© И. Б. АЛЕКСАНДРОВА, кандидат филологических наук

М. Н. Муравьев - один из ранних русских сентименталистов, в творчестве которых только начинала складываться эстетика нового литературного направления. Лирике Муравьева еще свойственны отдельные черты классицизма и уже присущи некоторые темы предромантизма.

Главным предметом его поэзии становится душевный мир личности. Стихотворец создает новую эстетику поэтического, лирического языка, который способен запечатлеть субъективные ощущения автора, его внутренний мир. Начинает он как последователь Ломоносова:

И за кормой твоей, отважный Ломоносов,
Как малая ладья, в свирепый понт несусь...

("Избрание стихотворца")

Принцип иерархии жанров Муравьев отвергает:

Глас трубный одному на бранном поле сроден...
Другому сельский кров и плуг косой угоден...

(Там же)

стр. 3

Классицистическая категория "вкус", предписывавшая изображать лишь "облагороженную природу", также трансформируется. Поэт может воссоздавать силой творческого воображения - "мечтанья" - и картины "прекрасной" природы ("Где сладостной твоей улыбкой Яснеют небеса, вздыхают ветерки"), и образы ужасного, трагического, катастрофического ("Во основаниях колеблется природа... И потрясаются столпы небесна свода").

Значение поэтического дара, создающего новый мир, велико как для Ломоносова, так и для Муравьева. Это "мечтанье" дает возможность почувствовать себя "малым" божеством, творящим свой космос. Но мироздание у поэтов разное: у Ломоносова это "пересозданная", "очищенная", облагороженная "парящим", "одухотворенным разумом" Вселенная, лишенная той дисгармонии, которая наблюдается в обществе; у Муравьева же "воображение" очаровывается естественной красотой природы:

...пленяйтесь простотою,
Она должна стихов быть ваших красотою...
Природа красоты исполнена сама...

("Опыт о стихотворстве")

Для него Ломоносов - это, прежде всего "гордый" певец, который блестяще умеет "лиры смешивать с военною трубою" и "всюду следует" за "дщерью неба" - Музой. Это поэт "высокого"; мысль его - в небе или "бурном понте". Сам же Муравьев избирает не трубу, а лиру или даже свирель; самое его объявление себя последователем Ломоносова прочитывается неоднозначно:

И за кормой твоей...
Как малая ладья, в свирепый понт несусь.

Это соположение в соседствующих строках "кормы" и "малой ладьи" воспринимается как невольная, бессознательная самохарактеристика Муравьева - певца не "бурного", а "тихого", умиротворяющего. Его муза - "скромная", способная вернуть "суеты ребячества", доставить "счастье... воздыхать... о нимфах и эротах"; его "мечтание" - это "чувствительности глас", возможность уйти от мира реальности в мир грезы, которую бережно хранит душа поэта:

О милое мечтанье,
Родись в душе моей
И тайно обитанье
Создай себе ты в ней.

("О милое мечтанье...")

стр. 4

Культ "мечтанья" и "чувствительности" делает Муравьева поэтом преимущественно сентиментального направления. Не "подражание древним", не воссоздание, пусть и творческое, образов и сюжетов античности - "золотого века" поэзии, а следование "велению сердца", стремление передать "движения души" в "движении слога", творение поэтического мира "волшебным жезлом" - вот единственно верное понимание назначения поэзии, по мнению сентименталистов.

Лучше всего "движения души" ощущаются перед лицом Природы. Душевный настрой поэта окрашивает пейзаж в лирические тона, соответствующие тому или иному переживанию: "мгновенье каждое имеет цвет особый" - "он мрачен для того, чье сердце тяжко злобой", а "для доброго - златой". Движения души, и жизнь Природы взаимопроникают друг в друга, сливаются:

К приятной тишине влечется мысль моя,
Медлительней текут мгновенья бытия.
Умолкли голоса; земля покрыта тьмою,
И всё ко сладкому склонилося покою.

("Ночь")

Здесь всё в единстве: мысль, бытие, время, звук, цвет, состояние души. По своей емкости это четверостишие приближается к гармоничному переплетению многоликих проявлений жизни во Вселенной, наблюдаемому в стихотворениях Тютчева:

Тени сизые смесились,
Цвет поблекнул, звук уснул - 
Жизнь, движенье разрешились
В сумрак зыбкий, в дальний гул...
Всё во мне, и я во всём!..

