Несмотря на то, что мы стоим накануне столетия со дня смерти Шевченко, до сих пор еще нельзя сказать, что нашим литературоведением сделано все в области изучения жизни и творчества гениального украинского писателя-революционера. Не существует не только полной научной биографии Шевченко, но даже научной "летописи" его жизни и деятельности (подобной фундаментальным трудам Н. Чернышевской о Чернышевском, С. Рейсера о Добролюбове и др.).

Академическое десятитомное "Повне зібрання творів", начатое изданием в 1939 году, состоит пока из пяти томов, не включающих еще ни писем, ни статей, ни фольклорных записей, ни живописных произведений Шевченко. Вышед-


--------------------------------------------------------------------------------

Тарас Шевченко, Собрание сочинений в пяти томах, Гослитиздат М. 1955 - 1956.



стр. 199


--------------------------------------------------------------------------------

шее в 1949 году собрание сочинений в трех томах только по недоразумению называлось "Повна збірка творів". Следующее трехтомное издание 1955 года, скромнее озаглавленное "Твори", не содержит даже полного собрания поэтических произведений Шевченко, входивших обычно во все советские издания "Кобзаря", не говоря уже о письмах и других материалах.

Этим обстоятельством весьма усложнялась работа по подготовке русского издания сочинений Шевченко: приходилось заново решать ряд важнейших текстологических вопросов, разрабатывать существенные проблемы реального комментария. И если два десятка лет тому назад основной нерешенной задачей было создание полноценных, высокохудожественных русских переводов произведений Шевченко, то теперь "узким местом" уже оказываются общие вопросы исследования биографии и творчества поэта.

Еще в 1938 году К. Чуковский в одной из своих блестящих работ, посвященных русским переводам Шевченко, справедливо замечал: "Восемьдесят лет - даже больше! - целые фаланги поэтов переводят Шевченко на русский язык... Почему же за все это время не получили мы от них ни одного перевода - ни одного! - который хоть в отдаленнейшей степени передал бы могучее великолепие подлинника?.." Теперь, - когда читатели получили шевченковских "Гайдамаков" в переводе А. Твардовского, "Марию" в переводе Б. Пастернака, "Порченую" в переводе М. Исаковского, "Слепого" в переводе Н. Асеева, много лирических стихотворений в переводах А. Суркова, М. Рыльского, М. Голодного, К. Симонова, И. Сельвинского и других советских поэтов, - уже нельзя этого сказать.

Конечно, и в новом издании сочинений Шевченко встречаются отдельные неудачные, малопоэтичные переводы или отдельные слабые строки в хороших переводах. И указать на эти погрешности не так уж трудно. Но не об этом хочется говорить в связи с выходом нового русского пятитомника Шевченко. Хотелось бы не выставлять баллы хорошей работе целого коллектива переводчиков, а определить некоторые насущные проблемы в разработке шевченковской текстологии, в освещении узловых фактов шевченковской биографии, - поскольку эти проблемы еще далеко не решены, как это показывает и последнее русское издание Гослитиздата.

В области шевченковедения давно и плодотворно работает широкий круг историков литературы не только на Украине, но и в РСФСР и в других союзных республиках. Известно, какой огромный вклад в изучение жизни и деятельности Шевченко, его связей с русским революционным движением и литературным процессом внесли наряду с украинскими исследователями также ученые и писатели Москвы, Ленинграда, Минска, Тбилиси, Алма-Аты, Нукуса и других городов. Чудесной традицией советского шевченковедения стало это дружеское сплочение сил литераторов всего Советского Союза!

Трудно переоценить значение нового издания сочинений Шевченко на русском языке, - оно призвано нести по всему Советскому Союзу бессмертное слово великого Кобзаря, одновременно популяризируя последние достижения советской науки, изучающей его жизнь и произведения. Радует прежде всего масштаб издания: оно задумано как полное собрание сочинений Шевченко на русском языке, впервые включающее его письма, которые представляют выдающийся интерес. Изданию предпослана вступительная статья А. Белецкого и А. Дейча

стр. 200


--------------------------------------------------------------------------------

"Жизнь и творчество Т. Г. Шевченко"; авторы поставили своей целью дать читателю общее представление о деятельности и о наследии поэта-революционера.

Следует приветствовать то, что в русский пятитомник включен ряд стихотворений, отсутствующих в последнем украинском трехтомном издании Шевченко "Разрытая могила", "Чигрине, Чигрине...", "Завалило черной тучей...", "Подземелье", "Стоит в селе Субботове..." (жаль, однако, что два последних произведения помещены в старом переводе Федора Сологуба).

В русском издании полнее представлены и письма Шевченко: 190, а в украинском трехтомнике- 179. Впрочем, отбор писем не всегда можно признать удачным. Например, не включены некоторые интересные письма к Я. Г. Кухаренко, М. С. Щепкину, В. Н. Репиной, А. О. Козачковскому, А. И. Толстой, содержащих важные сведения о жизни и настроениях Шевченко в разные годы. Таким образом, читатель, не обращаясь к прежним публикациям, давно ставшим библиографической редкостью, не сможет ознакомиться хотя бы с таким письмом Шевченко от 16 июля 1852 года, отправленным из новопетровской ссылки переяславскому "городовому врачу" Андрею Казачковскому:

"Помните ли нашу с Вами прогулку в Андруши и за Днепр, в Монастырище, на гору? Вспомните тот чудный вечер, ту широкую панораму, и посредине ее длинную, широкую фиолетовую ленту, а за лентой фиолетовой блестит, как из золота кованный, переяславский собор. Какая-то чудная, торжественная тишина. Помните, мы долго не могли промолвить слова. Пока, наконец, белое, едва заметное пятнышко не запело:



Та, яром, яром, за товаром...
Чудный вечер! Чудный край! И песни дивные!"1.





С другой стороны, среди избранных писем читатель найдет краткие деловые записки такого, например, типа: "Данило Семенович! Подателю сего дайте 10 книжек Кобзаря, Т. Шевченко".

Непонятно, почему рецензия Шевченко на спектакль нижегородского театра включена в "Приложения". Не в "Приложениях", а в основном тексте издания следовало печатать и эту рецензию и другие статьи Шевченко, к сожалению вообще не попавшие в пятитомник, например, предисловие к неосуществленному сборнику стихов 1847 года2; корреспонденцию в "Колокол", напечатанную Герценом без подписи, под заглавием "Академия художеств в осадном и иконописном положении"3 и несомненно принадлежащую перу Шевченко; записи фольклорного и археологического характера.

А в "Приложениях" следовало привести, например, сохранившееся в сообщении Н. И. Костомарова содержание не дошедшей до нас "Повести о безродном Петрусе". В "Приложения" в дальнейшем, возможно, будет включаться и знаменитое "Письмо Русского человека", опубликованное Герценом в "Колоколе"; во всяком случае соавторство в этом документе украинского поэта (вместе


--------------------------------------------------------------------------------

1 Тарас Шевченко, Листування, ДВУ, Київ, 1929, стр. 55 - 56.

2 Обычно публикуется под неправильным названием: "Предисловие ко второму изданию "Кобзаря".

3 Полн. собр. соч. и писем Герцена, т. X, стр. 195 - 196.



стр. 201


--------------------------------------------------------------------------------

с Чернышевским, Добролюбовым и, может быть, другими деятелями революционной демократии) мне представляется весьма вероятным1.

К вопросу о составе издания тесно примыкает вопрос о выборе того или иного варианта текста. Известно, что Шевченко, работая над многими произведениями на протяжении нескольких лет, часто коренным образом изменял первоначальную редакцию текста. При этом он сплошь и рядом не только менял композицию, но и переходил от одного жанра к другому - из драмы делал поэму, из поэмы - прозаический рассказ.

Особенности тяжелой судьбы Шевченко отразились и на судьбе его рукописного наследия; в результате мы не располагаем теперь не только большинством черновых рукописей поэта, но и автографами многих его произведений. Сохранившиеся варианты, различные редакции одних и тех же вещей представляют большой интерес не только для исследователей, но и для широких кругов читателей. Издавна поэтому привлекали внимание поэмы "Наймичка", "Варнак" и повести под этими же названиями, представляющие исключительно ценный материал для анализа и сопоставлений.

В 1845 году Шевченко написал поэму "Наймичка"; текст ее в 1847 году остался в III отделении, в составе известного рукописного сборника "Три года". В 1849 году в Риме Шевченко наизусть читает друзьям свою "Наймичку" (см. воспоминания прапорщика Э. В. Нудатова), а в середине 50-х годов, уже в Новопетровском укреплении, он пишет повесть "Наймичка", в которой тот же сюжет, те же образы оживают заново, приобретая и новую социальную остроту и новую психологическую окраску.

В 1847 году, вскоре по прибытии в Орскую крепость, Шевченко написал поэму "Москалева криниця" ("Солдатов колодец"); рукопись поэмы в 1850 году была передана (в составе первой из "захалявных" книжечек) К. И. Герну, в связи со вторым арестом поэта, в Оренбурге; но в 1857 году, в Новопетровске, Шевченко возвращается к своему детищу - пишет под тем же заглавием, на тот же сюжет новую поэму, как будто герои, сюжеты, проблемы долгие годы сопровождали своего автора, развивались вместе с ним, чтобы затем лечь на бумагу уже в совершенно новом художественном воплощении.

Только плодом непонятного недоразумения могло явиться следующее утверждение комментатора русского пятитомного издания И. Я. Айзенштока: "Шевченко никогда на протяжении всей своей творческой деятельности не работал над двумя произведениями одновременно: это противоречило самому творческому процессу Шевченко, он садился за бумагу, когда произведение было целиком "выношено", когда оно было ясно ему во всех деталях, и писал, так сказать, единым дыханием" (том 4, стр. 395). В действительности дело обстоит как раз наоборот: изучение рукописей поэта показывает, что Шевченко всегда помногу раз переделывал свои произведения, при этом иногда настолько радикально, что уже укоренилась традиция (ей следует и редакция русского пятитомника) печатать в собраниях сочинений по два варианта и поэмы "Солдатов колодец" и стихотворения "Считаю в ссылке дни и ночи..."


--------------------------------------------------------------------------------

1 Это предположение я пытался обосновать в статье "Т. Г. Шевченко в годы революционной ситуации" (журн. "Советская Украина" 1956, N 3). - Л. Х.



стр. 202


--------------------------------------------------------------------------------

Вероятно, следовало бы включать в издания также и варианты некоторых других важнейших произведений Шевченко, дошедших до нас в нескольких, существенно различных редакциях: "Ведьма" ("Осина"), "Слепой" ("Невольник") и др.

