Рейтинг
Порталус

"ДЕЛО N 2"

Дата публикации: 28 января 2011
Публикатор: genderrr
Рубрика: ПЕДАГОГИКА ШКОЛЬНАЯ
Номер публикации: №1296220544


(К творческой история "Золотого теленка") "Золотой теленок" или "Миллиардеры"? В январе 1929 года на страницах журнала "Рабис" В. Маяковский сообщал, что работает над комедией "Миллиардеры". О содержании комедии он не сказал ничего. В комментариях к Полному собранию его сочинений (т. 12, стр. 586) говорится: "Миллиардеры". - Эту комедию Маяковский не успел написать. По-видимому, это была одна из двух задуманных Маяковским пьес, содержание которых он рассказал представителям Московского Художественного театра. Пьеса "была посвящена теме денег и похождениям человека, получившего колоссальное, не нужное ему наследство в СССР" (слова, заключенные в кавычки, взяты из статьи П. Маркова. - "Правда", 1938, N 293, 23 октября). Это все, что могут сказать о "Миллиардерах" специалисты - исследователи творчества Маяковского. Но и сказанного достаточно, чтобы увидеть: речь идет о произведении, тематически чрезвычайно близком "Золотому теленку" И. Ильфа и Е. Петрова. "Идея денег, не имеющих моральной ценности", - так много позже определил смысл романа Е. Петров. "Тема бесполезных денег", - так могли бы мы определить то общее, что роднит замыслы Маяковского и Ильфа и Петрова. Писателям одновременно пришла в голову одна мысль. Одновременно ли? И точно ли независимо друг от друга? Может быть, Ильф и Петров воспользовались замыслом Маяковского? Использовали же они для первого своего романа "Двенадцать стульев" сюжет, который подсказал им В. Катаев. Такой вывод, казалось бы, подтверждается датами: комедия "Миллиардеры" была задумана в январе 1929 года; над "Золотым теленком" (первоначально он назывался "Великий комбинатор") Ильф и Петров стали работать в июне или июле того же года, а третья часть романа, где, собственно, сформулировалась тема бесполезных денег, заканчивалась уже после смерти Маяковского, в конце 1930 года, может быть, даже в 1931. В январе 1929 года, когда стр. 176 -------------------------------------------------------------------------------- Маяковский задумал "Миллиардеров", он встречался с Ильфом и Петровым - о недавно основанном тогда журнале "Чудак". Но "заковыка" в том, что исследователи творчества Маяковского, стремясь прояснить содержание замысла, который автор только назвал, сблизили, наложили одно на другое, как тождественные, два разных свидетельства, разделенные немалым отрезком времени - месяцев в десять, О том, что он задумал комедию "Миллиардеры", Маяковский заявил в январе 1929 года. То немногое, что мы знаем о содержании комедии, известно из статьи театроведа П. Маркова, передавшего услышанное от Маяковского. Но Марков совсем не утверждает, что Маяковский говорил ему о комедии "Миллиардеры". Маяковский никак не назвал пьесу, сюжет которой в общих словах изложил Маркову, когда тот пришел к поэту с предложением написать пьесу для МХАТа. И было это никак не в январе 1929 года, когда Марков не был даже знаком с Маяковским, а позже, в начале зимы 1929 - 1930 года или глубокой осенью. Об этом мне любезно рассказал сам Павел Александрович Марков. Итак, даже неизвестно точно, об одном или о двух замыслах идет речь, в январе или в ноябре 1929 года привлекла Маяковского тема бесполезных денег. Нет смысла опровергать гипотезу маяковедов. Она логична или по крайней мере удобна. Но сомнения она допускает. А если единственное свидетельство о содержании комедии относится к концу 1929 года, можно предположить, что ранее Маяковский вообще никому и ничего о содержании этого произведения не говорил, и Ильф и Петров не знали его замысла. И тогда в другом порядке становятся факты, и привлекает внимание та подробность, что первоначальный сюжет "Великого комбинатора", относящийся к июню или июлю 1929 года, даже ближе замыслу Маяковского, чем окончательный сюжет "Золотого теленка". В нем речь шла именно о наследстве, о колоссальном наследстве американского солдата, которое должен был получить Остап Бендер. Вспомните у Маяковского: похождения "человека, получившего колоссальное, не нужное ему наследство в СССР". Так что же? Может быть, Маяковский позаимствовал сюжет у Ильфа и Петрова? Хронология жизни и творчества Маяковского изучена обстоятельно, и тем не менее мы сталкиваемся с загадками, подобными загадке "Миллиардеров". К творческой биографии Ильфа и Петрова нет ключа, равноценного "Литературной хронике" В. Катаняна. Воспоминания? Их все еще немного. И никто из мемуаристов по существу не говорил о развитии замысла крупнейшего создания Ильфа и Петрова - романа "Золотой теленок". Рассказать кое-что могли бы только рукописи сатириков. Вот почему так привлекает папка, которая в архиве ЦГАЛИ (фонд 1821, единица 37] носит название: "Материалы к "Великому комбинатору". Заманчива уже сама обложка, в которую вложена пачка листков: это обычный скоросшиватель "Дело N", где в шутку против номера проставлена цифра 2 ("Дело N 2") и большими печатными буквами, так что трудно разобрать, Ильфа это почерк или Петрова, написано карандашом: "Буренушка Златый телец стр. 177 -------------------------------------------------------------------------------- Телята Телушка-полушка". Вероятно, варианты названия для романа. Но вот раскрываешь папку, вчитываешься в тексты, набросанные соавторами на исчерканных рисунками отдельных листках разноформатной бумаги, - и возникает странное ощущение, что недаром "Дело N 2" составлялось двумя самыми насмешливыми Людьми в нашей стране, возникает ощущение, что бумаги посмеиваются над исследователем: они ни о чем не хотят говорить. Суть затруднения даже не в том, что в папку попали листки, вовсе не относящиеся к "Золотому теленку" (например, листы 15 и 16 - это наброски Ильфа к фельетону "Директивный бантик", 1934). Такие записи извлечь несложно. Но вот материалы непосредственно к "Великому комбинатору" или "Золотому теленку" - Наброски планов и сюжетных положений, записи имен, отдельных выражений и острых слов, иногда даже короткие тексты, большей частью так и не вошедшие в роман. Когда составлялся каждый из этих планов? Когда был сделан