("Тени сизые смесились...")

Как мимолетно-переливчаты, "тихи", "неярки" ощущения души, так причудливо-неясны и узоры колеблющихся теней:

Уединение, молчанье и любовь
Владычеством своим объемлют, тихи сени,
И помавают им, согласны с ними тени...

Природа и человек образуют в лирике Муравьева глубинное единство; граница между ними подвижна; эмоциональное ощущение лич-

стр. 5

ности часто уподобляется состоянию природы, возникает своеобразный психологический параллелизм:

Воображение, полет свой отложив,
Мечтает тихость сцен, со зноем опочив.
Так солнце, утомясь, пред западом блистает,
Пускает кроткий луч, и блеск свой отметает.

("Ночь")

Природа и человек как бы включаются в единую духовную цепь, имеют единую мировую душу; вот почему и слово в поэзии Муравьева воспринимается по-новому: как пишет Г. П. Гуковский (Гуковский Г. М. Н. Муравьев // Русская литература XVIII века. М., 1939. С. 308), оно становится образом - "символом эмоции", дающим возможность приблизиться к истокам человеческого и природного бытия, запечатлеть их духовное родство, теснейшую изначальную связь "личностного" и "природного". В частности, в произведении "Ночь" "слова - символы эмоции... строят лирическую волну, составляющую основу стихотворения": приятная тишина, сладкий покой, прохлада, освежает, воображение, туман, усыпленная роща, спокойные луга, тихое веянье, уединенье, молчанье и любовь, кроткий луч, обманчивы мечты. Они создают впечатление изменения картин природы - от дневного "зноя" до ночной "прохлады" - и постепенного перехода сознания от тихого созерцания к ночному сновидению.

Муравьев, таким образом, "осуществляет первые подступы к созданию особого специфически-поэтического языка, суть которого не в адекватном отражении объективной для поэта истины, а в эмоциональном намеке на внутреннее состояние человека - поэта" (Указ. соч. С. 308). Он создает особую лексику "сладостного", которая позволяет говорить о Муравьеве как об авторе, использующем принципы "легкого стихотворства" в своем творчестве. Начавший как "пламенный поклонник Ломоносова", он сближается затем с поэтами сумароковской школы, а в зрелом творчестве выступает как апологет "легкой поэзии" (Проскурин О. А. М. Н. Муравьев // Жизнь и поэзия - одно. Стихотворения. М., 1987. С. 408).

Один из ранних манифестов "легкой поэзии" заключен в стихотворении Муравьева "Общественные стихи". В качестве примера "легкого стихотворства" поэт приводит творчество "Дората" (то есть Дора, французского поэта), произведениям которого свойственны "легкий смех", "вкус во обхожденье". Содержание "легкой поэзии" - преимущественно воспевание любви:

... Доратовым пером
Амур писал свое изображенье.

стр. 6

Кроме того, "жрец Амура" "живет в приосененье с Овидием и Тейским стариком", то есть с Анакреонтом, - следовательно, анакреонтика повлияла на "легкое стихотворство" и в жанровом, и в тематическом отношении, обусловив появление мотива воспевания земных радостей, вина, любви. Эти стихи - "мгновенья плод... свободны и легки. Они, как бабочки в роскошном лете, Летают вкруг, садятся на цветки, Но на одном не могут быть предмете". Не удивительно, что "легкая поэзия" развивается преимущественно в творчестве сентименталистов, предпринявших попытку научить общество чувствовать: эти произведения воплощают мимолетные состояния, оттенки чувства и, таким образом, показывают читателю эмоциональные возможности сердца. К тому же принципами сентиментализма были естественность, искренность, стройная композиция, простота слога, музыкальность. Все это обусловило расцвет "легкой поэзии" в 80-х годах XVIII века.

Для Муравьева "легкие стихи" были не просто еще одним жанром или еще одной попыткой выразить личностное начало. Это был новый путь развития поэзии в целом, открывавший возможность соединить "голос сердца" с "рассуждением", ввести лирическое начало в поэзию. Свое отношение к нему Муравьев передал в "Послании о легком стихотворении к А. М. Брянчанинову" (1783 год): "...поэзия должна Из живописи быть, с музыкой сложена", то есть образность должна сочетаться с музыкальностью.

