© Е. В. ДЕВЯТКИНА

Нравственная позиция ритора в обвинительных речах А. Ф. Кони

Анатолий Федорович Кони, знаменитый общественный деятель, профессиональный юрист и известный литератор, по всеобщему признанию, был образцом справедливости, добросовестности, образованности, корректности, ответственности: "...Более рыцарского противника, чем А. Ф. Кони, нельзя было встретить и во время судебного следствия. Он [в качестве обвинителя. - Е. Д. ] всегда соглашался на все предложения защиты, направленные к разъяснению дела, всегда готов был признать правильность ее фактических указаний. Состязаться с А. Ф. Кони значило иметь возможность сосредоточиться исключительно на главных пунктах дела, отбросив в сторону всё мелкое и неважное, все наносные элементы, так часто затрудняющие расследование и раскрытие истины", - вспоминал о нем юрист и публицист К. К. Арсеньев (Кони А. Ф. Собр. соч. М., 1967. Т. 3).

А. Ф. Кони (1844-1927) признан создателем русской школы судебного красноречия и во многом жанра судебной речи. Его обвинительные речи, произнесенные перед судом присяжных и составляющие хотя и небольшую, но самую замечательную часть его риторического наследия, порой так увлекательны, что кажется, будто это художественное произведение, а не разбор реальной жизненной ситуации.

В своих воспоминаниях "Приемы и задачи прокуратуры" А. Ф. Кони дал совет начинающим судебным деятелям относительно того, как достигнуть умения "говорить публично", то есть быть оратором: "...Нужно знать предмет, о котором говоришь, в точности и в подробности, выяснив себе вполне его положительные и отрицательные свойства; нужно знать свой родной язык и уметь пользоваться его гибкостью, богатством и своеобразными оборотами, причем, конечно, к этому знанию относится и знакомство с сокровищами родной литературы <...> искренность по отношению к чувству и к делаемому выводу или утверждаемому положению должна составлять необходимую принадлежность хорошей, то есть претендующей на влияние, речи. Изустное слово всегда плодотворнее письменного: оно живит слушающего и говорящего. Но этой животворной силы оно лишается, когда оратор сам не верит тому, что говорит, и, утверждая, втайне сомнева-

стр. 101

ется или старается призвать себе на помощь вместо зрелой мысли громкие слова, лишенные в данном случае внутреннего содержания" (Кони. Собр. соч. Т. 4).

Таким образом, для А. Ф. Кони важна не только лингвистическая, но и нравственная красота речи. Поэтому даже в выборе рядовых средств аргументации он был чрезвычайно осторожен в пользовании языком. А. Ф. Кони редко использовал метафору, опасаясь неверного истолкования, а ирония, которой он хорошо владел, с его точки зрения, должна быть продумана и использована оратором с большим тактом, то есть она не должна переходить в сатиру или сарказм, т.к. это может задеть чувства человека. Эпитеты у А. Ф. Кони порой очень яркие и экспрессивные, как правило, они выражают справедливое негодование, направленное на тех, чьи поступки оказываются вне закона и морали. Оратор не скрывал своего отношения к тем, кто не заслуживал ни милости закона, ни понимания людей. Злодеи у А. Ф. Кони - это всегда злодеи, а не тактично - обвиняемые. Но отношение этого талантливого обвинителя к подсудимым и свидетелям всегда строго аргументировано, хотя и чрезвычайно эмоционально. А. Ф. Кони подробно описывал действия людей, порой создавая эффект сюжета, тщательно рисовал психологические портреты, обосновывал свою позицию от противного - от слов защитников (соглашаясь с ними или опровергая их), разбирая показания, то есть прибегая к косвенному (редко - прямому) цитированию. И при всем этом он призывал уважать человека, относиться к нему гуманно и справедливо.

