В "Жалованной грамоте городам" Екатерина II предложила русскому обществу принципиально новый взгляд на город и городское самоуправление. Наряду с прежним принципом служения в основу отношений государства с городскими обществами был положен закон, что, фактически, превращало город в субъект права. Однако созданные в соответствии с Городовым положением 1785 г. органы городского самоуправления получили преимущественно негативную оценку в историографии.

Рассматривая причины неразвитости общественного управления, исследователи выделяли неготовность русских горожан к работе в новых учреждениях ¹ . Но, говоря об экономической слабости и неграмотности гласных, или заявляя о "темной забитой провинции", историки обошли стороной важный аспект этой проблемы - восприятие горожанами новых органов самоуправления.

"Жалованная грамота городам" значительно расширила городское сообщество, включив в его состав чиновников и разночинцев. Существование сплоченной городской общины считалось важным условием эффективной деятельности вновь учрежденных городских дум. Поэтому, рассматривая базовые категории картины мира русского горожанина, повлиявшие на его отношение к новым органам самоуправления, необходимо выделить представления о целостности городского сообщества.

В работах русских дореволюционных и западных ученых преобладало мнение, что в русском дореформенном городе не образовалось единого гражданства. Сторонники этого подхода утверждали, что городские общества представляли собой союз людей, искусственно объединенных государством общими обязанностями и повинностями. Признавая влияние государства на формирование сословий, нельзя, в то же время, отрицать существование многочисленных связей внутри посадских общин. Складывание городского сообщества представляло собой длительный процесс, первым шагом на пути которого стало осознание жителями местных особенностей характера и образа жизни по сравнению с другими городами.

На уровне обыденного сознания своеобразие Вятки широко проявилось в устном народном творчестве. Вятчане оценивали свою малую родину как "столицу", лучшее на земле место. Если судить по фольклору, то в представлениях посадских Вятка была не хуже Москвы или Петербурга ("вятские невесты и в столице к месту") ² . Простые горожане не только в пословицах видели родину центральным местом ("Вятка - всей земли матка"), но и в своей обычной речи называли Вятку "столицей", что было характерно в дореформенной России, как для крестьянства, так и для горожан провинциальных городов, где еще преобладала традиционная ментальность ³ .

Единство посадского населения наблюдалось не только на уровне сознания, но и поведения. Описывая в 1846 г. бал у вице-губернатора, Г. Каменьский сделал такое наблюдение: "Среднего сословия не было вовсе: если они собираются прийти, то не иначе, как гурьбой. Прежде чем какая-то семья собирается прийти, то сперва посылает в другие знакомые себе дома узнать, не собираются ли они идти" ⁴ . Это замеча-

Кустова Елена Витальевна - Вятский государственный гуманитарный университет.

стр. 134

ние, как и другие факты, указывает не только на единство мещанского и купеческого общества, но и на противопоставление его среде чиновников, разночинцев и других социальных групп, проживавших в городе.

Сложившаяся ситуация привела к утверждению в историографии мнения, что "Жалованная грамота городам" слишком поспешно расширила городскую общину, вводя принцип всесословности. Однако, следует сделать две оговорки. Во-первых, Городовое положение 1785 г. не провозглашало подобного принципа. В состав городского населения не вошли, например, проживавшие в большом количестве в городах крестьяне. Во-вторых, включения разночинцев и чиновников в состав города потребовали сами горожане. Так, в Наказе 1767 г. в Уложенную комиссию вятчане возмущались, что в городских службах, повинностях и раскладках, связанных с содержанием городского хозяйства, участвуют только мещане и купечество, остальные же слои, проживающие в городе, не включены в них ⁵ .

Правительство пошло навстречу требованиям горожан. Однако, расширение состава городских обывателей за счет чиновников и разночинцев, и, в частности, включение их в работу общественных учреждений, не дало желаемого эффекта, поскольку они видели себя, как правило, вне рамок местного сообщества. Причиной их отчужденности по отношению к податным слоям был не только их приезжий характер, но и особое положение в городе. Как отметила Л. Лаптева, у чиновников в отдаленных губерниях "сознание безнаказанности по причине удаленности от центра порождало соблазн поправить свои дела за счет всевозможных злоупотреблений, а отсутствие органичной связи с местным населением затрудняло осмысление местных интересов, лишало чиновника чувства причастности к местному сообществу" ⁶ . Это подтверждают воспоминания и официальные документы конца XVIII - первой половины XIX вв., которые дают не самую лестную характеристику вятских чиновников, как людей необразованных, бедных, раболепных, пораженных пьянством, ложью и взяточничеством ⁷ .