тот или иной сюжетный набросок? В каком порядке располагали время эти разные, уже ветшающие листки, точно ли в том, в каком пронумерованы они старательной рукой работника архива? Это чувство беспомощности перед ясным и загадочным "Делом N 2" я испытала еще лет шесть назад, когда впервые разбирала эти бумаги. И думаю, что знакомо оно не только мне. Рукопись молчала, не раскрывая своей тайны: хронологической истории романа, последовательности работы над ним. Ключом к "Делу N 2" могли стать записные книжки Ильфа - единственная хронологическая рукопись писателя, в какой-то степени приближающаяся к дневнику. Но Ильф не датировал своих записей. Собранные после его смерти, они издавались в последовательности самой невероятной. Только после того, как все они (а их более тридцати) были передатированы1, я смогла подойти с этим ключом к истории "Золотого теленка". Пока еще "Великий комбинатор"... Первые заметки к "Золотому теленку" начинают скапливаться в блокнотах Ильфа едва ли не с первой половины 1928 года. Еще не закончена публикация романа "Двенадцать стульев", еще не начали печатать повесть "Светлая личность", а Ильф собирает, продумывает, коллекционирует словечки, схемы сюжетов, "аттракционы" (мастера сатиры их иногда называют комедийными трюками) и "отыгрыши" (темы для сатирических и юмористических отступлений)" которые могут понадобиться для нового произведения. "Человек объявил голодовку, потому что жена ушла" (вспомните Васисуалия Лоханкина). "Дантистка Медуза-Горгонер" ("У меня самого была знакомая акушерка по фамилии Медуза-Горгонер", - говорит Остап в "Золотом теленке"). "Не стучите лысиной по паркету". "Всемирная лига сексуальных реформ". "Бывший князь, ныне трудящийся Востока". "Невыпеченные ноги" (в "Золотом теленке": "невыпеченное плечо"). "Брюки-калейдоскоп. Водопад. Европа - А" (в романе так изображен костюм Остапа-миллионера: "Под рас- -------------------------------------------------------------------------------- 1 См. мои примечания к 5-му тому Собрания сочинений И. Ильфа и Е. Петрова. стр. 178 -------------------------------------------------------------------------------- "стегнутым легким макинтошем виднелся костюм в мельчайшую калейдоскопическую клетку. Брюки спускались водопадом на лаковые туфли". И ниже: "Да, я забурел, - сообщил Бендер с достоинством. - Посмотрите на брюки. Европа - А!"). И многие, многие другие. Этих записей оказалось бы еще больше, если б мы выписали и те, что представлялись Ильфу и Петрову значительными на различных этапах работы, встречаются в вариантах, но не вошли в окончательный текст "Золотого теленка". (Оговорюсь, что, разбирая историю "Золотого теленка", я ссылаюсь чаще на Ильфа потому, что сохранились его индивидуальные записи, а Е. Петров таких индивидуальных записей не вел, и процесс, в котором равно участвовали два автора, процесс создания романа, в ряде звеньев пока может быть освещен только односторонне.) Одна из записных книжек Ильфа середины 1928 года начинается так: "Флирт вождей". Профессор киноэтики. Секция пространственных искусств". Это разрозненные выражения, отделенные одно от другого черточкой, как обычно у Ильфа. Но в последующей книжке, весной 1929 года, они уже повторены так: "Великий комбинатор". Минеральный фонтан. Профессор киноэтики. Секция пространственных искусств. "Флирт вождей". Ребусы. Идеология заела". Ильф явно предчувствует новый роман - о великом комбинаторе Остапе Бендере (потому что именно Бендеру, герою "Двенадцати стульев", уже принадлежал этот титул) - и составляет еще не план, а какое-то подобие плана, из ситуаций, к которым мог быть причастен Остап. Только одна из этих записей была сбережена для романа: "Ребусы. Идеология заела". Выражение "Минеральный фонтан" оказалось толчком для одного из рассказов цикла "Необыкновенные истории из жизни города Колоколамска" (в Колоколамске неожиданно забил минеральный источник; потом оказалось, что это прорвалась сточная вода). "Профессор киноэтики" неоднократно появлялся в записях Ильфа ("Профессор киноэтики. А вся этика заключается в том, что режиссер не должен жить с актрисами") и закрепился в его фельетоне "Для моего сердца", снабженный фамилией Глобусятников. Запись "Флирт вождей" осталась неиспользованной, но она, безусловно, перекликается с известным отступлением о "большом" и "маленьком" мире в "Золотом теленке", о том, что "под все мелкие изобретения муравьиного мира подводится гранитная база "коммунистической" идеологии...". Конечно, только в таком вот стремлении подвести "гранитную базу" и могла не очень умная, но распространенная игра "Флирт цветов" превратиться в нечто уродливое и звучное по названию "Флирт вождей" (звучность этого уродца смутила даже издательскую редакцию упомянутого собрания сочинений Ильфа и Петрова, и, вместо этого выражения, в соответствующей записи появилось отточие). По-настоящему замысел нового романа захватил Ильфа и Петрова в июне - июле 1929 года. Именно в это время Ильф набрасывает первый подробный, фабульный план "Великого комбинатора". План этот начинался так: "Глава I. Новый дом в Москве заканчивается постройкой. Весенний слух об управдомах. Вокруг дома, как шакалы, ходят члены-пайщики кооператива. Они прячутся друг от друга и интригуют. Множе- стр. 179 -------------------------------------------------------------------------------- ство жизней и карьер, которые зависят от нового дома..." "Распределение комнат. Поразительное событие на общем собрании. Узкая фракция. Приметы дробления общих собраний". "Силы, поднятые Остапом против постройки. Жильцы дома, подлежащего разрушению. Учреждение, которое не хочет выехать, потому что при этом его обязательно выгонят из Москвы". "Выписывают родственников. Специальный брак" (речь идет, конечно, об искусственном уплотнении квартир), и т. д., и т. д. План не пошел дальше десяти глав первой части и не был принят авторами для совместной работы. Но многие сатирические и юмористические элементы его настойчиво встречаются в вариантах романа о великом комбинаторе, отдельные же детали вошли и в окончательный текст. Примерно в тот же период (июнь - июль 1929 года) Ильф и Петров по командировке "Чудака" совершили поездку в Ярославль. Очерк об этой поездке ("Ярославль перед штурмом") появился в одном из сентябрьских номеров "Чудака". В июньско-июльской записной книжке Ильфа поездка отразилась глухо, казалось бы, одной записью: "Узнавание Москвы в различных частях Ярославля. Очень приятное чувство". Но в одном из листов "Материалов к "Великому комбинатору"1 Е. Петров пометил под номером 40: "Ярославский шофер". Ярославский шофер? А ведь Ильф записывал (очень близко от упомянутой записи о Ярославле и в непосредственной близости с другими, которые также могли быть ярославскими): "Шофер Сагассер". "Чуть суд - призывали Сагассера - он возил всех развращенных, других шоферов не было". "Шофер блуждал на своей машине в поисках потребителя". По-видимому, именно в Ярославле повстречался Ильфу и Петрову тот персонаж (именуемый в "Аттракционах" ярославским шофером, а в записях Ильфа Сагассером) которому потом, в романе, суждено было стать Цесаревичем и, наконец, Адамом Козлевичем. И если Остап Бендер толкал к сюжету, связанному с погоней за деньгами, то этот второй персонаж мог натолкнуть писателей на мысль послать своих героев в автомобильное путешествие. Зачем? Зачем же еще мог ехать Бендер, как не за миллионом? Куда? Конечно, в Одессу. Вот еще одна запись из "Аттракционов": "Бухгалтер - родственник микадо. История о проститутке, которую хотели похитить. О кладах и легендах. Нищая мечтающая Одесса". "Нищая мечтающая Одесса", где так любили фантазировать и говорить о миллионах, где еще верили в клады и в бухгалтеров - родственников микадо, - вот куда должны были устремиться герои нового романа (только при последней, окончательной правке Одесса была заменена городом Черноморском). Именно теперь перед Ильфом и Петровым один за другим ложатся листки: "Аттракционы", "Отыгрыши", "Типы и выражения". Большей частью они заполнены рукою Петрова. Но это не индивидуальные записи Е. Петрова. Это результат совместной работы писателей. В двух-трех случаях их перья встречаются на одной странице и даже в одной строке. Например: "Театр малых форм", - аккуратно вписано Е. Петровым. И дополнено не столь изящным почерком Ильфа: "С большими формами" (лист 11, "Отыгрыши"). -------------------------------------------------------------------------------- 1 Лист 5, "Аттракционы"; заполнялся, судя по содержанию, вслед за июньско-июльской книжкой Ильфа, но раньше августовской работы сатириков над романом; датируется июлем 1929 года. стр. 180 -------------------------------------------------------------------------------- Многие из этих записей интересны сами по себе, их можно читать, как читают записные книжки Ильфа: "Человек построил целый город, чтобы получить комнату". "Бендер со своей шпаной устраивает вечер писателей". "Праздник сбора винограда в жилтоварнществе". "До Сезанна французские рощи были похожи на Коро". "Коммунист, возведенный дружественной державой в герцоги". Но "Аттракционы" и "Отыгрыши" в целом, в отличие от записных книжек, носят все-таки преимущественно рабочий характер. Многие наброски скупы, конспективны. Часто это не запись выражения, детали, сюжета, а лишь намек на выражение, деталь, сюжет, которые помнят авторы. Любопытно, что большой сатирической, политической остроты в "Отыгрышах" и "Аттракционах" нет. Одновременно, в том же июне - июле 1929 года, Ильф и Петров думали о повести "Летучий голландец", для которой сделали много заметок, но которую так и не написали. Я не знаю, почему не был написан "Летучий голландец", но, конечно, не потому, что тема его была мелка, как предположил один из исследователей. Тема "Летучего голландца" - осмеяние, выражаясь современным языком, культа, а точнее, "культика" маленькой, но властной "личности" редактора профсоюзной газеты, - была бы удивительно острой и своевременной, если бы она могла тогда прозвучать. Вокруг "Летучего голландца" и концентрировались летом 1929 года сатирически наиболее острые заметки писателей; на долю же "Великого комбинатора" оставался более "легкий", непритязательный материал. По-видимому, к "Великому комбинатору" писателей влекло главным образом желание снова проехаться по стране со своим веселым героем, как уже ездили они с ним в "Двенадцати стульях". Настроение первого романа еще не развеялось. Не случайно среди самых первых записей к "Великому комбинатору" - такая: "Остап рассказывает о 12 стульях". Нет в "Аттракционах" и "Отыгрышах" образов бюрократов в "Геркулеса": они появятся, когда Ильф и Петров оставят замысел "Летучего голландца" и перенесут в роман сатирический материал. Нет в этих записях и темы бесполезных денег. Видно, что писатели еще не задумались над судьбой великого комбинатора, над тем, что будет, если он добьется своего. Их все еще, как в первом романе, привлекал процесс поисков, и Бендер был только проводником в сатирическом калейдоскопе быта. Они еще не открыли для себя, что судьба великого комбинатора сама может стать одной из существенных примет времени. Короче, они работали над романом "Великий комбинатор". "Золотой теленок" был еще впереди. С 2 по 23 августа 1929 года, как помечено на рукописи авторами, Ильф и Петров писали первую часть романа. Они писали ее стремительно, по-видимому, не очень-то задумываясь над дальнейшим развитием сюжета: события, разворачивались сами собой, и можно было ожидать, что они сами подскажут, как быть дальше. Но вот в естественный ход повествования втянут еще один персонаж - подпольный миллионер. Кем он должен быть? Разумеется, сюда не подходила какая-нибудь безобидная личность, неудачливый гусекрад, легкомысленный "сын лейтенанта Шмидта". Этот "кто-то" должен быть удачливее Бендера, если он мог сколотить свои миллионы. Кто же он и каким путем стал миллионером? Так намечалась новая, серьезная тема. стр. 181 -------------------------------------------------------------------------------- Ильф и Петров работали в газете и знали о таких Корейко. Из газеты, из "Гудка", кстати говоря, почерпнули они отдельные "этапы" деятельности Корейко. Был свой "прототип" и у истории о том, как Корейко в годы военного коммунизма похитил маршрутный поезд с продовольствием, шедший на Волгу: 15 мая 1925 года в "Гудке" появилось сообщение о суде над расхитителями железнодорожных грузов; они действовали с конца 1922 года на Украине, похищая целые вагоны сахара, табака, кожи; один из них привлекался к ответственности еще в 1923 году. Это были "современники" Корейко. Давно мелькала в записях Ильфа, а затем в совместных заметках писателей тема "Гидро и открытки" (ср. в "Золотом теленке" с аферой Корейко, перекачавшего средства со строительства электростанции на издание открыток с видами этой электростанции). Возможно, сатирики даже прочили эту комбинацию Остапу Бендеру. Но для таких серьезных, "с размахом", дел, пожалуй, Бендер был слишком легковесный жулик. Закончив первую часть, Ильф и Петров сразу же начали вторую, но написали немного. Сохранившиеся несколько страниц, может быть, действительно все, что было ими тогда написано. Здесь Бендер, приехав в Одессу, является еще не в "Геркулес", а в юридическую консультацию, куда первоначально поместили авторы Корейко, и при помощи Балаганова опознает своего противника. В первых числах сентября, оставив начатую работу, Ильф и Петров уехали в Гагры. Они увезли с собой множество редакционных поручений и незаконченных дел, а когда в начале октября вернулись в Москву, оказалось, что роман застопорился. Вот тут-то в истории романа и намечаются пробелы, которые восполняются с большим трудом. "Геркулес"... Турксиб... Миллион? Где-то около этого времени Ильф увлекся фотографией, что, по славам Е. Петрова, прервало работу над романом на целый год. Ильф и Петров возобновили работу над романом во второй половине 1930 года - осенью или в конце лета. Тогда они переписали, существенно переработав, часть глав, дописали остающиеся, и все это в невероятно сжатые сроки: в ноябре 1930 года они уже заключают договор на английский перевод романа (правда, все еще "Великого комбинатора", а не "Золотого теленка"); с января 1931 года ромам печатается в журнале "Тридцать дней", и хотя Ильф и Петров продолжают дорабатывать финал, пока печатаются первые части, роман выходит в журнале окончательно отшлифованным, авторы уже не будут возвращаться к нему и править его. И что поразительно: рукопись текста, созданного в столь сжатые сроки во второй половине 1930 года, сравнительно чиста. В ней есть и помарки и поправки, но их очень мало. Что ж, авторы писали свой лучший роман сразу почти набело? А как же высказывание Е. Петрова по поводу того, как трудно писался этот роман? "Писать было трудно... Мы вспоминали о том, как легко писались "12 стульев", и завидовали собственной молодости. Когда садились писать, в голове не было сюжета. Его выдумывали медленно и упорно". Так вот, я полагаю, что это высказывание относится не к лету 1929 года, когда напористо, с разгону, писалась первая часть, и не к осени 1930, когда стр. 182 -------------------------------------------------------------------------------- почти набело переписывался роман, а к зиме 1929 - 1930 года. Вооружимся этим предположением и, не боясь вносить уточнения в свидетельства авторов, пересмотрим факты. Рабочие записи Ильфа по фотографии сохранились. Они датированы январем, февралем и мартом. Это 1930 год. По-видимому, в октябре - декабре 1929 года Ильф фотографией еще не увлекался. Писатели над чем-то работали, и этим "чем-то" могла быть только вторая часть романа. Работа над ней, должно быть, подвигалась уже не так споро, как над первой. Вот набросок, который я считаю наиболее ранним для этого периода (единица 37, лист 3). Он, вероятно, сделан почти сразу же по возвращении Ильфа и Петрова из Гагр в Москву. Озаглавлен он так: "План "Великого комбинатора". Часть I". Но только первые восемь пунктов представляют собой план части первой1. С пункта же девятого, с очень приблизительным делением на главы и без деления на части, идет изложение дальнейшего содержания: "Бендер и Балаганов по приезде в Одессу идут в консультацию (подразумевается юридическая консультация, - Л. Я.), попадают на чистку. Чистится ангельский гражданин. Оказывается - Корейко..." Вчитываясь в план, можно увидеть, как с трудом, "медленно и упорно", придумывался сюжет. Вот сатирики, делают записи об осаде, которую начал "великий комбинатор" против подпольного миллионера: "Игра в Шерлока Холмса. Посещение квартиры Корейко в его отсутствие. Игра в открытую. Война объявлена. Корейко одалживает у Остапа 3 рубля". Потом все это вычеркивается, потому что не решено еще, как появится в романе Зося и, какую роль надлежит отвести ей: "В контору нанимается Зося Синицкая (подразумевается контора "Рога и Копыта". - Л. Я.). Она удивлена бессмысленностью работы в конторе... Зося знакомит Остапа с Корейко". Как все это еще далеко от окончательного сюжета "Золотого теленка"! Не вместе с Корейко, а значительно позже появляется в плане "учреждение" (все-таки охота за подпольным миллионером не может не привести Остапа в учреждение). Намечаются, еще очень приблизительно, сатирические типы служащих: "липовый общественный работник" (будущий Скумбриевич), "человек с резиновыми факсимиле" (будущий Полыхаев). Вероятно, в Васисуалия Лоханкина воплотится "интеллигент - царь природы". Некоторые записи говорят о намерении включить сатирический материал, уже известный по рассказам Ильфа и Петрова "Гелиотроп" и "Двойная жизнь Портищева". Будущий роман явно поглощает замысел "Летучего голландца". Но самое поразительное - концовка плана. Привожу ее полностью. "15. Следствие окончено. Разговор с Корейко. 16. Газовая атака. Крах предприятия. Отъезд на Турксиб. 