(О ТВОРЧЕСТВЕ М. ИЛЬИНА) Оглядываясь на славный сорокалетний путь развития советской " литературы, с особым благодарным вниманием останавливаемся мы на первых поисках способов описания всего нового, врывавшегося в жизнь вместе с социалистической индустриализацией. Писатель неизбежно становился активным участником стройки. Но он не мог оставаться только ее голосом, как ни важна была сама по себе эта функция журнального и газетного очерка. С развитием социалистического строительства со все большей остротой обозначалась необходимость художественного обобщения процессов, происходивших в стране в целом. "Мы, очеркисты, - писал, прощаясь с "бессонным и роскошным" временем первых пятилеток, Борис Агапов, - были репортерами, ревизорами, эркаистами, агитаторами, экономистами, изыскателями. Мы превращались из автомобильщиков в электриков, из горняков в рыбоводов. Мы рвали наши романы после первого объяснения в любви и на оборотной стороне наших пьес писали телеграммы. И мы по-настоящему поняли, как все это было нужно только тогда, когда мы увидели, что нужно не только это..." Мысль писателя должна была приобрести способность поймать, подметить и сохранить для истории ключевые особенности переживаемого человечеством этапа. А одна из таких главных особенностей этого - послеоктябрьского - этапа заключалась в том, что впервые в мире наука была положена в основу хозяйственного строительства. Впервые весь труд, вся коллективная энергия "планомерно и непрерывно вносит в стихийную игру сил природы разумное начало, равно полезное всем людям, а не какой-либо одной группе узурпаторов физической силы и разума труда народа", - как об этом говорил Горький. стр. 125 -------------------------------------------------------------------------------- В деятельности академической Комиссии по изучению производительных сил, которая в ленинском "Наброске плана научно-технических работ" приобрела новую идейную основу для развития своих исследований, в работах коллектива ученых, трудившихся над первым планом электрификации России, наконец, в контурах первой пятилетки проявилась тенденция научного решения всех народнохозяйственных проблем. Вместе с тем, с первых лет существования Советской 'власти взаимодействие, взаимопонимание разъединенных некогда наук стало рисоваться не отвлеченным пожеланием, не предсказанием лишь, которое требовало огромной смелости мысли от Энгельса в те годы, когда он работал над отдельными главами "Диалектики природы". К этому реально звали уже новые задачи единого общественного хозяйства, впервые объединенного в руках одного разумного хозяина - народа. Практически намечавшаяся линия сближения отдельных областей знания также требовала своего литературно-публицистического выражения, требовала оформления в сознании миллионных масс. То обстоятельство, что всем строем своих идей, характером образов, волновавших его воображение, М. Ильин был подготовлен к тому, чтобы в числе первых ответить на эту ответственнейшую задачу, многое объясняет в читательском его признании. А признание это мировое. Недавно был проведен подсчет количества изданий отдельных произведений советских авторов за рубежами нашей страны. На одном из видных мест по читаемости во всем мире согласно этой статистике оказался М. Ильин, книги которого вышли в разных 'странах мира почти двумястами изданиями. Этот факт поразил некоторых литературных снобов. "Помилуйте, ведь это несюжетная литература, это даже не очерки о людях, - говорили они. - Откуда же такой успех?" Непонимание общественного значения той работы, которую начал М. Ильин и которую выполняет народившаяся в советской стране научно-художественная литература, весьма распространено. Тем более важно задуматься над литературной историей произведений одного из родоначальников этого нового жанра, над их успехом у разновозрастной читательской аудитории, далеко выходящей за пределы одной страны. М. Ильин писал для детей, но его широко читали и читают взрослые. Этим лишний раз подчеркивается условность той границы, которая отделяет детскую литературу от литературы взрослой. Известно, что взрослые - наиболее распространенная категория читателей детской, в частности, научной книги. Что касается самого М. Ильина, то он неоднократно утверждал, что всякая хорошая книга для детей непременно должна быть интересна и для взрослых. Он с удовольствием рассказывал о том, как маленькая дочка знакомого профессора сказала ему однажды: "В детской литературе есть книги, которые неплохо было бы переработать для взрослых". Он весело с ней соглашался, думая, что до сих стр. 126 -------------------------------------------------------------------------------- пор делалось обратное: взрослые книги "перерабатывались для детей". Художественную ценность повествований М. Ильина Горький видел в показе того, как "энергия людей, освобожденных от необходимости борьбы друг с другом за кусок хлеба, вступает в борьбу с природой за власть над нею". Ромен Роллан, оценивая в свое время с литературной стороны работы М. Ильина как "маленькие шедевры", писал, что "ни одна книга не передает так ясно и общедоступно великое значение героической работы Советского Союза". Китайские издатели сообщали, что книги М. Ильина "завоевали большое восхищение китайской молодежи, так как они вводят ее в новый мир, в царство науки". И эти признания не остались голословными: Китай один из первых предпринял издание полного собрания сочинений писателя. Откликаясь на известие о смерти М. Ильина, французская газета "Леттр франсез" писала о нем как об одном из "самых больших поэтов, существующих в мире". Число подобных высказываний можно было бы легко умножить, но это нас нисколько не приблизило бы к ответу на вопрос: каковы субъективные предпосылки этого успеха и какими средствами он реализован? * * * Свою любимую книгу "Как человек стал великаном"1 М. Ильин посвятил памяти Горького, кем была подсказана самая тема этой книги. Рассказывая о своих встречах с Горьким, М. Ильин вспоминал один из разговоров на эту тему, который произошел в Горках. - Дело было вечером, - рассказывал он. - Света еще не зажигали. Мы сидели в полутемной комнате у остывающих стаканов с чаем. Над лугами проступали первые звезды. Алексей Максимович заговорил о бесконечности пространства, в котором рассеяна материя, Вот она собирается в звезды, от звезд отделяются планеты, возникает жизнь, возникает мыслящая материя, в которой природа осознала себя. Достоевский когда-то сказал устами одного из своих героев: "Широк человек, я бы сузил". А вот Горький требовал наоборот - рассказать детям о человеке-преобразователе мира, о высотах, которые человек может завоевать и завоюет... Мысленно прорываться в безграничные просторы Вселенной, сквозь тысячелетия, которыми измеряется история жизни на нашей планете, - можно ли представить себе замысел, который был бы более по душе Ильину. Об этом позволял судить вдохновенный -------------------------------------------------------------------------------- 1 Книга написана М. Ильиным в соавторстве с Е. Сегал. Это творческое содружество складывалось на протяжении долгих лет. Не всегда на титульном листе совместно изданных книг значатся оба имени. Но от имени одного или двух авторов выходили книги, - они рождены в их дружеском союзе. Поэтому мы в дальнейшем специально не будем оговаривать соучастие Е. Сегал в творчестве М. Ильина. стр. 127 -------------------------------------------------------------------------------- гимн познанию, заключенный в рассказе о рождении Человека-Великана. ...В один из моих приездов в маленький лесной домик под Москвой, где в последние годы безвыездно жил больной Ильин, он заговорил о медленности писательского труда. Как мало творческих замыслов удается осуществить за короткий срок, отпущенный человеку на то, чтобы он мог оставить свой след на Земле! Подточенный болезнью, Илья Яковлевич уже очень ослабел и эта невеселая мысль, видимо, часто посещала его. Скрытая связь идей привела его к мысли о собственных незавершенных трудах. Он открыл стол и, немного порывшись среди рукописей, с живостью вытащил тетрадь в переплете, аккуратно завернутую в бумагу. Чувствовалось по всему, что здесь были собраны какие-то сокровенные и близкие сердцу записи. И, действительно, я никогда не видел у Ильи Яковлевича такого радостного оживления, - не преувеличивая скажу - упоения, с которым он читал отрывки из книги о мироздании, писавшуюся им урывками, иногда в течение целого года выраставшего лишь на несколько страничек. Эти материалы предназначались не только для детского чтения. Ильин набрасывал в своих записях, поначалу как бы для себя, картину мира, которая непрерывно расширялась и обогащалась новыми подробностями, по мере развития астрономических исследований. Непрерывное открытие мира и было по существу сюжетным стержнем этого своеобразного научно-литературного дневника. Воображение Ильина было потрясено, в частности, совсем недавним открытием новых и сверхновых звезд. Рождение миров! На наших глазах! Конечно, с учетом того, что лучи, источаемые светилом, вспыхнувшим очень далеко, приносят нам весть об этом через десятки, а иногда и сотни лет. Во всяком случае, рождение миров, происходящее в соизмеримые с нашим летоисчислением отрезки времени! Астрономические наброски М. Ильина, пересыпанные научными терминами (он никогда не допустил бы их в отработанной текст) и философскими обобщениями, остались незавершенными. Я упоминаю о них для того, чтобы отметить, что эти записки в самых ученых местах оставались заметками писателя. Ученый и поэт мыслят по-разному, но эти столь различные струи человеческого творчества сливаются чаще, чем мы это подозреваем. М. Ильина радовали своими практическими следствиями результаты научного прогресса, но с неменьшим энтузиазмом он отмечает в них торжество познающей мысли, борющейся с незнанием. Знаменитое горьковское положение: изображать науку и технику не как склад готовых открытий и изобретений, а как арену борьбы, где