Полная версия публикации №1616406703

PORTALUS.RU ТУРИЗМ И ПУТЕШЕСТВИЯ УЛЬФЕЛЬДТ Я. ПУТЕШЕСТВИЕ В РОССИЮ → Версия для печати

Постоянный адрес публикации (для научного и интернет-цитирования)

По общепринятым международным научным стандартам и по ГОСТу РФ 2003 г. (ГОСТ 7.1-2003, "Библиографическая запись")

М. В. ДМИТРИЕВ, УЛЬФЕЛЬДТ Я. ПУТЕШЕСТВИЕ В РОССИЮ [Электронный ресурс]: электрон. данные. - Москва: Научная цифровая библиотека PORTALUS.RU, 22 марта 2021. - Режим доступа: https://portalus.ru/modules/travelling/rus_readme.php?subaction=showfull&id=1616406703&archive=&start_from=&ucat=& (свободный доступ). – Дата доступа: 28.03.2024.

По ГОСТу РФ 2008 г. (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка")

М. В. ДМИТРИЕВ, УЛЬФЕЛЬДТ Я. ПУТЕШЕСТВИЕ В РОССИЮ // Москва: Научная цифровая библиотека PORTALUS.RU. Дата обновления: 22 марта 2021. URL: https://portalus.ru/modules/travelling/rus_readme.php?subaction=showfull&id=1616406703&archive=&start_from=&ucat=& (дата обращения: 28.03.2024).



публикация №1616406703, версия для печати

УЛЬФЕЛЬДТ Я. ПУТЕШЕСТВИЕ В РОССИЮ


Дата публикации: 22 марта 2021
Автор: М. В. ДМИТРИЕВ
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ТУРИЗМ И ПУТЕШЕСТВИЯ
Номер публикации: №1616406703 / Жалобы? Ошибка? Выделите проблемный текст и нажмите CTRL+ENTER!


М. Языки славянской культуры. 2002. 615 с.

В последние годы переизданы многие записки иностранцев о России XVI-XVII вв., но рецензируемое издание, подготовленное А. Л. Хорошкевич и датским историком Дж. Линдом при участии ряда других специалистов, выделяется своим академическим характером. Записки датского посланника Якоба Ульфельдта, побывавшего в России в 1578 г., уже однажды издавались Е. В. Барсовым в русском переводе 1 , новый перевод был сделан еще в начале 1980-х годов Л. Н. Годовиковой (1930 - 1986), памяти которой посвящена небольшая биографическая статья И. В. Ведюшкиной (с. 26 - 30). Именно он и лег в основу настоящего издания (редактирование подготовленного Годовиковой перевода взял на себя В. В. Рыбаков). Книга содержит и первоначальный латинский текст сочинения, его датский перевод 1588 г., обширные комментарии, несколько интересных вступительных статей, большой блок приложений (статьи В. В. Кавельмахера о несохранившемся дворце Александровой слободы и М. Е. Ворожейкиной - о технике русского средневекового солеварения, а также большая подборка дипломатических документов о русско-датских отношениях второй половины XVI в.), справочные материалы (библиография изданий Ульфельдта и литературы о нем, список транслитерированных Ульфельдтом русских слов, именной и географический указатель, сведения об авторах книги и пр.). В итоге получился фолиант, превратившийся в своего рода справочник о России 70-х годов XVI века.

Публикация Барсова опиралась на латинское издание записок Ульфельдта; она появилась в то время, когда серьезные исследования по истории России XVI в. только еще начинались. И хотя позднее к сочинению Ульфельдта часто обращались, внимательным изучением этого источника занялся лишь в 1970-е годы датский историк К. Расмуссен, об исследованиях которого в биографическо-мемориальной статье рассказывает Дж. Линд (с. 17 - 30). Расмуссен осуществил в 1978 г. критическое издание сочинения Ульфельдта и установил, в частности, что помещенные в издании 1608 г. зарисовки вовсе не воспроизведение того, что Ульфельдт в самом деле увидел в России, а фантазия первого издателя его записок. Кроме того, Расмуссен установил связь между текстом Ульфельдта и тремя другими датскими сочинениями, появившимися в связи с посольством 1578 года. Это - записки пастора датского посольства 1578 г., которого звали Андреас и о котором до сих пор ничего не известно; написанный по-немецки протокол деятельности посольства, в который включены в основном копии полученных и отправленных писем; некий краткий анонимный дневник того же посольства, автором которого был скорее всего переводчик посольства Хенрик Олуфсен. Однако Расмуссен пришел к выводу, что Ульфельдт не опирался ни на одно из этих трех

стр. 159


сочинений, поэтому не включил их в свое издание 1978 года. Кроме того, Расмуссен считал, что рукописный оригинал произведения Ульфельдта до нас не дошел, и текст, таким образом, сохранился лишь в издании 1608 года.

