Рейтинг
Порталус

АМЕРИКАНСКИЙ ИСТОРИК-РУСИСТ О ВРЕМЕНИ И О СЕБЕ

Дата публикации: 05 марта 2021
Автор(ы): И. В. ПАВЛОВА
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ТУРИЗМ И ПУТЕШЕСТВИЯ
Номер публикации: №1614946839


И. В. ПАВЛОВА, (c)

В России, пожалуй, нет человека, который интересовался бы историей своей страны и не знал, кто такой Ричард Пайпс. Все важнейшие его книги изданы и на русском языке.

В 2003 г. появилась книга, в которой он рассказал о себе сам - "Я жил. Воспоминания непримкнувшего". По его словам, он не стал бы писать свои воспоминания, если бы не три обстоятельства его прошлого, которые представляют не только персональный интерес. Во-первых, это его воспоминания о нападении нацистской Германии на Польшу, во-вторых - о пребывании в Гарварде, сначала в статусе аспиранта, затем профессора в "золотой век" этого университета, продолжавшийся с конца второй мировой войны до начала войны вьетнамской, в-третьих - о его работе в администрации президента Рейгана в один из критических моментов "холодной войны". Книга посвящена не только памяти родителей, которым удалось вывезти его из захваченной Польши, но и памяти остальных членов семьи и почти всех школьных друзей, ставших жертвами Холокоста.

Пайпс родился 11 июля 1923 г. в еврейской семье в маленьком городке Тешин в польской Силезии, на границе с Чехословакией. Его отец Марк, уроженец г. Львова, свои молодые годы провел в Вене, с 1914 по 1918 гг. воевал на Восточном фронте в составе польских легионов Пилсудского. Мать Сара-София Хаскельберг была девятым ребенком в семье Варшавского бизнесмена, который сотрудничал с российским правительством, что послужило основанием для его эвакуации в Россию в 1915 году. Оттуда ему удалось выбраться лишь в 1918 году. Два его сына остались в России и, женившись на русских женщинах, остаток жизни прожили в Советском Союзе. Один из них, Герман, был арестован в ноябре 1937 г. и расстрелян. Так что Пайпса связывают с Россией не только интеллектуальные узы, но и родственные и кровные.

Одни из самых замечательных страниц книги - это страницы о его взрослении, времени, когда закладывались основы мировоззрения и интеллектуального образования. Это были удивительно напряженные для подростка поиски себя в музыке, философии, истории искусства. Необычно для 16-летнего юноши само решение написать книгу о Джотто и целенаправленные занятия в этой области. Именно интеллектуальная работа становится смыслом его жизни, а индивидуальные качества личности определили его особенный путь в науке. Пайпс всегда шел своим путем, брался за изучение фундаментальных проблем и в результате оказывался в центре историографических дискуссий.

27 октября 1939 г., благодаря предприимчивости и находчивости отца, семейству удалось выехать из захваченной немцами Варшавы сначала в Германию, затем Италию, Испанию и далее в Америку. 11 июля 1940 г. они прибыли в США. После учебы в колледже Маскингум (штат Огайо) Пайпс служил в американской армии, где начал изучать русский язык и окончательно определил для себя будущее поле деятельности - изучение истории, причем ему изначально импонировал философский


Павлова Ирина Владимировна - доктор исторических наук.

стр. 126


подход, рассмотрение событий в широком историческом контексте и их объяснение. Предметом своего изучения он избрал историю России.

Из трех престижных университетов Америки, принявших его в аспирантуру, - Колумбийского, Йельского и Гарвардского - он выбрал последний, и с 1945 по 1995 год его жизнь была связана с Гарвардским университетом. Свою первую работу о создании Советского Союза он писал в условиях, которые вполне можно назвать уникальными. Это возможность пользоваться не только богатейшей коллекцией русских книг в библиотеке Гарвардского университета, но и преимуществами живого общения с участниками революционных событий в России, в том числе с членами национальных правительств 1917 - 1921 годов. Встречи проходили в Лондоне, Париже, Мюнхене, Стамбуле. Среди известных знакомых Пайпса были А. Ф. Керенский, И. Г. Церетели, Н. Цинцадзе. Большую роль в его становлении как историка России сыграло общение с М. Карповичем, Б. Суварином, И. Берлином, Э. Вилсоном, Дж. Кеннаном. Пайпс особо отмечает влияние П. Б. Струве, биографию которого он изучал в течение многих лет.