человек преодолевает сопротивление материала и традиции, - Ильин исповедовал как высочайший символ своей литературной веры. Но если другие шли за вдохновением и материалом для своих писаний о науке непосредственно в лабораторию, Ильин чаще всего стремился выступить в качестве литературного оруженосца цеха стр. 128 -------------------------------------------------------------------------------- теоретиков. Будь он ученым (а для этого в его биографии инженера-химика были все предпосылки), он стал бы участником теоретических школ, которые работают на крайних рубежах познания, творческими гипотезами прокладывая новые пути опыту. И в литературе его по большей части интересовал не конкретный эксперимент и даже не сам его исполнитель, а, если можно так выразиться, приключения мысли, логика и методология естествознания, которые неотрывны, разумеется, от самого предмета исследования, но представляют собой особый познавательный инструмент. Это прежде всего инструмент обобщения. Однако, с наслаждением проникая в бездны отвлеченности, Ильин никогда не изменял своей литературной сущности. Литературу называют "человековедением", но есть ли что-либо более человечное, чем человеческая мысль? * * * Все эти пристрастия и устремления М. Ильина запечатлелись в книге "Как человек стал великаном". В ее сюжете выражен конфликт, который неограниченно долго будет продолжать жить в литературе. Сопротивление косных сил природы и торжество победоносного разума и труда - таково существо этого вековечного конфликта. Нельзя пересказать книгу, но можно очертить замысел, положенный в ее основу. Обобщающий образ, на котором построена книга, заимствован у Маркса. Говоря о развитии средств труда, Маркс показал, как предмет, данный самой природой, становится органом деятельности рабочего, органом, который тот "присоединяет к органам своего тела, удлиняя, таким образом, вопреки библии, естественные размеры последнего". Рассказ о том, как человек в этом смысле стал великаном, - рассказ о развитии технической мощи современного человека - М. Ильин ведет во многих своих произведениях и во второй части книги "Как человек стал великаном". В первой же части книги под этим названием М. Ильин рассказывает, как человек стал человеком. Труд - первое основное условие человеческого существования - и это в такой мере, что мы в известном смысле должны сказать: труд создал самого человека. Это положение Энгельса целиком определило содержание книги, которая тем самым получила право претендовать на участие в формировании, первооснов материалистического мировоззрения ребенка. Но самое добросовестное пояснение энгельсовской идеи, самый обстоятельный комментарий не в состоянии помочь читателю освоиться с ней так глубоко, так органично, как этого можно достичь при посредстве ярких и сильных образов. М. Ильин отнюдь не пытается переложить на какой-то упрощенный "детский" язык трудную теорию антропогенеза. Он строит оригинальную стр. 129 -------------------------------------------------------------------------------- систему научно-художественных образов, воздействуя на воображение читателя, заставляя служить своей задаче его поэтическую память. Здесь дело, конечно, не в подборе разнообразных эпитетов и цветистых сравнений, беллетризирующих речь, придающих ей обманчивую живописность. В научно-художественной книге эпитет должен быть экономен и точен, а сравнение должно быть пропущено через особо строгий фильтр научной проверки. Опыт доказывает, что именно злоупотребление различными сопоставлениями, убедительными внешне, но не продуманными и зачастую порочными по существу, создает в изложении общую атмосферу лженаучности, против которой так справедливо протестуют ученые. Творческая установка М. Ильина ничего общего не имеет с дешевой виньеточной метафористикой. Есть такой речевой шаблон, из числа тех, которые впору присоединить к флоберовскому словарю прописных истин: "Волен, как птица". Книга начинается с разоблачения этой сентенции. Словесный штамп рожден приблизительным, поверхностным наблюдением над явлениями природы. В противовес ходячему представлению, книга вводит в широкий обиход запоминающийся образ мира, поделенного на клетки, в которых живут пленники - животные, связанные со средой, к которой они приспособились. Этот образ возник в науке, а книга развила его и сделала достоянием самой широкой аудитории. Прочитав ее, уже нельзя не видеть в каждом животном "задачи, решенной жизнью". Условие этой задачи - это условие существования животного, а в ответе самые различные его признаки: лапы, крылья, клювы, повадки, привычки. А над всем этим - человек, который один только научился сам для себя создавать условия своего существования, начав с вычеркивания тех, которые ему не подходят. Итак, свое мысленное путешествие по тысячелетиям М. Ильин начинает с того времени, когда человек был не великаном, а карликом, не хозяином природы, а ее рабом. У него было так же мало власти над природой, так же мало свободы, как у любого зверя в лесу, у любой птицы в воздухе. Как и все другие жители лесов и степей, он был привязан к своему месту в мире невидимой цепью - зависимостью животного от условий его существования, "цепью питания". Сотни тысяч лет прошло прежде, чем наш лесной предок стал настолько свободным, что смог выйти в степи, в безлесные районы. Для этого он должен был спуститься с дерева и научиться ходить по земле. Чем больше были заняты его руки, тем чаще ногам приходилось самим справляться с ходьбой. Так, "руки заставляли ноги ходить, а ноги освободили руки для работы". И на Земле появилось новое, невиданное ранее существо, которое передвигалось на задних лапах и работало передними. Когда человек только становился человеком, он на первых порах не делал, не изготовлял, а собирал свои каменные "когти и зубы". Бродя по речным отмелям, он подолгу разыскивал острые камни, стр. 130 -------------------------------------------------------------------------------- обтесанные и обточенные самой природой. Но вот люди начинают сами делать из камня то, что им надо, - начинают делать орудия. Произошло то, что потом не раз повторялось в истории человечества: естественное, самородное люди заменили искусственным. Вначале люди еще не умели сами создавать материал для своих орудий. Они начали с того, что научились придавать новую форму тому материалу, который находили в природе готовым. И М. Ильин ведет читателя "по следам рук", по тем следам, которые оставил человек, сначала искавший материал для изготовления искусственных когтей и зубов, а затем - начавший делать из камня такие орудия, каких никогда не было у животных. Придумав орудия, которые ускорили труд, люди освободили для себя часть времени, затрачиваемого на этот труд (Ильин остроумно называет этот процесс "добыванием времени"). Улучшив условия своего существования, люди стали расселяться по всей Земле. Теперь уже человеку незачем было пастись, собирая растительную еду. За него паслись бизоны, лошади, мамонты. А когда человек их убивал, он сразу завладевал запасом вещества и энергии, которые создавались в течение многих лет. И вот, наконец, человек принялся строить для себя в огромном холодном мире собственный маленький и теплый мир с искусственным небом, под которым нет ни дождя, ни снега, ни ветра, с искусственным солнцем, которое светит ночью и греет зимой. Это и есть начало создания того, что Горький называл "второй природой". Люди не рождаются с готовыми навыками. Они учат и учатся, и каждое поколение что-то прибавляет от себя в общую кладовую человеческого опыта. Этот опыт растет, люди все более узнают законы природы, и человеческому обществу все меньше остается неизвестного. Эта "школа-тысячелетка", которую проходит человечество все в целом, и сделала человека тем, чем он есть: дала ему и науку, и технику, и искусство, дала ему всю культуру. Общий труд научил человека говорить. А научившись говорить, он научился и думать. Напряженным трудом - трудом многих тысяч поколений, человек заработал себе свой ум. М. Ильин в своей книге восстанавливает увлекательную историю о том, как были разысканы и опознаны отдельные вехи развития культуры, например, как были найдены "обломки жестов", как удалось восстановить движение давно истлевших рук. Он заканчивает свой рассказ величественным обобщением: "Поколение за поколением уходило в прошлое. Исчезали бесследно люди и племена, рассыпались в прах, не оставляя памяти по себе, города и селения. Казалось, нет ничего, что устояло бы перед разрушающей силой времени. Но опыт человечества не исчезал. Побеждая время, он оставался жить в языке, в мастерстве, в науке. Каждое слово в языке, каждое движение в труде, каждое понятие в науке - это собранный, соединенный вместе опыт поколений. Труд этих поколений не пропал даром, как не пропадает в реке ни один из ее при- стр. 131 -------------------------------------------------------------------------------- токов. В реке человеческого опыта слит в одно целое труд людей, которые жили когда-то, с трудом людей, которые живут сейчас". Знания, добытые учеными десятков поколений, сливаются воедино, и из этого сплава писатель отливает человеческий образ юного Великана, делавшего свои первые шаги по стезе культуры. Свой эпический рассказ об этом М. Ильин нет-нет и прерывает эмоциональным обращением к читателю, чтобы передать ему не только факты и мысли, "о и свой восторг и свое преклонение перед всеми мастерами, "которые "а протяжении многих веков - изобретали и улучшали орудия, отыскивали новые материалы и новые способы работы". Он адресуется к тем, кто любит свой труд, - к молодым столярам и плотникам, металлургам и химикам, строителям станков и самолетов, домен и кораблей, к тем, кто знает, как трудна борьба с материалом и как радостна венчающая ее победа. Мы "победили. Но загляните же туда, в глубину истории, откуда вышли все строители, химики, металлурги, которые сейчас своим трудом изменяют землю! Отдадим должное тем далеким временам, когда человек