Свою негативную роль сыграли и существенные различия в ментальности. В центре мировоззрения чиновников, особенно прибывших из столиц, а также представителей нарождающейся интеллигенции, лежали ценности столичной, западной культуры, с позиций которых они нередко с презрением относились к провинциальной Вятке, считая ее "мерзким углом" ⁸ . Как писал Каменьский, "эти все прибывшие очень высокомерно смотрят на вятчан. Сказать "истинный вятчанин" - одно и то же, что "простак" - необразованный человек ... Не смеяться над ним считается признаком плохого тона" ⁹ . Не чувствуя себя гражданами города, они постоянно уклонялись от участия в общественном управлении и от несения общегородских повинностей. Особенно ярко это проявилось в конце XVIII в., когда для проведения выборов гласных или депутатов среди чиновников дума прибегала к помощи полиции и местной администрации ¹⁰ .

Большинство чиновников игнорировали думу в качестве органа городского управления, поскольку обладали более действенными рычагами воздействия на городские дела. Подобная картина была характерна для России в целом ¹¹ . В дальнейшем реально существующее положение было закреплено в законе 1824 г., который ограничил выбор дворян и чиновников на городские должности ¹² . Внутригородская разобщенность не была преодолена и к середине XIX века. Тем не менее, ситуация постепенно менялась. С начала XIX в. государство начало активно привлекать чиновников к работе городских комиссий и комитетов, деятельность в которых постепенно сближала их с податными сословиями. Обществу удалось добиться включения чиновников и разночинцев в постойную и пожарную повинности, а также в раскладку поземельных денег, которые расходовались на содержание полиции.

Горожане не возражали против записи крестьян в свое сословие. Но они были негативно настроены по отношению к многочисленным крестьянам, которые, пользуясь привилегиями мещанства и являясь серьезными конкурентами в местной торговле, не платили городских сборов и податей и не участвовали в общественных службах.

Можно говорить лишь об относительной целостности городского сообщества. Горожане обладали местным самосознанием, сформированным на базе традиционных ценностей и общности интересов. Закон, возможно, несколько поспешно расширил городское представительство, поскольку за рамками городской общины оказались многие сословные группы. Тем не менее, совместная работа в комиссиях и комитетах, а также стремление податных слоев включить другие сословные группы в общегородские сборы и повинности способствовали их постепенному сближению.

Существование сплоченной городской общины составляло необходимую базу для формирования сословных и общегородских интересов. Еще в XVII в. городские общины проявили свое единство через выдвижение совместных требований. В XVI-XVIII вв. горожане стремились к приобретению привилегий, которые условно можно разделить на три группы: получение приоритетного положения в торговле и произ-

стр. 135

водстве, ослабление государственного тягла, а также защита от притеснений и злоупотреблений местной администрации через переход под непосредственную юрисдикцию центральных органов власти ¹³ . Эти же требования прозвучали в Наказе вятчан в Уложенную комиссию 1767 года. ¹⁴ . Горожане не требовали широкого самоуправления, властных полномочий, тем более политических прав. Существование широкого самоуправления разорвало бы многовековую связь русского горожанина с высшей властью, в первую очередь с самодержцем.

Существование в XVIII в. общегородских интересов не вызывает сомнения. Но преобладали ли они над узко-сословными? По мнению советских исследователей, дума реализовывала интересы только высшего купечества. Материалы Вятской городской думы не дают оснований для подобных выводов: там, где вопросы касались собственно городских сословий, дума, за редким исключением, действовала в интересах всего города. Она занималась благоустройством города, содержала больницу, богадельню, общественные сады, приходские училища. Нередко дума отдавала предпочтение интересам мещанства, составлявшего большинство горожан. Например, она отказалась от закупки на средства всех горожан 2 "английских" заливных труб, рассчитанных на тушение пожара только многоэтажных домов, то есть домов крупных купцов, предлагая последним на свои личные средства купить машины. В 1834 г., когда после неурожая начался голод, дума в ответ на многочисленные обращения мещан предложила купеческому обществу собрать необходимую сумму для помощи бедствующим ¹⁵ .

Инициатива помощи беднейшему мещанству исходила, как правило, от городских голов - представителей крупного купечества. Так, городской голова Я. Ф. Гусев (1826 - 1828 гг.) видя невозможность мещан в срок собрать подати, предоставил взаймы от себя лично недостающие 4 тыс. рублей. Другой городской голова Я. А. Караваев (1829 - 1831 гг.) пожертвовал для нового здания общественной богадельни все необходимые принадлежности (кровати, белье, посуду, одежду). В некоторых случаях городской голова действовал даже вразрез с купеческими интересами. И. С. Колошин (1814 - 1816 гг.), считая своим долгом "доставить возможную пользу целому городу", стал инициатором разбирательства многих противозаконных дел в городе. В частности, по просьбе мещанского общества, он выступил против трех купцов, захвативших с подачи губернского правления лучшие места в городе для строительства лавок ¹⁶ . Таким образом, дума стремилась действовать в интересах всего города, порой отдавая предпочтение мещанству перед купечеством.

