В период подготовки реформы 1861 г. и в последующие годы, как известно, противоборствовали в основном два лагеря: революционно-демократический и крепостническо-помещичий. Господствующий класс дворянства не был внутренне единым и высказывал различные мнения по поводу освобождения крестьян. Большинство помещиков не желало слышать ни о какой реформе. Программа либерального дворянства, проникнутая буржуазными тенденциями, отличаясь от правительственной, предусматривала, однако, сохранение помещичьего землевладения, хотя и призывала к "уступкам" духу времени, к успокоению крестьянства незначительными подачками¹ .

Мнения землевладельцев накануне реформы были крайне разнообразными и варьировались в зависимости от местных условий. В Центральном Черноземном районе помещики стремились удержать земли за собой. В Центральном Нечерноземном районе, где были развиты промышленность и торговля, многие из них высказывались за немедленный обязательный выкуп крестьянами земли, что открывало возможности для быстрого экономического развития. На такой позиции стояло большинство Тверского губернского комитета "Об устройстве и улучшении быта помещичьих крестьян", а также либеральное меньшинство в Московском, Тульском, Рязанском и Калужском комитетах.

Группа тверских либералов, возглавленная А. М. Унковским и А. А. Головачевым, выступила накануне реформы с радикальным проектом отмены крепостного права² . Унковский предлагал даровать крестьянам полную свободу с наделением их землею в собственность посредством немедленного выкупа по цене и на условиях, не разорительных для помещиков. Когда же после объявления "Положений о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости" 1861 г. подавляющее большинство либералов окончательно перешло на сторону правительства, отмежевание тверской группы либералов стало особенно заметно. Унковский и его единомышленники не только выступали с требованиями конституционного характера, но и осуждали политику правительства по крестьянскому вопросу.

Этот общественно-политический деятель, 150-летие со дня рождения которого будет в январе 1979 г., близкий друг М. Е. Салтыкова-Щедрина и Н. А. Некрасова, и после реформы придерживался тезиса "Я не дам в обиду мужика", для осуществления чего жизнь предоставляла массу случаев. Хотя крестьянин после реформы и стал лично свободным, но над ним продолжали тяготеть крепостнические пережитки. Во всех губерниях освобождение крестьян; от крепостной зависимости проходило в условиях острой классовой борьбы. Помещики стремились воспользоваться любыми поводами, чтобы при отводе наделов отобрать у крестьян земли побольше и получше. Это "землекрадство" вызывало возмущение крестьян. Выделенные из среды поместных дворян мировые посредники почти во всех спорах между крестьянами и помещиками держали сторону последних. В ряде случаев крестьяне пытались отстаивать свои права на землю мирным путем, направляя в губернские инстанции своих ходоков. Но им, малограмотным и не знавшим законов, редко удавалось добиться успеха в учреждениях, которые возглавлялись теми же помещиками.

Кое-где в периодической печати стали появляться заметки о том, что "в высшей степени полезное и благодетельное дело было бы, если бы крестьяне... шли к людям образованным и хорошо знающим движение крестьянского вопроса, которые растолковывали бы им хорошенько смысл их просьб, их основательность и неосновательность, не допускали бы до напрасного и бесполезного хождения по делам общества". Данная заметка заканчивалась так: "Конечно, в целой губернии (речь шла о Рязанской. - А. У. ) найдутся адвокаты такого рода"³ . И действительно, такие люди нашлись. То были либералы левого крыла, не желавшие мириться с крепостничеством, но не верившие в перспективность крестьянских восстаний и боявшиеся революции и движения широких масс. Вместе с тем они охотно соглашались быть советчиками крестьян, а при необходимости станови-

¹ См. В. И. Ленин. ПСС. Т. 20, стр. 175.

² Подробнее см.: И. П. Попов. Либеральное движение провинциального дворянства в период подготовки и проведения реформы 1861 г. "Вопросы истории", 1973, N 3; Л. Г. Захарова. Дворянство и правительственная программа отмены крепостного права в России. Там же, N 9.