Свою роль как оратора А. Ф. Кони представлял себе вполне ясно: "В некоторых случаях на обвинительной власти лежит только очищение дела от этих посторонних, наносных обстоятельств, снятие этой посторонней, лишней коры, и, по снятии ее, дело оказывается простым и несложным. Снятием этой коры я и займусь в настоящее время" (По делу об убийстве статского советника Рыжова. Собр. соч. Т. 3). Здесь он выступил в роли ремесленника, а развернутая метафора снятие коры, то есть отбор важных для суда фактов - говорит о профессиональной скромности прокурора и одновременно подчеркивает его мастерство оратора. В другом примере мы видим его в роли врача, лечащего нездоровый организм (По делу о подлоге завещания от имени купца Козьмы Беляева. Там же).

В нравственной позиции Кони важно не только преклонение перед судебной властью как стражем правосудия, но и осознание того, что сама по себе судебная власть не является высшей инстанцией, а только средством исполнения воли Божьей. Вот почему ссылка на Священное Писание (а именно на послание апостола Павла к галатам) представляется совершенно естественной: "...Перед судом по Судебным уставам нет богатых и бедных, нет сильных и слабых, а все равны, все одинаково ответственны. Вы докажете тогда [обращение к

стр. 102

присяжным; имеется в виду вынесение законного приговора. - Е. Д. ] , насколько справедливо можно применить к людям, которым приходится стоять перед вами, слова, что "несть эллин и иудей"..." (По делу о подлоге завещания от имени Козьмы Беляева. Там же).

Выступая на суде, А. Ф. Кони чаще всего говорил мы или обвинительная власть (иногда - суд ), что свидетельствует об искреннем желании следовать во всем закону, не уклоняться от объективности. Но оратор нередко и сам произносил приговор, когда преступление, совершенное обвиняемым, представлялось ему очень жестоким, и негодование находило выход только во вслух произнесенном приговоре, и в таких редких ситуациях он судья. Авторское я возникало у А. Ф. Кони не часто, но оно, даже выраженное одной фразой, а то и одним словом, показывало, что человеческое отношение к происходящему не ослабевало в нем, когда он выступал в роли обвинительной власти.

В Речи "По делу о лжеприсяге в бракоразводном деле супругов З-ных", нравственная позиция оратора-обвинителя проявилась наиболее отчетливо. Уже во вступлении он обратил внимание суда на то, что миссия его непроста, и даже неприятна из-за недобросовестности свидетелей, которые опорочили безвинную женщину, чтобы помочь ее мужу развестись с ней: "Они [свидетели. - Е. Д. ] заявляют перед вами, что весь настоящий процесс есть плод недоразумения, плод гибельной для них ошибки. Они надеются на ваше оправдание. Этого взгляда их не разделяет обвинительная власть и полагает, что перед вами находятся люди, к которым весьма применимо меткое название "самых достоверных лжесвидетелей" <...> Я не стану напоминать вам той грязной картины, которую нарисовали в своих показаниях подсудимые..." (Собр. соч. Т. 3). Слог А. Ф. Кони становится резким, конструкции отрывистыми, когда он уверен в своем праве обвинять не щадя. Защита чести женщины, опозоренной несправедливо, стала для него делом самым значимым. И он вправе саркастически назвать свидетелей самыми достоверными лжесвидетелями.

Разбирая показания одного из свидетелей. Кони беспощадно уничтожил его как личность знаменитой фразой: "Но вы слышали господина Иваницкого, вы его видели, и я думаю, что незачем разбирать его показания. Скажу только, что этот свидетель имеет слишком необыкновенные качества для того, чтобы пользоваться ими при обсуждении обыкновенного дела. Он обладает удивительным свойством дальнозоркости, и для него до такой степени не существует непроницаемости, что из второго ряда кресел Мариинского театра он видит, кто сидит во втором ярусе Большого театра. Мне жаль, что подсудимые оторвали от занятий этого канцелярского чиновника, получающего 23 руб. жалованья в месяц и ходящего слушать Патти в "Мариновский" театр, где он платит за кресло второго ряда "когда рубль, а когда и два"" (Там же).

стр. 103

Обычно сдержанный в своих высказываниях. Кони, изложив показания свидетелей, подробно проанализировав ход дела, перешел к очень эмоциональному и безапелляционному обвинению: "Таково показание подсудимых по существу. Я полагаю, что они не могли видеть того, о чем они повествовали в консистории, и с недоверчивым удивлением слышу, как они определяют сложение, цвет глаз, цвет волос и болезненное выражение лица той женщины, которая играла такую важную роль в рассказанном ими господину Корзуну анекдоте. Показание их неправдоподобно и сшито белыми нитками. Оно ложно, это показание!" (Там же). В этом небольшом по объему высказывании произошел резкий переход от сдержанности к открытому и весьма экспрессивному обвинению, видимо, за счет динамики и напряженности, которые были созданы неравными по размеру синтаксическими конструкциями.

В этом отрывке короткие ясные фразы обрамляют сдержанное изложение показаний лжесвидетелей, они же демонстрируют отношение А. Ф. Кони к этим показаниям.

В заключении оратор произнес уже нравственный приговор, который прозвучал куда более грозно: "Действуя ловко, обдуманно и с надлежащею помощью, эти господа целой цепью показаний опутывают госпожу З-ну и заранее торжествуют победу, забывая, что эта победа для порядочной, с пробивающеюся сединою 40-летней женщины будет равняться клейму глубокого позора <...> В настоящем деле нравственно виновных лиц больше, чем виновных юридически, но, к сожалению, я могу говорить только о вине, подходящей под положительные указания закона <...> Подобного рода лжесвидетели, измышляя то, чего нет, рассказывая факты искаженным образом, клевеща и говоря ложь, пользуются самым неотразимым и страшным орудием - словом. Не рискуя, подобно вору, каждую минуту своею безопасностью, никогда не действуя под влиянием увлечения или страсти, что бывает зачастую и в убийстве, они действуют всегда неожиданно для других и очень обдуманно и безопасно для себя. Они являются со своими отточенными и напитанными ядом показаниями пред суд, и горе тем, в чью семейную или частную жизнь они заползут со своей ложью <...> Им нужно лишь уменье связно говорить, отсутствие способности краснеть и присутствие способности заставить замолчать свою совесть в ту минуту, когда их лживые уста прикоснутся к вечной книге, в которой написаны слова святой истины" (Там же).

Этот отрывок синтаксически выстроен согласно характерной для оратора манере: распространенные предложения, каждое из которых, как правило, уже отражает законченную мысль (то есть раскрывает микротему), а звучать они должны были с "ломающейся" интонацией, с логическими ударениями на идейно важных словах и словосочетаниях. Интонация, надо полагать, занимала особое место в ораторской практике А. Ф. Кони. В работе "Советы лекторам" он говорил о том,

стр. 104

что нужно постоянно менять тон, произнося речь перед судом. Следуя этому принципу, он и строил свои речи так, что длинные предложения не только не затрудняли произнесение и понимание речи, но и, напротив, будучи проговорены с нужной интонацией, помогали подчеркнуть главную мысль. Естественно, что в таких длинных предложениях частотны синонимические - действуя ловко, обдуманно и с надлежащею помощью; измышляя то, чего нет, рассказывая факты искаженным образом, клевеща и говоря ложь и антонимические ряды - действуют всегда неожиданно для других и очень обдуманно и безопасно для себя; отсутствие способности краснеть и присутствие способности заставить замолчать свою совесть.

В этом отрывке для экспрессивности и создания контраста использован и прием повтора: заранее торжествуют победу, забывая, что эта победа ..; нравственно виновных лиц больше, чем виновных юридически; отсутствие способности краснеть и присутствие способности заставить замолчать. Особенно красочна развернутая метафора, составляющая резкий контраст к образному определению, которое оратор дает Библии: Они являются со своими отточенными и напитанными ядом показаниями пред суд... они заползут со своей ложью; вечная книга, в которой написаны слова святой истины.

Экспрессивность и образность удавались А. Ф. Кони так же блестяще, как и логический анализ. В "Советах ораторам" он говорил: "Лучше не допускать трудно понимаемых иронии, аллегорий и т.п.; все это не усваивается неразвитыми умами, пропадает зря, хорошо действует простое наглядное сравнение, параллель, выразительный эпитет" (Кони А. Ф. Об ораторском искусстве. М., 1959). Всеми выразительными приемами А. Ф. Кони пользовался умело, но главные в его речах, пожалуй, - яркая метафора и ирония.

По форме обвинительные речи А. Ф. Кони, как и судебные речи, - в основном, монологи, так как не включают в себя ни реплик других участников, ни конкретных адресных вопросов. Но особо важную роль в его речах играл скрытый диалог с аудиторией, поскольку "диалогические отношения в широком смысле слова лежат в основе построения любой речи" (Баркалова О. И. Соотношение диалога и монолога в устной и письменной речи в гражданском судопроизводстве. Автореферат диссертации. М., 1989).

На первый план для оратора неизбежно выходила та часть аудитории, от решения которой зависел исход дела, а значит, судьба обвиняемых, - группа присяжных заседателей. На обращении к этой части слушателей А. Ф. Кони строил свои речи, то есть в этом диалоге они для него основной адресат. Однако, демонстрируя предельное уважение к судьям, определяющую для него роль играло все же понятие морали как главной составляющей здорового общества, а не личности присяжных и их предпочтения.

стр. 105

Диалогичность речей А. Ф. Кони обуславливает и принцип круговой композиции, по которому они построены. Конечно, это во многом можно объяснить и формальностью судебной речи, которая приобрела многие черты официально-делового стиля, ведь все, что произносилось на суде, составляло потом судебный протокол. Но у А. Ф. Кони круговая композиция связана, главным образом, с идеей: обращение к судьям в начале и в конце выступления, что являлось традиционной схемой судебной речи.

Затрагивая проблему правосудия во вступлении, обращаясь к его идеалам на протяжении всей речи, А. Ф. Кони в финале открыто воспевал его силу, пользуясь самыми разными приемами. Не случайно этот идеал - Правосудие - получил у оратора образ почти живой, действующий и выступал главным охранителем не только законности, но и нравственности: "Надо дать место и справедливости, которая выражается в правосудии. Оно иногда бывает сурово и кончается подчас насильственным гостеприимством. Этого правосудия ждет от вас обвинительная власть" (По делу о Станиславе и Эмиле Янсенах, обвиняемых во ввозе в Россию фальшивых кредитных билетов, и Герминии Акар, обвиняемой в выпуске в обращение таких билетов. Собр. соч. Т. 3).

Сарказм звучал в словах прокурора "По делу о расхищении имущества умершего Николая Солодовникова", при виде в обвиняемом злодея, не способного к человеческим чувствам, лгуна и негодяя (подсудимый обвинялся в присвоении крупной суммы, но утверждал, что покойный, деньги которого он присвоил, сам их ему завещал): "подсудимый говорит, что одним из оснований любви к нему Солодовникова [умершего. - Е. Д. ] было то, что у него мягкие руки, удобные и приятные для растирания. Быть может, ваш приговор докажет, что у него руки не только мягкие, но и длинные..." (Там же).

Наиболее значимой частью стало заключение в обвинительных речах А. Ф. Кони: оно служило поводом для обращения к присяжным как к самой влиятельной части аудитории, являлось важным признаком соблюдения традиционной формы судебной речи и давало возможность для проявления стилистического таланта оратора. Убеждающая сила заключений обвинительных речей А. Ф. Кони состояла в том, что именно в них была скрыта основная идея оратора и именно в них формулировались основные принципы Правосудия: справедливость, нравственность, милосердие...

стр. 106