций авторского права не выдвигалось как conditio sine qua non судебного охранения[4]. Для всесторонней регламентации авторского права, для защиты многообразных интересов, связанных с этим правом, common law оказалось не вполне приспособленным особенно после введения книгопечатания, когда книга получила столь громадное значение. Достаточно сказать, что обычное право ничего не говорило о пределах пользования своим правом со стороны автора в смысле той или иной срочности этого права, так что, при желании можно было трактовать о „вечном" праве автора. С другой стороны, Common law защищало право автора на произведение, доколе оно не было опубликовано: будучи напечатано, произведение фактически сейчас же, стало быть, еще при жизни автора, могло сделаться общественным достоянием. На практике такой порядок вещей создавал неопределенность и большие затруднения, почему и призвано было к жизни дополнительное статутное право. Так же, как и во всей Европе, права автора на напечатанное произведение первоначально гарантировались привилегиями (Charter, letters — patent)[5]. И только изданный в 1709 г. акт делал первые попытки уделить авторскому праву принадлежащее ему место. Указывая на то, что в последнее время книгоиздатели свободно воспроизводят чужие сочинения, быть разрешения авторов, чем причиняется авторам большой вред вообще и материальный ущерб им самим и их семьям, закон на будущее время «в интересах побуждения ученых людей к составлению и писанию полезных книг», постановляет, что авторы напечатанных произведений будут пользоваться исключительным правом воспроизведения своих сочинений в течении 11 лет со дня первого напечатания, с тем, что если по истечении этих 11 лет автор еще будет находится в живых, он получит исключительное право еще на 14 лет. По истечении этих сроков авторское право в лице автора прекращается, и сочинение делается достоянием общества. Ограждая автора от всяких нарушений его прав, предоставляя автору в течение указанного срока все моральное и материальное, связанное с его произведением, станут вместе с тем создает ограничения в пользу прав общества еще при действии исключительного права автора. Так, в случае назначения непомерно высокой цены на экземпляры сочинения соответствующая, специально указанные учреждения, но ходатайству частных лиц, могут понизить эти цены. Такое постановление вытекало, в значительной мере, именно их сознания общественного права на произведение искусства.

Изданный в 1842 г. закон распространил срок защиты авторского права на время жизни автора (for the natural life of the author) с прибавлением семилетнего периода после его смерти, a закон 1890 г. увеличил семилетний срок до тридцати лет. По закону 1899 г. нарушением авторского права считается одно воспроизведение; за нарушение авторского права возмещается так называемый номинальный вред (nominal damages), т. е. присуждается вознаграждение за вред неимущественный; целый ряд постановлений гарантирует охрану личных прав и интересов автора (хотя нельзя отрицать и тоги, что учение об авторском праве, как о праве собственности, довольно сильно отразилось на законе 1899 г.). В настоящее время спор о существе и пространстве авторского права в Англии не прекращается. Раздаются влиятельные голоса за полное ограничение автора в пользу прав общества, за то, чтобы денежное отношение автора к произведению исчерпывалось единовременным вознаграждением при издании сочинения — не более. Художник (в широком смысле) — замечает Batty[6] — вправе свои творения хранить у себя, но когда он их опубликовал перед светом, он не может претендовать, чтобы они оставались его собственными: они делаются частью общественного запаса мыслей, и попытка затруднить свободное пользование ими в состоянии создать только трении и взрывы. “Продавать или выставлять произведения искусства за деньги не предосудительны: il faut vivre. Но контролировать их воспроизведение, продажу или выставку в течение серии лет-это просто значит домогаться накладывания цепей на человеческое развитие. Раз произведение издано, оно вышло из рук автора, оно перестало быть, выражаясь жаргоном поверхностных людей, его “собственностью”: оно стало “собственностью” человечества, и автор не может более распоряжаться его судьбой”[7]. В этих крайних рассуждениях всего лучше сказался протест против того крайнего же учения о литературной и художественной собственности, которое еще не мало распространено в Англии. Самый последний акт английского законодательства об авторском праве— An act to amend and consolidate the Law relating to Copyright—или, как он короче именуется, The Copyrigt Act 1911, вступивший в силу 1 июля 1912 года в качестве дополнения к прежнему закону, усиливать и оттеняет общественные правомочие. Он уделяет много места постановлениям о принудительных лицензиях, о праве частных лиц при известных условиях издавать произведение баз прямого разрешения автора (или его наследников), о регламентации цен на произведению и т. д. В то же время закон раздвигает и расширяет права самого автора, увеличивая их экстенсивно и интенсивно, распространяя защиту на кинематографию, хореографию, a самый срок авторского права в лице наследников возраст от до 50 лет (вместо прежних 30 лет). Английский законодатель хорошо понимает, что правильное отношение к авторскому праву должно приводить не к уничтожению авторского права в лице авторов, не к порабощению авторских интересов интересами общества, а к рациональному сочетанию и согласованию прав и интересов как отдельных лиц—авторов, так и общества.