впервые, словно ларец с сокровищами, раскрыл кусок руды, чтобы в Малом мире - вещества найти ключ к дверям Большого мира: из руды добыть металл, из металла сделать топор, топором построить корабль, на корабле покорить мир, овладеть большим миром планеты. Бесконечно поэтичны первое путешествие, расширяющее мир, песня, впервые отделившаяся от обряда и завоевавшая самостоятельную жизнь. Исполнены глубочайшего значения первые письмена, появлением которых сопровождалось рождение мысли. Действительно, не было большего богатства у человека. Легким, но крепким мостиком соединяли эти письмена, столь же разнообразные, как и языки, их породившие, народы с народами, век с веком. "Если бы их не было, чья память могла бы сохранить то, что сделано на протяжении веков человеческой мысли? Для того, кто владеет ими, память не имеет границ. Стоит позвать их на помощь, и они вновь создают давно исчезнувшие миры. Мы видим то, чего уже нет, слышим слова давно умолкнувших уст. От народа к народу, от поколения к поколению странствуют буквы, собирая живых и мертвых, близких и дальних в одно вечно живое человечество..." Пусть первой астрономической обсерваторией была еще крыша храма, пусть человек не знал на первых порах более приспособленной для научных занятий лаборатории, чем кузница или гончарня. Люди учились наблюдать, вычислять, делать выводы. Поначалу они не только наблюдали звезды, но и гадали по ним. Изучая небо и Землю, они молились богам неба и Земли. Даже в сравнительно недавних песнях, которые дошли до нас, мы с трудом отделяем историю племен и вождей от сказок о богах и героях, географию подлинную от географии вымышленной. Но борьба уже началась. Первые проблески мысли уже пронизали тьму незнания. стр. 132 -------------------------------------------------------------------------------- Такова завязка грандиозной драмы, в которой действующими лицами выступают бесчисленные поколения людей, а сценой, на которой она раскрывается, служат сменяющие друг друга общественные формации. Эта драма преисполнена светлым оптимизмом, хотя временами она переходит в трагедию. Надо было обладать афористическим даром М. Ильина, чтобы в нескольких строках обозначить содержание сотен страниц этой эпической поэмы. Вот картина, которая неизменно его волнует: человек пробивается к свободе, истине и власти над природой. Но когда он думает, что он уже достиг свободы, оказывается: она досталась ему вместе с рабством. Ему казалось, что он приближается к истине, но на пути к ней встает стена суеверий и предрассудков. Он гордится своим богатством, но оно приходит к нему рука об руку с нищетой. Он научился добывать железо, но сделал из этого железа не только плуг, а и меч. Он насадил на земле сады, виноградники, масличные деревья, а вслед за тем принялся их вырубать и жечь. Он покорил морские волны и заставил ветер гонять корабли, но никогда ветер и волны не топили столько кораблей, сколько потопил он сам, став владыкой моря. Много было у него врагов, дикие звери нападали на него, когда он был гол и безоружен. Горы обрушивали на него свои лавины. Земля разверзалась под его ногами, но не было у него врага большего, чем он сам. И вся его жизнь - это история борьбы человека не только с природой, но и самим человеком. "Настанет время, - заключает М. Ильин, - когда не будет больше этого разлада, когда Человек-Великан всю свою мощь обратит против еще бунтующих сил природы". Радостная песнь этому, уже наступающему времени - следующая, главная тема творчества писателя. Мы обратимся к ней, но пока остаемся в рамках повествования о рождении Человека-Великана. Какой поистине титанический обобщающий труд лежит в основе рассказа М. Ильина о том, как Человек-Великан сквозь все препятствия продвигается вперед, спотыкается, падает, теряет дорогу, то и дело оглядывается, но идет все вперед и вперед! "Возвращение невозможно!" - торжествующе констатирует Ильин. И в этом утверждении, быть может, с наибольшей силой выражается весь скромный, не навязчивый и в то же время неотразимый пафос его книги. В книге "Как человек стал великаном" можно найти немало недостатков. Слишком тесен мир, в котором М. Ильин ищет сюжеты своих поучительных историй. Этот мир ограничен в начале небольшим клочком земли в Малой Азии, откуда были родом первые греческие ученые, первые философы. Как мы знаем, не менее красочные страницы в историю Человека-Великана внесли многомиллионные народы гигантского Азиатского материка, хотя их судьбы и не проходили через Рим. Во имя исторической правды следовало бы отчетливее обозначить место в борьбе за мировую стр. 133 -------------------------------------------------------------------------------- культуру, которое по праву принадлежит России, грудью своей оборонявшей Европу от набегов полудиких кочевников, принявшей и тяжкий гнет Орды и подвиг освобождения от нее. Следовало бы более резко подчеркнуть мрачную роль религии - гонительницы науки, тормоза прогресса. Особенно большое значение имеет раскрытие избранной М. Ильиным темы для детского чтения. Ребенок далеко не сразу начинает в полной мере ощущать, сколь высоко его - человеческое - место в мире. В его представлении радио существует так же извечно, как Солнце. Железные дороги, краны, вздымающиеся над водостройками, воспринимаются им как сами собой разумеющиеся детали индустриального ландшафта. Самая возможность летать, разговаривать по телефону из Москвы с любой из дрейфующих станций "Северный полюс" никак не потрясает его воображения. И это вполне понятно. Все эти вещи вошли в жизнь юного человека совеем готовыми. Для него еще не существует понятия о прогрессе. У него нет материала для сравнений. Он еще не умеет удивляться. Чтобы научить ребенка уважать трудовой опыт поколений, завоевавших для него место хозяина, по своей воле перестраивающего землю, насаждающего леса, соединяющего моря, осушающего пустыни, надо показать ему современную культуру в становлении. М. Ильин довел свою историю человека и человеческой мысли до начала современной науки, до изобретения микроскопа и телескопа. Этот большой труд уже находит свое развитие и продолжение. Время выткало повесть о человеке из тысяч нитей; каждый народ вплетал свою линию в общий прихотливый узор мировой культуры, а все вместе составили многоцветную ткань. Завершая свою книгу этим образом, Ильин замечает: "Ткань не снята со станка, не закончена". Многие разрабатывают эту тему, ей посвящены книги, непохожие друг на друга, но в каждой из них заложена частица того большого и самоотверженного труда, который взял на свои плечи М. Ильин, не только продумав до конца горьковскую тему, но и сделав первую попытку осуществления этого колоссального замысла. * * * Говоря о том месте, которое тема Человека-Великана заняла в творчестве М. Ильина, нельзя ограничиться упоминанием одной только книги. "Рассказы о вещах", адресованные детям (хотя их с интересом читают и взрослые), - это тоже фрагменты той истории культуры, которую М. Ильин писал всю свою жизнь. Познавательный очерк для детей "Солнце на столе" открывает перед юным читателем обширную историческую перспективу. Верный своему масштабу, М. Ильин ведет счет техническим победам человечества в области освещения, разумеется, с тех времен, стр. 134 -------------------------------------------------------------------------------- когда не только на улицах городов не было фонарей, но не было и самих городов. Люди в домах проводили вечера при свете вначале костра, затем - горящей щепки-лучины, сальной свечи или коптящей масляной лампы. На первый взгляд, как будто нет никакого сходства между старинной масляной лампой, напоминающей по внешнему виду чайник, и современной электрической лампочкой. Но в действительности это уродливое, замазанное маслом и копотью сооружение связано с красавицей электрической лампочкой цепью отнюдь не самопроизвольных превращений. Над осуществлением этих превращений тысячи изобретателей трудились в течение тысячи лет. Здесь с большой изобразительной силой конкретизируется образ той культурной эстафеты поколений, описание которой в общем виде составляет содержание всей истории Человека-Великана. Еще одна особенность М. Ильина: его умение обнаруживать не явные, но реально существующие связи между разными на первый взгляд явлениями природы. Часто выявление этих связей и определяет существо научного открытия или технического усовершенствования. Такие связи, например, существуют между белым дымком, поднимающимся от фитиля погашенной свечи, лампой и газовым заводом. Вздымающийся от свечи дымок можно зажечь спичкой, - пламя по дымку перебросится от спички на фитиль, и свеча снова загорится. То же самое происходит и в лампе: масло или керосин, превратившись в газы и пары, сгорают. Пламя, которое при этом образуется, и есть горящие газы и пары. А свеча (здесь автор осмотрительно уходит в сторону, позволяя юному читателю "самому" прийти к нужному выводу) - это маленький газовый завод. От накаливания стеарин или сало сначала плавятся, а затем превращаются в газы или пары, которые мы видим, когда тушим свечу. Масляная лампа и электрическая лампочка накаливания связаны единым принципом образования световых лучей: и там и здесь свет испускают накаленные тела. В одном случае это несгоревшие частички масла, вздымающиеся в пламени, в другом - это "волосок", нагреваемый электрическим током. Но главное для Ильина - это, конечно, дать читателю представление о коллективном характере научного и технического творчества. Настойчиво и последовательно подчеркивает он ту важную мысль, что один человек не мог бы проделать и части того огромного числа опытов, которые понадобились для изобретения лампы. Ведь надо было менять то горючий материал, то устройство лампы, то самый способ добывания света. "Один опыт тянул за собой другой, одно изобретение наталкивало на другое, и все они вместе вели к одной цели". Подобным же путем проводит читателя М. Ильин для того, чтобы вооружить его пониманием исторической закономерности