Поэт выступает за "чувствование", за "полный мыслей слог, за живописно око". Интересно, что в стихотворении 1783 года "чувствование" стоит уже на первом месте; за ним следует "полный мыслей слог", - так Муравьев охарактеризовал особенность строения фразы у сентименталистов, имеющую значительный объем из-за включения обособленных, вводных, вставных синтаксических конструкций, использования многочленных сложных предложений или ряда однородных членов. Подобная структура поэтической фразы должна была отражать живое, непосредственное развитие мысли стихотворца, передавать ее движение глубоко и полно.

И лишь после этих двух особенностей Муравьев называет "живописно око", "прелести ума" и "мастерство писать", отмечая типичные для поэзии Ломоносова яркую образность, приоритет "разума" и навык стихотворца. А требование "прежде чем писать, умейте говорить" отразится, преломившись определенным образом, в литературно-критических высказываниях Карамзина: "Русский кандидат авторства, недовольный книгами, должен закрыть их и слушать вокруг себя разговоры, чтобы совершеннее узнать язык... французы пишут как говорят, а русские обо многих предметах должны еще говорить так, как напишет человек с талантом" (Карамзин Н. М. Отчего в России мало авторских талантов? // Русская литературная критика XVIII века. М., 1978. С. 320).

стр. 7

Обретение Прекрасного в "простоте"; умелая композиция, отражающая непрерывное течение мысли поэта; благозвучие, музыкальность слога; "чувствительность", привносящая субъективное начало; особое пунктуационно-синтаксическое "оформление" фразы - таковы правила, предложенные Муравьевым для российской поэзии.

Они блестяще воплотились в стихотворении Муравьева "Богине Невы". Написанные хореем (самым "древним" размером силлабо-тонического русского стихотворства), эти строфы являют собой воплощение изящной образности:

Между тем как резвых граций
Повторяешь образ ты,
Повергая дани наций
Пред стопами Красоты.

Строки стихотворения "Ночь" дают примеры звукописи: "Медлительней текут мгновенья бытия..."

Употребление сонорных м, л, н усиливает впечатление плавного течения мысли, постепенного прихода ночи, а использование в качестве ударных (главных в звуковом оформлении строки) сначала гласных верхнего подъема и, у, затем - среднего э и, наконец, нижнего а подчеркивает шаги неторопливого шествия времени (от дня к ночи) и мысли (от "суеты" к "приятной тишине").

"Сладостный" стиль создавался не только средствами лексики, но и фоники (поэт сополагает, сочетает в строке звуки, вызывающие определенное настроение, то есть использует прием, получивший в современном литературоведении название "звуковой символизм").

В творчестве Муравьева, как уже говорилось, начинается "сдвигание" жанровых перегородок, изменяется оценка жанров с точки зрения их пригодности для выполнения главной задачи сентиментализма - изображения чувствительного сердца. Постепенно развиваются такие поэтические формы, как дружеское послание ("Послание о легком стихотворении к А. М. Брянчанинову", 1783 год); анакреонтическая и горацианская лирика ("Размышления", "Приглашение", "Желание зимы", "Разлука", "Буря", "Итак, опять убежище готово" и др.); сонет ("Сонет к Василию Ивановичу Майкову", "Сонет к музам", "Возвращение весны", "Сонет. На смерть родственницы г. Буало-Депрео"). Все эти жанры были на периферии классической системы поэзии, но обрели "второе рождение" в творчестве сентименталистов, чьи взгляды во многом сформулировал Муравьев.

Однако он был не только художником сентиментализма, но еще и просветителем, выступавшим за создание национальных образцов по-

стр. 8

эзии, которые смогли бы показать россиянам героические характеры, исторические события, передать дух нации, отразить лицо народа. Этим целям отвечают такие стихотворения поэта, как "Храм Марсов", "Военная песнь", оды из сборника 1775 года.

В стихотворении "Храм Марсов" Муравьев уже в первой строфе формулирует свою просветительскую задачу:

Имейте гордость благородну
Топтать геройской славы путь,
Известный воинов судьбою...

Далее Муравьев рисует портреты известных воинов - Ксенофона, Аннибала, Кесаря, Сципиона, Ахиллеса, "героя бестрепетного Марона". В ряду этих античных примеров мужества оказываются и российские герои - Александр Невский, Шереметьев, Голицын, русские князья Игорь, Олег, Святослав, Владимир, Дмитрий Донской, Минин и Пожарский, царь Алексей Михайлович, Петр Первый и др.

