Рейтинг
Порталус

КНИГА О ЖИЗНИ М. Е. САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА

Дата публикации: 24 января 2011
Автор(ы): В. ЭЙХЕНБАУМ
Публикатор: genderrr
Рубрика: ТУРИЗМ И ПУТЕШЕСТВИЯ
Источник: (c) Вопросы литературы, № 12, 1958, C. 211-215
Номер публикации: №1295880038


В. ЭЙХЕНБАУМ, (c)

В серии "Литературные мемуары" вышел сборник воспоминаний о Салтыкове-Щедрине, Кто взглянет на эту книгу мельком, со стороны, наверное, подумает: "Ну, это для специалистов!" - и ошибется. Книга эта интересна и нужна многим - всем, кто хочет понять русскую культуру прошлого века и одного из самых замечательных, самых оригинальных ее деятелей. Салтыков-Щедрин выступает здесь на фоне множества разнообразных событий и лиц. Целое общество собралось в память великого Писателя: здесь напечатаны воспоминания шестидесяти современников Салтыкова, в том числе таких, как П. В. Засодимский, П. Д. Боборыкин, Н. К. Михайловский, А. Ф. Кони, М. М. Ковалевский, Г. З. Елисеев, Г. А. Лопатин, Н. А. Белоголовый. Воспоминания о великом сатирике впервые объединены в одной книге, а некоторые из них вообще впервые появляются в печати (например, воспоминания В. Г. Короленко, В. П. Буренина, Е. С. Некрасовой, А. И. Артемьева, В. И. Танеева, В. М. Лазаревского, М. А. и С. А. Унковских).


--------------------------------------------------------------------------------

"М. Е. Салтыков-Щедрин в воспоминаниях современников", предисловие, подготовка текста и комментарии С. А. Макашина, Гослитиздат, М. 1957, 875 стр.



стр. 211


--------------------------------------------------------------------------------

Книга читается с огромным интересом - как своего рода исторический роман или по крайней мере как материалы к нему, подобранные и расположенные не только с полным знанием дела, но и с большим вкусом.

В изданиях такого типа, особенно когда речь идет о сборнике воспоминаний, написанных об одном лице, но разными авторами, вопрос о расположении материала имеет первостепенное значение. Как сделать, чтобы такой пестрый но составу сборник приобрел некоторое структурное единство? Это тем более важно, что мемуары по самой своей природе стоят на границе художественной литературы, а иногда " переступают ее; при таком положении проблема композиции сборника приобретает внутреннее, смысловое, сюжетное значение - по крайней мере для серьезного читателя, не перелистывающего, а читающего последовательно. Надо сделать так, чтобы его внимание не разбегалось по сторонам, чтобы воображение постепенно набирало существенные для понимания целого черты и детали. Структура такого сборника должна иметь нечто общее с биографическим романом - с той разницей, что хронологический принцип для нее необязателен. Ведь авторы воспоминаний писали, не зная о будущем сборнике и не распределяя материал между собою по периодам.

Составитель сборника С. Макашин в полной мере учел эти вопросы и эти трудности; он расположил весь материал по пяти тематическим группам: 1) среди литераторов, 2) в редакции "Отечественных записок", 3) встречи с участниками революционного и студенческого движения, 4) на службе, 5) в кругу семьи, друзей и знакомых. Этот порядок определен логикой движения от биографии общественной к биографии семейной. Такое решение оправдано особенностями не только личности Салтыкова, но и его эпохи: недаром он счел нужным присоединить к своей родовой фамилии другую, литературно-общественную (Щедрин), тем самым как бы подчеркнув наличие в его жизни двух соприкасающихся сфер. Да и независимо от этого важно, конечно, показать читателю прежде всего портрет Салтыкова-Щедрина как писателя и общественного деятеля, а уже потом как частного человека с его душевными странностями и противоречиями. Это тем более естественно, что его характер был очень сложен, а семейные отношения - крайне своеобразны.

Книга открывается небольшим, но очень содержательным предисловием, мотивирующим отбор и расположение материала и ориентирующим читателя во всех основных проблемах биографии Салтыкова-Щедрина. Кроме того, каждый мемуар снабжен краткой вводной заметкой, характеризующей данного автора в его взаимоотношениях с Салтыковым, а в конце книги имеется обширный, весьма основательно составленный комментарий (около пятнадцати авторских листов), содержащий много важных и интересных фактов, нередко извлеченных из неопубликованных документальных источников.

В начале своего предисловия С. Макашин (кстати, следовало указать, что ему принадлежит не только "подготовка текста", но и подбор материала) говорит: "Берясь за перо мемуариста с искренним желанием рассказать всю правду о Салтыкове, многие из современников были не в состоянии разобраться в большой сложности его личности, в трудностях его идейного развития, уловить смысл отдельных срывов и ошибок на его жизненном пути. Для иных же авторов воспоминаний внутренний образ Салтыкова - человека и писателя - заслонялся или искажался некоторыми внешними проявлениями его характера, особенно его резким прямодушием, не знавшим никаких смягчений условной вежливостью и потому казавшимся многим грубостью, а также его вспыльчивостью и раздражительностью, доведенной до край-

стр. 212


--------------------------------------------------------------------------------

ности мучительным недугом последних лет". Действительно, некоторые стороны в характере и поведении Салтыкова казались современникам противоречивыми, несовместимыми или даже загадочными. Особенно поражали резкость выражений, суровость вида и голоса, заставлявшие многих просто бояться встреч с ним. Н. Михайловский вспоминает, как в ответ на слова одной элегантно одетой дамы-писательницы: "Будьте любезны, Михаил Евграфович", - Салтыков пробурчал: "Сударыня, быть любезным совершенно не моя специальность" (стр. 315). Великолепно признание одного фотографа, сообщенное Н. Орловым (Северовым) в связи с замечанием, что "Щедрин, кажется, совсем не знал, что такое улыбка": "Зайдя в Петербурге к фотографу Шапиро, занимавшемуся тогда составлением альбома русских писателей, я спросил, есть ли последний портрет Щедрина? "И сам не знаю! - ответил, рассмеявшись, Шапиро. - Был "он, снимался... Но меня угораздило попросить его улыбнуться, и смотрите, что вышло! Можно ли выпустить в публику такое чудище?!" Орлов прибавляет от себя: "Он показал мне портрет. Щедрин сидел, улыбаясь во весь рот, но... выходило совершенно по преданию: "Зороастр улыбнулся только однажды в жизни - при рождении, - но и эта улыбка была чудовищна" (стр. 379). В комментарии к словам фотографа указано: "Эта фотография неизвестна".

Однако большинство современников, говоря о внешней угрюмости и суровости Салтыкова, неизменно отмечают, что на деле он был очень добр. Воспоминания Ив. Щеглова так и озаглавлены: "Суровый добряк". Г. Елисеев вспоминает, что в редакции "Отечественных записок" все сотрудники сначала боялись Салтыкова, но мало-помалу мнение о нем изменилось: "Повторялись везде его остроумные изречения, рассказывалось о его манере держать себя, о его речи, походке. Одним словом, прежний бука с его суровым видом и сердитою речью сделался общим любимцем литературных кружков" (стр. 116). А. Скабичевский вспоминает: "Действительно, его лицо носило по большей части суровое и несколько даже мрачное выражение, и в нервном голосе очень часто слышались ноты болезненной раздражительности, что могло пугать каждого непривычного человека. Но все это не мешало ему быть человеком в сущности крайне добрым, с мягким и даже нежным сердцем, не способным отказывать в чем-либо людям и вообще оставаться безучастным к их нуждам" (стр. 245). Н. Михайловский даже отмечает, что иногда его суровое лицо освещалось "почти детски-добродушной улыбкой" (стр. 244), а близко знавший и любивший Салтыкова С. Кривенко говорит о "прекрасном выражении" его глаз: "Если бы все глаза так смотрели, то истинно человеческой доброты и правды в нашей жизни было бы, вероятно, гораздо больше" (стр. 230). Некоторые просто недоумевали: "Я думаю, - утверждает Е. Жуковская, - что самый опытный сердцевед затруднился бы дать отчетливую характеристику Салтыкова - до того он был соткан из противоречивых настроений и взглядов. Это была какая-то смесь доброты и злости, зависти, жадности и щедрости..." (стр. 75).

Неправильно видеть в этих противоречиях явление чистой "психологии" - черты странного "характера", подлежащие изучению специалистов-"сердцеведов", и неверно называть суровость или вспыльчивость Салтыкова "злостью". Не то слово! Психология в данном случае во многом подчинена идеологии, а тем самым и истории, как это естественно для больших людей, живущих не только своей узколичной жизнью. Не о "злости" надо говорить, когда речь идет о Салтыкове-Щедрине, а о даре гнева: этим трудным, но очень нужным даром он был наделен в высшей степени, мучительной для него самого. Тургенев в письме к Ю. Вревской (в 1875 году) расска-

стр. 213


--------------------------------------------------------------------------------

зал, как Салтыков "взбесился" и "чуть с ног не свалился", слушая антинигилистическую пьесу В. Соллогуба. "Я думал, что с ним удар сделается... Он мне напомнил Белинского", - прибавил Тургенев (стр. 32), очень верно почувствовав родство между этим припадком справедливого гнева у Салтыкова и гневными вспышками Белинского в спорах с противниками.