Дж. Линд подверг ревизии многие заключения своего предшественника. Оказалось, что в Королевском архиве Копенгагена сохранился оригинал сочинения Ульфельдта, написанный, правда, не самим Ульфельдтом, а кем-то еще. Тем не менее эта рукопись содержит поправки, внесенные рукой, очень похожей на руку Ульфельдта, чей почерк известен по ряду документов. Вопреки мнению Расмуссена, Ульфельдт, как показывает Линд в своей статье (с. 45 - 51), использовал записки пастора Андреаса, а дневник Олуфсена, хотя и более краток, чем записки Ульфельдта, содержит много данных (преимущественно топографического характера), не переданных Ульфельдтом, но подтверждающих некоторые важные наблюдения датского посла (с. 58 - 62). Источниковедческий анализ приводят Линда к естественному выводу о необходимости "параллельного издания трех текстов, где ульфельдтовские записки должны быть даны по рукописи" (с. 70). Авторы московского издания сообщают (с. 41, прим. 19), что по техническим причинам текст копенгагенской рукописи, подготовленный Линдом к печати, в рецензируемое издание не включен. То же самое относится и к тексту пастора Андреаса, который, как видно из данных, приведенных Линдом, содержит ценную информацию о русской религиозной жизни, а также и к тексту Олуфсена. Из последнего сочинения приведены лишь несколько отрывков и их перевод на русский язык (с. 71 - 77). Таким образом, работа над корпусом сочинений, связанных с датским посольством 1578 г., еще не закончена.

Пространная статья А. Л. Хорошкевич и В. А. Антонова (с. 78 - 142) об Ульфельдте, истории публикации его записок, возглавленном им посольстве, русско-датских отношениях, Ливонской войне воссоздает исторический контекст, в котором родилось публикуемое сочинение. Оно названо авторами дневником, "который автор, по всей видимости, вел во время своего путешествия в Россию" (с. 107), хотя статья Линда показывает, что записки Ульфельдта дневником не являлись.

Многие страницы сочинения также позволяют увидеть, что перед нами не дневник, в составленные уже после путешествия как бы воспоминания о нем, в котором, видимо, использовались и путевые заметки. И это важно для оценки степени пристрастности и точности излагаемых автором сведений и мнений. Впечатления, вынесенные им из встречи с Московией, оказались весьма мрачными. Это касается и поражавшей датчан жестокости обращения русских правителей со своими подданными, и многократно констатированного "варварства", неотесанности и необразованности московитов, и очень недружелюбного отношения к иностранцам, и описания встречаемых ими едва ли не на каждом перегоне картин запустения и разорения, толп ливонских пленников, уводимых русскими и татарами в рабство. Хорошкевич и Антонов пишут, что "мерзкая и тяжелая реальность" русской жизни 1570-х годов ( с. 125), повернувшейся к автору "неприглядной в то время изнанкой" (с. 111), сформировала "отрицательное умонастроение Якоба Ульфельдта по отношению ко всему русскому" (с. 110).

В другом месте делается, однако, предположение, что Ульфельдт сгущал краски, чтобы оправдать провал своей безрезультатной дипломатической миссии, в итоге поломавшей его карьеру. Поскольку описание путешествия составлялось post factum, это предположение кажется обоснованным. Но может быть, что и нелюбезный прием, оказанный датчанам в России, и неожиданно тяжелые условия быта, как бы нарочито создававшиеся Ульфельдту московскими властями (разбитые темные дома для постоя, запрет выходить неделями со двора, скудный провиант, отказ поставлять лошадей), и гнетущая обстановка разоренных войной и опричниной местностей были, со своей стороны, причиной неуспеха датской миссии.

Читая записки Ульфельдта, невозможно не почувствовать, что он был бы рад как можно скорее оказаться снова в родной Дании, не будучи готов к специфическим российским приемам давления на иностранных послов. Россия для него - страна совершенно неведомая, и очень характерно, что в его записках, как отметили публикаторы, почти нет следов знакомства с западной "россикой" того времени (с. 109). В момент переговоров в Александровой слободе Ульфельдт был, как кажется, настолько истощен предшествующими переживаниями, что не смог сопротивляться грубому давлению царя и дьяков Посольского приказа, которые без объяснений и в отсутствие послов (!) отказались учесть в окончательном тексте согласованного накануне договора требования датской стороны (с. 327). "Мерзкая" реальность русской жизни, таким образом, была, с одной стороны, на руку московскому двору, с другой - обрисовывалась Ульфельдтом в еще более черных тонах ради оправдания его дипломатического поражения.

В самом тексте записок Ульфельдта, написанных, как подчеркивает в статье о языке и стиле датчанина В. В. Рыбаков, в манере гуманис-

стр. 160


тически образованного человека (о широкой образованности Ульфельдта говорит и сохранившийся каталог его семейной библиотеки из 100 названий, с. 157 - 163), мы находим ряд данных, которых нет в других иностранных донесениях о России XVI века. Это касается в первую очередь Александровой слободы, которую никто из иностранцев, кроме Ульфельдта, не посетил. Отзывы Ульфельдта о русских характерны своей стереотипизированной враждебностью (например: "они хитры и изворотливы, упрямы, своевольны, враждебны, недружелюбны, порочны, чтобы не сказать бесстыдны, склонны ко всяким мерзостям. Они [предпочитают] использовать насилие, а не разум. Поверь мне, они отказались от всех добродетелей", с. 326), а его опыт общения с русскими приставами и дьяками, описание приема у царя и в Боярской думе, зарисовки облика русских городов и городков, впечатления о безжалостном отношении начальствующих к подданным, в том числе и священникам, один из которых был нещадно избит за то, что вовремя не поставил лошадей для посольства (с. 312), и как разорено податями и опричными тяготами население, сообщения о религиозной жизни - все это более или менее соотвествует сведениям других путешественников и дипломатов.

Но есть и некоторые уникальные или просто колоритные сообщения. Например, сообщая о пребывании посольства в Новгороде, Ульфельдт передает спор с приставом Федором о прощении грехов (с. 304 - 305), рассказывает о посещении датского подворья скоморохами и о бесстыдстве проституток, зазывающих клиентов, описывает инфантильное поведение двух престарелых бояр во время званого обеда, передает, как совершался обряд водосвятия в Новгороде и как освящались доставляемые на театр военных действий пушки (с. 345). Если верить Ульфельдту, ливонских пленников как рабов распродавали на площадях перед храмами (с. 339), женщин использовали как наложниц не только татары, но и русские (с. 334).

Однако нужно учитывать, что Ульфельдт иногда выдавал за достоверное и даже им самим увиденное то, чего он в действительности не видел и не знал. Так, по его словам, в Новгороде датчане узнали, что здесь, якобы в это же время, находился "татарин, которого жители именовали цезарем" (с. 352), то есть Семион Бекбулатович, который в самом деле принимал активное участие в Ливонской войне. Но доверять сведениям о его семи женах- наложницах, старшей среди которых была русская, при том, что касимовский царевич к тому времени был уже крещен и провозглашен русским правителем, никак нельзя.

В какой степени то же здоровое недоверие должно быть распространено на другие сведения Ульфельдта? В самом ли деле он видел и слышал то, что описывает как виденное и услышанное? С одной стороны, например, он говорит, что многократно беседовал с "их священниками и боярами об их религии и обрядах" (с. 307), с другой - рассказывает, как датские посланники были изолированы от общения с русскими.