Не изредка, а постоянно работал Шевченко одновременно над несколькими произведениями, заполняя черновиками каждый подвернувшийся под руку обрывок бумаги, старый конверт, вновь и вновь переписывая, зачеркивая, разрывая на клочки уже написанное, исписывая стихами даже стены комнаты. Эта привычка, возникшая еще в молодые годы, особенно укрепилась в ссылке, когда поэт вынужден был годами хранить в памяти сотни стихов своих поэм и лирических произведений.

Нужно сказать, что с этой стороны произведения Шевченко еще недостаточно изучены. Поэтому и общепринятая датировка его стихов не может считаться окончательно доказанной. В связи с этим следовало бы внимательнее присмотреться к некоторым ассоциациям, содержащимся в его стихотворениях. Например, стихотворение "Считаю в ссылке дни и ночи..." датируется обыкновенно так: первый вариант - "Оренбург, 1850", второй - "Нижний Новгород, 1858". Между тем во втором варианте есть одна деталь, отсутствовавшая в первом: трижды упоминается "море". Ни в Оренбурге, ни в Нижнем, конечно, не мог возникнуть этот образ, к тому же в столь определенной форме:



Таков обычай у меня!
И посижу, и погуляю,
На степь, на море погляжу,
Былое вспомню, напевая...





Совершенно очевидно, что поглядеть на степь и на море Шевченко мог только в промежуток времени между Оренбургом и Нижним, то есть в Ново-петровском укреплении; поэтому вполне обоснованным будет предположение, - что вторая редакция создана именно в Новопетровске, в 1850 - 1857 годах, а впоследствии, в Нижнем, она была только записана.

Комментатор пятитомного издания, следуя утвердившемуся мнению, указывает, что в 1851 - 1856 годах Шевченко не писал стихов, между тем оставленные поэтом в его нижегородском альбоме 1858 года чистые страницы между переписанными набело стихами 1850 и 1857 годов наталкивают на мысль о том, что Шевченко собирался заполнить их произведениями 1851 - 1856 годов, после восстановления их по памяти. Можно, кроме того, утверждать, что ряд известных произведений создавался поэтом как раз в новопетровский период. Пример со стихотворением "Считаю в ссылке дни и ночи..." - не единственный. В прологе к поэме "Неофиты" читаем такие строки:



Уже давно томлюсь в неволе
Я, как преступник, под замком,
На торный путь смотрю, на поле
Да на могильный крест.
На нем
Сидит ворона. Из острога
Не вижу дальше...

Крест высокий
Там на погосте у дороги,
Расписан золотом, стоит, -
Не бедный, видно, там лежит!





стр. 203


--------------------------------------------------------------------------------



На нем изображен распятый
За нас сын божий на кресте...
Сижу один и все гляжу я
На крест высокий из тюрьмы.
То погляжу, то повторю я
Слова молитвы, и тоска,
Как убаюканный ребенок,
Слегка притихнет. И тюрьма
Как будто шире станет...





(Перевод Г. Островского)

Считается, что "Неофиты" написаны в Нижнем Новгороде 5 - 8 декабря 1857 года. Об этом в "Дневнике" Шевченко сказано так: "В продолжение этих четырех дней писал поэму, название которой еще не придумал. Кажется, я назову ее Неофиты, или Первые христиане. Хорошо, если бы не обманул меня Щепкин (обещавший в это время посетить своего друга. - Л. Х.), я ему посвящаю это произведение, и мне бы ужасно хотелося ему прочитать и услышать его верные дружеские замечания" (т. 5, стр. 172). Если допустить, что "Неофиты" сочинены, а не только записаны в эти четыре дня в декабре 1857 года, то приведенные выше картины нужно признать поэтической условностью, совершенно несвойственной творческой манере Шевченко, необыкновенно точного в подобных автобиографических отступлениях.

Следовательно, нужно предположить, что пролог "Неофитов" создавался во время тюремного заключения, то есть в 1850 году, после ареста Шевченко в Оренбурге. Затем, как это у него часто бывало, поэт работал над поэмой на протяжении нескольких лет. А в декабре 1857 года, в ожидании приезда Щепкина, поспешил записать свое произведение (с посвящением великому артисту), чтобы сделать другу подарок.

Такое предположение вполне естественно, если вспомнить, что в известном нам тексте "Неофитов" почти шестьсот стихов, при очень сложной и стройной композиции, со многими историческими реминисценциями и пр. Не в обычае Шевченко было создавать такие вещи в несколько дней, да это было бы и практически невозможно. К первой половине 50-х годов следует отнести и начало работы над большой поэмой "Мария". Об этом своем замысле Шевченко несколько раз сообщал еще в 1850 году В. Н. Репиной. Вопрос о том, какая часть замысла была реализована до возвращения из ссылки, конечно, нелегко поддается разрешению, однако самый факт продолжительной, многолетней работы над этим произведением не подлежит сомнению.

Можно не сомневаться в том, что в творческом воображении Шевченко даже в самые трудные годы ссылки постоянно носились поэтические образы, напевы и рифмы, - с ними поэт не расставался никогда в жизни. "Та вже ж нехай, хоч розіпнуть, а я без віршів не улежу!" - восклицал Шевченко.

Н. Ф. Савичев, посетивший поэта в Новопетровском укреплении весной 1852 года, рассказывает, что однажды, во время прогулки, Шевченко, после долгого молчания, стал читать вслух стихи на украинском языке, - очевидно, замечает Савичев, свои собственные. Содержания этих стихов слушатель не запомнил, но он припоминал, что в них говорилось о море, волнах и тучах...

Разумеется, в принципе следует различать творческий замысел от его первого воплощения на бумаге. Однако для творчества Шевченко характерно то,

стр. 204


--------------------------------------------------------------------------------

что он годами держал в памяти сотни строк своих стихов, которые в любую минуту мог положить на бумагу.

Спустя десять лет после создания первого варианта "Солдатова колодца", записывая для отправки Якову Кухаренко новую редакцию этой поэмы, Шевченко в ряде мест повторил дословно текст первой редакции, семь лет тому назад оставшейся в руках оренбургских друзей. Комментаторы академического издания даже склонны заподозрить, что в 1857 году "Шевченко перерабатывал свое прежнее произведение не по памяти, а имея под руками черновик первой обработки, потому что "маленькой книжки" (то есть "захалявных" тетрадочек 1847 - 1850 годов. - Л. Х.) в то время при нем не было"1.

Эта догадка представляется довольно натянутой. Повторение в переработке 1857 года отдельных кусков редакции 1847 года только лишний раз свидетельствует о том, что Шевченко постоянно держал в памяти многие свои произведения и постоянно продолжал при этом творческую работу над ними.

Часто бывало, что Шевченко записывал свои стихи по просьбе друзей и знакомых и тут же дарил автографы, на которых появлялись при этом сделанные рукой поэта дарственные надписи. Существуют автографы многих популярных стихотворений Шевченко с такими надписями: "Вишневый садик возле хаты..." ("Вечер"), с посвящением конца 50-х годов: "Афанасье Алексеевне Лазаревской"; "Когда мы были казаками..." ("Полякам") - с надписью: "Степанов! Незабытовскому на память 20 августа 1857". Между тем оба эти стихотворения написаны еще в 1847 году, без всякой связи с лицами, которым позже были подарены указанные автографы.

Именно на этом основании мне уже приходилось возражать против некоторых мнимых "посвящений", вошедших в традиционные тексты стихов Шевченко. Например, во всех новейших изданиях стихотворение "Ой, на горе яр-хмель цветет..." печатается под заглавием: "Федору Ивановичу Черненко", хотя известно, что в прижизненной публикации оно называлось "Песня" и никакого посвящения не имело; посвящения нет ни на одном из сохранившихся автографов. Только на копии стихотворения, сделанной "чьей-то (самого Черненко?) рукой, Шевченко сверху надписал: "Григорию Федоровичу (зачеркнуто. - Л. Х.). Федору Ивановичу Черненко на память 22 сентября 1859 року". Авторские даты, стоящие под текстом стихотворения (в одном тексте - "Лихвин, 7 июня", в другом- "1859, 23 августа, Гирявка"), показывают, что оно написано поэтом во время поездки на Украину, а затем - только в сентябре 1859 года - подарено Черненко; его имя и отчество Шевченко даже не очень твердо знал, как это видно из переправленной надписи.

Вопрос этот имеет не только узко текстологическое, а и более широкое значение. Версия о том, будто последние годы жизни Шевченко прошли в окружении либерального "землячества", в тесных связях с так называемой "петербургской украинской громадой", возглавлявшейся Ф. И. Черненко, теперь окончательно развеяна работами советских шевченковедов. Поэтому закрепление легенды о "посвящениях" стихов Шевченко его мнимым "единомышленникам" - Кулишу,


--------------------------------------------------------------------------------

1 Тарас Шевченко. Повне зібрання творів в десяти томах. Том другий. Друге, доповнене і виправлене видання, Академія наук УРСР, Київ, 1953, стр. 542.



стр. 205


--------------------------------------------------------------------------------

Черненко и др. - представляется совершенно не соответствующим исторической истине. Подлинные посвящения поэта - родной сестре, Гоголю, Щепкину, Марко Вовчку, Эдуарду Желиговскому и др. - по самой своей сути носят, конечно, совершенно иной характер, отмечая близкие отношения Шевченко к этим лицам.

Домыслы прежних издателей сочинений Шевченко, снабжавших его стихи произвольными заголовками, в советских изданиях, как правило, ликвидируются. Правда, есть еще несколько случаев, когда очищение текстов от навязанных им заглавий тормозится из-за общей отсталости шевченковской текстологии. До сих пор в ряде изданий, а также в историко-литературных работах, в том числе и предназначенных для учащихся, шевченковский "Дневник" фигурирует под названием "Журнал"; в академическом собрании сочинений вполне обоснованно принято заглавие "Дневник", сохраненное и в русском пятитомнике.

Хорошо сделала редакция пятитомника, восстановив правильное заглавие стихотворения "Посажу я возле дома...", часто печатавшееся в последнее время под нелепым названием: "Подражание Эдуарду Сове". На самом деле (как установил еще полвека назад академик В. Г. Щурат в статье "Шевченко - Желиговский - Чечот") стихотворение является подражанием песне польского поэта Яна Чечота, как и другое стихотворение Шевченко - "Ой ты, темная дуброва!.."1

В пятитомном издании вопрос о выборе варианта текста не всегда, однако, решается самостоятельно. И при этом комментарии не содержат никаких указаний на то, какой текст положен в основу публикации (или перевода). Это иногда приводит к досадным недоразумениям. В первой части повести Шевченко "Прогулка с удовольствием и не без морали", под которой поставлена авторская дата - 30 ноября 1856 (т. 4, стр. 317), читатель встречает следующие строки: "Его можно бы назвать ничем, если бы он не был помещиком нескольких сот душ крещеной собственности" (стр. 291). В комментариях (стр. 432) справедливо указывается: "Крещеная собственность" - название брошюры А. И. Герцена о крепостном праве; с брошюрой Шевченко познакомился в Нижнем-Новгороде (см. дневниковую запись 11 октября 1857 года в т. 5 наст. изд.)".

Возникает законное недоумение: брошюра читана спустя год после того, как Шевченко уже употребил герценовское выражение? Но в том-то и дело, что в первой редакции повести (в 1856 году она называлась "Матрос") указанная фраза читалась так: "Его можно бы назвать ничем, если бы он не был помещиком нескольких сот душ крестьян". Только после чтения "Крещеной собственности" Герцена Шевченко переделал это место; но и здесь в русском издании принята (без оговорки!) редакторская конъектура украинского академического собрания сочинений, потому что у Шевченко написано было не "крещеной собственности", а "крещеных собственников".

Все подобные особенности авторского текста следовало бы и в массовом издании каким-то образом оговорить. В русском издании еще свободнее, чем в украинских трехтомниках 1949 и 1955 годов, производится безоговорочное исправление и дополнение текстов.


--------------------------------------------------------------------------------

1 В комментариях к русскому пятитомнику (т. 2, стр. 398 - 399) сказано, что "в течение многих лет стихотворение считалось подражанием Антонию Сове"; затем следуют данные из статьи В. Г. Щурата, без всякой ссылки на нее.



стр. 206


--------------------------------------------------------------------------------

В письме Шевченко от 15 ноября 1852 года к Бодянскому (т. 5, стр. 300)" читаем: "Когда получишь мое послание, то раздери его надвое и одну половину отдай Аполлону Филипповичу Головачеву, ты его, вероятно, нередко видишь". Комментарий поясняет это письмо следующим образом: "Имеется в виду А. Ф. Головачев - прогрессивный журналист. В Новопетровском укреплении был дважды: в 1852 году, по поручению известного исследователя Каспийского моря Карелина, и в 1853 году, когда привез поэту письмо от Бодянского и книги" (т. 5, стр. 570). В алфавитном указателе имен (там же, стр. 620), сказано: "Головачев, Аполлон Филиппович, журналист..."

Действительно, в биографической литературе считается общепризнанным, что в Новопетровском укреплении посетил Шевченко именно Аполлон Головачев, впоследствии секретарь редакции "Современника", второй муж А. Я. Панаевой-Головачевой (отдал дань этой ошибке и автор настоящей рецензии). Оказывается, однако, что в письме Шевченко нет имени Головачева, а стоит одна только первая буква и отчество: "...отдай А. Филипповичу Головачеву". Зато в письме есть сведения, полностью исключающие возможность увидеть в этом Головачеве Аполлона Филипповича. "Нынешнюю осень, - пишет Шевченко, - посетил наше укрепление' некто г. Головачев, кандидат Московского университета, товарищ известного Карелина и член общества московского естествоиспытателей".

Зоологом, воспитанником Московского университета был не Аполлон, а Адриан Филиппович Головачев1. Упоминание о нем мы и встречаем в дневнике О. М. Бодянского (11 июня 1853 года): "Вечером Адр. Ф. Головачев, уезжавший на Урал в 1-х числах мая поспешно и потому не могший, по обещанию, побывать у меня еще раз, прислал своего младшего брата, которому и вручены были некоторые книги, назначенные для подарка Ш. Т. Г. Это несколько оттисков из "Чтений" да сочинения М. Н. Авось он проведет за ними приятно время в своем уединении и вспомнит старину, сам стареясь с каждым днем более и более, не столько от лет, сколько от обстановки своей"2.

Упоминаемый в этой записи "младший брат" - возможно, Виктор Филиппович, впоследствии морской писатель; "Ш. Т. Г." - конечно, Шевченко; "М. Н.", по мнению публикатора, - Н. А. Маркевич; скорее, однако, это может быть "Николай М.", то есть П. А. Кулиш, только что опубликовавший под этим псевдонимом ряд произведений в "Современнике" и отдельно издавший в начале 1853 года "Воспоминания детства".

Эта же запись опровергает, кстати, и другую ошибку биографов: Головачев вторично, в 1853 году, не был в Новопетровске, а только переслал Шевченко полученные от Бодянского издания (об этом говорит сам поэт в своих письмах). Странно только, что как раз это место почему-то "выпало" в опубликованном в пятитомнике тексте. 1 мая 1854 года Шевченко писал Бодянскому:

"Чи не побачишся коли-нибудь з Головачовим, поцілуй його за мене і скажи


--------------------------------------------------------------------------------

1 См. сведения о нем в "Материалах... по зоологии", собранных Анатолием Богдановым, т. III, М. 1891, лист 11.

2 Ал. А. Кочубинский, О. М. Бодянский в его дневнике, "Исторический вестник", 1887, N 12, стр. 521.



стр. 207


--------------------------------------------------------------------------------

йому, що я й досі жду-жду Щербину, бо бачиш: як ми з ним бачилися позаторік у цім поганім укріпленіі, то він читав мені деякі вірші Щербини і обіцявся вислать мені із Москви один екземпляр, та й досі нема"1.

В русском переводе (т. 5, стр. 312) обозначение времени свидания "позаторік" (в позапрошлом году) почему-то отсутствует: "...Когда мы с ним виделись в этом мерзком укреплении, он читал..." и т. д. Возможно, что это одна из многочисленных (именно в этом томе!) ошибок переводчика, но она прикрывает собой также ошибку комментатора: если Шевченко в 1854 году указывает, что встречался с Адрианом Головачевым "в позапрошлом году", то ясно, что в 1853 году они не виделись, а только в 1852.

О публикации и принципах перевода писем придется сказать немного подробнее. Дело в том, что редакторы издания применили здесь - скажем мягко - очень спорный прием, Они переводят с украинского языка на русский не только письма, написанные по-украински, но и письма, написанные... по-русски.

У Шевченко в его русских прозаических произведениях, в "Дневнике", в письмах нередко встречаются украинские слова, обороты и целые фразы. Но если в повестях, в "Дневнике" эти украинизмы редакция русского пятитомника оставила в неприкосновенности, то текст писем почему-то подвергся сплошной правке.

Шевченко пишет: "Это заменило бы мне, в некотором роде, натурщика або натурщицу"; перевод гласит: "натурщика или натурщицу". У Шевченко: "Мне запрещено писать (кроме писем)"; в переводе: "(кроме писем)". У Шевченко: "Бесталанные одинокие сіроми"; в переводе: "бесталанные одинокие горемыки". У Шевченко: "А вот, даст бог, поучусь, та вылеплю второй, - так тот уже стеарином залью та пришлю тобі; в переводе: "А вот, даст бог, поучусь и вылеплю второй, - так уже стеарином залью и пришлю тебе".

Все примеры здесь взяты из одного письма к С. С. Гулаку-Артемовскому от 15 июня 1853 года (т. 5, стр. 301 - 304). А так "переведены" многие письма...

Если Шевченко употребляет украинскую поговорку в повести - она там так и остается, в "Дневнике" - тоже, а вот в переписке вместо "нехай воно ворогам нашим снится" - стоит: "пусть она (?) врагам нашим снится"; вместо "та й годі - "только и всего"; вместо "обратить назад" - "отправить назад"; вместо "из того письма" - "из-за этого письма"; вместо "просто копия" - "прямо копия" и т. д.

Можно себе представить, что осталось бы от "Вечеров на хуторе близ Диканьки" при подобном методе редактирования! Такая правка (под видом перевода) совершенно меняет характер, дух шевченковских писем.

Шевченко (как это отмечала М. Шагинян) совсем разный в своих письмах к разным адресатам. Вот, например, его шуточное письмо к Ф. М. Лазаревскому, которого поэт ждал летом 1852 года в Новопетровское укрепление. Письмо открывается характерным - в духе "натуральной школы" - пародийным эпиграфом:


--------------------------------------------------------------------------------

1 Т. Г. Шевченко, Твори в трьох томах, том третий, Держлітвидав України, Кит, 1955, стр. 396.



стр. 208


--------------------------------------------------------------------------------

"- Что это значит, что я сегодня именинница? Я тебя ждала! ждала! Варила щеколад на цельном молоке, а ты не пришел! Из частного письма".

В письме этом, однако, оказалось одно место, которое испугало редакторов русского пятитомника; оно переведено здесь так: "И старому Татаринову, которого в Малороссии какая-то наймичка мочалой умыла за то, что хотел... за нею (поухаживать)" (т. 5, стр. 298). У Шевченко это место звучит ярче: "І старому тому татаринові (то есть татарину! - Л. Х.), що в Малоросії якась наймичка віхтем його умила за те, що він її хотів тее... помацать"1.

Примеры можно было бы значительно умножить. К этому следует добавить, что в комментариях не указываются источники текста писем; далеко не во всех случаях указано даже место первой публикации письма2. В то же время по всему видно, что сверка писем с автографами не производилась. В противном случае ряд грубых искажений текстов мог бы быть исправлен.

Письмо Шевченко к А. И. Макшееву (26 марта 1849 года) напечатано в рецензируемом издании так: "Я уже два месяца оставил свою резиденцию в Кос-Арале, почему и не могу Вам сообщить ничего нового о тамошнем житье-бытье, любезный Алексей Иванович, а о Раиме и говорить нечего - неизменяемый" (т. 5, стр. 280). В комментариях даже не упоминается, что это не письмо, а только приписка к пространному письму некоего Лаврина. Помещая эту приписку в "Листуванні" (1929), М. М. Новицкий утверждал, что текст "печатается по автографу" (стр. 946).

На самом деле, обращение к оригиналу письма обнаруживает совершенно иное; Шевченко писал: "Я уже два месяца, как оставил свою резиденцию Кос-Арал, почему и не могу сообщить ничего нового о тамошнем житье-бытье любезного А. И.3, а о Раиме и говорить нечего - неизменяемый!"

Так, на одном примере, с маленькой, в несколько строк, припиской Шевченко мы убеждаемся в необходимости обращаться к рукописным источникам, особенно когда речь идет о материалах, еще не вошедших в академическое собрание сочинений.

Нельзя не сказать и о комментариях к пятитомному изданию, составленных И. Айзенштоком. Они включают множество самых разнообразных сведений и тем не менее никак не могут нас удовлетворить.

Конечно, читателям может показаться небезынтересным полный перечень всех переводчиков Шевченко, сообщаемый в примечаниях к каждому стихотворению: подробный библиографический указатель Н. Бахтина "Шевченко в російських перекладах" (1939 - 1940) не у всякого окажется под руками. Любопытны и некоторые цитаты из различных мемуаров, приводимые комментатором. Но не


--------------------------------------------------------------------------------

1 Тарас Шевченко, Листування, Київ, 1929, стр. 57.