Чтобы города имели возможность эффективно защищать полученные права и привилегии, отстаивать свои коренные интересы, Екатерина II даровала новым органам общественного управления некоторые властные полномочия. Это стало возможно благодаря переосмыслению категории власти в российских реформах XVIII в. через призму европейских теорий. В российское общество были привнесены новые понятия закона и прав как базовых оснований власти. Нововведения требовали наличия в сознании горожан определенных ценностных ориентации, к которым следует отнести представления о власти, законности и самостоятельности.

На протяжении всего русского средневековья в основе взаимодействия общества и верховной власти лежал принцип служения. Этот тип отношений, постепенно ослабевая, тем не менее, господствовал на протяжении всего XVIII века. Несмотря на то, что Екатерина II освободила горожан от многих государственных повинностей (продажи казенной соли, вина, сбора казенных пошлин), в первой половине XIX в. городские общества продолжали удовлетворять многие государственные потребности. Вплоть до середины XIX в. в российском законодательстве действовал особый механизм правового регулирования социальных отношений, в центре которого лежал принцип условной службы монарху, или тягло ¹⁷ . Служба обусловливала получение тех или иных прав и привилегий, причем государство оставляло за собой право их ограничения и даже отмены ¹⁸ . В таких исторических условиях власть являлась относительной ценностью для русского сознания XVIII-XIX веков ¹⁹ .

Тем не менее, когда городам были пожалованы новые органы самоуправления с некоторыми властными полномочиями, этот шаг Екатерины II оценили многие российские города. Главное значение новых органов податное население видело в возможности почти на равных общаться с притеснявшей их местной администрацией и полицией. В руках общественного управления закон превратился в достаточно сильное орудие, хотя и не абсолютное: зачастую сильнее его оказывалась взятка. Отвечая традиционным представлениям о власти как о защитнице, дума в своей деятельности стремилась отстаивать интересы граждан и городских корпораций.

Усилению авторитета городского самоуправления способствовало появление ярких личностей городских голов, которые задавали общий тон деятельности думы. Представление о предназначении городского головы выразил в своем прошении один из обывателей: "Вы избраны на такую степень Провидением: слабого защитить, страждущему помочь" ²⁰ . Купец К. И. Клепиков отмечал, что в 1830-х - 1840-х

стр. 136

годах "... городские головы имели большое значение ... Выдающимися по своей деятельности и распорядительности для пользы города и общества в прежнее время были городские головы, купцы, потомственные почетные граждане: В. К. Аршаулов, Ар. Ив. Машковцев, Я. А. Прозоров и Н. Ив. Караваев. Аршаулов, хороший защитник общественных интересов, строго взыскивал с виновных и защищал невиновных. Служил он по желанию общества 12 лет ²¹ бессменно" ²² .

Вятская дума добивалась избавления города от незаконно наложенных на него служб и повинностей. Наиболее долгой была борьба за перевод перевоза в общественное содержание, передачу больницы из ведения думы в Приказ общественного призрения; затянулся переход ряда выборных должностей в разряд наемных ²³ .

Исполнение думой некоторых государственных функций и повинностей также имело свое положительное значение: самоуправление получило большие юридические возможности для защиты граждан от притеснений со стороны административно-полицейских органов, со своими жалобами могло уже идти до высших, столичных инстанций, что для частных лиц было немыслимо. Правовое положение горожан в конце XVIII - середине XIX вв., по сравнению с серединой XVIII в., улучшилось. Если в середине XVIII в. бессмысленно было возмущаться несправедливым распределением полицией постойной и других повинностей, то с появлением думы жалобы подобного рода не оставались без внимания. С 1820 г. Вятская дума, совместно с депутатом от чиновников, включилась в составление списков для несения пожарной повинности, хотя это и не было ее прямой обязанностью. Поводом для этого стали многочисленные жалобы горожан на неправильное составление полицией очередных книг. Кроме того, дума добивалась у властей для города особых прав и привилегий ²⁴ .