17, 18, 19, 20. Турксиб. Конкурс лгунов. Смерть Паниковского. Диоген". План кончается поездкой на Турксиб. Да, да, на Турксиб, хотя Ильф и Петров сами там еще не были. Дальше станет еще яснее, что мысль о Турксибе явилась до поездки Ильфа и Петрова на Турксиб, до оформления идеи романа под влиянием этой поездки. Они отправляют своих героев на Турксиб, но ни одного конкретного штриха поездки на Турксиб в план не вписывают - и не мо- -------------------------------------------------------------------------------- 1 Эти восемь пунктов соответствуют восьми главам, написанным в августе, однако названия глав более поздние, - значит, план написан не до, а после августовской рукописи. стр. 183 -------------------------------------------------------------------------------- тут вписать. "Конкурс лгунов", "Диоген" - все это извлечено из старых записей и после действительной поездки в Среднюю Азию будет вытеснено новым материалом. Следующие по времени заметки (лист 16-а) - это разработки к теме "Геркулес". Здесь отдельные словечки, прибереженные для сцены "чистки", но еще не привязанные окончательно к персонажу ("Бомзе порвал связь с деревней"; "Бомзе и сын" - последнее в романе появилось в виде "Скумбриевич и сын"). Здесь любопытный список в 15 номеров под названием "Люди в учреждении" ("1. Сумасшедший. 2. Общественный работник. 3. Хамелеон. 4. Человек из Америки... 8. Летун-специалист. 9. Человек, которого оценят только после смерти. 10. Человек с резиновыми факсимиле. 11. Чарльз-Анна-Хирам" и т. д.). Ильф и Петров как бы собирают все, что хотели бы рассказать о совчиновниках. В процессе дальнейшей работы этот список раскололся. Только рассказ "Чарльз-Анна-Хирам" был написан тогда же, осенью 1929 года, и позже почти целиком вошел в роман (только американца Чарльза-Анну-Хирама сменил немец Генрих-Мария Заузе). Остальные персонажи осенью 1929 года воплощены не были, но почти все они были использованы позже. Некоторые послужили основой для отдельных рассказов и в роман не вошли. Так, "человека, которого оценят только после смерти", мы узнаем в рассказе "Обыкновенный Икс (опубликован в октябре 1930 года); "Журналисты и сумасшедший дом" - тема для рассказа "На волосок от смерти" (опубликован в июле); "Как умоляли партийного начальника" - для рассказа "Шкуры барабанные" (опубликован в январе того же 1930 года). Другие персонажи вошли в роман, но уже совершенно не использовались в рассказах. Это - "общественный работник" (Скумбриевич), "хамелеон" (Бомзе), "летун-специалист" (Талмудовский), "человек с резиновыми факсимиле" (Полыхаев). Дальнейшие наброски находятся в другой папке. Августовская рукопись Ильфа и Петрова (ЦГАЛИ, фонд 1821, единица 36). Первые и единственные страницы второй части. На обороте одной из них (лист 52) - наброски плана. Он начинается прямо с главы десятой: "10. Геркулесовцы. 11. Теплая компания: Гомер, Мильтон и Паниковский. 12. Кубрик и дележка. 13. Посещение Корейко и пожар. Открытие конторы. 14. Зиц-председатель. Ксендзы. Начало следствия. 15. Хирам. Талмудовский. Уложитесь в 20 минут. 16. Бомзе. Факсимиле..." По содержанию записей видно, что они сделаны позже рассмотренных выше. Экономнее и точнее стал план. Определеннее подбор и характеристики геркулесовцев. Стало меньше персонажей, которым не суждено было появиться в романе. Но где доказательство, что это все-таки один из ранних планов, что Ильф и Петров сделали наброски на листке из старой рукописи действительно в конце 1929 года, а не, скажем, год спустя? Дело в том, что по этому плану (или по другому, к нему близкому) Ильф и Петров работали, писали и написали немало. Сохранился листок, в архиве он помечен номером 54 (единица 36), но на нем стоит и авторский номер страницы - 123. "Глава восемнадцатая". Отчеркнуто и оставлено место для заголовка. Лист заполнен на треть сплошным тек- стр. 184 -------------------------------------------------------------------------------- стом: по требованию Остапа его подручные устроили ложную тревогу "пожар!" в доме, где живет Корейко; Остап хотел узнать, где Корейко держит деньги. Этой ситуации нет ни в раннем, ни в окончательном варианте романа. Но она отмечена в плане, о котором я говорю (правда, в главе тринадцатой). . Может быть, Ильф и Петров прервали работу над второй частью именно здесь, в начале восемнадцатой главы, на странице 123. Но 123 страницы аккуратного почерка Е. Петрова, даже если эта нумерация включает всю первую часть, - это огромный текст, это значит, что вторая часть была написана почти полностью. И вот ранний план к этой второй, почти написанной части кончался так: "19. Остап танцует танго. Ночь. Газовая атака. 20. Плутни. 21. Турксиб. 22. Турксиб. 23. Миллион". Снова дважды повторено слово "Турксиб" в финале, и снова - ни одной конкретной детали к нему. Длинный хвостик у последней буквы отлетает заманчиво и многозначительно, он похож на широкий жест рукой - ну, там, мол, будет, где разгуляться фантазии. Но, главное, последнее слово - "Миллион", загадочное, никак не расшифрованное, оно появляется впервые. Не таит ли оно загадки для самих авторов? Герою нужно наконец дать в руки миллион. Но что он будет с ним делать? Что? Знают ли это авторы? В поисках самого характерного Всепоглощающее увлечение фотографией длилось месяца три, не больше. И вот уже в апреле Ильф, Петров и Вольпин подписывают договор на обозрение для Мюзик-холла - "Путешествие в неведомую страну". В конце апреля, с группой писателей и журналистов, сатирики на Турксибе. В майских номерах газеты "Гудок", через пять лет после среднеазиатских очерков Ильфа, появляются среднеазиатские очерки Е. Петрова - "Великая магистраль". Продолжается работа над "Путешествием в неведомую страну". Печатаются очерки Ильфа и Петрова о Турксибе (и среди них - почти полностью вошедший в третью часть "Золотого теленка" - очерк "Осторожно! Овеяно веками"). 30 июля, в "Огоньке" появляется юмореска Ильфа и Петрова "Меблировка города". В переработанном виде она ляжет в основу юмористического рассуждения о пешеходах, открывающего роман. Где-то в промежутке пишут Ильф и Петров вместе с Вольпиным комедию "Подхалимка". Ее текст не сохранился, и даже сюжет не удалось узнать, но известно, что в октябре того же года комедия уже шла,, и успешно, в московском Мюзик-холле... Думаю, что все эти месяцы писателей не оставляла глубокая мысль о романе. Они помнили о нем на Турксибе, куда давно собирались послать своих героев, и в Ленинграде, где Ильф заполнял записную книжку, начинающуюся; словами "Бернгард Гернгросс". В комментариях к пятому тому сочинений Ильфа и Петрова мне не удалось дать достаточно веские аргументы для датировки этой книжки. Очевидно было, что часть имеющихся в ней записей сделана в Ленинграде или вскоре после стр. 185 -------------------------------------------------------------------------------- поездки в Ленинград. Это видно из выражений: "Как я искал окурки в Петергофе", "Паркетные мостовые Ленинграда". Но в Ленинград Ильф бывал не раз, я какая поездка имеется в виду, неизвестно. А ведь именно в этой книжке сделаны первоначальные, еще слабо сформулированные записи к финалу "Золотого теленка", где Бендер-миллионер терпит моральное поражение, именно здесь замечаются штрихи для образного воплощения идеи бесполезных денег: "Как я искал окурки в Петергофе... Конгресс почвоведов... Две папиросы дал мороженщик... Остап-миллионер собирает окурки..." (курсив мой. - Л.