³ "День", 1882, N 41.

стр. 210

лись защитниками их интересов перед мировыми посредниками.

В одной из газет того времени сообщалось, что весьегонский помещик И. Кисловский (Тверская губ.), будучи сельским писарем Крюковского общества, помогал крестьянам "советом и реальной помощью". К нему постоянно обращались местные крестьяне, говоря, что без личного его присутствия они не только уставной грамоты, но и ни единого клочка бумаги не подпишут⁴. Наиболее ярко проявили себя в этом отношении прогрессивно настроенные дворяне-либералы, выступая в роли "мужицких" поверенных и заслужив закрепившееся за ними название "крестьянских адвокатов". Инициатором таких действий был как раз А. М. Унковский. Сначала в Тверской, а затем в Московской, Рязанской, Калужской и соседних губерниях стали выступать и другие крестьянские адвокаты - Н. В. Вельяшев, А. Г. Сабанеев и др. Их адвокатская практика протекала довольно успешно. За короткий срок один только Унковский выиграл у помещиков 18 дел.

Наиболее крупным было "крестьянское дело в Рязанском уезде"⁵ . Суть его сводилась к следующему: с давних пор и до лета 1860 г. крестьяне села Дашковой - Песочни постоянно пользовались 265 дес. земли, в том числе заливным лугом по р. Оке площадью в 56 десятин. При проведении реформы крестьяне имели все основания рассчитывать на то, что за ними сохранится их прежний надел. Однако вскоре после обнародования "Положений" им объявили, что луг, принадлежавший их помещице кн. Черкасской, еще в 1858 г. был подарен ею дочери - баронессе Бюлер. Крестьянам было также заявлено, что если они желают сохранить за собой существующий надел, в том числе и спорный заливной луг, то они должны будут нести прежнюю барщину в пользу новой владелицы этого луга. Когда крестьяне отказались от предложенных кабальных условий, им было запрещено косить сено на лугу. С этого момента и началась тяжба между крестьянами и кн. Черкасской. В течение осени 1861 г. прошения крестьянских ходоков не были удовлетворены. В ноябре представители от крестьян, приехав в Рязань, чтобы подать жалобу в губернское по крестьянским делам присутствие, встретили прибывшего туда из Москвы Унковского.

Они, очевидно, еще раньше слышали о нем как о защитнике крестьянских интересов, а потому стали просить его принять на себя ходатайство по их делу. Он согласился им помочь.

Унковский, тщательно ознакомившись с обстоятельствами дела, обратился в Рязанское губериское присутствие с жалобой по поводу неверно составленной уставной грамоты. В этом документе он доказывал право на существующий надел землепашцев, в пользовании которых находился и луг, переставший принадлежать тому владельцу, за которым он записан. В противном случае, писал Унковский, "помещики могли бы подарить своим родственникам все земли, состоящие в пользовании их крестьян, за исключением одних усадеб или даже одних только мест, на которых стоят их дома, и лишить их всякого обеспечения землей". В конечном счете крестьянский адвокат просил губернское присутствие возвратить кн. Черкасской предназначенную для песочинских крестьян уставную грамоту как неправильную. Хотя на данное прошение Унковский быстрого ответа не получил, но добился приглашения на очередное заседание рязанского мирового съезда. Вскоре, однако, ему пришлось убедиться в том, что приглашение это было сделано только для затяжки дела. Он столкнулся с намеренной канцелярской волокитой и явным нежеланием разбирать дело.

В ожидании разбора Унковский имел возможность ознакомиться с подробностями проходившего еще до того рассмотрения дела песочинских крестьян и, в частности, с выступлениями от имени княгини и баронессы их поверенного, супруга последней барона Бюлера. Сей титулованный поверенный на заседании Рязанского губернского присутствия облыжно утверждал, что надела у крестьян в лугах никогда не было, потому что нарезка земли совершается не иначе, как землемером; что с 1840 г. крестьяне производили расчистку лугов за плату, а в 1861 г., сознавая права владения баронессы Бюлер, они уже нанимали у нее луга; что в 1859 и 1860 гг., до поступления этих лугов в собственность баронессы, крестьяне владели ими по условию. И, наконец, что помещица подписала это условие за своих крестьян по существовавшему тогда крепостному праву, предоставлявшему помещикам ручаться за своих крестьян и заключать за ,них договоры. Свое выступление барон закончил фразой:

⁴ "День", 1862, N 49.

⁵ "День", 1862, N31.

стр. 211

"Пользование лугами за работы прекратилось осенью 1860 года, ибо в мае следующего года эти луга находились под водой, и потому крестьяне в 1861 году ими не пользовались".

Эти и другие полученные Унковским сведения привели его к решению представить дело на суд общественного мнения путем выступления в периодической печати со статьей "Крестьянское дело в Рязанском уезде". Рассказав в ней об обстоятельствах дела и противопоставив домогательствам помещиц неопровержимые, юридически обоснованные положения, крестьянский адвокат с присущими ему находчивостью, остроумием и иронией метко и ядовито высмеял отсутствие логики в приведенных выше доводах противника. Он заявил: "Вот какая новость! Мы никогда и не слыхали, чтобы при крепостном праве помещики должны были производить надел через землемеров. На этом основании можно оспаривать все крестьянские наделы по царской России... Уж не думает ли барон, - продолжал Унковский, - что все земли, расчищенные помещиками, должны быть исключены из крестьянских наделов? Вот к чему приводит прежнее право помещика ручаться за своих крестьян!.. Значит, таким образом, помещик мог бы без ведома и согласия крестьян совершить от их имени заем денег на огромную сумму или обязаться, положим, за десятину луга заплатить двести четвертей ржи и т. п. - одним словом, заключать для крестьян самые разорительные условия!" На последний довод в выступлении барона крестьянский адвокат возразил: "Ведь в самом деле луга, находясь под водой, не могли состоять в пользовании крестьян. А так как положения о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости, утверждены и обнародованы в то время, когда вся Русская земля находилась под снегом, который покрыл ее еще в 1860 г., то из этого следует, что ни один крестьянин в России не пользовался своим наделом до самого утверждения и обнародования "Положений". Славная мысль! Только жалко, что у нас ни один простой вопрос не проходит без противоречий. Пожалуй, невежественные крестьяне возразят, что земля, покрытая снегом и водой, не могла находиться и в пользовании помещиков"⁶ .

На обращение Унковского к общественности, полное ядовитых насмешек в адрес княгини и барона, последние выступили в той же газете с ответами, в которых упрекали "бывшего предводителя тверского дворянства, ныне поверенного крестьян" в натяжках и неуместных каламбурах. Они рекомендовали ему "покориться закону и уважать законность; тогда бы и не пришло на ум браться за дело, которое он на законном основании выиграть не может"⁷ . Но вопреки этим рекомендациям процесс песочинскими крестьянами был выигран. С помощью Унковского были положительно решены в пользу крестьян и тяжбы с такими титулованными помещиками, как гр. Д. А. Толстой, гр. Сантис и др. Кончились эти дела тем, что гр. Толстая, по делу которой выступал ее муж в роли поверенного, должна была уступить крестьянам села Вакино Зарайского уезда 468 дес., в том числе 152 дес. пойменного луга, а сестры гр. Сантис - 320 дес. луга⁸ .

Подобного же рода спор при наделении крестьян землей произошел в имении помещиц Воробьевых в Тверском уезде. А. Г. Сабанеев, выступавший в этом деле в роли крестьянского адвоката, суть тяжбы изложил так: "При составлении уставной грамоты помещицы изъявили желание оставить за собою все земли, бывшие в их распоряжении до 1844 г., и отдать крестьянам в счет надела значительное количество топкого болота... Очевидно, что крестьяне не могли на это согласиться потому, что ...надел их оказался бы до того незначительным, что не представил бы никакого обеспечения их быта. Опасаясь утверждения такого надела, крестьяне обратились ко мне с просьбой присутствовать при проверке грамоты и, в случае нужды, ходатайствовать по этому делу в качестве их поверенного". После обхода с местным мировым посредником большей части земли оказалось невозможным утверждение надела в том виде, как предлагал поверенный помещиц, и дело было передано на рассмотрение Тверского мирового съезда, который вынес определение: возвратить грамоту для исправления⁹ .

Адвокат Н. В. Вельяшев не только в тяжбах крестьян с помещиками, но и в спорах крестьян между собой выступал в защиту более бедных. Например, в деле о неправильной отрезке части усадебной земли у крестьянина А. Васильева его со-

⁶ Там же.

⁷ "День", 1862, N 35.

⁸ "Отечественные записки", 1862, N 11 - 12.

⁹ "Современная летопись", 1862, N 38.

стр. 212

седу, вотчинному старосте П. Петрову в дер. Щелканово Старицкого уезда Тверской губ. Вельяшев принял на себя ходатайство за обиженного и подал за него прошение в Тверское губернское присутствие¹⁰ .

Помещики и их защитники старались через прессу оклеветать своих противников. С особо резкими выпадами против крестьянских адвокатов выступили в прессе С. Як-лев и Гр. Головачев. Последний, являясь сотрудником журнала "Современная летопись", в августе 1862 г. начал на его страницах травлю крестьянских адвокатов, прежде всего Сабанеева и Унковского. В статье "Нечто о крестьянских поверенных" за анонимной подписью "Не-помещик" он писал, что их главная цель - это жажда популярности, что они якобы снедаемы честолюбием. Далее анонимный автор невольно раскрыл себя как подлинного защитника помещиков и их интересов: "Конечно, мужика обижать дурно, но разве не дурно обижать и помещика? Акт несправедливости не изменится нисколько, к какому бы лицу он ни относился... Что же удивительного, если крестьянских поверенных после таких подвигов уличают в корыстных замыслах, желании ловить рыбу в мутной воде?" ^и . Это выступление Головачева в печати вызвало жаркий обмен мнениями между ним, Сабанеевым и Унковским. Только в "Современной летописи" за 1862 г. было помещено по этому поводу семь объяснений, ответов на них, писем в редакцию и заметок. При этом сама редакция, хотя и осторожно, со всяческими оговорками, старалась оправдать Головачева, высказываясь в заметках по поводу разгоревшейся дискуссии явно в его пользу и предоставляя ему возможность неоднократно и весьма пространно отстаивать свою точку зрения¹² .

Демократическая печать не могла безучастно отнестись к подобного рода полемике. "Отечественные записки" не замедлили поместить материал, в котором были взяты под защиту крестьянские адвокаты. В нем напоминалось о недавней статейке С. Як-лева, где автор советовал отдавать под строгий полицейский надзор всех составителей крестьянских просьб. Одновременно с тревогой высказывалось опасение за дальнейшую судьбу крестьянских адвокатов и особенно Унковского, деятельность которого более всего раздражала помещиков-крепостников¹³ . И действительно, для опасений за судьбу Унковского и тех, кто действовал подобно ему, имелись основания: в руках их обвинителей было утвержденное царем летом 1861 г. решение Главного комитета по крестьянскому делу, содержавшее особые правила удаления с места жительства лиц, виновных в "подстрекательстве крестьян к неповиновению и беспорядкам". Обвинителям не стоило большого труда подвести под тот или иной пункт особых правил действия Унковского и его последователей.

Чтобы оценить гражданское мужество крестьянских адвокатов, уместно напомнить, кем был, например, один из ответчиков Унковского, гр. Д. А. Толстой. Этот непримиримый противник реформ 60-х годов XIX в. являлся крупным землевладельцем и весьма влиятельным сановником, завершившим свою карьеру на посту министра внутренних дел. Не менее тяжелые последствия сулило столкновение с рязанской помещицей кн. Черкасской. За несколько лет до тяжбы с песочинскими крестьянами, еще в бытность М. Е. Салтыкова-Щедрина рязанским вице-губернатором, ему немало сил пришлось положить, чтобы обуздать ее "деятельность", состоявшую в постоянных притеснениях крестьян. Недаром он писал про нее в 1859 г.: "Эта баба - самая гнусная во всей Рязанской губернии... Она на нас беспрестанно ябедничает"¹⁴ .

В 1862 г. А. М. Унковскому была запрещена адвокатская деятельность по крестьянским делам. В своих "Записках" он так объяснял этот запрет: "Следствием моих юридически-правовых отношений к некоторым делам графа (Д. А. Толстого. - А. У .) было то, что от меня отняли право подавать прошения в присутственные места, вести дела, быть защитником. Был получен циркуляр, в котором запрещалось принимать где бы то ни было мои деловые бумаги. Всему образу моего поведения был придан характер вредный в политическом отношении"¹⁵ . Кроме того, деятельность крестьянских адвокатов была сопряжена со многими трудностями, требовавшими большого напряжения сил. Нередко им прихо-

¹⁰ "Мировой посредник", 1862, N 20.

¹¹ "Современная летопись", 1862, N 36.

¹² "Современная летопись", 1862, N 45.

¹³ "Отечественные записки", 1862, N 11 - 12.

¹⁴ Е. И. Покусаев, В. В. Прозоров. М. Е. Салтыков-Щедрин. Биография. Л. 1969, стр. 51.

¹⁵ "Русская мысль", 1906, кн. VII, стр. 93.

стр. 213

дилось передвигаться на большие расстояния, что было обременительно при тогдашнем состоянии дорог и транспортных средств.

Здесь упоминалось лишь о нескольких, наиболее известных в пореформенный период крестьянских адвокатах. Но масштабы их деятельности не могут рассматриваться только с точки зрения количества участников. Они определяются также и числом крестьян, на которых распространялась деятельность этих людей. Например, в печати имеется упоминание о том, что на руках одного только Унковского после запрещения ему заниматься крестьянскими делами "осталось незаконченными еще около шести подобных же дел самого вопиющего свойства, в которых страдают интересы не менее десяти тысяч крестьян разных губерний"¹⁶ .

Выступления представителей левого крыла либералов в роли крестьянских адвокатов не раскрывают в полной мере их деятельности. Но они могут служить подтверждением правильности вывода о том, что "размежевание внутри либерального лагеря стало особенно заметно после 1861 г., когда лидеры тверских либералов... стали выступать в защиту интересов крестьян против помещичьего произвола при проведении реформы в жизнь, не выходя, конечно, из рамок законности"¹⁷ . В этом и проявлялась ограниченность их политических взглядов, непонимание того, что при борьбе с притеснениями крестьян в процессе их освобождения они своей помощью и заступничеством были способны лишь несколько ослабить помещичий грабеж. Их деятельность сводилась к безрезультатной попытке превратить крестьянство в полноправное сословие путем максимального использования "законных" возможностей.

К такому выводу они и сами, по-видимому, были вынуждены прийти, убедившись в бесплодности собственных усилий в условиях самодержавного строя. "Когда еще только начинались первые реформы, - писал А. М. Унковский, - мы с детским простодушием воображали, что они смогут в один миг изменить самые основы нашего быта... Мы думали простосердечно, что достаточно торжественного провозглашения известных благородных начал, чтобы все силы, противодействующие нашему развитию, спрятались и навсегда исчезли из действительности... Но горький опыт показал нам совершенную несбыточность наших надежд... Мы стали понимать, что действительное владычество закона не есть такое благо, которое достигалось бы посредством одного провозглашения его на печатной бумаге"¹⁸ . Это откровенное признание Унковского свидетельствует о его явной неудовлетворенности результатами реформ.

¹⁶ "Отечественные записки", 1862, N 11- 12.

¹⁷ И. П. Попов. Либеральное движение Провинциального дворянства в России в годы подготовки и проведения реформы 1861 г. Докт. дисс. М. 1974, стр. 52.

¹³ "Современник", 1863, N 1, стр. 391 - 392.