На контингенте Европы правами автора начинают серьезно заниматься в конце 18-го века, не ранее. Бурлившие волны общественных движений подняли на поверхность и вопрос об авторском праве. До того времени право автора находило себе случайное и спорадическое признание в форме тех же привилегий, выдаваемых данному лицу на известное число лет или даже пожизненно правителями, университетами, королевскими музыкальными академиями и другими официальными установлениями.

В средние века с авторами мало церемонились, их произведениями располагали совершенно свободно. Уделом автора была либо угроза голодной смерти в настоящем и бессмертие в будущем, либо зависимость от подачек королей и меценатов. При таких условиях не могло быть речи о правильной защите ни материальных, ни тем более личных прав автора. Что касается привилегий, то, как и в Англии, они, мало соответствовали интересам автора и общества, как и в Англии, ими преследовались большей частью политические и цензурные виды. При этом следует заметить, что только вначале привилегии выдавались авторам (привилегия 25 июня 1517 г., выданная во Франции профессору философии Gelaja за сочинение Insolubilia, привилегии на издание старинных рукописей, писем святых отцов и пр.), впоследствии же все, привилегии предоставлялись книгоиздателям и разным «излюбленным» лицам, которые должны были заботиться que le, livre ne contenait rien de contrare a la foi ou a la surete de l’ Etat. Но и в эту эпоху авторы не чужды были сознания естественных прав на произведения своего ума и нередко открыто выражали негодование оскорбленной личности грубым нарушителям и хищникам. Общеизвестны жалобы Лютера против наборщиков и издателей, самовольно издававших его сочинения. Не материальные потери его смущали, а фальсификация его творений: An were der Schaden dennoch zu leyden, wenn sie doch meyne bucher nicht so falsch und schendlich zu richten... Gott ist recher uber solches alles. CM. Wachter, 20. Бывали случаи, когда авторы вследствие воспроизведения их творений недобросовестными конкурентами рассылали и выставляли плакаты с указанием допущенных фальсификаторами грубейших ошибок, дабы покупатели произведений могли исправить эти ошибки.

Когда под ударами первой французской революции падали и осыпались монополии и привилегии, их участь разделили и привилегии на произведения искусства. И тогда впервые лицом к лицу с законом стал автор, которого ранее за лесом издательских привилегий совершенно не видно было закону. Французской революции нужны были выразительные лозунги. Под лозунгом “права собственности” право автора всего успешнее могло приобрести широкую защиту, которая вполне импонировала французскому обществу, обязанному всеми новыми завоеваниями в области гражданственности именно писателям, философам и художникам. Еще за некоторое время до революции адвокат Louis d'Hericourt. отстаивая интересы провинциальных издателей против привилегий, даруемых только столичным издателям, доказывал в авторской мемории, что основой защиты произведения искусства от посягательств служит право автора, а не привилегия. Манускрипт, указывал d'Hericourt, если он не содержит ничего противного религии, государственным законам или частным интересам, представляет собою в лице автора добро, ему одному принадлежащее, на которое нельзя посягать так же, как нельзя посягать на деньги автора, его мебель или участок земли. Манускрипт— плод его трудов, которым автор может располагать для доставления себе, кроме почестей, составляющих предмет его надежд, также материальной выгоды для удовлетворения своих потребностей и потребностей лиц, связанных с ним узами крови, дружбы и признательности... Король не имеет права отказывать (автору) в выдаче или продолжении привилегии, как не имеет он права разрушить дом, которым обладает подданный на законном основании[8].