По жанру это стихотворение напоминает оду: 4-стопный ямб, десятистрочная строфа с типичной схемой рифмовки - abab cc deed. Использование образов из античной истории, а также мифологических и аллегорических; употребление риторических фигур вопрошения, обращения, заимословия, отвращения; следование принципу "лирического беспорядка", вызванного полетом вдохновенного ума, - все это было в одах "бессмертного Ломоносова", как именует его Муравьев в стихотворении "Видение". Ода Муравьева - это торжественный жанр, в котором стихотворец повествует о "высоком", героическом, важном для всей нации: "Истории там важна Муза Свои уроки раздает..."

Этот жанр наиболее "удобен" для воспитания героической личности, для формирования высоких нравственных качеств: чести, храбрости, твердости духа, патриотизма, добродетели - тех свойств, которые отличают "просвещенный разум", понимаемый как способность к размышлению и "высокому" чувству. Таким образом, ода - жанр со строго регламентированной тематикой ("похвальная", "духовная") - исчезает, но особенности ее как торжественного стихотворения поэты последней четверти XVIII века продолжают использовать в тех случаях, когда необходимо прославлять "высокое".

Анакреонтические и горацианские мотивы обрели свое воплощение в жанрах медитативной лирики ("Неизвестность жизни"); дружеского послания ("К Хемницеру"), в котором явственно звучат элегические ноты "приятной грусти" и сентиментальные мотивы гармонии души человека и души природы; идиллии ("Сельская жизнь"); философской горацианской лирики ("Размышление").

стр. 9

Начав со сборника "Оды", где были стихотворения на военную тему и "стихи во знак чувствительной души", Муравьев впоследствии сформулирует тезис о "произволе поэта" в стихотворении "Сила гения", скажет о "всесильном сумашествовании" и тем самым даст основание современным исследователям объявить его зачинателем русского предромантизма и даже - "романтиком" (Федоров В. И. Литература 1760 - начала 1770-х годов // История русской литературы XVIII века. М., 1982. С. 176). Поэт, пожалуй, впервые в русской поэзии заговорил о существовании двух миров - реального, "где скользок счастья путь", и воображаемого:

Нам мал тот мир, что видим каждый день,
В невидимый мы любим посещенья,
Прелестных снов мы осязаем тень.

Принцип двоемирия, как известно, ложится в основу эстетики романтизма. Романтическое звучание имеют и строки из стихотворения "Скоротечность жизни". Но мотивы просветительства, сентиментализма, романтизма настолько своеобразно переплетаются в творчестве Муравьева, что его поэзию можно рассматривать как лучшую иллюстрацию того явления, которое П. Н. Берков назвал "постклассицизмом" (Берков П. Н. Основные вопросы русского просветительства // Проблемы исторического развития литератур. Л., 1981. С. 195).

Творчество Муравьева отразило переходное состояние русской поэзии - от произведений Ломоносова и Сумарокова к творениям Карамзина. Не всегда выдерживался принцип "чистоты жанров": появились элегико-философские ноты в дружеском послании "К Хемницеру"; одический стиль в стихотворении "Храм Марсов"; жанр "путешествия", типичный для сентиментальной прозы, принял стихотворную форму в произведении "Путешествие", в художественное пространство которого поэт ввел образ лирического героя.

Поэтическая манера Муравьева вырабатывалась в ходе экспериментирования с ямбом, хореем, дактило-хореическим размером, с пиррихием (как, например, в стихотворении "Роща"), со звукописью, как в стихотворении "Богине Невы":

Полон вечер твой прохлады;
Берег движется толпой,
Как волшебной серенады
Глас приносится волной.

Повторение сочетаний ол, ла, ударных гласных о, а в рифмующихся словах этой строфы создает впечатление плавного движения, "текучего" изменения состояний Природы.

стр. 10

Творчество Муравьева стало важным шагом на пути развития русской поэзии, как в идейно-тематическом, так и в жанрово-стилистическом смысле.

В качестве яркого примера свойственного поэту "сладостного" стиля приведем еще две строфы из стихотворения "Богине Невы":

Я люблю твои купальни,
Где на Хлоиных красах
Одеянье скромной спальни
И амуры на часах...

Ты велишь сойти туманам,
Зыби кроет тонка тьма,
И любовничьим обманом
Благосклонствуешь сама.

стр. 11