Г. Шубин, кандидат исторических наук

Первые европейские поселенцы - буры (от слова "boer" -крестьянин), голландцы по происхождению, появились в Южной Африке в районе нынешнего города Кейптауна в середине XVII века. Через несколько лет туда стали прибывать переселенцы из Голландии, Дании, Германии, а позднее - гугеноты из Франции. Занимаясь земледелием и скотоводством, они использовали труд рабов из числа местного населения и привезенных из других стран. В 1795 году территорию отобрали у голландцев англичане. Введение английского языка в качестве обязательного, а также прибытие английских поселенцев и увеличение налогов вызвало недовольство буров. Принятый британским парламентом в 1834 году закон об освобождении рабов с небольшим возмещением материального ущерба их хозяевам, наряду с недостатком пастбищных земель, привел к уходу в 1834-1838 годах части бурских поселенцев в глубь континента, на земли, не принадлежавшие Англии.

Это переселение, которое привело к созданию республик Трансвааль (Южно-Африканская Республика) и Оранжевой (Оранжевое Свободное Государство), буры называли "великий трек" (голландское trek - переселение).

Буры жили на фермах, занимались сельским хозяйством, заставляя работать на себя местное черное население. В 1867 году в районе границы между Оранжевым Свободным Государством и Капской провинцией Великобритании было найдено крупнейшее в мире месторождение алмазов, а затем в 1886 году в Трансваале были обнаружены богатейшие в мире золотоносные месторождения. За контроль над ними и разразилась в октябре 1899 года война между бурами и англичанами, которая долгое время рассматривалась историками, прежде всего, как борьба белых против белых.

Обе стороны - как буры, так и англичане, - до перехода войны в партизанскую, как правило, не использовали черных для непосредственного участия в боевых действиях. Однако это не означает, что африканское население страны вовсе не было вовлечено в эту войну, не страдало от нее или не влияло на ее ход и исход.

Во время этой войны симпатии российского общества были на стороне буров. Многие выражали восхищение героической борьбой небольшого народа, причем основной причиной такого отношения являлась сильная нелюбовь к Великобритании. В России не забыли Крымскую войну и дипломатическое поражение после русско-турецкой войны 1877-1878 годов, а англо-русское соперничество в Персии и Средней Азии сделало отношения между двумя странами открыто враждебными.

Более 200 русских добровольцев воевало в Южной Африке на стороне буров. Военное министерство России послало туда шесть официальных агентов (военных атташе) и несколько разведчиков, выступавших на театре военных действий под видом волонтеров.

Русские офицеры, посланные в Южную Африку со столь деликатными миссиями, в целом мало обращали внимание на ее черное население. В основном они разделяли тогдашние расовые предрассудки и называли африканцев "кафрами".

Русский офицер, поручик Едрихин, так писал под псевдонимом А. Вандам о своих первых впечатлениях в Трансваале:

"Вот станция. Вокзал построен из кирпича, около него жмутся несколько цинковых домиков; небольшая группа кафров в очень легких костюмах ожидает на платформе с бутылками молока, заткнутыми вместо пробки обглоданной кукурузой. Вдали виднеется крохотный городок - десятка два-три домиков, разбросанных в беспорядке; ни дерева, ни цветника! Здесь была вода, железная дорога воспользовалась этим, чтобы построить станцию, потом начали селиться люди. Недалеко пасется стадо быков, одно животное тупо останавливается и сердито трясет своими огромными красивыми рогами; с земли приподнимается голова кафра, закутанного в пестрое одеяло, но в сверкнувших белками глазах не видно ни мысли, ни любопытства. Далее виднеется несколько небольших лачуг, построенных из выветрившейся земли, камня и грубо отесанного дерева, - это ферма бура, убогое жилище, где вместе со скотом обитают и люди..."

Давая характеристику бурам, Едрихин не мог избежать и оценки их отношения к африканцам:

"Политические хозяева Трансвааля и единственные полноправные граждане этого государства - буры... Более двух столетий живя

стр. 58

уединенно в огромной пустыне без всякого общения с остальным миром, без книг, без искусств, в вечной борьбе с кафрами, буры загрубели и отстали в своем развитии. Единственная книга, которую они вывезли с собой, - это Библия. По ней они учатся читать и из нее черпают свои идеи. Все новое их пугает. Умственный кругозор их неширок.

Находясь в течение целого столетия, с тех пор как англичане высадились на мысе Доброй Надежды, обязанные постоянно иметь ружье наготове то против черных, то против дикого зверя, то, наконец, против англичан, буры не привыкли работать в поле. Они не земледельцы, потому что каменистая и маловодная почва требует большого труда для обработки.