В своих суждениях о русском православии он перемежает впечатления, в аутентичности и искренности которых трудно усомниться, с общими местами из коллекции западноевропейских предрассудков о восточном христианстве. Вообще, эта сторона записок Ульфельдта - отличный пример того, насколько протестантам и католикам было трудно понять православную культуру, хотя западные наблюдатели, вроде Ульфельдта, были убеждены, что примитивная религия московитов не содержит в себе ничего неясного для западного взгляда. В результате, вместо осознания различий это приводило раз за разом к ложной интерпретации православных воззрений, за которой стояли глубокие различия в толковании основных вопросов христианства. Это касается и упомянутого спора Ульфельдта с приставом Федором. Федор заявил, что "каждый может спастись, пусть даже он изо дня в день прибавляет грех к грехам, если только однажды у него появится намерение обдумать [свои поступки] и принести покаяние". Иными словами он имплицитно отрицал учение о смертных грехах, скорее всего не догадываясь о существовании такого учения в западном христианстве, и выражал характерно православный странно оптимистический взгляд на проблему отпущения грехов и спасения. Отстаивая свой взгляд в полемике с Ульфельдтом, Федор ссылается на парадоксальный апокрифический рассказ о Марине Магдалине, которая, уже став ученицей Христа, уступила настояниям мужчины, который просил, "чтобы она сделала это ради Господа", и спаслась именно "по той причине, что не отказала в этом, но дозволила ради имени Божия" (с. 305). Конечно, слова Федора наверняка воспроизведены Ульфельдтом с точностью, но суть его аргумента вряд ли искажена. Ульфельдт такого аргумента не понял, назвав его нелепым вздором, хотя человеку, знакомому с юродством, аргумент Федора был бы внятен. Но юродство, как тип святости, никак не вписывается в западнохристианские сотериологические представления, и поэтому настоящий спор между русским приставом и датским посланником был попросту невозможен. Несколько проще дело обстояло с вопросом о почитании икон. Тут православные формы набожности и пред-

стр. 161


ставления были по крайней мере переводимы на язык католиков и протестантов. Вряд ли при этом Ульфельдт был в состоянии адекватно понять религиозные воззрения, скрывавшиеся за русским иконопочитанием, и передать, в чем именно состояли взгляды его собеседников, которые, в свою очередь, вряд ли умели ясно объяснить иностранцу и самим себе, что стояло за "необыкновенным почтением" (с. 307) к иконам. Иного ждать от Ульфельдта и невозможно, потому что даже современные исследователи, как видно из помещенных в книге комментариев (с. 395 - 398, 402 - 403), испытывают большие затруднения при истолковании тех фрагментов сочинения, где речь заходит о протестантско-православной полемике.

В целом, комментарии к запискам Ульфельдта содержат полезную и интересную информацию, помогают поставить сообщения и высказывания датского посла в контекст политических, бытовых, экономических, топографических и иных реалий эпохи Ивана Грозного. Вместе с тем некоторые из них или излишни (например, комментарии о луках как оружии татар, о Лютере, о Троице-Сергиевом монастыре), или избыточно подробны (комментарий о городах, через которые проезжал Ульфельдт), или повторяются дважды (о дьяке Щелкалове, о Казарине Дубровском, о титуле московских правителей). В них заметны и некоторые недосмотры. Например, про Троицкий монастырь в 2002 г. сообщается, что он входит в состав города Загорска (с. 422), имя И. Грали оказалось в ссылке не на им написанную книгу (с. 431), этимолологический словарь русского языка оказался приписан Ф. Кемпферу (с. 430), аббревиатура СПб. превратилась в Псб (с. 446), "латинск." в "латыш." (с. 361), "германоязычные" жители в "романоязычных" (с. 394), Ульфельдт однажды охарактеризован как "несколько слишком нетерпимый" лютеранин (с. 395); в то, что "книги Священного Писания после монгольского нашествия исчезли из употребления" никто никогда не поверит (с. 398); фраза "церковное смирение стало одной из функций светской власти" вряд ли будет понята кем бы то ни было (с. 397); в списке авторов упущено, что Л. Н. Годовикова была кандидатом исторических наук, а "Академия эвритмического искусства", где преподает один из авторов комментариев (с. 584), звучит невероятно загадочно для непосвященных. Такие досадные мелочи все чаще встречаются в солидных академических изданиях и свидетельствуют о нарастающих трудностях в обеспечении редакционно-технической работы в наших издательствах.

В целом, все, кто интересуется историей России в XVI веке, русской историей вообще, встречей Московской Руси с Западом получили богатое по содержанию и серьезно подготовленное научное издание.

Примечания

1. Путешествие в Россию датского посланника Якова Ульфельдта в XVI в. 1889 (Чтения в Обществе истории древностей России. Кн. 1 - 4. 1883).

Опубликовано 22 марта 2021 года

Картинка к публикации:



Полная версия публикации №1616406703

© Portalus.ru

Главная ТУРИЗМ И ПУТЕШЕСТВИЯ УЛЬФЕЛЬДТ Я. ПУТЕШЕСТВИЕ В РОССИЮ

При перепечатке индексируемая активная ссылка на PORTALUS.RU обязательна!



Проект для детей старше 12 лет International Library Network Реклама на Portalus.RU