Через работу думы у вятчан формировались ценностные представления о законе и самостоятельности как необходимых условиях существования самоуправления. В западной историографии господствовала точка зрения, согласно которой русские горожане, будучи закрепощены государством, не испытывали потребности устроить свой общественный быт на принципах свободы и самоуправления вплоть до отмены крепостного права в 1861 году ²⁵ . В основу этого утверждения легли, в первую очередь, взгляды дореволюционной историографии. А. А. Кизеветтер, анализируя деятельность Московской шестигласной думы, пришел к заключению, что дума, опасаясь попасть под ответственность, избегала каких-либо самостоятельных шагов ²⁶ . Однако в провинции администрация была, как правило, слабее, чем в центре, а самоуправление, при наличии сильного купечества, достаточно развито. Показателен, в этом отношении, период правления в Вятке губернатора Ф. И. Фон-Брадке (1808 - 1816 гг.), когда многие дела решались в пользу отдельных богатых купцов, в ущерб всему мещанскому обществу, или даже городу в целом. Дума, встав на защиту средних слоев горожан, выступила с требованиями их пересмотра в губернском правлении. Несмотря на пришедший оттуда "строжайший выговор" за то, что дума "вошла не в свое дело", и пожелание, чтобы она "не осмеливалась входить впредь с подобными представлениями под опасением отдачи членов ея суду" ²⁷ , городской голова И. Колошин отправил свои жалобы на рассмотрение в высшие столичные инстанции.

Дума вставала на защиту своей самостоятельности и законного порядка не только в отношениях с администрацией, но и с равными ей органами. В первые годы своей работы, когда шел сложный процесс разграничения функций с городовым магистратом, она ревностно отстаивала свои права даже в мелких вопросах. Когда же магистрат выдвигал незаконные требования по более серьезным вопросам, дума даже не отвечала на них, считая подобные сообщения "наивысшею дерзостию" и "произволом". Городской голова и гласные считали, что "городская дума есть не изба мещанская, которая непосредственно подчиненностью от оного магистрата зависит, но место ... учрежденное в равном с оным магистратом достоинстве" ²⁸ .

Вводимые Городовым положением принципы и ценности преломились через традиционное мировосприятие. В новых общественных учреждениях вятчане увидели возможность официально противопоставить свои органы управления, как дарованные самодержавием, местной администрации.

Законы нередко становились эффективным средством защиты горожан, позволяя им отстаивать свои права и городские интересы не только перед лицом местных властей, но и высших, столичных инстанций. Благодаря деятельности думы, многие горожане почувствовали силу закона и ценность самоуправления, хотя непосредственное участие в нем нередко воспринималось как тяжелая повинность. В целом, необходимые представления горожан об участии в новых органах самоуправления или сложились, или находились в стадии формирования.

Однако деятельность думы наталкивалась на ряд серьезных препятствий, в первую очередь на экономические трудности и противодействие местной администрации. Кроме того, значительная часть времени и городских средств уходила на исполнение думой различных государственных задач. Серьезную негативную роль сыграл и

стр. 137

постепенный процесс обюрокрачивания думы. Все это подрывало веру общества в силу закона, приводило к падению авторитета думы как властного органа общественного управления. Тем не менее, в тех городах, где степень единения горожан была достаточно высока, существовал необходимый уровень экономического и культурного развития, а местная администрация была не очень сильна, горожане по достоинству оценили полученные права самоуправления, что способствовало осознанию в российском обществе власти, самостоятельности и законности как новых ценностей.

Примечания

1. ДИТЯТИН И. Устройство и управление городов России. Ярославль. 1877; ПАЖИТНОВ К. А. Городское и земское самоуправление. Пг. б.г.; СЕМЕНОВ Д. Д. Городское самоуправление. Очерки и опыты. СПб. 1901; ЛЕБЕДЕВ С. К., МИРОНОВ Б. Н. Новая концепция русского доиндустриального города. Манфред Хильдермайер о русском дореформенном городе. Государственные институты и общественные отношения в России XVIII-XX вв. в зарубежной историографии. СПб. 1994; НАРДОВА В. А. Городское самоуправление в России в 60-х - начале 90-х гг. XIX в. Правительственная политика. Л. 1984; ПИСАРЬКОВА Л. Ф. Развитие местного самоуправления в России до Великих реформ: обычай, повинность, право. - Отечественная история. 2001, N2, с. 3 - 27.

2. ЗЕЛЕНИН Д. К. Избранные труды. Статьи по духовной культуре. 1901 - 1913. М. 1994, с. 38 - 39, 93; СЕМИБРАТОВ В. В. В Москву и Питер за один вечер. - Кировская правда, 1995, N 13.