2 Не указаны первые публикации писем NN 16, 17, 28, 48, 65, 79, 81 и т. д. Многие указания неверны: письмо N 67 (к Плещееву) опубликовано в "Основе" не в 1860, а в 1862 году; письмо N 106 (к Аксакову) опубликовано в журнале "Советская Украина" (1955, N 10) и в том же году вошло в трехтомное издание "Творів" Шевченко; в указанной же в комментариях книге Д. Яворницкого помещено совсем другое письмо (от того же числа) - не к Аксакову, а к Щепкину, в пятитомник почему-то не включенное.

3 Алексей Иванович Бутаков, капитан Аральской экспедиции. За сообщение подлинного текста письма я должен выразить благодарность заведующему отделом рукописей Государственной Публичной библиотека УССР Д. Иофанову.



стр. 209


--------------------------------------------------------------------------------

вполне ясно: на какого читателя рассчитаны все эти библиографические справки, цитаты из "Киевской старины" и пр.? Комментарий,, по-видимому, обращен к читателю, совсем мало подготовленному, которому нужно объяснять, что строка "уж сколько раз твердили миру" представляет собой цитату из басни Крылова, что Данте Алигьери - автор "Божественной комедии", а Джованни Боккаччо - автор сборника новелл "Декамерон". Найдутся, вероятно, и читатели, которым неизвестно, что макинтош-это "плащ или пальто из непромокаемой ткани".

В комментариях к пятитомному изданию тщательно разъясняется, что такое амфора, Бородино, Гименей, дриады, Меттерних, пища святого Антония, коллежский регистратор, Сатурн, протеже и многое другое, то есть на протяжении десятков страниц дублируется словарь иностранных слов или энциклопедический словарь в трех томах (издания, как известно, многотиражные), и в то же время обходятся молчанием имена многих людей, упоминаемых в "Дневнике" и письмах Шевченко, из комментариев читатель не узнает, кто скрывается под буквами L, Z, F, S, кто такие Лев Филиппович, Антонов, Кроневич, Круликевич, земляк из Тального и т. д.

Напрасно было бы искать в комментариях объяснение следующих слов из одного письма Шевченко: "Спасибо трем людям, теперь уже не в Петрозаводске, которые знали меня лично и не забыли меня, а тому, что остался один из трех, посылаю сердечный поцелуй..." (т. 5, стр. 308)".

Понятны трудности, стоящие перед комментатором в этих случаях, - однако кое в чем эти трудности уже преодолены предшествующими исследователями. Так, Бронислав Залесский в своих воспоминаниях, использованных в свое время Иваном Франко, разъясняет, что Лев Филиппович Еккельн, о котором часто писал Шевченко, - это "дежурный офицер штаба при Перовском, хороший человек, большой друг Сераковского, Желиковского и других. Его положение позволяло ему оказывать влияние на судьбу Шевченко, и мы возлагали на него свои надежды"1.

Несколько раз упоминающийся в шевченковской переписке начальник геолого-разведывательной экспедиции в Кара-Тау "Антонов - это горный инженер Александр Иванович Антипов (1824 - 1887), старший брат известного русского геолога Алексея Ивановича Антипова2.

Доктор Павел Адамович Круневич, бывший политический ссыльный, участник революционного подполья 50 - 60-х годов, в комментариях к русскому пятитомнику фигурирует как "Кроневич"; в украинском академическом издании (т. V, стр. 249) он называется "Кроневич (Кроникевич)", и отдельно - "Круликевич". В воспоминаниях Юлиана Ясенчика о десятилетней ссылке в Оренбургский край упоминается, между другими польскими ссыльными, также и "Kruniewicz Pawel, doktor"3. Шевченко тоже говорит о Круневиче как об одном из своих


--------------------------------------------------------------------------------

1 См. сборник "Листочки до вінка на могилу Шевченка в XXIX роковини його смерті, Львів, 1890, стр. 37.

2 См. статью В. Ф. Анисова "Новий факт з біографії Т. Г. Шевченка", "Вісник Академії наук Української РСР", 1953, N 1, стр. 68 - 72.

3 J. Jasienczyk, Dziesiec lat niewoli Moskiewskiej, F. A. Brockhaus, Leipzig, 1867, стр. 310.



стр. 210


--------------------------------------------------------------------------------

"соизгнанников". П. А. Круневич, вместе с Э. Я. Бари, постоянно лечил Шевченко во время его предсмертной болезни; Тарас Григорьевич часто бывал у него дома.

Близким другом Круневича был, между прочим, известный член тайной революционной военной организации, связанной с Чернышевским, - Иван Савицкий, друг Ольги Сократовны Чернышевской, впоследствии, под именем "Стеллы", командовавший польским повстанческим отрядом, встречавшийся неоднократно с Герценом. Когда в ноябре 1866 года в III отделение поступили сведения о предполагавшемся нелегальном возвращении Савицкого-Стеллы в Россию, петербургский полицмейстер получил приказ учредить строгое наблюдение за другом Савицкого, доктором Круневичем, так как Савицкий мог скрываться скорее всего именно у него.

