Д. В. ЛИСЕЙЦЕВ. Приказная система Московского государства в эпоху Смуты. М. Тула. Гриф и Кº. 2009. 788 с.

В истории России XVI-XVII вв. существуют проблемы, в которых все исследователи должны быть специалистами. История московских приказов относится к числу таких проблем, ибо эти учреждения являются основными фондообразующими Российского государственного архива древних актов, и без основательного знакомства с приказной системой исследовательская работа в архиве просто невозможна. С этим обстоятельством и связан феномен научной проблемы: обилие работ с отсылками к истории приказной системы отнюдь не гарантирует качественного приращения научного знания. Выход в свет монографии Д. В. Лисейцева способен переломить подобное положение в нашей исторической науке.

Рецензируемая книга характеризуется во-первых, исчерпывающим анализом историографии проблемы, когда взгляды того или иного историка излагаются в полном объеме, со ссылками на редкие издания и с анализом эволюции этих взглядов. Во-вторых, автор подробно анализирует источниковую базу исследования, делая по ходу изложения важные замечания. Весьма достоверным и обоснованным является предположение Лисейцева о том, что соавторами текста "Писаные законы России" были переводчик Посольского приказа Джон Элмес (Иван Фомин) и губернатор Московской компании Джон Меррик. Второй вывод автора касается датировки давно известного, но мало изученного источника, фигурирующего с 1841 г. под названием "Записка о царском дворе...". По весьма аргументированному мнению автора "Записка..." была составлена летом 1605 года.

К числу несомненных заслуг автора следует отнести его интерпретацию деятельности ямских дьяков. На протяжении двух столетий историки пытались объяснить, почему в руках ямских дьяков (как считалось, дьяков Ямского приказа) находились две такие трудносовместимые сферы деятельности, как оформление полных грамот на холопов и организация ямской гоньбы. Необъясненным оставался и факт выдачи докладных грамот Безобразовым в конце XVI - начале XVII века. Запутывало ситуацию и свидетельство Г. Штадена о выдаче на Яме иноземцам кормовых денег и меда.

Обоснованная Лисейцевым гипотеза о том, что задачи оформления грамот на холопов и обеспечения иностранных миссий возлагались на дьяков, несших службу в отделениях Большого дворца (Сытенном дворце и Постельничем приказе), имеет все шансы считаться важным событием в русской медиевистике последних десятилетий. Обнаружение такого архаичного явления, как ямские дьяки во многом меняет сам исследовательский подход к социально-политической истории Русского государства XVI века. Ранее казались трудносовместимыми такие институты, как приказная система и существовавшая одновременно с ней архаичная система местного управления с кормлениями и наместниками. После работ Лисейцева стало ясно, что приказная система вплоть до конца XVI в. также была насыщена реликтовыми учреждениями,

унаследованными от удельной эпохи и ликвидированными лишь при Борисе Годунове. Не меньший интерес вызывает гипотеза Лисейцева, согласно которой названия "Засечный", "Городовой" и "Пушкарский" подразумевали один приказ, занимавшийся артиллерией, обороной и обеспечением приграничных крепостей.

Одной из наиболее важных проблем в исследованиях по истории России XVI - начала XVII в. остается происхождение и организационное оформление четвертных приказов. Значительный вклад в разработку этой проблемы в середине XX в. внес П. А. Садиков, который полагал, что четверти в качестве отдельных приказов начали оформляться в 1560-х годах. Правда, эта точка зрения подвергалась критике. Однако, как пишет автор, вплоть до 1580-х гг. под четвертями подразумевались не отдельные приказы, а ведомства дьяков таких приказов, как дворовый Разрядный или дворовый Большой приход. Это положение имеет большое значение для понимания общего процесса эволюции Русского государства того времени.

В конце 1580-х гг. происходили значительные изменения в системе местного управления, когда был упразднен институт наместников, взамен которого повсеместно в городах появляются воеводы. Существенное отличие компетенции воеводы от прерогатив наместника состояло в ограничении судебных полномочий нового властного института. Утраченные воеводами судебные прерогативы (так называемое право "боярского суда") переместились к центральным органам власти, а именно к четверти. Как отмечает автор, создание четвертей как отдельных учреждений было обусловлено глубокой трансформацией всей системы управления в стране.

Глава IV монографии посвящена классификации и иерархии приказных учреждений конца XVI - начала XVII века. Приказы автор подразделяет на дворцовые, патриаршие и государственные. Среди последних выделяются такие группы, как приказы территориальной компетенции и финансовые учреждения. Именно к последней Лисейцев относит четверти. Однако с принципом классификации приказов вряд ли можно согласиться, поскольку в деятельности четвертей присутствовали как фискальные, так и административные функции. Это хорошо видно по сохранившимся фрагментам документации четвертей в фонде Приказных дел старых лет. Логичнее было бы отнести четверти к группе приказов территориальной компетенции.

Вопрос об иерархии приказов в системе государственного аппарата решался в исторической науке по-разному. В монографии Лисейцева детальному анализу подвергнуты боярские списки, утвержденные грамоты, документы Разрядного приказа 1598 - 1628 годов. Крайне интересным представляется вывод автора о соответствии иерархии приказных учреждений, представленной в "Писаных законах России" и выявленной на основании изучения документальных источников. Выдвижение на лидирующие позиции четвертных дьяков в противовес дьякам Большого прихода весьма симптоматично для этой переломной эпохи.

Ключевой в монографии Лисейцева является глава пятая, в которой излагается история государственных приказов эпохи Смуты, вызывающая множество вопросов, ответы на некоторые из них и предлагаются в рецензируемой книге. Одной из важнейших проблем является статус Московского и Новгородского разрядов и их соотношения с Разрядным приказом как таковым. Проанализировав документальные источники, автор определяет состав служилых городов, подчиненных Московскому и Новгородскому разрядам. Эти разряды были определены как отделения (столы) Разрядного приказа, причем Новгородский разряд, будучи по своему статусу ниже Московского, обладал значительной автономией.

Особый статус Новгорода в составе Русского государства проявился и в создании Новгородского дворца как регионального отделения Большого дворца. Весьма достоверной выглядит гипотеза Лисейцева, согласно которой учреждение двух этих территориальных столов связано с матримониальными планами Ббриса Годунова в отношении своей дочери Ксении. Планы создания новгородского удела в составе Русского государства, теперь уже для М. Мнишек, оказались актуальными и для Лжедмитрия I, знакомого, как считает автор, с дворцовыми дьяками С. Васильевым и С. Ефимовым.

Принципиально важные данные получены Лисейцевым при исследовании финансовых приказов в эпоху Смуты. Опираясь на датировку "Записки о царском дворе..." летом 1605 г., автор сделал вывод, что Нижегородская четверть к этому времени была упразднена. Эфемерность существования Нижегородской четверти (1601 - 1605 гг.) является одним из доказательств интенсивной перестройки приказных учреждений в начале XVII века. Столь же показательны и

данные о подчиненности Важской земли в 1605 - 1607 гг., которую ряд исследователей считали находящейся в ведении "Важской четверти". Лисейцеву удалось показать, что этим именем жители Важской земли называли приказ Большого дворца, а скорее всего, то место, где сидел дьяк, ведавший этой территорией.

Интересной предстает история двух Земских дворов, обладавших судебными полномочиями в отношении посадского населения Москвы. Существовавшие чуть более 10 лет и объединенные после опустошительного пожара в столице в марте 1611 г., Старый и Новый Земские дворы являют собой типичный пример эфемерных государственных учреждений, чье существование было обусловлено исключительно ростом численности населения Москвы в конце XVI века. Еще одно наблюдение автора представляется интересным. Оно касается приказов Лжедмитрия II, функционировавших в Тушино. Следует согласиться с Лисейцевым в том, что нет убедительных данных в пользу существования в Тушино Посольского, Разрядного, Казачьего и некоторых других приказов. Существенное уточнение относится и к истории Аптекарского приказа и связанных с ним персонажей. Так, логичным представляется уточнение автором рецензируемой монографии датировки известного следственного дела Б. Вельского летом 1601 г., когда по его аргументированному предположению, в опале оказались почти одновременно В. Щелкалов и Бельский. Крайне важным представляется вывод автора об оформлении уже в конце XVI в. патриарших приказов.

Обоснованным представляется и утверждение Лисейцева о сохранении в XVII в. общегосударственного значения Казенного приказа, на который продолжали поступать доходы от дворцового хозяйства и остатки средств с балансов других приказов. Однако категорическое отрицание автором факта падения значения Казны во второй половине XVI в. выглядит не вполне убедительным. Уже одно то, что из ведомства казначеев выделились такие приказы, как Посольский, Разбойный, Ямской, Холопьего суда Большой приход свидетельствует об умалении значения Казны во второй половине XVI века. Из уставных грамот наместничьего управления и земских уставных грамот известно, что посады и черносошные волости Русского государства вплоть до конца 1550-х гг. находились в ведомстве казначеев. В то же время, дворецким как до, так и после земской реформы были подчинены только дворцовые села. Казна, таким образом, в первой половине XVI в. была ключевым правительственным учреждением Русского государства. Явное сужение сферы ответственности Казны произошло в конце 1550-х - начале 1560-х гг. после того, как заведывание посадами и черносошными волостями перешло в руки Посольского, Разрядного, Поместного приказов и Нижегородского (Казанского) дворца. По мнению Лисейцева, до 90% всех дьяков были дворянами, причем большинство из них (около 65%) начинали службу подьячими.

Большое научное значение имеют и приложения к книге: биографии дьяков и список приказных судей периода Смуты. Можно считать, что историки получили великолепный "вторичный источник": свод биографических данных дьяков и подьячих Смутного времени, основательно дополненный и исправленный по сравнению со справочниками Веселовского и Богоявленского.