технического прогресса, этой основы становления Человека-Великана, в книжке "Который час?". стр. 135 -------------------------------------------------------------------------------- И здесь он также заинтересовывает читателя сложным, как в настоящем научном детективе, распутыванием тайных связей, существующих между предметами, которые на первый взгляд навалены беспорядочной кучей и имеют между собой столь же мало общего, как случайные вещи, собранные в лавке старьевщика. На самом же деле они объединены одним общим свойством - способностью показывать время. Среди этих вещей - и посох индийского брамина, изрезанный древними письменами, и позеленевший от времени бронзовый колокол с рельефными изображениями святых, и старая книга, масляная лампа, китайская безделушка в виде лодочки с головой дракона, восковая свеча, разделенная полосками на 24 части, и даже живой петух. Загадка раскрывается неожиданным и парадоксальным выводом. Оказывается, что и палка, и лампа, и книга - это и впрямь часы. Ведь мерой времени может быть все, что продолжается сколько-нибудь времени. Время можно мерять - хотя и не очень точно - числом прочитанных страниц, время показывает солнечная тень, падающая от палочки на грани отвесно висящего посоха. Время можно определить по количеству масла, сгоревшего в лампе, или воска в свече. И, самое любопытное, что от общих понятий и принципов измерения времени легкий и в то же время прочный мостик перебрасывается к часам - машине, равномерно отсчитывающей секунды, а отсюда и к другим машинам - регуляторам, составляющим сердцевину современной автоматики. Так мы попутно коснулись главного способа, которым пользуется М. Ильин для того, чтобы сделать свое повествование занимательным. Это - сближение "далековатых идей", что всегда привлекает в научно-художественном очерке. Но это и источник яркой образности и увлекательности изложения. При этом в каждом факте обнаруживаются новые неожиданные возможности, в обычном вдруг открывается необычайное, а таинственное и непонятное оказывается знакомым и ясным. "Людям всегда интересно, - говорил но этому поводу Ильин, - когда они видят новое в том, что видели не раз, или узнают старое в том, чего не видали никогда". Эта формула в известной мере является ключом ко многим сюжетным построениям "Рассказов о вещах". Особенно содержателен рассказ М. Ильина о рождении и похождениях письменности ("Черным по белому"). Он повествует не только о том, как сложилась техника современного книгопечатания; он учит читателя уважать книгу, которая участвовала и в войнах, и в революциях, помогала свергать королей, воевала на стороне угнетателей и такую большую роль играет в борьбе на стороне угнетенных. Заканчивая рассказ о том, как Великан-человечество на бескрайнем пути истории подвигалось к истине и к власти над природой, М. Ильин говорил о своем стремлении довести его до того переворота, который произвели в науке Маркс и Энгельс, стр. 136 -------------------------------------------------------------------------------- рассказать о том, как они превратили философию в мощное оружие не только исследования, но и переделки мира, как философия, которая была прежде делом немногих, стала достоянием миллионов и как марксизм-ленинизм сделался оружием в борьбе за освобождение трудового человечества от капиталистического рабства. Эта мечта была высказана значительно позже того, как по всему миру распространился "Рассказ о великом плане"; М. Ильин - воплощенная скромность - считал, что он по-настоящему еще и не брался за пропаганду марксизма средствами научно-художественного очерка. Между тем на протяжении двух десятилетий это и было главным делом его жизни. * * * Легко понять, почему захватила М. Ильина задача рассказать - доходчивыми словами, в ярких образах - о том, что было изложено на 1680 страницах в цифрах, таблицах и кратких пояснениях плана первой пятилетки. "Рассказ о великом плане" - это был рассказ о разведчиках первой пятилетки, об экскаваторах, прорывавших первые каналы в пустыне, о первых гидростанциях в тайге, о стране, в которой нет промышленных кризисов и безработицы, которая строит социализм. Книга эта, героями которой были труд и план, имела огромный успех не только у советского, но и у западноевропейского и американского читателя; она была переведена на многие языки мира, стала победительницей на всеамериканском годичном конкурсе на самую популярную книгу. Чтобы обо всем рассказать надо было бы побывать везде, где идет стройка, все увидеть глазами. Но мало увидеть, надо еще и понять. "Я - инженер, я знаю лучше всего тот уголок техники, в котором я работаю. А писать мне придется обо всем строительстве. Чтобы хорошо справиться с этой задачей, надо быть и металлургом, и агрономом, и механиком, и строителем, и химиком, и экономистом, и путейцем, и гидротехником. Везде побывать и вое знать - это невозможно. Конечно, я многое не расскажу, многое пропущу. Пусть другие расскажут больше, добавят, разъяснят то, о чем я не сказал или сказал мало". В этих строках заключено ясное понимание и самой задачи осмысления колоссальных проблем строительства, и необходимости придания подобному описанию комплексного, интегрального характера. Острым антикапиталистическим памфлетом, сохранившим свежесть до наших дней, начинается в "Рассказе о великом плане" объяснение читателю сущности методов социалистического планирования. Целое поколение советских людей получило в детстве первое представление об анархии капиталистического производства стр. 137 -------------------------------------------------------------------------------- через рассказанную М. Ильиным историю состязания шляпных торговцев - мистера Фокса, мистера Нокса и мистера Крокса. История величия и падения этих трех шляпных королей, погубленных лихорадкой приобретательства, носит черты гротеска, но в основе своей глубоко реалистична и подводит читателя к очень важному и принципиальному выводу: "Для чего мистер Фокс строит фабрику шляп? - спрашивает М. Ильин. - Разве для того, чтобы делать шляпы? Совсем нет - для того, чтобы делать деньги. Для мистера Фокса всякая фабрика - фабрика денег, фабрика прибыли". Рассказывая о советском пятилетнем плане, Ильин подчеркивает, что это проект не одного завода, а тысяч, и не только заводов, но еще и городов, и электростанций, и мостов, и кораблей, и железных дорог, и рудников, и совхозов, и колхозов, и школ, и библиотек. Это - проект перестройки целой страны, над составлением которого трудились тысячи специалистов, и осуществлять его стали миллионы людей. Познакомив читателя с картинками стройки Днепрогэса, Магнитогорска, Урало-Кузнецкого комбината, Ильин с полным основанием заканчивает повествование утверждением: "План создает страну". Но мы знаем, что в основе научного планирования развития хозяйства лежит соблюдение марксистского принципа выделения того главного звена, ухватившись за которое можно вытащить всю цепь. Все богатство своей художественной аргументации, весь свой публицистический пафос М. Ильин обращает на то, чтобы донести до широчайшего читателя главную идею социалистического преобразования страны. Предоставим слово самому автору: "Мы должны, - писал он, - открыть и завоевать страну, в которой мы живем. Это огромная страна. Девять тысяч километров с Запада "а Восток. Четыре с половиной тысячи - с Севера на Юг. Мировой "полюс холода" в Верхоянске1 - там бывает 70° ниже нуля! И тропическая жара в Самарканде: там летом так же жарко, как в Африке, у истоков Нила. Снега и льды на Севере, пальмы - на Юге. Вот на каком огромном фронте нам придется воевать. И пятилетка - это одно из первых великих сражений. Придется копать землю, ломать скалы, рыть шахты, ... подымать, перетаскивать миллионы тонн руды, строительных материалов, угля, торфа. Что же, мы руками будем все это делать? Лопатой, киркой, ломом? Нет, нужны другие орудия. Тут нужна такая лопата, которая подымала сразу бы вагон земли. Тут нужен такой лом, который сразу разбивал бы вдребезги огромные скалы. -------------------------------------------------------------------------------- 1 Новейшими исследованиями советских ученых "полюс холода" отнесен к Оймеякону. - О. П. стр. 138 -------------------------------------------------------------------------------- Но если даже сделать такую лопату или такой лом, кто их подымет? Значит, нужны и рабочие-великаны. А разве есть рабочие-великаны? Есть". Именно здесь оформился у писателя образ Человека-Великана, который он в течение всей своей творческой жизни развивал и наполнял конкретным содержанием. В "Рассказе о великом плане" М. Ильина появляется великан-землекоп, у которого всего одна рука, но зато длиной в двадцать метров. Рядом с великаном-землекопом возникает образ другого великана-грузчика, у которого тоже огромная рука. В ней он держит канат с крюком на конце. Если нужно поднять груз, великан-грузчик хватает его крюком и подтаскивает куда надо. Машинные руки Человека-Великана буравят землю, грузят уголь, высасывают ил и песок со дна реки, вытягиваются вверх, чтобы высоко подымать груз, сплющиваются в лепешку, чтобы вползать в землю. У одной машины - зубы, у другой - хобот, у третьей - кулак. Одна грузит, другая сосет, третья бьет... Машины нужны для любой работы, для любого завода. А дальше с железной последовательностью развертывается цепь основных положений, лежащих в основе всего технического прогресса СССР. Для того чтобы сделать машины, нужен металл. Для того чтобы машина пошла, нужна энергия. Вокруг энергетического сердца, нагнетающего электрический ток, складываются "союзы заводов". Все эти комбинаты все более тесно связываются общей электрической сетью. В стране, которая превращается в одну огромную фабрику, на одном из первых мест оказывается химический цех. Поля превращаются в "рудники зерна". Тысячи тонн грузов, выбрасываемых новыми заводами и урожайными нивами, текут по сетям железных дорог и водных путей. Ильин рассказывает о тех законах, которые позволяют предугадать, куда и откуда побегут эти грузовые реки - реки угля, хлеба, леса, железа, хлопка, машин. Но главным все-таки остается рассказ о том, какие машины самые нужные. Ответ характеризует четкость ориентации мысли партийного публициста: "Нам понадобятся всякие машины. Машин - очень много. Для любой работы придумана машина. Есть машины, которые шьют сапоги. Есть машины, которые прядут пряжу. Есть машины, которые бьют масло. Есть машины, которые делают бумагу. Есть машины, которые считают. И есть машины, которые делают машины. Машин - десятки тысяч. Какие же из "их самые нужные? Самые нужные - те машины, которые делают машины. Ведь это ясно; если у нас будут такие машины, будут и все остальные. Если у нас будут железные кузнецы, слесаря, токаря, сверлильщики, шлифовальщики, полировщики, они нам сделают любую машину для любого завода. Вот в этом-то и все дело. стр. 139 -------------------------------------------------------------------------------- У нас до сих пор таких машин было мало. У нас были автомобили, но не было машин, которые делают автомобили, у нас были тракторы, но не было машин, которые делают тракторы... А это-то и плохо. Наша страна работает по плану и эта работа не должна зависеть от того, захочет ли какой-либо мистер Фокс продавать нам машины или не захочет". М. Ильин выступил здесь как пламенный пропагандист генеральной линии партии в нашем хозяйственном строительстве. * * * Непосредственное развитие "Рассказ о великом плане" нашел в книге "Горы и люди", сюжетом которой явилась борьба за осуществление грандиозных целей, выдвинутых новыми пятилетками. В этой книге М. Ильин собрал рассказы о перестройке природы - о том, как в советской стране люди по одному общему плану и замыслу перестраивают и поля, и леса, и реки, и свою собственную жизнь. В этой работе со все большей определенностью формулировались те общие устремления, которые воодушевляли М. Ильина при отборе материала для новых книг. Он все ближе подходил к осуществлению своей заветной мечты - создать целостный образ страны во всем ее многообразии. Он искрение радовался, когда этот замысел, оставшийся неосуществимым для него самого (чтобы писать о стране, ее нужно видеть, а он был прикован болезнью к своему письменному столу), удавалось осуществлять его соратникам. Горячо приветствуя их удачи в этой области, он писал, например, о книге Н. Михайлова "Лицо страны меняется": "Каждому из нас приходилось читать книги, в которых география была сама по себе, а беллетристика - сама по себе. За тремя страницами приключений следовали пять страниц описаний. Вы легко могли при чтении опустить географию и ограничиться беллетристикой. В книгах Михайлова наука и литература составляют органическое единство..." И в другом месте: "География, о которой Михайлов рассказывает... - это география в действии, во времени. Михайлов показывает, как история творит географию. Он изображает не застывший, неподвижный облик нашей страны, а ее живое меняющееся лицо". В географических очерках Н. Михайлова М. Ильин отмечал то, что действительно составляет наибольшую их ценность: чувство времени, "четвертое измерение", которое писатель вводит в трехмерный пейзаж. И, создавая книгу "Горы и люди", М. Ильин сам отталкивался от географической метафизики, от статичных описаний материков, рек и гор, обращаясь к действительности, в которой "вещи не лежат неподвижно по полкам, а движутся, сталкиваются, растут, оживают, умирают, изменяются сами и изменяют одна другую". В этой работе также не рассматриваются непосредственно человеческие отношения. Речь идет об их овеществлении в окружаю- стр. 140 -------------------------------------------------------------------------------- щем мире. Но хотя и здесь человек не выступает в качестве конкретного персонажа, "Горы и люди" так же, как и другие книги М. Ильина, - это гимн человеческому гению. Книгу роднит с другими работами М. Ильина предельное сближение эмоциональной и интеллектуальной сферы - естественность, целостность восприятия мира. "Когда я был школьником, - писал М. Ильин, - я прочел много книги о растениях, и о животных, и о минералах, и о звездах, но мне ни разу не попалась книга обо всем мире в целом. И чем старше я становился, тем труднее мне было собирать целое из отдельных вещей, о которых я узнавал. Потом, когда я окончил школу и стал студентом, я думал: вот здесь, в университетских аудиториях, в библиотеках, я найду то, что мне нужно. Так думали и мои товарищи, которые кончили школу вместе со мной. Мы разбрелись по разным факультетам - как по разным странам. Один взялся за изучение ботаники, другой - за изучение физики, третий стал математиком, четвертый - историком, пятый - химиком. Каждый из нас в "своей стране" увидел много интересных вещей, но увидеть мир целиком, совершить "кругосветное путешествие" - не удалось никому. Так было не только с нами. Тысячи людей в библиотеках и лабораториях изучают каждый свое дело, но мало кто знает, что делается за стенами в соседней лаборатории, в соседней науке. Конечно, люди должны знать свое дело, но этого еще недостаточно: надо каждому знать не только свою лабораторию или свой завод, но и место этой лаборатории и этого завода в огромной мастерской страны". В своих увлечениях М. Ильин не допускал односторонности, настоятельно подчеркивал значение книг по отдельным специальностям, - книг, по которым мы учимся. Но при этом он утверждал, что сейчас больше, чем когда бы то ни было, нужны и другие книги, которые рассказывали бы о том, как специалисты всех родов оружия встречаются и работают вместе. Книга "Горы и люди" и была попыткой рассказать о такой действенной, целенаправленной "дружбе наук". Когда-то бывали великие переселения народов; М. Ильин рассказывал о "великом оседании народов": о перестройке быта и приобщении к созидательному творчеству бывших кочевников, о преобразовании пустыни. Но у пустыни длинные руки. Набеги жарких воздушных масс, формирующихся в пустыне, угрожают многим областям нашей страны. М. Ильин рассказывал о первых успехах той священной войны, которая в СССР была объявлена засухе. И этот рассказ его далеко выходил за рамки агротехнических мероприятий, при всей их несомненной важности. Неизменно оставаясь на позициях партийной публицистики, он напоминал о том, что первыми декретами против стихии были декреты Октябрьской революции, сделавшей общими землю и труд людей на этой земле. До этого труд стр. 141 -------------------------------------------------------------------------------- людей был разбит на осколки, а природа раскромсана и разрезана. Но природу нельзя рубить безнаказанно, потому что в ней все связано, все живет общей жизнью. Вырубают леса - и от этого начинают буйствовать реки; вытаптывают степи, не дают отдыхать пастбищам, а от этого вырываются "а свободу пески пустыни. Орошают землю без всякой меры, чтобы взять от нее как можно больше, а от этого она через десяток лет превращается в солончак. Только когда природа была собрана из осколков, а люди - в единую трудовую армию, вся природа стала их огромным хозяйством. Книга М. Ильина "Горы и люди" - менялась от издания к изданию. Она не столько старела, сколько росла вместе со всей страной, с новыми задачами, которые выдвигались пятилетками. В первом издании М. Ильин рассказывал о мобилизации растений, которая была осуществлена хозяином, пришедшим приводить свой дом в порядок после того, как он его отвоевал. Советские разведчики по всему миру искали лучшую пшеницу, лучшую картошку, лучший хлопчатник и лучший виноград. Но очень скоро от отбора и акклиматизации советские биологи, опираясь на мичуринское учение, перешли к сотворению растений. И М. Ильин рассказывал о том, как впервые в истории мира начали мы плановое расселение вновь создаваемых растений на пространствах в десятки тысяч километров, как началось передвижение растений на Север, чтобы дать овощи рабочим заполярных заводов, рудников и гаваней, как сотни растений продвинулись в пустыню, как правильно и равномерно распределялось земледелие по всей стране. Он рассказывал о новых планах обуздания рек и здесь же затевал разговор о погоде, которому предстояло вылиться впоследствии в самостоятельное большое повествование. Но самым интересным разделом книги была и остается глава, которая дала название всей книге - "Горы и люди". Здесь снова с огромной силой проявляется мотив Человека-Великана. "Тот, кто бывал в горах, - писал М. Ильин, - чувствовал, как мал он по сравнению с горой. Гора лежит, как медведь на брюхе, раскинув мохнатые лапы - отроги, поросшие лесам. Далеко ли, кажется, от лапы до плеча, от плеча до проплешины на каменистой спине, а попробуй доберись. Часами ползешь по лапе, пока доберешься до плеча, часами ползешь по плечу, пока доберешься до спины. Все близко, все рядом, - кажется, ничего не стоит перемахнуть на скалы, соседние горы, но это только кажется. Бредешь, как муравей, а вокруг тебя вздымаются каменистые спины, скрещиваются лапы. Тучи ходят среди каменных тел, застревают в их шерсти, разрываются на куски, повисают лохмотьями на скалистых отрогах". Эта яркая картина нужна М. Ильину для того, чтобы, познав силу противника, мы могли оценить по достоинству и победившего его героя. Когда люди работают все вместе по единому замыслу, они тоже великаны. "Как высший с низшим, как победители с по- стр. 142 -------------------------------------------------------------------------------- бежденными хотим мы разговаривать с великанами гор и рек", - писал М, Ильин. Огромно общественное значение литературы, рисующей лицо родной страны, показывающей ее богатства. В своем предисловии к книге М. Ильина "Горы и люди" Горький подчеркивал ту важнейшую мысль, что с помощью такой литературы народ в условиях напряженного строительства, динамически мобилизующего, постигает себя. В результате крепнет его сознание, как хозяина страны, несущего за нее ответственность. И особенно необходимо, чтобы эта ответственность, составляющая важнейшую черту коммунистического мышления, воспитывалась с юных лет! М. Ильин многое сделал для осуществления этой задачи. Повествуя в заключительной главе книги "Горы и люди" о том, как геологи "припоминают" за Землю, что она делала в течение миллионов лет, как росла Европа, как из спрессованных скелетов и раковин морских животных образовывались известняки, как мы ищем и находим солевые подарки древних морей, М. Ильин и впрямь оказывался одновременно и геологом, и геохимиком, и сейсмологом, и магнитологом, так же, как в других разделах книги он выступал как разносторонне осведомленный биолог, горняк, машиностроитель и металлург. Но прежде всего и над всем этим главенствуют его особенности художника и публициста. Эти качества проявляются и в новизне пейзажа, в котором присутствует историческая атмосфера его жизни и все в той же, столь характерной для М. Ильина, широте охвата явлений. Художественный вкус писателя проявляется и в выборе точки зрения наблюдателя. Высокого мастерства требует от него и композиция, которая позволяет сочетать изображение живых подробностей, без которых нет искусства, с охватом целого. У М. Ильина детали не заслоняют общую картину, но, наоборот, отражают ее, как капля отражает небо. Именно таково, например, значение рассказанных в нескольких строках эпизодов открытия хибинских апатитов, история железного клада под Курском и многие другие. Все они помогают читателю взглянуть на горы и равнины нашей страны новыми глазами, "как смотрит на строчки книги человек, который научился грамоте". Грамота, которой учил своего юного читателя М. Ильин на примере людей, сумевших сплотиться в дружный отряд, который идет к одной цели и на пути к ней способен вздымать горы и обуздывать реки, - это была не только геологическая, геофизическая и любая естественно-научная грамота, но прежде всего грамота политическая. "При старом порядке в мире много хозяев, - заключал М. Ильин свою повесть о людях, победивших не только горы, но и преодолевших свою собственную темноту, отсталость и нищету, - и каждый думает о себе и о сегодняшнем дне. Никто не заботится обо всей природе и о том, что будет через столетие. Жизнь человеческая коротка и много ли может сделать человек? стр. 143 -------------------------------------------------------------------------------- При новом порядке в мире будет один хозяин. На нашей планете будет господствовать только одно существо - человечество. Этого существа еще нет на земле, его надо собрать. Сборка мира еще впереди, но она уже началась". Старое и новое. Век нынешний и век минувший. Все более острое, по мере накопления материала, сопоставление старого порядка, при котором все разрезано, разорвано, и нового, задача которого - собрать мир, собрать природу из бесчисленных частных владений и сделать ее собственностью всех, кто трудится, собрать людей в единую армию труда, в единое бесклассовое общество, собрать науку из сотен отдельных наук, - таков поэтический пафос последних страниц книги "Горы и люди". Таков лейтмотив и следующей, воинствующей и сражающейся книги М. Ильина. * * * 5 декабря 1936 года народные представители вместе с руководителями Коммунистической партии и Советского правительства, подытожив всенародное обсуждение проекта новой конституции, взвесив каждое ее слово, приняли этот основной закон советской жизни. К тому времени социалистический строй, социалистическая экономика уже полностью утвердились в нашей стране. Вновь созданная могучая социалистическая индустрия окончательно вытеснила частную собственность. В сельском хозяйстве победило самое крупное в мире машинизированное сельскохозяйственное производство. Навсегда исчезла эксплуатация человека человеком. Об этом и рассказал М. Ильин в своей книге "Сегодня и вчера". Рассказывая о богатствах нашей страны, о "нашем швом доме" и "новых хозяевах нового дома", М. Ильин по-прежнему исходил из того, что изолированных вещей на свете не существует. Для того чтобы те или другие явления приобрели в глазах читателя глубину и выразительность, они должны быть поставлены в общую связь. Делая это, М. Ильин заботился прежде всего о юном гражданине советской страны, общественный кругозор которого он стремился расширить. Ведь дети воспринимали основные положения Конституции, отражавшей уже действительное положение вещей в стране, как нечто само собой разумеющееся, как естественную жизненную норму. За пределами непосредственного опыта того поколения, которое входило в жизнь уже под сенью Конституции ("Они рисуют царя в кепке", - усмехался, говоря о своем главном читателе этого периода, М. Ильин), оставалась борьба за осуществление естественного права человека жить, трудиться, отдыхать, наслаждаться искусством, творить самому. Ведь все это было завоевано по масштабам маленького человека давным-давно - отцами и братьями. Этот момент еще на заре новой исторической эры предвидел В. И. Ленин; "Внуки наши, как диковинку, будут рассматривать стр. 144 -------------------------------------------------------------------------------- документы и памятники эпохи капиталистического строя. С трудом смогут они представить себе, каким образом могла находиться в частных руках торговля предметами первой необходимости, как могли принадлежать фабрики и заводы отдельным лицам, как мог один человек эксплуатировать другого, как могли существовать люди, не занимавшиеся трудом"1. Но для того, чтобы революция, история общества ожили в сознании ребенка, чтобы он оценил грандиозное значение проделанного страной перехода из одной эпохи в другую, он обязательно должен ощутить его эмоционально. И эта книга, подобно многим другим работам М. Ильина, завоевала взрослую аудиторию. Ведь то, что делал М. Ильин, отвечало новым, повышенным требованиям читателя, который уже не довольствовался голыми сведениями о происходящем, как бы ярко они ни были освещены, но хотел понять значение любого сообщаемого ему факта. Он уже привык к большим числам, он требовал от писателя не только точности изображения, но и оценки изображаемого, стремясь не только узнавать, но и размышлять над познанным. Расчеты гигантских домен и бурное половодье человеческих чувств, пощелкиванье арифмометра и продвижение на Север южных садов - все это было так же неразделимо, как поступательное движение страны было неотделимо от утвердившегося в ней мировоззрения. М. Ильин искал соответствующую этим новым требованиям форму очерков и под его пером возникал новый тип литературного произведения. Здесь в полном объеме развернулся его талант публициста, исследователя жизни. Этот тихий по виду, даже медлительный и весьма склонный к созерцательности мыслитель проявил поразительную оперативность в собрании конкретных исторических материалов и свидетельств живой действительности, которые понадобились ему для литературного решения его откровенно пропагандистской задачи. М. Ильин начинал с того, что высыпал перед читателем целый короб тщательно выбранных, интересных, поражающих, запоминающихся фактов. Даже из простого их сопоставления читателю становится очевидна та тенденция истины, которую писатель хотел ему открыть. Чтобы дать, например, наглядное представление о характере прыжка через века, который совершили отсталые прежде народности, объединенные революцией в первый в мире добровольный союз свободных народов, М. Ильин привлекал такие живые и впечатляющие примеры, как, скажем, историю транспорта в горном Таджикистане. Обитатели гор, которые знали только седло и стремя, вначале увидели самолет, потом в горы пошел автомобиль, а колесная бричка явилась последней, словно она-то и была новейшим изобретением. Первая колесная бричка была доставлена колхозникам горного Таджикистана, в Гарм, трехмоторным самолетом. -------------------------------------------------------------------------------- 1 В. И. Ленин, Сочинения, т. 29, стр. 303. стр. 145 -------------------------------------------------------------------------------- Еще пример. В Киргизии в Кетмень-Тюбинский район пробраться можно только по узким тропам, а туда приходилось доставлять автомобиль, который правительство подарило району за перевыполнение хлопкового плана. И первый автомобиль был доставлен в Кетмень-Тюбе верблюжьим караваном. Но там, где есть автомобиль, нужны дороги, а дорог не" было. И колхозники принялись строить дорогу через горы, настилать мосты, пробивать скалы - они знали: за первым автомобилем придет второй, третий, четвертый... Но постойте! Незаметно для нас самих, для читателей, сообщаемые факты укладываются в систему. И так же незаметно в их изложение проникают обобщения. Светская хроника и дневник 'Происшествий старых петербургских газет с описаниями самоубийства на почве голода, "совершенно доверительная" переписка по поводу рабочих беспорядков и тексты прокламаций созданного Лениным "Союза освобождения рабочего класса", объявления об условиях заполнения вакансий для детей мастеровых обуховского завода, записки фабричного инспектора, характеризовавшие некоего фабриканта, который имел обыкновение кричать на перечивших ему рабочих: "Молчи, когда со мной разговариваешь!", и многие другие материалы служат для иллюстрирования того, что во вчерашнем для нас мире считалось "порядком вещей". М. Ильин не упустил возможности совершить со своим читателем более далекую экскурсию - за 150 лет назад в город Филадельфию и проникнуть в здание, где заседает конвент, обсуждающий американскую конституцию. Он приглашал послушать речи господ в завитых париках и цветных кафтанах, всех этих "отцов американской демократии", которые наполняют залы и коридоры конвента, заглянуть в кофейные, где велись шумные споры о конституции, полистать лежавшие на столах журналы и газеты, которые тогда еще пахли краской, а сейчас чуть не распадаются от прикосновения пальцев. Здесь и красноречивый "Федералист" и последние номера насмешливого "Американского музея" с памфлетами одного из остроумнейших членов конвента Александра Гамильтона. Выдержки из речей и газет, которые он приводил, совсем непохожи на торжественные слова конституции, принятой тем же конвентом: "Богатый лучше понимает, что нужно народу", "Большинство людей не способно судить о том, что их ближе всего касается", "Дайте право голоса бедному, и он продаст его богатому"... Оперируя фактами, М. Ильин показывал, что американская конституция не была выражением свободной, ясной воли народа, что ее одобрила не более чем шестая часть свободных американцев и, наконец, что она была создана для защиты частной собственности от посягательства народного 'большинства. Так строилась вся книга: факты вели за собой мысли. М. Ильин гораздо больше заботился о достижении поставленной им благородной полемической, пропагандистской цели, нежели о жанровой стр. 146 -------------------------------------------------------------------------------- "выдержанности" своей книги. Он был всецело увлечен раскрытием картины двух противоборствующих миров и, для привлечения читателя на сторону подлинной человечности, справедливости, добра, пользовался всем богатством литературных средств. Вот он воскрешает в памяти читателя трагикомический образ чаплинского кинофильма "Огни большого города". Где-то в маленьком городке происходит торжественное открытие нового памятника, поставленного в честь "Просперити" - "процветания", "изобилия". Но в ту минуту, когда под звуки музыки с памятника оползает покрывало, на коленях каменной женщины, изображающей изобилие, оказывается тщедушный и оборванный безработный. А за этой символической картиной следует великолепное рассуждение о счастье. Целые горы книг о том, "что есть счастье", до сих пор загромождают пыльные полки книгохранилищ. И все же, несмотря на все усилия определить, что есть счастье, это простое слово так и осталось до сих пор без определения, которое можно было бы найти в словаре. "Гораздо лучше мы знаем, - говорит М. Ильин, - что не может быть названо счастьем. Мы знаем, например, что человек не может быть счастлив, если у него нет работы и хлеба. Мы знаем, что человек не может быть счастлив, если у него есть работа, но нет возможности отдохнуть. Но попробуйте найти хоть слово об этом в самых демократических конституциях капиталистического мира. Найдете ли вы там право на труд, право на отдых, право человеческого существа на то, что принято называть "средствами к существованию"? У вас есть стремление к счастью? Пожалуйста, стремитесь сколько душе угодно! Это разрешено конституцией. Но право на работу, право на хлеб, право на отдых? Об этом не говорится ни водном параграфе. У вас нет хлеба? Сами виноваты, работали бы. У вас нет работы? Сами виноваты, не сумели найти. А впрочем - проходите, проходите, и не кричите слишком громко о том, что вы хотите есть, иначе мы пустим в ход резиновые дубинки". Это уже прямая полемика, открытый бой, и нужно сказать, что проведен он с яростью и большим мастерством. * * * В период величайших испытаний, выпавших на долю родной страны, М. Ильин продолжал стоять на своем скромном, но важном посту. Он ни на минуту не выпускал из рук пера публициста. Но в годы Великой Отечественной войны оно служило ему для защиты того, что он утверждал в годы мирного строительства. На всех этапах войны, пользуясь посредничеством Советского информбюро и радио, М. Ильин много выступал перед иностранным читателем и слушателем. Он разоблачал фашизм, стремился укрепить у своих читателей и слушателей решимость покончить с этим злейшим врагом человечества. Сильный и чистый голос писателя поддерживал стр. 147 -------------------------------------------------------------------------------- самоотверженные атаки честных литераторов-демократов, оставшихся верными своим народам. Он гневно бичевал тех, кто капитулировал перед поработителями или продал свою писательскую честь захватчикам. М. Ильин сражался за солнечное мироощущение, которое ранее славил всей силой своего таланта. Он выступал во всеоружии могучего и целостного гуманистического мировоззрения, которое распространял каждой строкой своих книг. ..."Человек держит экзамен" - так называется потрепанная, побывавшая во многих переделках рукопись, которая лежит перед нами, и такова же общая тема выступлений М. Ильина того периода. Это не философские раздумья, и даже не воодушевленная проповедь - это частичка раскрытого сердца. В своих выступлениях военного времени М. Ильин изменил своей манере объективного описания фактов. И еще одно отличие: герой повествования - не обобщенный представитель человечества, а очень конкретный, живой, страдающий, мятущийся ученый. Он только что побывал под бомбежкой - на границе, отделяющей жизнь от смерти. Яркая вспышка сознания отогнала тьму надвигающейся ночи. За несколько мгновений в его памяти промелькнула вся его жизнь, его личная судьба. Но там, где кончалось его "я", начиналось великое "я" народа; за ним - всеобъемлющее "я" человечества, охватывающее всех людей и все народы. Что его ждет? Человек, искушенный в науках, не может оторвать взора от вспышек огня, вздымаемых разрывом бомбы, сброшенных на мирные жилища людей. Он потрясен зрелищем могучей космической силы, выпущенной на волю. Перед ним тотчас возникает тот самый вопрос, которым завершилась, как мы понимаем, история Человека-Великана: почему власть человека над силами природы обратилась против него самого? Почему человек, обладающий такой мощью, не пользуется ею для того, чтобы жизнь на земле стала лучше? "Да потому, - открывает нам М. Ильин мысли своего профессора, показывая, как робко, ощупью, но все же пробирается мысль рядового западноевропейского интеллигента к постижению простейших истин социальной борьбы, - что нет еще этого великана, этого властелина планеты, о котором мы рассказываем детям, в которого верим сами. Слово "человечество" существует, но единого человечества еще нет". На одной стороне схватки - миллионы людей, для которых еще вчера вся жизнь была в том, чтобы строить, создавать, бороться с природой, добывать у нее все, что она может дать, а на другой стороне - хищники, которые прошли, пролетели сотни километров, чтобы захватить чужие поля, города и деревни, чтобы воспользоваться готовым, созданным чужими руками. На страницах рукописи "Человек держит экзамен" продолжают свой спор Мефистофель и Фауст. Великая вера в человека поддерживает огонь ненависти к империалистам, к фашизму. "Человек - цель, а они его считают средством, орудием для достижения господства. Человек - мастер, а они его хотят превратить в глину, чтобы стр. 148 -------------------------------------------------------------------------------- лепить из нее рабов. Человек - высшее, что есть "а земле, а его стремятся унизить до положения "двуногой твари". Профессору кажется, что он видит лавину, которая неудержимо несется вниз, грозя гибелью человечеству. Ему хочется вскочить и крикнуть так, чтобы голос прозвучал во всех странах, пронесся над морями и океанами. "Слушай, человек! В опасности хрупкое, тонкое, благородное - разум, справедливость, человечность. Для того ли тысячи лет наполнял ты эти слова живым содержанием, чтобы они стали всего лишь пустым звуком, чтобы драгоценная чаша была опрокинута ударом кулака. Ты восходил на костер и клал голову на плаху, чтобы завоевать право свободно мыслить, свободно творить, свободно управлять своей судьбой. Защити же то, что тобой куплено ценой бесконечных страданий. Защити же то, что должно быть тебе дороже жизни, - свою живую душу". Как актуальны и сейчас эти исполненные любви к человеку и ненависти к зверю строки! Притяжение к будущему и отталкивание от прошлого... Все это были только наброски, записанные мысли, до поры до времени из них выходили только статьи. Но через несколько лет, в 1951 году, из них откристаллизовалась новая книга - "Преобразование планеты". М. Ильин включил сюда ранее изданные познавательные очерки "Человек и стихия". Воздушные течения, от которых зависит погода, - гиганты. И если воздушные течения-великаны, несущие и холод, и зной, и снег, и дождь, и вёдро, еще не покорены, то они во всяком случае стали подконтрольными. Этого мало! Автор помогает читателю ясно увидеть то время, когда укрощенные стихии будут во всем послушны человеку: "Он даст знак тучам - и тучи поспешат прийти к нему по его зову. Он даст знак морю - и бури утихнут от одного взмаха его руки. Он повернется к пустыне - и пустыня покроется ковром из цветов и плодов. Человек-Великан - человек коммунистической (разрядка моя. - О. П.) эры, - уточняет М. Ильин, и это знаменательное уточнение по-новому поворачивает его любимый образ, который теряет прежнюю отвлеченность и приобретает точную политическую окраску, - будет управлять стихиями, как полновластный хозяин природы". М. Ильин рассказывает далее, какой грандиозной силой стала наука, но он тут же напоминает о том, что у каждой силы есть не только величина. У нее есть и направление. У нас - наука направлена на то, чтобы улучшать землю, на которой мы живем. Ведь уже стала явью в нашей стране новая эра, предсказанная великими мудрецами и учителями, - эра разума, которая не знает порабощения человека человеком. Однако наука может и опустошить планету, если ее завоеваниями будут злоупотреблять те, кто думает не стр. 149 -------------------------------------------------------------------------------- о благах человечества, а о захвате власти над миром. Топор в руках разбойника перестает быть орудием труда и становится орудием убийства. Неслыханными злодеяниями грозят те, кто хочет, чтобы физика разрушала города атомными бомбами, чтобы химия отравляла воздух, которым мы дышим, чтобы биология не увеличивала, а уничтожала урожаи, чтобы медицина не боролась с губительными бактериями, а размножала их для истребления людей, чтобы техника не строила, а разрушала то, что строилось веками. Снова и снова М. Ильин возвращался к неизменно волновавшей его творческое воображение необъятной картине непрерывного созидания - из края в край, по всему евразийскому материку. С неистощимым воодушевлением он показывал в своей книге все новые и новые этапы той священной войны, которую ведут советские люди, освобожденные от капиталистического рабства, за господство над силами природы, за благоденствие потомков, за прекрасное будущее. Он продолжал рассказывать об этом и детям. У него складывалась уже новая книга - "Народ - строитель". Но ей суждено было остаться недописанной. Смерть безвременно унесла пламенного бойца, оставив его руку на середине строки. * * * У Ильи Яковлевича был тихий голос. Убеждая в чем-нибудь собеседника, он не сводил с него доверчивого, открытого и настойчивого взгляда мечтателя. У него была застенчивая повадка человека, который пуще всего не любит подниматься на кафедру или трибуну. Насколько это было возможно, он избегал шумных писательских парадов, прокуренных помещений, сутолоки и суеты. Но он оказывался яростным и непримиримым спорщиком, упорным сидельцем на собраниях, колючим полемистом и задирой, когда сталкивался или считал, что столкнулся со своими противниками: с людьми равнодушными, с рыбьей кровью и лягушечьим воображением, для которых всякое новаторство - неприятное волнение... Он не давал спуску и своему собрату-литератору, если тот по небрежности допускал в своих писаниях о науке и технике тяжеловесный наукообразный жаргон, непереваренные заимствования, неуклюжее чередование тусклых пересказов учебников и сомнительной полубеллетристики. На одном из писательских собраний какой-то оратор, вяло прожевывая свою словесную жвачку, рассуждал о том, что в науку-де надо вдохнуть поэзию. "Наука не мертва! - горячо возражал М. Ильин. - В ней есть и жизнь и поэзия. Надо только уметь их видеть и показать. В литературе не может быть механического соединения науки и искусства, - и весело пояснял: "пирогов с гвоздями". Он сердился и тогда, когда иные критики с наивностью алхимиков искали точный технологический рецепт изготовления драго- стр. 150 -------------------------------------------------------------------------------- ценного сплава науки и литературы, причем пытались найти этот рецепт в дешевой метафоричности, в сдабривании сухой и пресной популяризации извне привнесенным вставным сюжетом. Возражая им, Ильин возмущенно восклицал: "Зачем придумывать искусственные сюжеты, чтобы они тащили на себе науку? Она прекрасно ходит сама! Надо только показать, как она великолепно ходит, как взбирается на самые крутые вершины, как перепрыгивает через пропасти". В своих немногочисленных критических статьях он показывал, как "работает" в познавательной книге образ, как он организует материал произведения и что он не может быть взят напрокат из любого другого смыслового и эмоционального ряда. "Нельзя сравнивать все со всем, - говорил М. Ильин. - Образ нельзя понимать только как уподобление. Произвольные сравнения можно сталкивать сколько угодно, но эта тяжелая работа не будет иметь ничего общего с искусством". Он вообще возражал против термина "прием" в применении к литературе. Он говорил: "Приемы бывают только у фокусников, а у писателя бывает борьба за высокую художественную форму. В таинственном мерцании звезды нужно видеть не приманку для читателя, а источник ощущения красоты природы. Увлекают только те книги, которые с увлечением писались. И чем больше труда затрачивает автор в работе над словом, тем лучше это слово будет восприниматься читателем". М. Ильин, которого в СССР большинство считало исключительно детским писателем только по той причине, что его, как и других авторов познавательных книг, преимущественно издавал "Детгиз", сам утверждал, что никакой "специфики" детской познавательной литературы не существует. Для детей о науке надо писать так же, как для взрослых, - всерьез, не упрощая мысли, быть может применяясь лишь к уровню познания, но это не принципиальная особенность жанра, а дополнительная трудность для автора. "Не нужно заставлять читателя, - говорил по этому поводу М. Ильин, - тратить время и силы на преодоление тяжеловесного, скучного, невыясненного изложения, но зачем избавлять его от полезной работы!" И он заставлял читателя работать вместе с героями книги, решать задачи, раскрывать, как он выражался, "ларчики", которые тогда только просто раскроются, когда разгадаешь их секрет. М. Ильин никогда не испытывал голода в сюжетах. В его воображении постоянно жили книги, рассказывающие о том, как шли к решению трудных задач люди, преодолевая всяческие препятствия. При этом он имел в виду, разумеется, не внешние, а внутренние препятствия, присущие самой науке, создаваемые природой, и т. п. Эти рассказы без вымысла исполнены внутреннего напряжения, без которого не может развиваться ни один сюжет, так же как стр. 151 -------------------------------------------------------------------------------- не может возникнуть электрический ток, если нет разности потенциалов. В одной из своих статей о научно-художественной литературе К. Андреев писал, что лучшие книги М. Ильина "похожи на мозаики, собранные, как из драгоценных камней, из любовно отшлифованных фактов, И подобно тому, как цветные осколки стекла, уложенные в определенном порядке на скрепляющих основаниях, вдруг начинают оживать и мозаичное паяно превращается в окно на стене, сквозь которое мы видим фигуры и лица людей и переливающийся красками мир, - подобно этому в книгах М. Ильина факты, подобранные по контрасту и сходству, внезапно освещаются каким-то внутренним светом, превращаются в ожившую картину, рождающую много сильных эмоций"1. Это сказано хорошо, но здесь нет главного: М. Ильин не только умело собирал, отшлифовывал, группировал и художественно представлял факты, он безошибочно приводил читателя к политическому и философскому обобщению. И эту часть своей работы М. Ильин рассматривал как важнейшее задание эпохи, что, кстати сказать, очень четко формулировал в своих общественных выступлениях. Что такое книга, раскрывающая существо вещей, показывающая мир в развитии, мир как единое целое? Это философская книга, воспитывающая материалистическое мировоззрение. В ее создании М. Ильин видел главную цель своего творчества. Некое американское издательство вернуло М. Ильину вторую часть книги "Как человек стал великаном", сообщив, что они считают непосильной для себя задачей "устранение тенденции", заключенной в этой книжке. То, что американское издательство даже в эпоху относительного либерализма именовало "тенденциозностью", М. Ильин называл целеустремленностью. "Есть вещи целеустремленные, - говорил он, - и есть вещи, у которых есть только назначение. У стола и стула простое назначение, а винтовка - вещь по самой своей природе целеустремленная. Я думаю, что книга должна быть вещью целеустремленной. И тот, кто пишет книги, ясно должен сознавать, в какую цель хочет бить". Этой главной целью своих книг М. Ильин видел именно воспитание материалистического мировоззрения. "С мировоззрением люди не рождаются, - говорил он. - Если родители уже завоевали материалистическое мировоззрение, то это не значит, что детям оно достанется готовеньким. Дети рождаются без знания таблицы умножения, хотя бы родители прекрасно знали арифметику. Мировоззрение надо построить". В беседах на эту тему он развивал интересную мысль. В прошлом ребенок переходного возраста, под влиянием противоречий между "аксиомами" насчет бытия божия, о которых твердили семья и школа, легенд о сотворении мира и данными естествознания, кото- -------------------------------------------------------------------------------- 1 Альманах "Год 37-й", книга 18, "На равных правах". стр. 152 -------------------------------------------------------------------------------- рые он изучал в школе и которые эти шесть дней творения превращали в миллионы лет, неизбежно вступал в "период отрицания". В наших условиях в этом же возрасте сразу начинается период утверждения, то есть осознание и сознательное принятие материализма. Этому процессу нужно содействовать, им нужно руководить. М. Ильин не только ясно видел перспективы развития науки и техники в будущем и вдохновенно о них рассказывал. Он отчетливо рисовал себе идеал человека будущего, свободного от низменных страстей, избавленного от моральных уродств, порождаемых и культивируемых капитализмом, от профессиональной узости, на которую его обрекал старый способ производства - капиталистического разделения труда. Им владела мечта о настоящем человеке, о большом, настоящем человеческом счастье, в котором сочетается стихийная радость бытия здорового, гармонически развитого существа с возможностью широкого, самого разностороннего выявления всех богатств человеческой жизни. И пробуя свои силы в жанре художественного портрета, М. Ильин, конечно, не случайно облюбовал героя, в облике которого 'намечались ростки этой будущей гармонии. Он написал книгу о человеке, который был одновременно и гениальным композитором, и одним из создателей органической химии, и выдающимся педагогом, и передовым общественным деятелем. В могучей фигуре Александра Порфирьевича Бородина художник особенно выделил те черты, которые были ему в наибольшей степени драгоценны, и среди них, разумеется, способность к совмещению того, что обычно считают несовместимым. В самом начале своего повествования он называл тот вопрос, который так часто смущал самого Бородина: как он мог быть одновременно химиком и композитором. Ведь это такие разные, такие далекие одна от другой области. "Но так ли они далеки, как кажется? - здесь же делился Ильин своими раздумьями с читателем. - Сердце творческого разума освещает дорогу и науке и искусству, когда они ищут правду жизни". М. Ильин говорил в своей книге о том, что для достижения художественности произведение должно воздействовать не только на разум, но и на чувства. Его нельзя создать без воображения, без больших эмоций, но и наука творит не одной только логикой. В противоположности науки и искусства есть и единство. И это особенно ярко проявляется, когда в одном человеке сочетается ученый и художник. Таким человеком был и сам М. Ильин. стр. 153