Основными вехами жизни Пайпса стали книги:

1954 и 1964 гг. - "Формирование Советского Союза: коммунизм и национализм, 1917 - 1923" (два издания);

1970 г. - "Струве: левый либерал, 1870 - 1905" (московское изд. - 2001);

1974 г. - "Россия при старом режиме" (московское изд. - 1993);

1980 г. - "Струве - правый либерал, 1905 - 1944" (М. 2001);

1984 г. - "Выжить - недостаточно";

1990 г. - "Русская революция" (московское изд. - 1994);

1994 г. - "Коммунизм - исчезнувший призрак";

1994 г. - "Россия при большевистском режиме" (московское издание - "Россия при большевиках", 1997);

1995 г. - "Краткая история Русской революции"; "Три почему Русской революции" (М. 1996);

1996 г. - "Неизвестный Ленин";

1999 г. - "Собственность и свобода" (М. 2000);

2003 г. - книга, о которой в этом очерке идет речь: Vixi. Memoirs of a Non- Belonger (Я жил. Воспоминания непримкнувшего) (Yale University Press. 2003. 264 p.).

Пайпс всегда отличался своей антисоветской позицией и никогда не скрывал враждебности к коммунизму. Из-за своего непримиримого отношения к Советскому Союзу он постоянно обвинялся в русофобии, причем не только в СССР, а затем России, но и на Западе, в Америке. Пайпс разъясняет свою позицию: "Я провожу четкое различие между российскими правительствами и русским народом, между образованными русскими и населением в целом. Я испытываю симпатию по отношению к русским интеллектуалам и восхищаюсь ими (даже если я критикую их политику). Когда я читаю прозу Тургенева, Толстого или Чехова, поэзию Пастернака и Ахматовой, когда я слушаю песни Окуджавы или Высоцкого, когда я думаю о героизме Сахарова, я - дома. На самом деле я чувствую себя почти русским. Но я воспринимаю действительность совсем в ином свете, когда изучаю российскую политику, фокус моих интересов как историка, или когда встречаю русских, занимающих государственные посты. Русские - очень личностные люди, которым никогда не удавалось перевести свои теплые человеческие чувства в неличностные отношения, необходимые для эффективного функционирования социальных и политических институтов. Поэтому им требуется "сильная рука", чтобы регулировать их общественную жизнь: контроль по вертикали вместо отсутствующих горизонтальных связей, которые так хорошо развиты в западных обществах. Мне не нравится эта черта российской жизни и не нравятся люди, которые ее осуществляют. Я не испытываю симпатии к русскому национализму и антизападничеству, которые связывают власть и необразованные массы. (Кстати, моя позиция по отношению к Соединенным Штатам прямо противоположна: я испытываю высочайшее уважение к их общественной жизни, но гораздо меньшее к их культуре). Все это не имеет ничего общего с русофобией. Я бы не мог посвятить свою жизнь изучению людей, к которым испытываю неприязнь" (с. 62 - 63).

Первый раз Пайпс побывал в России весной 1957 года. Из Парижа он прибыл сначала в Хельсинки, а затем поездом отправился в Выборг. Вот его первые впечатления: "Поезд сделал длинную остановку в Выборге, ранее финском, теперь - советском. Я решил прогуляться по городу и был поражен увиденным. Война закончилась 12 лет назад, и большинство разрушенных европейских городов были восстановлены. Выборг, из-за которого происходили сражения в советско-финляндской войне, насколько мне известно, не был разрушен, но он был в состоянии упадка: здания обваливались, тротуары и дороги в выбоинах, там не было ни одного объекта, радующего глаз. Еще хуже выглядели люди, будто вышедшие из подвалов, некоторые несли ведра с водой. Я приехал в Ленинград поздно вечером. Ленинград производил тягостное

стр. 127


впечатление. Люди выглядели почти так же бедно и мрачно, как и в Выборге, но здесь остатки того, что было прекрасной имперской столицей, усиливали впечатление запущенности. Я провел два дня, гуляя по улицам, часто со слезами на глазах. Как я писал Карповичу сразу после возвращения в Париж, "все производило впечатление ожидания чего-то, как если бы оно знало жизнь и узнало бы ее снова, но не знало ее сейчас". Я не вполне осознавал, что так сильно угнетало меня, пока, годы спустя, не прочел воспоминания княгини Зинаиды Шаховской, которая посетила Россию в то же самое время. Она писала, что, вглядываясь в толпы народа на московских улицах, тщетно пыталась отыскать хоть одно лицо коренного горожанина. Это был огромный колхоз. Хуже того, советский режим "ликвидировал", уничтожил так или иначе наиболее способных и предприимчивых крестьян, поэтому те, кого можно было видеть, представляли собой культурно и физически наиболее отсталые элементы сельского населения России, бежавшие из своих деревень. Они выглядели, как варвары, которые захватили то, что когда-то было процветающим центром цивилизации" (с. 84 - 85). В последующие годы Пайпс неоднократно приезжал в Россию - в 1959, 1962, 1974, 1975, 1988, 1990 гг. и не раз после падения коммунистического режима. С 1999 г. он каждый год участвовал в семинарах Московской школы политических исследований.

За свою откровенную антисоветскую позицию Пайпс заслужил титул "бойца холодной войны", который, по его признанию, носит с гордостью. В современной американской русистике он стоит не просто особняком, это - почти одинокая фигура. Он противостоит практически всему американскому сообществу историков, которые занимают доминирующие позиции как в американских университетах, так и в историографии. Для него это сообщество, сформировавшееся в 1960-е годы как новое поколение историков- ревизионистов и из года в год пополняющееся их учениками, предстает в виде явления, нового для американской жизни и очень напоминающего практику большевизма. Эти историки организованы, едины и держат под контролем не только основные академические журналы, но и преподавание российской истории в университетах. Они стараются не принимать в свое сообщество тех, кто придерживается противоположных взглядов, а в научных трудах предпочитают игнорировать точку зрения противников.

Пайпсу удалось дать обобщенный портрет своих оппонентов в науке. Он обращает внимание на условия, в которых развивалось изучение Советского Союза в США. Пережив подъем в начале холодной войны в 1950-е годы, оно, по мнению Пайпса, ослабло после запуска советского спутника в 1957 г., засвидетельствовавшего наличие у СССР потенциальной системы вооружения, которая впервые за всю историю Соединенных Штатов прямо угрожала их безопасности. Обычно считается, пишет он, что этот факт усилил враждебность по отношению к коммунизму и СССР, но в действительности эффект был прямо противоположный. В США отсутствовала та традиция анализа коммунизма, которая существовала в Европе, где коммунистическая идеология имела историю, уходящую корнями в середину XIX века. Некоторые европейские ученые и публицисты, прежде всего поляки, как считает Пайпс, с поразительной точностью предсказали природу коммунистического режима с его политическим деспотизмом и экономическими неудачами.

В США такому анализу мешал также тот факт, что феномен коммунизма воспринимался в контексте угрозы ядерной войны. Стремясь избежать конфликта между двумя лагерями, ведущего к ядерной катастрофе, американские ученые заняли примиренческую позицию, они подчеркивали позитивные черты в странах коммунистического блока и интерпретировали их в наиболее благоприятном свете. Следствием этой позиции стало то, что они минимизировали различия между коммунистическими и демократическими обществами и акцентировали внимание на сходстве. Пайпс напоминает случай Джерри Хоу, одного из авторов книги "Как управляется Советский Союз" (Кембридж, Массачусетс. 1979), который не увидел принципиальной разницы между тем, как управлялся калифорнийский городок Нью Хэвен и подобный по масштабу советский город.

Пайпс удивляется тому, что ни поездки в Советский Союз, ни появление на Западе десятков тысяч еврейских отказников не повлияли на позицию этих ученых, она, наоборот, только укрепилась во время войны во Вьетнаме. Он объясняет это тем, что в данном случае "наука совпала с корыстными интересами" (с. 128). Ни один из экспертов этого сообщества не задавал себе, во всяком случае вслух, таких очевидных вопросов, как, например: если все нормально и стабильно в коммунистических странах, то почему их правительства не разрешают своим гражданам свободно ездить за границу? И почему они настаивают на единодушии общественного мнения? Или - почему они разрешают только одному кандидату и одной партии баллотироваться на "выборах"? Такие неудобные вопросы или игнорировались, или оставались без ответа. В итоге в американском научном сообществе сложилась традиция возлагать ответственность за враждебное отношение к США прежде всего на собственное

стр. 128


правительство, а внутренняя критика американской администрации оказывалась чрезвычайно близкой по духу критике внешней. Пайпс с удивлением узнавал о том, что американские ученые консультировали советские делегации на предмет того, как обмануть правительство США.

Труды историков-ревизионистов по сути своей концепции напоминают ему труды советских историков послесталинского периода. В них то же следование схеме и то же отсутствие обобщающего взгляда на российскую историю. Рассматривая жизнь в СССР, эти историки отказываются применять моральные оценки, считая их несовместимыми с наукой. "Имея дело с нацизмом, - пишет Пайпс, - историки не колеблются проклинать его, и это правильно, тогда почему они делают исключение для коммунизма, который потребовал даже больше человеческих жертв?" (с. 243). По мнению Пайпса, отправными методологическими основаниями для ревизионистской школы стали положения К. Маркса и Ф. Энгельса о том, что решающими силами в истории являются экономика и классовые отношения, и подходы французской школы "Анналов", отвергавшие политическую историю в пользу истории культуры, менталитета и истории повседневности. В результате история стала писаться "снизу", что привело к игнорированию политики или сведению ее к роли подчиненного фактора. Он недоумевает, как с этой точки зрения можно объяснить такие разрушительные события XX в., как две мировые войны. Можно ли серьезно верить тому, что массы сами требовали военных действий, в которых они погибали бы десятками миллионов? Или тому, что их повседневные привычки оказывали большее влияние на их жизнь, чем решения, принимаемые от их имени горсткой государственных деятелей и генералов? Как объяснить тогда крах Советского Союза, который произошел без всякого социального насилия?

Свой методологический подход к истории он определяет как осознанно эклектичный. Он убежден, что события в истории определяются различными факторами: ролью случая, отдельных личностей, экономики и идеологии. Мастерство историка состоит в определении, какой из этих факторов является решающим в данный момент, то есть историк использует разные методы, подобно хирургу, обращающемуся к разным инструментам. "В моем исследовании, - пишет Пайпс, - главным всегда было понять образ мышления основных участников и затем показать, как он влиял на их поведение. Я подхожу к источникам непредвзято и позволяю им "вести" себя. По мере их изучения появляется концепция, которая постепенно наполняется содержанием. Эта работа напоминает действия художника и приносит равное удовлетворение". Она требует времени и большого терпения: различие между подлинным научным исследованием и его популярными имитациями состоит, по его мнению, в стремлении историка рассмотреть объект со всех сторон. Он продолжает исследование до тех пор, пока источники не начинают повторять друг друга и никакие новые данные существенно не меняют картины, сложившейся в ходе работы. "Тогда я останавливаюсь", - пишет он (с. 220). Необходимо добавить, что книги Пайпса написаны ясным английским языком и легко читаются, по сравнению с работами многих современных авторов. Он называет себя сторонником классической модели письма и выступает за как можно большую экономию слов - в отличие, например, от постмодернистов, которые называют "ясное письмо" проявлением "реакционного мышления".

Так или иначе, все написанное Пайпсом о российской истории подчинено его главной теме - истории русской революции, которая была решающим событием для его поколения. Он не согласен с утверждением, что первая мировая война имела даже большее влияние на события XX в., без нее, вероятно, не было бы революции в России или она пошла бы иным, менее насильственным путем. "Но я, - пишет Пайпс, - убежден в том, что без борьбы большевиков за власть в 1917 г. в России послевоенный мир рано или поздно вернулся бы к нормальному состоянию. Нацисты вряд ли захватили бы Германию, не будь у Гитлера вдохновляющего коммунистического примера, который в то же время служил ему пугалом для немецкого населения, отдавшего в результате Гитлеру неограниченную власть над собой. Москва также помогла ему на пути к власти в самый критический момент во время выборов в Рейхстаг в 1932 году. Без согласия Москвы на нацистское вторжение в Польшу не было бы и второй мировой войны. Что касается послевоенной эры, то ее доминанта, холодная война, - это продукт Октября 1917 года" (с. 217).

Пайпс не скрывает того, что всегда хотел гибели коммунизма. Поэтому он не отказался от появившейся возможности личного воздействия на формирование внешней политики американской администрации по отношению к СССР. В феврале 1981 г. он принял приглашение возглавить отдел по делам Восточной Европы и Советского Союза в Совете национальной безопасности администрации президента Рейгана. Он приводит выдержки из статьи в газете "Правда", появившейся 18 февраля 1981 г. в связи с этим событием, под названием "Осторожно, Пайпс!", которая назвала его "крайним антисоветчиком", испытывающим "патологическую ненависть к СССР и вопиюще невежественным". Пайпс не скрывает как своего активного участия в фор-

стр. 129


мировании политики рейгановской администрации по отношению к Советскому Союзу как "империи зла", так и своего неприятия властной советской верхушки и обслуживавших ее историков. В то же время несколько страниц его мемуаров специально посвящены диссидентскому движению в СССР. С такими диссидентами, как А. А. Амальрик, Н. Б. Щаранский, А. Д. Сахаров, С. А. Ковалев, Пайпс был знаком лично и вспоминает о них с уважением и симпатией.

Оценивая свою работу в Вашингтоне, продолжавшуюся в течение двух лет, Пайпс пишет: "Я испытываю удовлетворение от сознания своего вклада во внешнюю политику, которая привела к разрушению Советского Союза, наиболее опасной и антигуманной силы во второй половине XX столетия. С моей точки зрения, СССР рухнул прежде всего из-за внутренних причин, из-за неспособности коммунистов заложить прочные основания для режима, который подавлял все свойственное человеческой природе и социальным отношениям. Однако решение США расстроить советские амбиции во внешней политике сыграло значительную роль в этом процессе, и здесь два президента внесли особый вклад: Трумэн в начале "холодной войны" и Рейган в ее конце. Рейгановское идеологическое наступление и военное наращивание привели русских в замешательство, лишив их приобретенной в 1960 - 1970-е годы уверенности в том, что они держат Соединенные Штаты на поводке. Эта потеря самоуверенности стала главной причиной ошибок, совершенных ими в конце 1980-х годов" (с. 209 - 210).

Пайпс - не только противник коммунизма и нацизма, он - последовательный западник. Фундаментальными основаниями западной цивилизации для него являются право частной собственности и неразрывно связанные с ним демократические институты и права личности. С этих позиций западника написана его книга "Россия при старом режиме". Основные проблемы, которые Россия не может разрешить до сих пор, обусловлены фундаментальной причиной - отсутствием института частной собственности в решающий момент формирования российской государственности. Проблемам собственности и свободы он посвятил специальную книгу, написать которую решил под влиянием краха советского режима. Свои выступления в Нобелевском институте мира в Осло весной 1993 г. он закончил предостережением о недопустимости ограничения как прав собственности, так и свободы слова посредством социального давления в виде так называемой политической корректности.

Он по-прежнему внимательно следит за событиями в России, хотя честно признается, что освобожденная Россия приводит его в уныние. "Очевидно, - пишет он, - несмотря на всю мою репутацию "бойца холодной войны", я недооценил ущерб, нанесенный стране и психологии людей семью десятилетиями коммунистического правления" (с. 241). "Бегство от свободы. Что русские думают и чего хотят" - так назвал он свою статью для журнала "Foreign Affairs" (2004, Vol. 83, N 3) с анализом результатов российских опросов общественного мнения за последние несколько лет.

С 1 июля 1996 г. Ричард Пайпс - заслуженный профессор Гарвардского университета и более не читает никаких курсов. Большую часть года он живет в Кембридже, штат Массачусетс, а летом в загородном доме (Чешам, в штате Нью-Гемпшир). Рядом с ним - жена Ирен, его верный друг, с которой он вместе с 1946 г., сыновья Дэниел и Стивен и внуки. Пайпс не был бы Пайпсом, если бы остановился на достигнутом. В конце 2001 г., вдохновленный примером Леопольда Ранке, в 84 года начавшего работу над всемирной историей, он решился еще на один фундаментальный труд - "История русского консерватизма".

"Оценивая свои почти 80 лет, которые я прожил, - пишет он, - я пришел к заключению, что больше, чем власть, деньги или известность, меня заботила независимость, непоколебимое право быть собой на словах и на деле. Я рассматриваю свои убеждения и взгляды как часть себя: они - это Я в буквальном, если не физическом смысле слова. Меня не очень волнует то, кто согласен со мной, а кто нет, однако я отвергаю любые попытки помешать мне выражать свои взгляды и убеждения, потому что я рассматриваю такое давление как покушение на само мое существование. Отстаивание права быть собой часто заставляло меня страдать, так как общество в целом и меньшие коллективы, к которым каждый принадлежит по роду места, занятий, религии и т.д., требуют подчинения. Но я никогда не жалел о том, что был самим собой" (с. 250).

Оценивая сегодня историографию российской истории с ее бурными дискуссиями, в которых многие историки именуют Пайпса "остатком холодной войны", "человеком ушедшей эпохи", невольно задумываешься над вопросом, кого будут вспоминать спустя многие десятилетия, кто в ней останется, как действительно проявивший способность понимать историю России. Я думаю, что останутся немногие. И одним из первых в этом ряду будет имя Ричарда Пайпса.

Опубликовано на Порталусе 05 марта 2021 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама