Сказка - один из самых распространенных у всех народов мира жанр фольклора, она по сей день вызывает живой интерес не только у детей, но и у взрослых. К сказке, как к живительному источнику вдохновения, постоянно обращались и обращаются крупнейшие писатели, художники, композиторы. Огромно воспитательное значение народной сказки, проникнутой светлым оптимизмом, подлинным гуманизмом и глубоким демократизмом.


--------------------------------------------------------------------------------

Е. М. Мелетинский, Герой волшебной сказки. Происхождение образа, изд. восточной литературы, М. 1958, 263 стр.



стр. 241


--------------------------------------------------------------------------------

Народной сказке, ее происхождению и дальнейшим историческим судьбам, ее героям, сюжетам, мотивам, ее творцам и исполнителям посвящена огромная исследовательская литература. Ни одна школа, ни одно направление мировой фольклористики не прошло мимо этого жанра. Мифологи искали в ней отголоски древних мифов, компаративисты прослеживали пути взаимодействия сказочных сюжетов разных народов, антропологи изучали сохранившиеся в ней пережитки старых укладов, представители исторической школы - отражение в ней конкретных исторических фактов, формалисты исследовали ее морфологию и т. д.

Вопросам происхождения сказки было посвящено интересное, но чрезвычайно спорное исследование советского ученого В. Проппа "Исторические корни волшебной сказки" (Л. 1946).

Однако вопросы генезиса сказки, ее образов, сюжетов, мотивов не нашли еще достаточно глубокого разрешения. На сегодняшний день, как пишет Е. Мелетинский в своей монографии "Герой волшебной сказки", - "необходимо раскрыть истинное социальное, историческое и национальное содержание сказки, выяснить, как оно развивалось и изменялось и в какой художественной форме, при помощи каких жанровых, сюжетных образных средств получило эстетическое выражение" (стр. 7).

В Своем исследовании Е. Мелетинский привлекает не только русский фольклор, но и устно-поэтическое творчество различных народов Востока и Запада. Изучая генезис сказки как художественного жанра, Е. Мелетинский уделяет особое внимание фольклору народов, бывших еще в недавнем прошлом культурно отсталыми. Материал этот обычно привлекается лишь этнографами с целью изучения верований и обычаев этих племен.

Сознательно оставляя в стороне вопрос о судьбах сказки в новейшее время, Е. Мелетинский все свое внимание сосредоточивает на генезисе образа героя волшебной сказки, в частности, на отражении в нем процесса разложения первобытно-общинного строя и патриархального уклада. По мнению исследователя, именно эти социально-бытовые моменты определили характер сказочного героя и основные черты эстетики волшебной" сказки. Основная тема волшебной сказки, ее пафос - идеализация социально-обездоленного: бедного сиротки, падчерицы-замарашки, младшего сына-дурачка и т. д. Именно эти социально-обездоленные персонажи, а не мифологические образы являются, по мнению Е. Мелетинского, первыми подлинными героями волшебной сказки.

Ведущее положение книги, раскрывающееся на исключительно большом материале, заключается в том, что идеализация социально-обездоленного - основа эстетики волшебной сказки.

Во "Введении" автор с полным правом на это противопоставляет свою точку зрения и свой метод исследования - буржуазному сказковедению, обычному для последнего сведению сложного к простому, нового к старому, к первобытным обычаям, абстрактным законам психики.

Антропологизму Тэйлора и его последователей Е. Мелетинский противопоставляет марксистскую концепцию книги Энгельса "Происхождение семьи, частной собственности и государства", методику которой он творчески применяет в приложении к бо-

стр. 242


--------------------------------------------------------------------------------

лее узкой и специальной теме. Исследователь стремится показать, как социально-исторические процессы отражаются в сказке, он пытается раскрыть эту специфику поэтической формы в ее художественной жанровой конкретности.

Таким образом "Введение" раскрывает методологию книги, определяет место, которое она занимает как звено в длинной цепи сказковедческих исследований. Непонятно только, почему Е. Мелетинский почти не останавливается в этом разделе на названном выше исследовании В. Проппа, в сущности, только называет его; а между тем тематически его книга теснейшим образом связана с "Историческими корнями волшебной сказки". В. Пропп также пытался "найти историческую базу, вызвавшую к жизни волшебную сказку" (стр. 5) и пришел к выводу, что "композиционное единство сказки кроется не в каких-нибудь особенностях человеческой психики, не в особенности художественного творчества, оно кроется в исторической реальности прошлого" (стр. 330). Вместе с тем результаты исследования, к которым приходит Е. Мелетинский, принципиально отличны от положений В. Проппа, видевшего в сказке одного из "преемников религии" (стр. 336). Это обязывало бы автора четко сказать о соотношении его исследования с предшествующим ему значительным трудом советского ученого.

А. Н. Веселовский, говоря в "Поэтике сюжетов" о сказках, идеализирующих социально-обездоленного героя, назвал их "сюжетами под вопросом об их бытовом значении"1. Считая, что марксистский метод исследования дает возможность разрешить проблему, перед которой остановился А. Веселовский, Е. Мелетинский исследует прежде всего именно эти образы и сюжеты.

Первая глава книги посвящена сказкам о бедном сиротке меланезийцев, палеоазиатов и американских индейцев. Автору удалось доказать, что мотив обездоленного сироты закономерно появляется в фольклоре тех народов, у которых разложение материнского рода приводит не к созданию большой патриархальной семьи, а к разложению общинной системы. Поэтому нет основания предполагать, что этот образ играл в прошлом существенную роль в фольклоре европейских народов.

Сказка избирает сироту в качестве героя, потому что укрепление семейных связей в ущерб родоплеменным ставило его в положение патриархального раба, делало его социально-обездоленным. Е. Мелетинский показывает, что таким образом чисто социальная коллизия вытесняет старую коллизию взаимоотношения человека с природой.

Центральной, наиболее интересной по содержанию является вторая глава монографии, в которой исследуется происхождение сказок о младшем брате и их роли в формировании сказочного эпоса. Е. Мелетинский убедительно доказывает, что младший брат становится излюбленным героем сказок народов, прошедших ступень развития патриархата и остро переживших разрушение патриархальной семьи. Е. Мелетинский утверждает, что "идеализация младшего брата в сказке есть идеализация социально-обездоленного в результате разложения родового коллективизма индивида, оставшегося верным родовому коллективизму" (стр. 160). Заслужи-


--------------------------------------------------------------------------------

1 А. Н. Веселовский, Историческая поэтика, М. -Л. 1940, стр. 586.



стр. 243


--------------------------------------------------------------------------------

вает внимания то, что в этой главе дается самостоятельное исследование минората и майората как этнографической проблемы. При этом автор убедительно критикует положения Фрезера и ряда других исследователей, переносивших в прошлое представления буржуазной юриспруденции. Исключительно большой интерес представляют приводимые Е. Мелетинским материалы по русскому обычному праву дореформенной эпохи. В данной главе впервые обращено внимание на особый вид сказок о наследстве, особенности которых объясняются борьбой майората и минората.

В третьей главе анализируется образ гонимой падчерицы в волшебной сказке. Автор изучает исторические корни сказочного женского образа социально-обездоленного и рассматривает проблему младшей дочери - героини, сказки о младшей жене и об отверженной жене, сосредоточивая свое внимание на генезисе коллизии "мачеха - падчерица". По мнению Е. Мелетинского, падчерица, так же как и "бедный сиротка", - жертва вытеснения рода семьей, причем исторической предпосылкой коллизии "мачеха - падчерица" автор справедливо считает нарушение эндогамии как важнейшей черты традиционных брачных отношений при родовом строе.

Четвертая глава посвящена рассмотрению различных типов демократического героя, "не подающего надежды". Автор выявляет черты национального своеобразия в сказках "о лысом паршивце", "запечнике", "Иванушке-дурачке". Отказываясь от "этнографического" объяснения генезиса этого образа, он утверждает, что основа его чисто социальная - та же идеализация обездоленного. Автор детально анализирует этот сложный и противоречивый высокохудожественный образ мирового фольклора. Веру в то, что справедливые нравственные нормы сами собой восторжествуют, Е. Мелетинский рассматривает как выражение известной патриархальной ограниченности той средневековой крестьянской среды, которая создала волшебные сказки этого цикла. Вместе с тем Е. Мелетинский подчеркивает свойственный этим сказкам демократический гуманизм, их веру в силы простого человека, что составляет их основной пафос.

В заключении, подводящем итоги исследования, затрагиваются и некоторые стороны поэтики сказки, к сожалению, несколько бегло и недостаточно углубленно Е. Мелетинский, исходя из своих позиций, должен был дать углубленный анализ ее художественной функции, ее поэтической формы. В частности, следовало бы подробнее остановиться на вопросах композиций сказки, на соотношении образа положительного героя с другими персонажами волшебной сказки. К сожалению, недостаточное внимание к вопросам поэтики, недостаточный учет специфики фольклора как искусства стали типичным явлением для советской фольклористики последних лет.

В целом исследование Е. Мелетинского, дающее новые и важные научные результаты в изучении сказки, серьезный вклад в науку.

стр. 244