Я). Уповая на интуицию, я отнесла эту записную книжку приблизительно ко второй половине 1930 года. Но интуиция подсказывает, а не доказывает, и уж совсем не освобождает от сомнений. Может быть, книжка заполнялась не в 1930, а в 1929 году? А может быть, в 1928, когда появилось у писателей, еще весьма неопределенное, желание написать новый роман? Сделал же Ильф тогда, я 1928 году, ряд набросков, пригодившихся ему в работе и над второй и над третьей частями "Золотого теленка". Вот и фамилия "Мародерский", упомянутая в книжке "Бернгард Гернгросс", записана также в одной из книжек Ильфа 1928 года... А ведь зацепка лежит перед глазами. Конгресс почвоведов, тот самый, из-за которого Остап не мог получить номер в гостинице, пообедать в ресторане и даже пойти в театр ("В театре в этот день давался спектакль для почвоведов, и билеты вольным гражданам не продавались"), не был, оказывается, фигуральным выражением. Международный конгресс почвоведов действительно проходил в Ленинграде - с 20 по 31 июля 1930 года. По-видимому, он совпал с поездкой Ильфа, Петрова и Вольпина в Ленинград (поездка была связана с готовившейся постановкой комедии "Подхалимка"). И записная книжка "Бернгард Гернгросс" относится именно к этому времени. В летние месяцы 1930 года исподволь складывается, осознается, образно оформляется идея бесполезных денег, идея краха Бендера-удачника, провала Бендера-миллионера. А роман еще продолжает разматываться и обогащаться. В сентябре 1930 года Ильф и Петров продолжают делать к нему заметки, и не к финалу или какой-нибудь определенной главе, а к роману в целом. Именно в сентябре был заполнен лист 10 "Материалов", который называется так: "Подробности". Этот листок был начат давно, еще в середине 1929 года, до августовской работы над первой частью. Тогда был проставлен заголовок - "Подробности", сделана первая запись: "Автомобиль ждал в сарае. Его часто перекрашивали. Он имел собственное имя", - и несколько других. К концу этих записей, среди ровных строчек Е. Петрова, - одна строка, два слова, размашистые неровные буквы - по-видимому, перо взял Ильф: "Отменят деньги". Что это? Размышление об исходе сюжета? Ироническое повторение ходячих разговоров? На рубеже 20-х и 30-х годов, с ликвидацией нэпа, в устах некоторых советских работников прозвучала мысль, что деньги следует отменить. Эта мысль была осуждена, объявлена беспочвенной. Но дело даже не в ней. Запись "Отменят деньги" говорит о том, что писателей начинает занимать вопрос, который станет центральным в их романе, - судьба денег, за которыми гоняется Остап, Этот листок много месяцев пролежал в бумагах писателей, прежде чем стр. 186 -------------------------------------------------------------------------------- они снова вернулись к роману. А вернувшись, они взяли и этот начатый лист и сделали на нем еще ряд любопытнейших записей. Одна из них весьма точно выдает время, когда был дописан лист: "Визит Остапа к Рабиндранату Тагору" (в романе это преобразилось в главу "Индийский гость"), а Тагор был в СССР только однажды - с 11 по 25 сентября 1930 года. Среди "подробностей" эта запись ничем не выделяется, и, занося ее, авторы, вероятно, еще не предполагали, что этот эпизод станет одним из существенных в сюжете. За ним идут обычные, характерные для Ильфа и Петрова заметки: "Концессия на снятие вывесок"; "Цепь огня. Прикуривание"; "Люди ездят в командировки"; "Сказочка о кошках и тракторах, или о том, как в городе Н наступил рай". На этом же сентябрьском листе сделали Ильф и Петров свою выразительную запись о Маяковском: "Остап на похоронах Маяковского. Начальник милиции, извиняясь за беспорядок: - Не имел опыта в похоронах поэтов. Когда другой такой умрет, тогда буду знать, как хоронить. И одного только не знал начальник милиции - что такой поэт бывает раз в столетье". Этот сентябрьский листок, заполненный незадолго перед тем, как Ильф и Петров переписали свой роман, превратив его из романа о похождениях великого комбинатора в роман о крахе золотого тельца, носит следы поисков - поисков каких-то выразительных, существенных черт времени, потому что время - 1930 год, год открытия Турксиба и XVI съезда партии, - отличалось разительно, мощно от 1927 года, года нэпа, отраженного в "Двенадцати стульях". "Счастливые годы нэпа прошли, - сказал Остап, входя в акционерно-издательское общество "Огонек". - Приходится кормиться по учрежденским буфетам". Так начинается небольшой, ни с чем сюжетно не связанный отрывок на листах 8 и 9 "Материалов к "Великому комбинатору". А на листе 10 ("Подробности"), по смыслу связанная с приведенными выше, такая запись: "В виду сходных условий с 20-м годом человек заготовил буржуйки, деревянную обувь, саночки, бензиновые и масляные светильники и т. д. Прогорел". И еще одна запись в "Материалах", в другом месте - "прогорел на вещах 20-го года". Один "прогорел" на вещах 20-го года, другой должен был "прогореть" на накопительстве вообще. Все живописнее становится мысль о том, что главные беды поджидают Остапа именно тогда, когда он станет миллионером. "Как он ужаснулся, когда заметил, что стал вести такую же жизнь, как и Корейко", - записывает Ильф (лист 21). И на другом листе, рукою Петрова: "Нет номеров. Гагры (ср. в записях Ильфа: "Номера нет, пальмы растут, настоящие Гагры". - Л. Я.). Спал плохо - боялся, что украдут деньги, стал похож на Корейко. Хотел строить особняк. Нет уважения, власти..." (лист 18). На обороте этого листа, рядом с разработками плана третьей части ("31. Скитания. 32. Ассамблеи. Рабиндранат Тагор. 33. Развязка...") Е. Петров раздумчиво записывает: "Правящий класс умертвил его деньги". Его перо обводит овалом эту запись, справа пририсовывается короткий хвостик, слева - корявая голова. Четыре ноги - и рисунок становится похож на какое-то стр. 187 -------------------------------------------------------------------------------- уродливое животное. Корова? Буренушка? Телушка? Может быть, золотой телец? Или попросту - золотой теленок. Под рисунком еще два слова: "Деньга - труд". Так оформилась идея, перспектива романа. После этого его можно было писать, начиная с первой страницы. Но первая часть уже была написана. Как показано выше, по-видимому, вчерне была готова и вторая. Их предстояло переписать. Бендер и Рио-де-Жанейро Первые главы Ильф и Петров правили по машинописной копии августовского текста. Иногда дописывали куски, иногда вклеивали старую машинопись1. Можно проследить, что принимали они из написанного прежде и что тщательно переделывали. Небольшой по объему, но существенной правке подвергся образ Остапа Бендера. Первоначально в роман "Великий комбинатор" он вошел таким же, каким был в "Двенадцати стульях", - легкомысленный босяк, предприимчивый жулик, неунывающий искатель приключений. И хотя Балаганов восхищался им, а Паниковский его побаивался, было в них много общего: Балаганов способен был подхватить остроумную реплику Бендера ("Вы, конечно, стоите на краю финансовой пропасти?" - спрашивал Бендер. "Если бы на краю, - бойко отвечал Балаганов. - В том-то и дело, что я лечу в нее уже целую неделю"), Паниковский оказывался жуликом немалой ловкости (в тот момент, когда Бендер продавал американцам секрет самогона, Паниковский преспокойно стащил у них золотые часы). Бендер августовской рукописи был по-прежнему свободен от размышлений о смысле жизни. Если его подстерегало драматическое и даже трагическое, оно могло быть только ясным и простым, как весь его облик, оно должно было лежать в сфере приключенческого, даже тогда, когда носило социальный оттенок, как в обоих его крахах в "Двенадцати стульях" (речь идет о клубе, построенном на сокровища мадам Петуховой, и о расправе Воробьянинова со своим компаньоном). Но в "Золотом теленке" авторы приготовили для него другое решение, и лежало оно в сфере социального, даже философского. Босяку из "Двенадцати стульев" оно было не по плечу. Вот почему при переработке рукописи фигура Бендера прежде всего укрупнилась. Более вдумчивый, более предусмотрительный и опытный, с внешностью и манерами, вызывающими доверие, он стал комбинатором значительно большего масштаба. Вслушайтесь в его интонации, появившиеся при правке. К примеру - в разговоре Бендера с председателем арбатовского исполкома: "- Я тоже похож на своего отца, - нетерпеливо сказал председатель, - вам чего, товарищ? - Принимаю ваши слова, как отдаленное приближение к шутке, - быстро ответил посетитель. - Я сын лейтенанта Шмидта". Так отвечал Бендер в первом варианте. "- Тут все дело в том, какой отец, - грустно заметил посетитель. - Я сын лейтенанта Шмидта". -------------------------------------------------------------------------------- 1 ЦГАЛИ, ф. 1821, ед. 38. стр. 188 -------------------------------------------------------------------------------- Так отвечает он во втором. Это уже не тот Бендер, для которого главное - не потеряться и отвечать побыстрее. Новый Бендер не сомневается, что никаким вопросом председатель его не собьет. Поэтому он спокойно рисуется, поэтому так высокомерно-ироничен его тон. Вместе с тем в новом варианте романа обостреннее выступило одиночество Бендера. Рядом с ним, по сути, нет никого, хотя он и окружил себя раболепными жуликами. Теперь Балаганов не может подхватить шутку Остапа. По поводу "финансовой пропасти" он нерешительно переспрашивает: "Это вы насчет денег?.. Денег у меня нет уже целую неделю". Паниковский нахален - и беспомощен. Эти жалкие, почти условные жулики, анекдотически не способные ни на что, даже на жульничество, - тени, пляшущие вокруг "великого комбинатора". В отношении с ними он становится более властным и высокомерным. В первом варианте: "Паниковский так поспешно опустился на колени, словно ему подрубили ноги. Пока на похитителя гуся медленно садилась взбудораженная пыль, Остап устроил короткое совещание. Паниковского решили взять условно, до первого нарушения дисциплины и перенести на него обязанности прислуги за все". Во втором варианте совещаний Остап не устраивает, он решает единолично: "Хорошо, - сказал Остап, - ваша поза меня удовлетворяет. Вы приняты..." и т. д. Но высокомерие не умеряет, а лишь подчеркивает одиночество Бендера. Так с первых глав начинает, еще тихо и ненавязчиво, пробиваться тема краха героя. Любопытно, что только теперь, при правке первой части, когда идея романа была уже ясна, появились мечты Остапа о Рио-де-Жанейро. В начальном варианте на них не было даже намека. В этих мечтах Бендер раскрывается как убежденный индивидуалист, характеристика его становится социально более четкой: "Я хочу отсюда уехать. У меня с советской властью возникли за последний год серьезнейшие разногласия. Она хочет строить социализм, а я не хочу. Мне скучно строить социализм". И вместе с тем, когда видишь рукопись с этим упорно вписываемым "Рио-де-Жанейро", появляющимся то в речах, то в мыслях Остапа Бендера, начинаешь понимать, что дело тут, пожалуй, не только в том (а может быть, и не столько в том) что Бендеру не нравится наша действительность. Дело в том, что наша действительность не принимает Бендера, ему нет в ней места и не будет, даже если он завладеет миллионом. Он смутно подозревает это сам, цепляясь за свое фантастическое Рио-де-Жанейро и не совсем доверяя ему, как мифу, по его выражению, о загробной жизни. Характерно, что действительное решение Бендера бежать через днестровскую границу, казалось бы, естественно связанное с его мечтами о Рио-де-Жанейро, появилось в романе значительно позже, когда роман печатался и сатирики перерабатывали его заключительные главы. Осенью же 1930 года этого поворота в сюжете еще не было, но то, что роман приведет к краху героя, было уже ясно; главы "Индийский гость", "Встреча с юностью" были если и не написаны, то продуманы. Таким образом, вставки о Рио-де-Жанейро явились своеобразной подготовкой к образному решению темы, первым намеком на катастрофу, которая ожидала Бендера. стр. 189 -------------------------------------------------------------------------------- Современность и сатирическая деталь Правке подверглись не только образ центрального персонажа, но и сама художественная ткань романа. Перечитывая написанное год назад, авторы выбрасывали вялые строки, вводили новые насыщенные образные выражение и иронические наблюдения. Совслуж, преследуемый Козлевичем, теперь трусливо убегает, "высоко подкидывая зад, сплющенный от долгого сидения на конторском табурете". Когда Остап представлен американцам - "в воздухе долго плавали вежливо приподнятые шляпы". А переводчик, который в первом варианте просто "на радостях поцеловался с Остапом", теперь "чмокнул Остапа в твердую Щеку и попросил; захаживать, присовокупив, что старуха мать будет очень рада. Однако адреса почему-то не оставил". Ильф и Петров уточняют многие обороты, эпитеты и определения. Любопытно, что, дополненная новыми деталями, ставшая более насыщенной, а местами и более сложной синтаксически, художественная речь романа отнюдь не стала более громоздкой или затрудненной. Напротив, густота сатирических и юмористических образов сделала ее энергичнее. Сравните: "Когда-то в царские времена меблировка присутственных мест производилась по трафарету. Выведена была особая порода казенной мебели. За время революции эта порода почти исчезла и секрет ее был утерян..." Это первый вариант. А вот второй: "Выращена (sic!) была особая порода казенной мебели: плоские, уходящие под потолок шкафы, деревянные диваны с трехдюймовыми, полированными сиденьями, столы на биллиардных ногах и дубовые парапеты, отделявшие присутствие от внешнего беспокойного мира. За время революции эта порода мебели почти исчезла и секрет ее выработки был утерян". Мне кажется, что стремление к насыщенности и энергии выражения делало стиль и самый характер романов Ильфа и Петрова более современным. Перечислением малозначительных деталей начиналась в августовской рукописи глава вторая: "Хлопотливо проведенное утро закончилось. Стало жарко. В бричке, влекомой толстыми казенными лошадьми, проехал заведующий уземотделом, закрываясь от солнца портфелем. У палатки мороженщика стояла небольшая очередь граждан, желающих освежиться Мороженым с вафлями. Голый мальчуган с пупком выпуклым, как свисток, мыкался среди девушек, которые все еще рассеянно листали свои книги". Но этот дышащий провинциальной скукой и старгородской тишиной пейзаж, который был бы еще уместен в романе "Двенадцать стульев", авторов "Золотого теленка" не удовлетворяет. Теперь бричку, "влекомую" толстыми лошадьми, сменяет деталь грохочущего городского дня: "По главной улице на раздвинутых крестьянских ходах везли длинную синюю рельсу. Такой звон и пенье стояли на главной улице, будто возчик в рыбачьей брезентовой прозодежде вез не рельсу, а оглушительную музыкальную ноту". Скучающая очередь к мороженщику и мальчик с пупком уступают место тоже свидетельствующим о жаре, но более живописным и, главное, более современным деталям городского пейзажа, - витринам, в стекла которых ломилось солнце. Здесь и юмористически изображенная витрина магазина наглядных по- стр. 190 -------------------------------------------------------------------------------- собий ("где над глобусами, черепами и картонной, весело раскрашенной печенью пьяницы дружески обнимались два скелета"), и сатирический штрих: бедное окно мастерской штемпелей и печатей, увешанное эмалированными табличками со всеми вариантами надписей: "Закрыто", "Закрыто на обед", "Закрыто для переучета товаров", и лениво греющийся на солнце среди труб, мандолин и балалаек бас-геликон, который можно было бы, как слона или удава, показывать в зоопарке детям, чтобы они смотрели на удивительную трубу большими чудными глазами. При этом существенно, что Ильф и Петров стремились не просто обновить ритм, общее звучание своего художественного языка. Они стремились к тому, чтобы их стиль отвечал времени, чтобы сквозь всю систему образов просвечивала современность. Стремились последовательно и упорно. В этом стремлении они опускают в самом начале романа отличный кусок текста с огромной лужей на арбатовской площади, через которую своеобразный рикша за известную мзду таскает людей. Они, конечно, видели своими глазами и эту лужу, и много других. Но лужа - это было старо. Лужа была еще у Гоголя. Время выдвинуло другие, в том числе и сатирически более характерные приметы. И вместо столетней лужи деталями арбатовского пейзажа становятся "Храм спаса на картошке" и фанерная арка с свежим известковым лозунгом: "Привет 5-й окружной конференции женщин и девушек". Это детали тоже не парадны. Но они новы, современны, живы. А лужа - она не совсем исчезла из романа, потому что не исчезла она в жизни. Она вызвала страстное и продуманное выступление по поводу тысячелетних и тысячеверстных российских дорог (оно также было переписано при правке рукописи), которой теперь кончается шестая глава. * * * Изложенное - не история романа, а только ее кусок: формирование сюжета и правка первых глав, как это можно проследить по сохранившимся рукописям романа. Рукописи заговорили. Они рассказали, что Ильф и Петров не заимствовали сюжет у Маяковского и что Маяковский не брал сюжета у них. И еще они рассказали о том, как короткий - в полтора года - срок, даже не охватывающий всей работы над романом, оказался в биографии Ильфа и Петрова историей борьбы за современное, "сегодняшнее" звучание сатиры, за "сегодняшнее" в сюжете и стиле, в идее и освещении персонажей. Несомненно, это настойчивое стремление Ильфа и Петрова запечатлеть в содержании и в форме их сатиры остроту современного было одним из секретов долголетия их сатиры. Они принадлежали своему времени - своему времени, а не вчерашнему дню их эпохи. Поэтому они шагнули в будущее. Поэтому они принадлежат нам. стр. 191

Опубликовано на Порталусе 28 января 2011 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама