[Элосы гуань цзи ши]. Гуанчжоу, 1994.

Три года назад я впервые услышал имя ученого историка из университета им. Сунь Ятсена в г. Гуаньчжоу профессора Цай Хуншэна, который на протяжении многих лет изучает историю китайско-российских отношений, в том числе историю Российской духовной миссии в Пекине. Цай Хуншэн - автор монографии "Записки о Российской духовной миссии в Пекине" - пользуется неоспоримым авторитетом среди историков, занимающихся проблемами современного Китая.

В мае прошлого года мне удалось побывать в университете им. Сунь Ятсена и познакомиться с профессором Цай Хуншэном. Состоялось несколько содержательных бесед. Профессор Цай произвел впечатление скромного и внимательного человека, обладающего широчайшей научной эрудицией. После этой встречи я прочитал его монографию, которая вызвала у меня искреннее уважение к ее автору. Написанная хорошим литературным языком, эта работа основана на широком круге источников и раскрывает сущность одного из важнейших аспектов истории российско-китайских отношений.

"Записки о Российской духовной миссии в Пекине" состоят из четырех глав. Из наименований разделов первой главы становится понятным основное содержание книги - исследование истории Российской духовной миссии в Пекине.

При этом ученый не стремился написать учебник. В книге нет отступлений или банальностей. Отобраны и досконально исследованы самые важные проблемы. Сложные мысли изложены четко и ясно, исторические факты даны в причинно- следственной связи. Например, в разделе первой главы "Государственная церковь во время династии Романовых" кратко, но емко говорится об истоках соединения трех важнейших функций деятельности Российской духовной миссии - религии, экономики, дипломатии. Автор приходит к выводу, что организация правительством царской России Духовной миссии в Пекине не была случайной и связана с расширением миссионерской деятельности православной церкви на восточном направлении в первой половине XVIII в.

История создания и развития Духовной миссии в Китае стала отражением характера ранних контактов между Китаем и Россией. Все началось с устройства храма "Лоша мяо" для пленных албазинцев, так называемого "Северного Подворья" (Бэй гуань). В 1689 г. между Россией и Китаем был заключен Нерчинский договор. В 1694 г. Цинское правительство приняло решение создать Посольский двор для прибывших в Китай русских, выделив место за западными воротами Цун-вэнь к югу от моста Юйхэ (Яшмовая речка). В 1727 г. в заключенном между Россией и Китаем Кяхтинском договоре было оговорено размещение здесь Российской духовной миссии (т.н. "Южное подворье" (Нань гуань). В 1715 г. миссия в составе ее главы архимандрита Иллариона Лежайского и еще 10 человек была отправлена в Китай и по прибытии 1 мая в Пекин разместились в "Лоша мяо". Впоследствии царское правительство осуществляло постоянное организационное упорядочение работы миссии, стремясь создать специальный инструмент для осуществления деятельности на трех важнейших направлениях - религиозном, экономическом и дипломатическом. Ситуация изменилась после 1860 г., когда в Пекине в числе дипломатических представительств иностранных государств была учреждена Российская дипломатическая миссия в Китае, а у Духовной миссии остались научная и миссионерская функции.

Автор стремился точно установить даты событий и дать корректную научную интерпретацию исторических фактов. Для этого он привлек широкий круг источников. Так например, он провел специальное исследование и осуществил редактирование сочинения автора цинской эпо-

стр. 178

хи Хэ Цютао "Шофан бэйчэн". Цай Хуншэн полагает что, если во время династии Цин россиеведение уже сложилось, то его основателем можно считать Хэ Цютао.

В разделе первой главы под названием "Почему российское правительство подарило цинскому правительству книги, их хранение и перевод каталога" автор дает понять, что из-за недостатка материалов невозможно найти названия подаренных царским правительством книг. Сложность вызвана тем, что основная часть перевода названий книг была утеряна, а другая - переведена неверно. Он выражает сожаление по поводу невозможности провести детальное изучение конкретного содержания данного эпизода в российско-китайских культурных связях. В этом проявилось подлинное стремление ученого выявлять реальные факты, а когда это невозможно - откровенно говорить об этом.

Во второй главе, озаглавленной "Российская духовная миссия и китаеведение", автор приходит к выводу, что миссия стала колыбелью российского китаеведения. Первые российские китаеведы и сама школа китаеведения вышли из недр миссии.

Автор пишет, что первую миссию в 1715 г. сопровождал Лоренц Ланг, приемный сын придворного лейб-медика, деятельность которого способствовала заключению Кяхтинского договора. Одновременно он получил от иезуитской миссии книги на китайском языке, составившие впоследствии основу книжного китаеведческого фонда в Санкт-Петербурге, который оказал важное влияние на формирование российского китаеведения. В этом отношении его можно считать предтечей китаеведения в России, но истинными его пионерами стали бывшие члены миссии И. К. Россохин (2-я миссия, 1729 - 1733) и АЛ. Леонтьев (3-я миссия, 1736 - 1748). Переводы этих двух специалистов заложили основу для становления китаеведения в России.

Однако настоящий научный прорыв в этой области совершил выдающийся российский китаевед Иакинф Бичурин. Его деятельность способствовала тому, что российское китаеведение обрело национальный колорит и стало носить практический характер. Его вклад в науку трудно переоценить. Необходимо также упомянуть имена его последователей - П. И. Кафарова, И. И. Захарова, К. А. Скачкова, которые заложили основу для формирования самобытной школы российского китаеведения. Они подвели под него научную базу и создали фундамент для подготовки молодых специалистов.

Китаеведческая школа в России приняла присущий ей облик благодаря деятельности В. П. Васильева, важными особенностями которой стали критическое осмысление китайской культуры, целостный методологический подход к изучению Китая.

Следует отметить, что эти выводы, содержащиеся в монографии Цай Хуншэна, имеют большую научную ценность. Труд ученого заслуживает самой высокой оценки, тем более, что он живет в далеком от России городе Гуанчжоу на юге Китая и во время работы над ней не имел возможности побывать в России.

Другие разделы монографии -являются примером глубокого научного анализа исторических документов. Автор рассмотрел две темы: "Переводы конфуцианских сочинений в России", "Перевод Троесловия (Саньцзыцзин) в России". Изучение конфуцианства составляет важную тему в российском китаеведении и является проявлением целостности его подходов и высокого научного уровня. Изучением конфуцианства занимались преимущественно члены миссии, им же принадлежат основные достижения в этой области.

В XIX в. в европейском и американском китаеведении с большой помпой был встречен перевод на английский язык "Троесловия" (1835 г.). Однако более чем за сто лет до этого, в 1727 г., "Троесловие" использовалось в качестве учебного пособия для изучения китайского языка и китайской культуры членами Российской духовной миссии. Российские китаеведы называли это сочинение "энциклопедией XII века". Существует несколько переводов памятника на русский язык, самый известный из которых принадлежит И. Бичурину. На нем воспитывалось несколько поколений миссионеров.

Большой интерес представляет раз-

стр. 179

дел об исследовании хранящейся в России рукописи романа "Сон в Красном тереме". В нем рассматриваются проблемы, связанные с происхождением данной рукописи, и пути ее попадания в Россию. Впервые на нее обратил внимание член-корреспондент Российской академии наук Б. Л. Рифтин. По его мнению, она была привезена из Китая А. И. Курлянцевым (11-я миссия, 1830 - 1840). Но дело в том, что на обратной стороне титульного листа можно разглядеть два одинаковых иероглифа "хун", неразборчиво написанных явно рукою иностранца. Б. Л. Рифтин и Л. Н. Меньшиков посчитали, что это китайский вариант записи фамилии Курлянцева (см. Народы Азии и Африки. 1964. N 5. С. 123 - 126). Однако профессор Цай подверг сомнению этот вывод. Во-первых, у учеников Российской духовной миссии действительно были китайские имена, но не было принято брать китайские фамилии. Во-вторых, инициалы Курлянцева не содержат звука близкого к "хун". Поэтому иероглифы "хун" имеют иное происхождение.

Основываясь на хранящейся в отделе рукописей РГБ смете оплаты приглашенных частным образом для преподавания в миссии учителей китайского и маньчжурского языков, Цай Хуншэн обратил внимание на упоминание имени иезуита Иосифа Хуна. С начала по октябрь 1832 г. он преподавал в миссии китайский язык (см. П. Е. Скачков. Очерки истории русского китаеведения. М., 1977. С. 142). Именно это обстоятельство заставило ученого прийти к выводу о том, что эти иероглифы вероятнее всего связаны с Иосифом Хуном. А это значит, что данная рукопись попала в руки Курлянцева от иезуита Хуна.

Этот вывод еще раз демонстрирует глубину и основательность исследовательского подхода автора. С этой точки зрения труд гуандунского ученого может быть признан классическим.

В данной главе рассмотрена еще одна важная проблема. Автор широко использовал материалы дневников китайских дипломатов, побывавших в России. Этому посвящен раздел "Контакты цинских послов с российскими китаеведами", из которого мы узнаем еще об одной стороне развития российского китаеведения и его особенностях.

Автор пришел к выводу о том, что без Российской духовной миссии не было бы российского китаеведения в том виде, в котором мы его знаем. Кроме того, российское китаеведение в течение длительного времени было связано с российской дипломатией. Оно не имело позитивисткого педантизма, характерного для западной синологии. Напротив, российское китаеведение обращало внимание на синтез и практичность. Научная школа В. П. Васильева, возникшая во второй половине XIX в., формировалась именно в этих условиях.

Третья глава "Китайско-российская торговля и Российская духовная миссия в Пекине" по объему превосходит остальные главы. В ней автор рассматривает российско-китайскую торговлю как часть общемировых торговых отношений. В качестве предмета исследования автор отобрал основные аспекты российско- китайской торговли, а именно торговлю чаем. Ему удалось раскрыть главные особенности российско-китайских торговых отношений в XIX в., показать, в чем выражалось влияние политики на торговлю и наоборот.

Автор пришел к выводу, что миссия оказывала влияние на русско-китайскую торговлю по двум направлениям: путем предоставления информации о конъюнктуре на китайском рынке и спросе на иностранные товары, а также благодаря активной помощи российскому правительству в осуществлении торговых контактов с китайской стороной и решении возникавших недоразумений. Все это способствовало упорядочению внешней торговли России.

Четвертая глава содержит дополнительные материалы. Особого внимания заслуживает ее третий раздел, в котором впервые в китайской исторической науке предпринята попытка представить полную хронику деятельности миссии.

Отмечая положительные стороны рецензируемой работы, нельзя не сказать, что автор, к сожалению, не имел возможности использовать все многообразие русских архивных материалов и познакомиться с трудами российских авторов, в

стр. 180

частности, такими как: Н. Адортский. История Пекинской духовной миссии в первый период ее деятельности (1685 - 1745). Казань, 1887; Православие на Дальнем Востоке. 275-летие Российской духовной миссии в Китае. СПб, 1993; История Российской духовной миссии в Китае. М., 1996. Поэтому некоторые исследуемые проблемы не получили всестороннего освещения.

Одновременно в исследовании многих важных, но, казалось бы, хорошо изученных проблем, Цай Хуншэн находит новые более глубокие подходы.

В целом, следует отметить следующие достоинства данной монографии: во- первых, ее научную новизну и новаторство автора. Это первая и до сих пор единственная в КНР монография, специально посвященная деятельности Российской духовной миссии в Пекине. Новаторским является метод авторского исследования, стремление к спокойным, объективным оценкам. Во- вторых, отсутствие китаецентризма, синтез достижений западной и китайской науки. Достаточно посмотреть список использованной литературы, в котором указаны работы на русском, английском и японском языках. В-третьих, совершенное владение китайским языком. Работа написана стилистически четко и ясно. Как заметил проф. Академии общественных наук Китая Ли Дань: "Эта книга написана в настолько изящном стиле, что сразу понимаешь: ее автор - великолепный знаток древнекитайской литературы". В-четвертых, впечатляют фундаментальность исследования, обоснованность доводов, глубина аргументации, строгое отношение к ссылкам на источники и работы своих предшественников.

Монография проф. Цай Хуншэна - хороший образец для других исследователей, современных и будущих.

Чэнь Кайкэ, кандидат исторических наук, докторант кафедры культурных обменов Китая с зарубежными странами Университета им. Сунь Ятсена (г.Гуанчжоу, КНР).