3. ПОРТЕН А. Затерянный уголок России. Воспоминания артиста. Париж. 1883, с. 3; МИРОНОВ Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII - начало XX в.): Генезис личности, малой семьи, гражданского общества и правового государства. СПб. 2000, т. 1, с. 330 - 331.

4. КАМЕНЬСКИЙ Г. Письма из ссылки. Киров. 1989, с. 156.

5. ЮРЬЕВ В. П. Состояние города Вятки в царствование императрицы Екатерины II. Очерки из истории городского общественного управления. Вятка. 1885, с. 17, 26.

6. ЛАПТЕВА Л. Е. Государственное управление и местное самоуправление в России. Городское самоуправление и государственная власть: история, политика, экономика, право. М. 1995, с. 11.

7. ГЕРЦЕН А. Былое и думы. М. 1973, с. 106, 228, 234; ГОМАЮНОВ С. А. Из истории местной администрации Вятской губернии в конце XVIII - начале XIX века (по материалам сенатских ревизий). Вятская земля в прошлом и настоящем. Киров. 1992, т. 1, с. 83 - 85; Из записок преосвященного Никодима Казанского. Труды Вятской ученой архивной комиссии. 1913, вып. I-II, отд. III, с. 79; КАМЕНЬСКИЙ Г. Ук. соч., с. 114, 116; ФОМЕНКОВА В. М. Вятка 40-х годов XIX века в письмах Генриха Каменьского. Вопросы истории Кировской области. Киров. 1974, с. 67 - 68.

8. КАМЕНЬСКИЙ Г. Ук. соч., с. 70.

9. ФОМЕНКОВА В. М. Ук. соч., с. 68.

10. Государственный архив Кировской области (ГАКО), ф. 630, оп. 8, д. 12, л. 29, 33; д. 29, л. 5 об.

11. КИЗЕВЕТТЕР А. А. Городовое положение Екатерины II 1785 г.: Опыт исторического комментария. М. 1909; РАБЦЕВИЧ В. В. Социальный состав органов городского самоуправления в Западной Сибири в 80-х гг. XVIII - первой четверти XIX в. История городов Сибири досоветского периода (XVII - начало XX в.). Новосибирск. 1977, с. 17.

12. Полное собрание законов Российской империи. СПб. 1830, т. XXXIX, N 30115, § 30.

13. ГОЛИКОВА Н. Б. К вопросу о правовом положении городского населения России конца XVI-XVII века - Русский город. М. 1990, вып. 9, с. 202 - 227.

14. ЮРЬЕВ В. П. Ук. соч., с. 13 - 27.

15. ГАКО, ф. 630, оп. 5, д. 39, л. 83 об. -85 об.

16. Там же, д. 28, л. 322, 432 об.; д. 42, л. 297; оп. 8, д. 92, л. 30; оп. 5, д. 16, л. 232, 563; д. 18, л. 293 - 294, 349 об, 337; д. 21, л. 100 - 104, 166 об.; оп. 8, д. 92, л. 30 - 33 об.

17. СОКОЛОВА Е. С. Сословное законодательство Российской империи: основные тенденции развития на примере привилегированного и полупривилегированного сословий (середина XVII - середина XIX вв.). Автореф. канд. дисс. Екатеринбург. 1995, с. 4.

18. ГОЛИКОВА Н. Б. Ук. соч., с. 225 - 226.

19. ЗАХАРОВ А. В. Народные образы власти. - ПОЛИС, 1998, N 1, с. 24.

20. ГАКО, ф. 630, оп. 8, д. 274, л. 76.

21. В действительности только семь с половиной лет. Он единогласно был избран обществом на второй срок, но не окончил его по причине внезапной смерти. Преувеличение срока, вероятно, было не умышленным, а, скорее свидетельствовало о том значении, которое он приобрел своей деятельностью в городе.

22. КЛЕПИКОВ К. И. Ук. соч., с. 37.

23. ГАКО, ф. 630, оп. 8, д. 9, л. 1 - 3; д. 274, л. 136; оп. 5, д. 14, л. 9 - 9 об.; оп. 8, д. 20, л. 1 - 2 об., 6, 18.

24. Там же, оп. 5, д. 20, л. 62 об, 240 об. - 241; оп. 8, д. 36, л. 38 - 39.

25. ЛЕБЕДЕВ С. К., МИРОНОВ Б. Н. Ук. соч., с. 32 - 33.

26. КИЗЕВЕТТЕР А. А. Ук. соч., с. 429.

27. Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 18, оп. 4, д. 111, л. 7, 11- 12, 65.

28. ГАКО, ф. 630, оп. 8, д. 7, л. 36 - 36 об., 55 - 55 об., 78 об., 96 об.