Отсутствие определенной целевой установки очень вредит обширным комментариям, лишая их в большой степени научного единства и последовательности. Нельзя, например, не удивляться тому, что комментатор считает своим долгом скрупулезно воспроизводить в библиографических справках опечатки, встречающиеся в источниках: так, множество раз повторяется следующая транскрипция заглавия известного лейпцигского сборника: "Новые стихотворения Пушкина и Шавченки" (см. т. 1, стр. 496, 510, 512, 514...); и в то же время без должной точности приводятся многие даты, инициалы, заглавия: "Ластовка" - вместо "Ластовка", или "Ластівка"; С. И. Соболевский - вместо С. А. Соболевский; Н. А. Пушкарев - вместо Н. Л. Пушкарев; Н. Савичев - вместо Н. Ф. Савичев и т. п.

Полный список подобных ошибок занял бы слишком много места1. Поэтому мы остановимся на ошибках другого рода, которые трудно объяснить просто корректорским недосмотром. Нельзя, например, следующим образом приводить цитату из известного письма Ф. Лазаревского к Шевченко: "От Михаила Семеновича (Щепкина) получите Лермонтова и Гоголя..." (т. 2, стр. 407). Дело в том, что Михаил Семенович - это не Щепкин, а неоднократно упоминаемый в шевченковской переписке М. С. Александрийский, которому и адресуют свои письма для Шевченко братья Лазаревские: "Его высокоблагородию Михаилу Семеновичу Александрийскому. Покорнейше просят передать Тарасу Григорьевичу Шевченко"2.

Нельзя говорить, что резко отрицательные "замечания С. Т. Аксакова" о повестях Шевченко "отчасти справедливы" (т. 4, стр. 427), -это давно опровергнуто советским литературоведением. Нельзя сообщать читателям, что герценовский "Колокол" будто бы "начал выходить с 1 июля 1857 года каждые две недели" (т. 5, стр. 523) и строить на этом дальнейшие выводы, потому что вплоть до февраля 1858 года газета Герцена выходила только один раз в месяц.

На подобных недоразумениях комментатор, к сожалению, подчас основывает свои историко-литературные наблюдения. Так, пространный комментарий к поэме "Еретик" (т. I, стр. 501 - 504) начинается следующим образом: "Судьба


--------------------------------------------------------------------------------

1 См. еще: т. I, стр. 477, 478, 486, 523, т. 2, стр. 367, 383, 411, 413, 416, 431 и т. д.

2 Тарас Шевченко, Листування, Київ, 1929, стр. 260 и др.



стр. 211


--------------------------------------------------------------------------------

рукописи "Еретика" весьма показательна. Переписанная поэтом набело в альбом "Три года", поэма..." и т. д. Но беда в том, что "Еретик" никогда не входил в известный альбом "Три Літа"! Может ли после этого читатель доверять рассуждениям комментатора о "показательной" судьбе рукописи, и какой, собственно, рукописи-поэмы "Еретик" или альбома "Три года?"

А вот еще. К упоминаемому в "Дневнике" Шевченко имени "Ильяшенко" И. Айзеншток делает следующее примечание: Ильяшенко - очевидно, фамилия офицера, донесшего на поэта в Оренбурге в 1850 г. Обычно биографы Шевченко называют доносителя Исаевым (в официальных документах имя его не упоминается) - по недоразумению, основываясь на свидетельстве современников, что доносчиком был "свояк генерал-майора Исаева" (т. 5, стр. 574).

Обращаемся к свидетельствам современников. "Офицер оренбургского батальона Исаев (однофамилец бывшего орского коменданта, недавно приехавший из какого-то петербургского кадетского корпуса) сделал Обручеву донос..." - пишет М. М. Лазаревский1. Ф. М. Лазаревский тоже указывает: "В 1849 г. прибыл в Оренбург на службу только что выпущенный из какого-то кадетского корпуса смазливенький прапорщик Исаев"2. А в другой своей заметке ("Еще из воспоминаний о Шевченко") Федор Лазаревский называет и имя и отчество прапорщика: Николай Григорьевич Исаев3.

Можно, разумеется, взять под сомнение и эту прочную мемуарную традицию, но для этого необходимы серьезные документальные данные, а не случайные догадки.

Так же мало обосновано и категорическое отрицание И. Айзенштоком участия Шевченко в Кирилло-Мефодиевском обществе (т. 5, стр. 560). После ряда трудов советских шевченковедов, посвященных этому вопросу (работы акад. М. С. Возняка, акад. Д. И. Багалея и в особенности исследование П. А. Зайончковского), для пересмотра установившейся и давно вошедшей в учебники концепции необходимо было бы выдвинуть более сильную аргументацию; несколько строк, оброненных по этому поводу в комментариях, конечно не могут поколебать общепринятую точку зрения.

Из других фактических ошибок в комментариях укажем еще, что Катерина, часто упоминаемая в письмах Шевченко, к его однофамильцу и свойственнику Варфоломею Григорьевичу, - совсем не сестра Тараса Катря Красицкая, умершая задолго до возвращения поэта из ссылки, а сестра Варфоломея. Впрочем, эту ошибку И. Айзеншток повторяет вслед за всеми другими биографами и комментаторами шевченковской переписки.

Все сказанное подтверждает насущную необходимость создания научной биографии Т. Г. Шевченко. Отсутствие такой подробно разработанной биографии затрудняет работу над изданием сочинений Шевченко, снижает научную ценность даже таких безусловно необходимых и важных изданий, как последний пятитомник Гослитиздата.


--------------------------------------------------------------------------------

1 "Русский архив", 1899, N 4, стр. 646.

2 "Киевская старина", 1899, N 2, стр. 161; на следующих страницах эта фамилия упоминается несколько раз.

3 "Киевская старина", 1899, N 4, стр. 5.



стр. 212