Л. Пантелеев рассказывает об этом же эпизоде чтения пьесы, в которой молодое поколение "было выставлено в самом ужасном виде": "Михаил Евграфович некоторое время слушал, хотя видно было, что пьеса Соллогуба глубоко возмущала его; наконец, он не выдержал и разразился страшной бранью. Возбуждение Михаила Евграфовича дошло до высшей степени, и с ним сделался обморок. Все это так подействовало на Соллогуба, что он тут же бросил свою пьесу в камин" (стр. 185). Да, это уж никак не "злость", а нечто вроде того священного гнева, которым наделяли своих "пророков" создатели библии и который органически соединен с истинной, деятельной "добротой". Недаром Островский серьезно утверждал, что видит в Салтыкове-Щедрине не только великого сатирика, но и "пророка по отношению к будущему" (стр. 125), а в письме студентов Дерптского университета, посланном Салтыкову по поводу его очерка "Имярек" (где он сам сравнивает себя с многострадальным Иовом), он назван "святым стариком" (стр. 751). П. Боборыкин считал его "самым несчастным из европейских сатириков" ("Дума о Салтыкове"): "И британский "декан" (Свифт. - Б. Э.) и французский деревенский буржуа (Поль-Луи Курье. - Б. Э.) были, каждый в свою меру, несчастны, как люди, не умевшие мириться с действительностью", но у них не было "той горечи и досады, какими исходил Салтыков" (стр. 136), Сам Салтыков сказал однажды, что главной причиной его недуга была "мучительная восприимчивость", с которой он относился к современности (стр. 33). А современность была страшная - вплоть до домашней жизни: "Семейная обстановка Михаила Евграфовича по-прежнему ужасна, - писал лечивший Салтыкова С. Боткин, - она медленно, но верно убивает его" (стр. 23).

Уже из приведенных цитат видно, как богат и разнообразен материал этого сборника, а ведь я коснулся только одного вопроса - правда, очень существенного. А какие потрясающие знакомства и встречи придумывала История для Салтыкова! 8 ноября 1885 года и ровно через год, 8 ноября 1886 года, Салтыкова по случаю болезни навестила делегация студентов; в ее составе были старшая сестра Ленина Анна Ильинична Ульянова-Елизарова и его брат Александр Ильич Ульянов. З. Венгерова, тоже входившая в делегацию 1886 года, пишет: "Больной, еле держась на ногах, кутаясь в халат, Щедрин с явным напряжением принимал депутацию... Но если бы каким-то чудом внутренний голос шепнул больному Щедрину, что перед ним, умирающим борцом, стоит брат будущего революционного вождя, как бы осветилось его страдальческое лицо и зажглись надеждой глаза, глядевшие с больным страхом на вторгнувшихся к нему посетителей... Щедрин, глядящий перед смертью в глаза Ленину, - какой поразительный ракурс истории" (стр. 402 - 403).

В заключение надо просто поблагодарить С. Макашина за его талантливую и старательную работу, тем более что она может послужить образцом для всех дальнейших изданий мемуарной серии. Только в порядке мелких придирок, входящих в обязанность рецензента (особенно в тех случаях, когда никакой другой поживы нет), укажу на некоторые неточности. В отрывке из воспоминаний П. Засодимского, относящихся к 1874 году, упоминается заглавие повести Пушкина - "История села Горюхинп" (стр. 90), однако повесть эта была в то время известна под заглавием

стр. 214


--------------------------------------------------------------------------------

"История села Горохина"; "Горюхино" появилось впервые в издании сочинений Пушкина под редакцией С. Венгерова (1905). Отрывок из воспоминаний В. И. Дмитриевой начинается словами: "Помнится, 30 января 1880 года утром, перед лекцией профессора Брандта, мы уже шумною толпой наводняли аудиторию, на кафедру вошла О. Ю. Каминская, наш староста, и громко объявила: "Вчера вечером от кровоизлияния умер Достоевский!" В комментарии сказано: "Ошибка: это было 29 января". Но в приведенных словах есть более серьезная ошибка: Достоевский умер не в 1880, а в. 1881 году. Следовало бы также сказать во вводной заметке, что В. И. Дмитриева была сельской учительницей только в ранние годы, а потом окончила Женские врачебные курсы и была одной из первых женщин-врачей. На стр. 570 упоминается доктор В. Н. Бензенгр; надо было указать на большую статью о нем в"Критико-биографическом словаре" С. Венгерова и поставить в именном указателе год смерти - 1891 (а не "после 1885"). Укажу, наконец, что к такому сборнику следовало бы приложить краткую летопись или канву жизни и деятельности Салтыкова-Щедрина.

Последнее и совершенно необходимое замечание следует адресовать уже не составителю, а издательству, выпустившему сборник. Как и предыдущие выпуски мемуарной серии, книга недостаточно хорошо оформлена: слишком малый для такого количества листов формат, серая бумага, нечеткие иллюстрации, бесцветный переплет и такая же суперобложка... Эта серия пользуется большой популярностью у читателей, и жаль, что она издается в таком унылом и недолговечном оформлении.

стр. 215

Опубликовано на Порталусе 24 января 2011 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама