Массовый террор в Советском Союзе в первой половине XX в., - одна из величайших трагедий нашего времени. Погибшие отцы и матери, искалеченные судьбы их детей, травмированная психика свидетелей террора, горькие воспоминания его жертв, оставшихся в живых, - все это оставило неизгладимый след в сознании ныне живущих людей, повлекло за собой многосторонние, пока еще полностью не изученные социальные, политические и психологические последствия.

Вполне понятно то внимание, которое уделяет этой теме большое число литературно-художественных и публицистических произведений, отражающих мрачную обстановку в стране в 30-40-е годы, специфику деятельности карательных органов сталинизма, трагические судьбы конкретных лиц. Среди этих источников особая роль принадлежит произведению А. Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ", по сути дела подорвавшему идеологическую основу тоталитарного режима, ставшему предвестником демократических перемен в нашей стране. Широкую известность получили романы А. Рыбакова, Ю. Домбровского, мемуары бывших заключенных (например, книга Е. Гинзбург "Крутой маршрут"), пьесы и кинофильмы на темы, связанные с нарушениями законности, а также мемуары бывших политиков, чекистов, судей и прокуроров.

Большая литература была издана и на Западе - это работы специалистов, главным образом историков, воспоминания политических эмигрантов-жертв и очевидцев террора. В последние годы в России стали публиковать исследования отечественных юристов и социологов по проблемам массовых репрессий. Литература эта достаточно обширна, но имеет существенный пробел: политическая юстиция не рассматривается в ней как единый институт в системе тоталитарного государства - институт, ставший инструментом "большого террора" и сам в определенном смысле им обусловленный. В результате механизм политических репрессий в СССР оказался не в полной мере проанализированным с профессиональной юридической точки зрения. Остались неизученными воп-

стр. 74

росы о том, что представляла собой политическая юстиция в СССР, каковы были предпосылки ее возникновения, ее сущность, а также последствия ее влияния на отечественную правовую теорию, законодательство и юридическую практику, что следует предпринять для ликвидации ее последствий. Между тем без ответа на них вряд ли возможен успех в проводимой в стране судебно- правовой реформе и построении правового государства.

Ведь политические репрессии осуществлялись хорошо организованной, разветвленной политико-юридической системой страны - органами государственной безопасности, внутренних дел, революционными, а затем и военными трибуналами, общими судами, прокуратурой. И действовали все они преимущественно на основании нормативных актов (или вопреки им). По сути дела функционировала обособленная, замкнутая, достаточно отлаженная структура, наподобие средневековой инквизиции, с той лишь разницей, что жертв в советское время было несоизмеримо больше.

Эта структура руководствовалась в основном ведомственными административными правилами. Они и легли в основу той "юриспруденции террора", которая была создана в нашей стране после революции 1917 г. и стала основой жестоких преследований широких слоев населения. Наша задача, как авторов книги "Политическая юстиция в СССР", заключалась в том, чтобы не столько в историческом, сколько в структурно-функциональном аспекте рассмотреть во всех деталях, оценить в контексте тех лет, а также с современных правовых, нравственных и политических позиций и сами эти правила, и практику их применения. Мы стремились проанализировать юридический "механизм" карательной системы - показать, как была деформирована юридическая система страны в целях осуществления политических репрессий, в чем именно заключались нарушения законности, каковы были методы, которыми пользовались функционеры репрессивных органов.

Как свидетельствует история, к массовым политическим репрессиям в нашей стране вели многочисленные и сложные процессы социально-эко-

стр. 75

номического, политического и психологического характера. Основополагающей причиной их возникновения стала та стратегия бескомпромиссной и притом насильственной смены общественного строя, которую избрало большевистское руководство в ходе и в результате революции 1917 г.

Революционное насилие, непосредственно порожденное событиями 1917 г. и быстро переросшее в красный и белый террор гражданской войны, в России затянулось надолго. Позже оно вылилось в акции массовых политических репрессий, пик которых пришелся на 30-40- е годы. Значительную, если не решающую роль сыграла в этом процессе борьба политических группировок и их руководителей за власть, стремление сохранить ее и упрочить. Эта борьба втянула в свою орбиту миллионы людей, которые в своей повседневной жизни всего лишь косвенно соприкасались с политикой. Но и суровая власть коммунистов, вопреки имеющимся суждениям, вряд ли была в то время для большинства из них самоцелью. В грядущее звала великая цель, отнюдь не воспринимавшаяся как утопическая, - построение светлого будущего. Для ее достижения оправдывались любые средства, и прежде всего в силу господствовавшей идеологии - принуждение, насилие.

За этим политическим фактором скрывалось другое, экономически и исторически важное явление: отставание России от капиталистического Запада, острая необходимость "догоняющей модернизации" экономики, техники, системы управления, образования. Говоря более общо, революция была очередной (причем, как полагают некоторые историки, "лихорадочной") попыткой Российского государства ответить на исторический вызов, брошенный ему современной цивилизацией с ее новой технологией, современными формами государственного устройства, более высоким уровнем культуры населения и соответствующими этому уровню общественными идеалами. Затянувшееся отставание огромной державы, обнаружившееся на рубеже XIX и XX вв., требовало гигантских усилий по его преодолению. В данном случае эти усилия совпали с широким стремлени-

стр. 76

ем масс сбросить оковы царской администрации, создать новый общественный строй, обещавший каждому свободу, равенство, высокий уровень жизни.

Но партийно-государственное руководство Советской России пошло по пути создания и всестороннего укрепления не демократического, а тоталитарного государства, основанного на полном контроле за всеми сферами жизни общества. Беспощадное подстегивание процессов развития страны, вызванное реально существовавшей необходимостью, осознавалось и трактовалось в то время как ускорение социалистического строительства, борьба с вредительством и саботажем, с сопротивлением "бывших". К этому необходимо добавить реальную опасность "капиталистического окружения" и грядущих войн, что обостряло подозрительность, шпиономанию, вело к глубокой международной изоляции и возникновению "железного занавеса".

В этих исторических условиях были предопределены такие особенности последующего развития, как власть одной партии, сугубая централизация государственного руководства, организация единого народнохозяйственного комплекса, принудительная коллективизация сельского хозяйства, целенаправленное идеологическое воспитание населения, создание сильной армии и репрессивного аппарата. И хотя, как будет видно из нашей книги, возникновение этого аппарата было, по-видимому, неизбежным следствием концепции построения социализма в одной стране, это отнюдь не означает, что методы его работы, связанные с грубыми нарушениями законности и тем более - с массовыми репрессиями, вызывались реальной необходимостью. Это трагический поворот истории, в возникновении которого переплелись необходимое и случайное, коллективное и индивидуальное, государственная политика и психология отдельной личности. Но в 30-40-е годы уже проявил свои специфические качества менталитет большевистского руководства, воспитанного в годы революции и гражданской войны в обстановке принуждения, насилия, тотального уничтожения врага. Нельзя не учитывать и то, что немалая

стр. 77

часть населения, особенно вначале, поддержала суровые репрессивные меры. И наконец, решающую субъективную роль сыграла личность И. В. Сталина с его маниакальной подозрительностью, коварством и жестокостью.

Юридическое исследование массовых репрессий в историческом, социально-политическом, психологическом, юридическом аспектах невозможно вне анализа советской правовой системы в целом. Система эта в 30-40-е годы была сложна и противоречива. Страна жила по законам "сталинской" Конституции - действовали одновременно такие достаточно приемлемые законы, как Гражданский или Уголовно-процессуальный кодексы, и такие варварские акты, как известное Постановление ЦИК и СНК СССР от 1 декабря 1934 г. о порядке рассмотрения дел по терроризму; работала также "машина" внесудебных репрессий. Поэтому политические репрессии советского времени следует оценивать двояко: и как грубейшие деформации самого законодательства по сравнению с нормами цивилизованного общества, и как преступные нарушения той элементарной законности, которая еще сохранялась в юридических документах.

Взвешенные, объективные характеристики советской правовой системы в полной мере еще не выработаны. Так, академик B.C. Нерсесянц утверждает: "у так называемого "социалистического права" отсутствует минимально необходимое качество права, представленное в правовом принципе формального равенства и свободы индивидов". Пролетарское, социалистическое право -это "лишь вербальные идеологические кентавры, слова-метафоры, за которыми скрываются неправовые и негосударственные властные институты и приказные нормы прямого классового господства, диктатуры пролетариата, монопольного политического правления коммунистической партии".

Действительно, соотнесение пролетарского права с правом как идеальной системой, удовлетворяющей требованиям равенства, свободы и справедливости, приводит как бы к отрицанию существования права при социализме. Нет этих свойств - нет и права. Но такая точка зрения ан-

стр. 78

тиисторична: ведь ни античное, ни средневековое, ни буржуазное право не были идеальными;

право без тех или иных антидемократических норм, несправедливых ограничений, изъянов нигде и никогда, к сожалению, не существовало.

Думается, в понимании правовой ситуации гораздо ближе к истине член-корреспондент РАН С.С. Алексеев, который признает наличие в любом обществе не идеального, но "позитивного" права, представляющего собой "реальный, существующий в законах, иных документах, фактически осязаемый... нормативный регулятор, на основе которого определяется юридически дозволенное и юридически недозволенное поведение и выносятся судами, другими государственными учреждениями юридически обязательные, императивно-властные решения".

Он тоже не приукрашивает советскую юридическую систему, но правильно, на наш взгляд, полагает, что право как таковое есть в любом обществе, хотя строится оно везде по-разному, в зависимости от конкретных экономических, политических, духовных и других исторических особенностей. "И самое горестное, - развивает свою мысль С.С. Алексеев, - заключается в том, что при большом разнообразии возможных здесь вариантов основным типом построения правовых средств и механизмов за многие тысячелетия истории человечества фактически является такой, который характерен для обществ, где доминируют антидемократические, зачастую авторитарные, тоталитарные режимы власти... где государственное всевластие и произвол могут пробить себе дорогу и через судебные учреждения... И тогда оправдываются предостережения мудрых людей прошлого, полагавших, что наиболее страшная тирания - это тирания, скрывающаяся под маской законности".

Относя советскую правовую систему именно к таким системам, С.С. Алексеев далее подчеркивает, что в период 30-40-х гг., "когда утвердился режим сталинской тиранической диктатуры... продолжала господствовать коммунистическая философия права. Со всеми ее феноменами, сложившимися в советском обществе, - с правом-не-

стр. 79

видимкой, воплощающим высшее революционное право на неограниченный произвол, и с ущербной официальной юридической системой, приспособленной к порядкам советского партократического режима". Эти феномены, проявлявшиеся в карательной практике сталинского времени, мы подробно анализируем в своей книге.

Американский юрист П. Соломон также подчеркивает, что в тоталитарных государствах бывает искажена, как правило, вся правовая система. "Авторитарные правители не подчиняются дисциплине права. Отвергая сдерживающие рамки закона, они часто признают удобную ценность права как инструмента власти... Эта напряженность между двумя полюсами - желанием, чтобы закон действовал, и желанием избежать сдерживающих механизмов - представляет собой основную дилемму, которая преследует авторитарных правителей". Эту дилемму сталинское руководство попыталось разрешить в целом уже известным способом - посредством выделения политических преступлений, в отношении которых властям было бы все дозволено, в особую категорию, а также придания политической окраски общеуголовным преступлениям. Что, в свою очередь, повлекло за собой создание специального репрессивного аппарата - "политической юстиции". И мы рассматриваем исторические предпосылки создания этого аппарата: политико-правовые, идеологические, кадровые его основы; специфические методы его работы.

Критически анализируя карательную деятельность органов госбезопасности, прокуратуры, суда, мы не ставим под сомнение полезную, подчас героическую работу честных сотрудников этих учреждений в борьбе с иностранными разведками, с преступностью внутри страны, против нарушений законности. Необходимо четко разграничивать правовой порядок и беззаконие, самоотверженность и авантюризм, ответственность и произвол.

Исследование механизма политических репрессий важно не только для объективного анализа исторического прошлого. Не в меньшей мере оно полезно и для будущего. Молодые юристы долж-

стр. 80

ны знать, что творили многие их предшественники свыше полувека тому назад. Они должны понимать, что малейшее отступление от закона чревато преступлением. И что сам закон должен быть гуманным, справедливым, беспристрастным к людям, попадающим под его действие, должен создавать оптимальную обстановку для объективного рассмотрения и принципиальной оценки любого юридически значимого события.