Власть сосредоточивалась в руках нескольких военачальников, искусных в толковании Библии и выбиравшихся обыкновенно из наиболее богатых и старых фамилий. Законодательство было несложным. Нескольких законов по разделу земли, относительно пастбищ и против кражи скота было вполне достаточно для того, чтобы управлять республикой ¹ ".

Опасения буров в том, что "кафры" могут перестать "сидеть смирно", были замечены подполковником Ромейко-Гурко, русским военным агентом, находившимся на стороне буров. "...Вообще из разговоров, как с лицами высшей администрации, так и с частными лицами, я вынес впечатление, что трансваальцы вполне надеются, с Божьей помощью, выйти победителями из этой неравной борьбы. Наибольшая опасность угрожает им, если англичанам удастся поднять черных, над, чем они усиленно работают" ² .

Он также прослеживал связь между ошибками, допущенными бурами в начале войны (нежеланием преследовать разбитые английские войска), и их предыдущим опытом боевых действий против африканцев: "Итак, ... захватив в свои руки инициативу, буры вместо того, чтобы диктовать свою волю противнику, сами переходят к пассивным действиям - к выигрышу сражения там, где придется, операции начинают вестись изо дня в день, обнаруживается отсутствие одной общей руководящей идеи, то есть того, что на языке стратегии называется планом кампании.

Операции были кратковременными и крайне немногосложны. Их ездящая пехота без труда могла выследить пешую банду, вооруженную разным дрекольем дикарей, окружить ее и уничтожить ружейным огнем. Все дело заканчивалось одним боем, не было последовательности событий, а, следовательно, не было необходимости в составлении плана кампании" ³ .

Рассматривали русские офицеры угнетенное положение африканцев и в более широком плане. Тот же Ромейко-Гурко писал:

"Черное население, числом около миллиона (не считая Свазиланда), делится на городское, где кафры могут жить лишь в особо отведенных для них кварталах, и сельское. Сельское население своих земель не имеет, причем часть его живет на землях фермеров, за что обязано денежной платой или натуральной повинностью, то есть работой при доме или в поле, а другая, большая часть, - на землях, принадлежащих правительству, где оно живет большими селениями, платя ежегодную подать в размере 10 шиллингов с каждой хижины.

Когда фермер нуждается в кафрах для домашних или полевых работ, то обращается к "комиссару цветного населения", который переселяет с казенных земель на его ферму кафров целыми семьями" ⁴ .

Русский офицер-доброволец Евгений Августус предельно безжалостно, как честный хроникер, описывал те события, которым был участник или очевидец, расставаясь, очевидно, с некоторыми иллюзиями в отношении "свободолюбивых буров":

"К палаткам подъехала группа всадников; задние волокли за собой связанного веревкой кафра. Ехавший впереди высокий бур с седой бородой, ловко соскочил с коня и, подойдя к генералу [бурскому ассистент-генералу Коку], стал что-то такое ему рассказывать, размахивая руками и указывая на кафра. - Они поймали кафра - лазутчика из Ледисмита, - объяснил Кок и в свою очередь стал спрашивать негра.

Тот только испуганно вращал белыми зрачками. Из-под лоскутьев его одежды выглядывало обнаженное бронзовое тело, мускулистое, жилистое. Лицо его, со следами кровоподтеков и синяков, побурело от страха и стало грязно- желтым, как кожа его ладоней. Он, точно в лихорадке, стучал зубами и на все расспросы отвечал какими-то непонятными гортанными

стр. 59

звуками: "Baas! Baas!" [Господин! Господин!].

- Да скажешь ли ты, наконец, alia Krachta [черт побери!], были у тебя какие-нибудь бумаги или нет? - проревел фельдкорнет и ткнул несчастного ногой в живот. Тот только закряхтел, и белки его забегали пуще прежнего.

- Обыскали вы его как следует? - вмешался Кок. - При нем ничего не было?

- Накрыли мы его в краале ^* , где он видно хотел провести ночь; уж тормошили, тормошили мы этого дьявола, да ничего при нем не было, кроме этой палки. Да ясно, что он лазутчик, чего уж тут, ни одного бюргера по имени назвать не сумел. - Сознайся, goddam! [черт тебя дери!] - напустился он снова на кафра и для пущей убедительности хватил его палкой по голове. Палка разлетелась вдребезги и из нее вывалилась свернутая в трубку бумажка.

Все подскочили к ней, развернули ее, и Кок с торжествующей улыбкой показал нам отчетливо вычерченный в горизонталях с приложением масштаба план укрепленных бурами End-Hill [холм Энд] и Langer-Hill [холм Лангер]; на плане значились все отдельные орудия буров и расположение искусственных препятствий из колючей проволоки.

- Уж это не в первый раз, - говорил нам Кок, - что в наши руки попадаются лазутчики кафры, доставляющие англичанам самые точные сведения о нашем расположении. Эти молодцы устраивают чуть ли не почтовое сообщение между Буллером и Вайтом. - Расстрелять его! - обратился он к бурам.

- Смертная казнь, смертная казнь в Республике! - твердил расстроенный этой сценой свободомыслящий Диатроптов ^** .

А злополучный кафр стоял, широко раскрыв глаза, точно загипнотизированный направленной на него блестевшей на солнце мушкой. Видно было, как у него тряслись колени, судорожно шевелились пальцы, лицо его из бурого стало почти белым. - "Baas! Baas!" - Раздался сухой треск выстрела: бур озабочено завозился с затвором винтовки, выталкивая гильзу, лошади только на мгновение повели ушами и затем продолжали пощипывать зеленую травку; а всего в нескольких шагах от нас пластом лежал сраженный пулей прямо в бровь кафр и рыл босыми ногами землю. На затылке его вместо курчавых волос алело громадное пятно крови и мозга. Нам всем стало как-то неловко...

- Господа, если вы хотите ехать, вас проведет фельдкорнет, - напомнил Кок и проговорил с любезнейшей улыбкой:

- Счастливой дороги! Соскучитесь в лагере, милости просим ко мне; я журналы и газеты получаю.

- А негров несчастных не будете расстреливать?

Он нахмурился. - Англичане убили отца моего, двух братьев моих; неужели нам церемониться с этими мерзавцами, подкупленными английским золотом?

Мы стали догонять буров, уже поскакавших в свой лагерь" ⁵ .

Сестра милосердия русского санитарного отряда Красного Креста Ольга Александровна фон Баумгартен в своих воспоминаниях пишет о причинах "ненависти кафров к бурам", в которой она и ее спутники "легко могли убедиться": "Когда наш отряд прибыл в Ньюкастл, нам нужны были для черной работы кафры. Мы отправились к местной администрации, чтобы узнать, какие для сего существуют здесь условия. Оказалось, что они весьма несложны - кафру буры дают шиллинг в неделю, питаться должен он сам, - на то он и кафр, чтобы промыслить себе, что поесть. Помещения для жилья кафру тоже не полагается - на то он и кафр, чтобы спать во дворе. Врачебной помощи оказывать ему тоже не полагается. Бур никогда не ляжет в госпиталь с черным. Та-

^* Крааль - круглый загон для крупного рогатого скота, в переносном значении - африканская деревня.

^** Диатроптов Алексей Николаевич, русский доброволец, прапорщик запаса, железнодорожный служащий из города Зубцова (Тверская область).

стр. 60

ким обращением буры вряд ли могут вызвать к себе расположение кафров" ⁶ .

Особую главу "кафрам", их отношениям с бурами и англичанами, которые сказывались на ходе военных действий, посвятил в своем отчете о пребывании в Южной Африке русский военный агент, инженер штабс-капитан Михаил фон Зигерн-Корн: "Раньше, чем перейти к характеристике бурской тактики и изложению военных действий, не лишним будет коснуться одного весьма важного явления, искусственно вызванного англичанами в боевой жизни буров в целях чисто стратегических. Я говорю о перемене к худшему, происшедшей в отношениях кафров к бурам и достигшей наибольшей своей силы в период войны после взятия Претории. Суть этого явления в том, что почти все черное население превратилось в дармовых шпионов, весьма искусных и преданных англичанам, а мелкие разбойничьи шайки чернокожих своим необузданным зверством навели ужас на беззащитные фермы, все мужское население которых ушло на войну".

Признавая, что положение африканцев, "конечно, недалеко ушло от рабства", он все же оправдывает действия буров: "...трудно было и требовать, чтобы сразу же после жестокой и беспощадной борьбы установились вдруг сердечные и мягкие отношения между победителями и побежденными". Не избежал он и явно заимствованных от колонизаторов оценок характера африканцев: "Кафр по натуре ленив, упрям, жесток и мстителен. Ему присущи все низменные инстинкты дикаря- раба: лицемерие, коварство и глухая, затаенная, ничем непреоборимая ненависть к своему господину. Он долго терпит, тупо и молчаливо, но ни минуты не забывает, кто он и что рабства нет, и при малейшей возможности сводит кровавые счеты с ненавистным ему белым человеком".

Явно симпатизируя бурам, фон Зигерн-Корн считает, что они вынуждены были идти по "пути жестокости", "просто из чувства самосохранения", поскольку сами были всегда предметом насилия, с оружием в руках отстаивали свою жизнь, жизнь своих близких, и привыкли верить в могущество физической силы и оружия.

Фон Зигерн-Корн осуждает действия англичан, которые после начала войны "скоро поняли, что в лице кафров они могут иметь весьма полезных союзников. Достаточно им было сделать несколько платонических обещаний, как среди чернокожих с невероятной быстротой распространился слух, что англичане, победив и изгнав буров, даруют всем кафрам полную свободу, возвратят им их землю, дадут им права гражданства, право самоуправления и т.п., а пока что всякого кафра принимают к себе на службу и платят хорошее жалованье".

Особое возмущение у буров и тех, кто симпатизировал им, вызвало вооружение англичанами "мелких шаек чернокожих якобы для полицейской службы", которыми командовали английские офицеры или унтер-офицеры. Фон Зигерн-Корн называет такое поведение не только "предосудительным для европейцев", но и "в высшей степени опасным и обоюдоострым средством", поскольку "для кафра, собственно говоря, всякий белый - враг, бур ли это, или англичанин, безразлично", и "за неимением под рукой буров" они "могли не устоять от соблазна" и выступить "против своих же благодетелей".

стр. 61

По мнению этого русского военного агента, действия англичан привели к затягиванию войны:

"Непримиримая ненависть запылала в сердцах самых миролюбивых буров. Не только вопрос о сдаче англичанам, но и малейшая возможность каких-либо переговоров исчезла как дым, рассеялась под дуновением общего негодования" ⁷ .

Но предвзятое отношение фон Зигерн-Корна к африканцам, как к "ленивым, упрямым, жестоким и мстительным", разделяли далеко не все его сослуживцы. Например, другой военный агент, капитан кавалерии Николай Иолшин, находившийся во время войны на стороне англичан, проявлял к ним больше симпатий:

"Кафры представляют из себя массу еще не испорченную, не избалованную и трудолюбивую, а потому сильную, но пока бездействующую, за неполучением прав и привилегий наравне с другими нациями" ⁸ .

Место для описания отношения русских к "кафрам", не лишенного присущего многим нашим соотечественникам "патернализма", нашлось в воспоминаниях Евгения Августуса:

"Тем временем приехал к нам в отряд новый волонтер, состоящий на льготе по Кубанскому войску, сотник Гучков ⁹ ; привез он собственную палатку и много всякого добра: настоящего московского чая и сахару, гороховой колбасы и давно уже невиданных нами папирос.

Сам фон Зигерн-Корн на практике вел себя, если так можно сказать, "не по бурским правилам". Когда ему по прибытии к главнокомандующему генералу Боте выделили в услужение "кафра", то, возможно, не имея еще представления о том, как обращаются с черными буры, он воспринял его как денщика в русской армии. Тот же весьма быстро сообразил, что его новый "баас" не умеет или не знает обычных методов "воспитания" поркой или побоями, и вскоре Зигерн-Корн самостоятельно чистил обеих лошадей, амуницию и даже стирал одежду на двоих. И хотя русский офицер понимал, что оказался в смешном положении, поскольку по бурским понятиям делал недостойную белого грязную работу, но не желал опускаться до рукоприкладства" ¹⁰ .

Были в отношениях русских офицеров с африканцами и более "рискованные" моменты. Августус вспоминал, как он впервые попал в африканскую деревню после активного участия в нескольких тяжелейших боях в Натале в конце февраля 1900 года, закончившихся поражением и отступлением буров:

"Я залюбовался конусообразным домиком, напоминающим громадную опрокинутую корзину, искусно сплетенную из тонких стеблей тростника, но старик, все время добродушно ухмыляясь, указал на маленькое отверстие в стенке хижины и прополз туда первым. Я снял винтовку и прополз на четвереньках вслед за кафром. Пока я успел привыкнуть к темноте, к нам вошла женщина и, оскалив ослепительно белые зубы, поставила передо мной глиняные миски с молоком, разрезанными надвое тыквами и плошками из маисовой муки, испеченными в золе. Женщина что-то заговорила на звучном кафрском

стр. 62

языке, напоминающим по своей певучности и богатству гласных итальянский: "Ману эла, баас, фига лина".

Меня обдавало запахом ее бронзового, обнаженного до пояса тела; отвислые груди ее болтались перед самым носом.

Прежде всего, я выпил кислое, своеобразного вкуса, молоко, уничтожил лепешки, поковырял в тыкве. А она все продолжала что-то лопотать и смеяться, подливала еще молока, размотала грязные тряпки с моих ног, устроила мне мягкое сиденье из циновок и ловким движением скинула с меня патронташ. "Ту шиллинг, ту шиллинг баас!" [искаженное английское "two shillings" - два шиллинга. - Прим. авт .] - произнес старый кафр, поднимая два пальца левой руки, и морщинистое лицо его расплылось в широкую улыбку. А очаровательная хозяйка моя залилась звонким хохотом и придвинулась еще ближе ко мне. Я, наконец, сообразил, в чем дело. Недаром так близко от хижины проходили железная дорога и телеграф; цивилизация сделала свое дело, и я, доверчиво вступивший под гостеприимный кров этого дяди Тома, очутился в милом обществе обезьяноподобного сутенера и его обильно уснащенной зловонным маслом прелестницы.

Далек я был от мысли, откровенно говоря, разыгрывать роль благочестивого Иосифа, но на этот раз меня спасло то, о чем никогда не упоминают в своих произведениях, романах, драмах даже самые крайние представители натурализма; одним словом, выпитое мной в изрядном количестве кислое молоко оказало свое присущее ему действие на желудок, и я должен был стремглав выбежать из хижины. Недаром французы говорят: "L' estomac est l' ennemi de l' amour" [Желудок - враг любви].

И ночь я провел самым целомудренным образом, вдали от объятий этой Цирцеи шоколадного цвета, на дворе, на куче сухих маисовых стеблей" ¹¹ .

* * *

Выражаясь словами фон Зи-герн-Корна, "надежды на права гражданства, равноправность и т.п." ¹² , распространявшиеся среди африканцев англичанами в период войны с бурами, действительно оказались "наивными".

После заключения в 1902 году мирного договора, а затем создания в 1910 году Южно-Африканского Союза, в состав которого вошли и "старые" английские колонии, и бывшие бурские республики, существовавшие там расистские порядки сохранились, и потребовались еще многие десятилетия борьбы для их ликвидации.

¹ "Новое время", 7 (20 мая) 1900, N 8689.

² Донесение Генерального штаба подполковника Гурко, командированного на театр военных действий в Южной Африке N I, от 18/30 января 1900 из Претории, с. 1-3.

³ "Новое время", 14 (27) мая 1900, N 8696.

⁴ Под грифом: "Не подлежит оглашению". Война Англии с Южно-Африканскими Республиками 1899-1901 гг. Отчет командированного по Высочайшему повелению к войскам Южно-Африканских Республик Генерального штаба полковника Ромейко-Гурко. Издание Военно-Ученого Комитета Главного штаба. Санкт-Петербург. Военная типография (в здании Главного штаба). 1901,с. 13-14.

⁵ Августус Евгений. Воспоминания участника англо-бурской войны 1899-1900 гг. Варшава, 1902,с.71-72.

⁶ Воспоминания о Трансваале сестры милосердия Общины Св. Георгия О. фон Баумгартен. 1899-1900. СПб., 1901, с. 19-20.

⁷ Отдел рукописей Российской государственной библиотеки. "Подполковник Фон Зигерн-Корн М.А. "Англо- бурская война. От сдачи Претории бурами до отъезда президента Крюгера в Европу". Глава VI "Кафры", с. 63-74.

⁸ Государственный исторический музей. Отдел письменных источников, фонд 225, документ 9, лист 3.

⁹ Гучков Федор Иванович (умер в 1913 году) - крупный московский промышленник и купец, позднее - казначей партии октябристов, старший брат другого русского добровольца, известного политика, руководителя партии октябристов, военного и морского министра в первом составе Временного правительства, активного участника белого движения Александра Ивановича Гучкова.

¹⁰ Шаповалова Т.В. Англо-бурская война 1899- 1902 гг. и Россия. М., 1995. (Диссертация), с. 123.

¹¹ Августус Евгений. Воспоминания участника англо-бурской войны 1899-1900 гг. Варшавский военный журнал. 1901, N 9, с. 881-889.

¹² Отдел рукописей Российской государственной библиотеки. "Подполковник Фон Зигерн-Корн М.А. "Англо- бурская война".