Этот взгляд на авторскую “собственность” нашел себе признание в правительственных декретах, один из которых (30 авг. 1777 г.) провозгласил, что создавший произведение и потративший на него труд “doit obtenir pour lui et ses hoirs a perpeuite la privilege d’editer et de vendre ses ouvrages”[9] Закон 19 июля 1793 г., установивший общие начала авторского права на произведения литературы, музыки и художества и действующий с изменениями до настоящего времени, трактует о праве собственности автора, хотя, надо тут же заметить, что составители его стремились к ограждению не одних лишь материальных интересов автора: имелось в виду утверждение всей полноты прав автора, a не только имущественных, провозглашение “декларации прав гения”, как выразился докладчик национального конвента Lacanal[10]. Говоря о праве собственности автора, закон 19 июля 1793 г. вместе с тем устанавливает, что это «право собственности» продолжается лишь на время жизни автора и в течение десяти лет после его смерти. По истечении этого срока произведение делается достоянием общества. По мысли законодателя, не выраженной прямо, но вытекающей как из приведенного закона, так из позднейших декретов, авторское право никогда не уничтожается окончательно: прекращаясь в лице автора и его близких оно продолжает существовать в лице общества[11]. Закон 1793 г. явился крупнейшим событием в области авторского права; он отразился на законодательстве других стран, в частности Бельгии. В XIX в. основанное на теориях и законодательных актах революционной эпохи учение о праве собственности автора разливалось так широко, что грозило совершенно потопить все другие стороны института. Срок охраны авторского права возрастал. Сначала он увеличивался только в отношении детей и вдовы покойного, затем расширены были права всех наследников (по закону 1866 г. срок авторского права вырос до 50-ти лет). В эпоху Наполеона III в стремлении утвердить авторскую “собственность” видели даже “эмансипацию мысли человеческой”. Контрафакция уподоблялась краже и наказывалась, как кража. Комиссии по пересмотру законов об авторском праве, заседавшая в это время во Франции, принимали за принцип своих работ бессрочность авторских прав и приравнение их к правам собственников — (Комиссия 1863 и др.). Только некоторые члены Комиссий осмеливались высказывать робкую мысль о необходимости по истечении известного срока после смерти автора ограничить права его наследников только рентами. Казалось что, раз получив толчок по известной линии авторское право бессильно было найти свой истинный путь, неуклонно катилось по данному направлению. Произведение искусства не далеко было от того, чтобы окончательно превратиться в устах юристов и законодателей в “вещь” наряду с деньгами и поземельным участком, в предмет “вечной” собственности.

Этому однако помешала та великая агитация, которая была поднята против собственнической тенденции, как в обществе, так и в среде самих авторов в середине девятнадцатого века. Среди обвинений литераторов, художников и композиторов в подчинении охватившему общество стремлению к материальному преуспеванию и спекуляции, в готовности ради наживы пожертвовать божественным даром учителей народа, сделать его исключительно источником денежных операций и расчетов, слышались упреки по адресу юристов, поддерживающих в авторах инстинкты невысокого качества, укрепляющих в них мысль, что произведение искусства такая же материальная собственность, как фабрика и участок земли. “Мы не думаем более о музе писал один видный исследователь— и она смежила свои крылья. Слава — ныне не более, как mauvaise rime, за которой больше не гоняются. Не для нее работают. Забота литератора и художника чаще всего сводится к обогащению. И таким образом законодатель, выполняя дело несомненной справедливости, протежируя одному из наиболее священных видов собственности, превратил литературу и искусство во что-то меркантильное, совершил зло почти неизлечимое”[12]. Со всех сторон и против всех имущественных течений в авторском праве шел протест. Выросшие на почве борьбы с материализмом два новых направления в этой области способствовали более правильному и сознательному отношению к институту, утверждая взгляды, отражающие его истинную сущность. С одной стороны, центр тяжести в авторском праве начали переносить с „вещи" на „лицо автора" (личные теории). С другой стороны—выдвинуты были на видные позиции социальные черты института, общественные интересы по отношению к произведению искусства, ради которых автор должен быть ограничен в своем — “беспредельном” прежде праве.

Представители персонального течения, преимущественно юристы германской школы, указывали, что сущность авторской защиты заключается в том, что произведение искусства, как продукт духа автора, составляет его личное достояние, и что никто не имеет права заставлять автора против своей воли говорить открыто с публикой, передавать ей часть своей личности, своего имени и своей авторской чести (ein Stuck seiner Person lichkeit, Namens und Seiner Autor — Ehre). Таким образом целесообразной охраной авторского права будет та, которая направлена на ограждение личности автора и его авторской чести. Такая охрана авторского нрава далека от защиты «собственника вещи», далека от обеспечения «пользования имущественным благом», но она соответствует понятию «произведения искусства», составляющего выраженный внешним образом духовный облик автора.

Отметая имущественные оттенки авторского права, снимая с него все материальные покровы, персонификаторы поставили сильный противовес разросшимся имущественным притязаниям в сфере авторского права, но их учение само по себе не могло вполне удовлетворить общественной мысли в виду того, что оно все же делало личность автора альфой и омегой авторской защиты и не могло дать поэтому ответа на многие самые животрепещущие вопросы. Должен ли автор иметь право устранять безусловно всякое пользование его произведением или нет? Какова судьба произведения после смерти автора? и т. д[13]. Представители социального течения в авторском праве, напротив, выдвинули на первый план общественный элемент. Отрицая всякую аналогию между произведением искусства, отражающим идеи и мысли, т. е. духовный мир, и материальной вещью, частицей мира внешнего, они настаивали, что общество должно беспредельно господствовать над произведением искусства, опубликованным и выведенным на Божий свет автором. Установление в пользу автора прав на произведение, как на вещь, они уподобляли обиранию общества, Сe serais pis que de Tusure car Tusure a la fin comme l’interet, ce serait creer un domaine de l’entendement et faire le public, l’ Etat, la societe, serfs de l'ecriture ce qui seraitpour cux cent fois pis que d'etre serfs de la glebe[14]. Это социальное учение в том виде, как оно развито его слишком прямолинейными сторонниками, заключая в себе, несомненно, много неприемлемых положений, полное несправедливостей в отношении автора, не мало однако способствовало подведению крепкого фундамента под понятие авторского права, уясняя его общественное значение. То, что раньше только чувствовалось, можно сказать, сознавалось интуицией, прозелиты социального учения выдвинули, как определенное требование, обращенное к законодателю. Вся дилемма в том, чтобы найти соответствующую конкретную форму для выражения в законе идеи общественного господства над произведением и примирить эту идею со справедливыми притязаниями самого автора, которых не может игнорировать правовое чувство.


[1] См. между прочим Allfeld, cit, S. 8: Im Uebrigen wurde die person liche Seite des Urheberechts noch mehr wie bisher betont. Можно сослаться на § 10 закона (затруднение принудительного взыскания), и § 9 (ограничения при добровольном отчуждении прав автора), воспрещение всякого, а не только механического воспроизведения, проч. и проч. Allfeld, ibid.

[2] Copinger, The Law of Copyright, 1909 г. p. 2.

[3] Copinger, The Law of Copyright, p, 6.

[4] По делу, в котором ответчику вменялось в вину, что он воспроизвел и выставил рисунки из домашней жизни королевы Виктории, работы самой королевы и принца Альберта, без их разрешения, благодаря тому, что эти рисунки случайно оказались в руках ответчика, суд указал, что автор манускриптов, пользуется ли он известностью или никому не ведом, занимает ли положение высокое или низкое, может желать, чтобы его манускрипты, независимо от их важности и независимо от того, составляют ли они предмет денежного оборота или нет (salablea or not), не были опубликованы без его согласия (Copinger, 11).

[5] Привилегии, носившие одиозный и запретительный характер в большей мере, нежели покровительственный, и весьма мало совпадавшие как с интересами автора, так и с интересами общества, подвергались уничтожению в лучшие эпохи английской жизни и вновь восстановлялись в пору реакционных стремлений правительства. Первоисточник этих привилегий коренился не столько в желании ограждать авторские права, сколько в стремлении наложить узду на печатное слово, сделавшееся столь опасным для спокойствия тогдашних правителей. Первая привилегия дана была в XVI веке компании стационеров (The Charter af the stationers Company), заведующей книгоиздательским делом в Англии по настоящее время. В том же веке ряд декретов Звездной Палаты подтвердил право этой компании выдавать разрешения на напечатание произведения и обязанность каждого не печатать ничего, под страхом штрафа и ареста, без такого разрешения, при чем самым тщательным образом регулировались способ получения лицензии и порядок выхода в свет сочинения (цензура).

[6] Copyright, The Law Magazzine and Review, November 1909 p. 65

[7] Batty, Copyright, ibid.

[8] См. PouilIet, 11.

[9] Исключение сделано для того случая, когда автор уступит право издания книгопродавцу и когда продолжительность авторской привилегии ограничивается жизнью автора. Pouillet Tratte, etc, p. 12.

[10] “Do toutes les proprietea la moin susceptible de contestation c'est sans contredit сelle des productions dn genie; et si quelque chose doit etonner, c'est qu'il alt fallu reconnaitre cette propriete” CM. Pouillet, 14.

[11] Наполеоновский декрет от 1-го жерминаля XIII года о посмертных произведениях, делая ссылку на прежние законы, указывает: Considerant qu'olles (законы) “declarent preprietes publiques les ouvrages des auteurs morts depuis plus de dix ans” etc. С своей стороны и этот декрет сам тоже упоминает об “общественной собственности” (art. I).

[12] Pouillet, Traite etc, p. 25. Изложенное рассуждение характерно в том отношении, что оно исходит от ученого юриста, который сам исповедует теорию авторской „собственности". Неизлечимость зла, на которое указывает Pouillet, в том именно заключается, что с одной стороны право автора есть „священнейшая собственность" и меркантильный автор, стало быть, только старается целиком использовать закон, a с другой стороны за автором стоит, заявляя притязания, крылатая муза, с которою однако закон, по-видимому, совершенно не должен особенно считаться...

Конечно, преувеличен взгляд, который падение нравов в искусстве объясняет исключительно состоянием законодательства об авторском праве, но что законодатель не может в данном случае вполне отклонить от себя упрек—это едва ли подлежит сомнению.

[13] Bluntschli (Deutsches Privatrecht, 1860, s. III ff), усмотрев в авторском праве ein persoliches Recht des Urhebers, заключающееся в исключительном праве на сообщение своих мыслей sein ausschlieszliches Mitteilungsrecht), указывал, что для юридической природы авторского права имущественная ценность произведения имеет второстепенное значение и что после того, как, произведение издано, оно делается отчасти достоянием общества через сообщение. Упомянув вскользь, что по опубликование произведения следует уже принимать во внимание «права общества», Bluntsehli далее не останавливается на этом вопросе, очевидно, не придавая и ему большого значения. А между тем именно это «право общества» служит одним из рычагов, которые двигают и дают полный ход в настоящее время развитию института, авторского права. (Апология «личной» теории — в труде Gierke, Deutsches Privatrecht, B. l, см. в особенности стр. 748—760)

[14] Proudhon, Les majorats litteralres, 1868, p. 38.