Рейтинг
Порталус

ПОЛОЖЕНИЕ РУССКОЙ ЭМИГРАЦИИ В ЮГОСЛАВИИ В 1941 ГОДУ

Дата публикации: 25 апреля 2022
Автор(ы): А. Ю. ТИМОФЕЕВ
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ТУРИЗМ И ПУТЕШЕСТВИЯ
Номер публикации: №1650889960


А. Ю. ТИМОФЕЕВ, (c)

Активность русской эмиграции в Югославии в период между двумя мировыми войнами получила широкое и подробное освещение; был по заслугам оценен и вклад русских эмигрантов в развитие культуры, науки и образования Сербии [1; 2]. Недавно появилась монография, в которой детально рассмотрены все аспекты повседневной жизни русских изгнанников в Югославии [3]. Однако позиция эмиграции в ходе Второй мировой войны до сих пор не вызывала особого внимания исследователей. Вероятно, это - результат противоречивости и неоднозначности как истории Югославии в 1941 - 1945 гг., так и роли русских, которые проживали там в это неспокойное время.

Численность русских эмигрантов в Югославии к концу 1930-х годов стабилизировалась [3]. Второе поколение вступало во взрослую жизнь, заканчивая гимназии и высшие учебные заведения. Учитывая высокий образовательный уровень эмигрантов, который намного превосходил средний по стране и обеспечивал относительно пристойное существование, можно с уверенностью утверждать, что у русской диаспоры было реальное будущее. Однако события 1941 - 1945 гг. и их последствия крайне отрицательно сказались на судьбе русских в Югославии. Практически все эмигрантские учреждения были уничтожены, мужчины в возрасте от 18 до 60 лет в подавляющем большинстве погибли.

Весна 1941 г. принесла в атмосферу королевской Югославии ощущение неминуемой военной грозы. Битва гигантов, Германии и Великобритании, сотрясала в то время весь мир. Каждая сторона уже имела свои взлеты и падения, своего ненадежного романского союзника (Италию и Францию), свои взгляды на будущее Европы и мира. США и СССР еще не вступили в войну, и шансы Великобритании на победу в противостоянии с занявшим всю Европу Гитлером выглядели весьма призрачными. Поэтому весомых международных причин вступления Югославии в войну не существовало. Почти все соседи Югославии (за исключением Греции и, с некоторыми оговорками, Румынии) имели к ней территориальные претензии. Внутриполитическая ситуация (обостренность межнациональных отношений, неустойчивость политического равновесия, молодость короля Петра II) также скорее располагала к миру, чем к войне.


Тимофеев Алексей Юрьевич - канд. ист. наук, сотрудник Института новой истории Сербии.

стр. 44


В этих условиях, когда сохранить абсолютную нейтральность было невозможно, частичное присоединение Югославии к странам Тройственного пакта было логичным. Почти все соседи Югославии (кроме Греции) уже присоединились к пакту, что в случае вхождения Югославии в число антикоминтерновских держав1 сделало бы практически невозможными попытки решить территориальные споры между ними вооруженным путем. Условия вступления в пакт были крайне мягкими2, Гитлер обратил внимание югославских представителей и на близкие отношения между Москвой и Берлином [5. С. 76]. Пакт был подписан, югославские политики получили "от германской стороны твердое заверение насчет сохранения их нейтралитета" [6. С. 328]. Однако лидеры Великобритании, зная о том, что "помощь со стороны Англии представлялась сомнительной и в лучшем случае - только символической" [5. С. 76], организовали государственный переворот в Югославии, сопровождавшийся массовыми беспорядками [4. С. 242]. "Когда всеобщее возбуждение улеглось, все жители Белграда поняли, что на них надвигаются катастрофа и смерть и что они вряд ли могут сделать что-нибудь, чтобы избежать своей участи... Утром 6 апреля над Белградом появились германские бомбардировщики... 8 апреля, когда настала наконец тишина, свыше 17 тысяч жителей Белграда лежали мертвыми на улицах города и под развалинами" [5. С. 84, 86].

Русские эмигранты в Югославии выразили устами митрополита Анастасия и главы Делегации по защите интересов русских беженцев Василия Николаевича Штрандтмана уверения в "безграничной преданности Русской эмиграции и ее стойкой верности и в будущем заветам ...предков". Редакция "Русского голоса" призывала соотечественников "воздержаться от разговоров, заниматься своим делом и, если потребуется, выполнить свой долг перед гостеприимно... (нас. - А. Т.) принявшей родственной страной" [7].

Бомбовые удары по Белграду уничтожали не только человеческие жизни, в огне пожаров пострадали и сербские (Народная библиотека, Патриархия и т.д.), и русские культурные учреждения. Было разрушено здание, в котором располагался Институт имени Н. П. Кондакова, сгорело много книг из его библиотеки, погибли секретарь института, ученый-исследователь истории кочевых народов Д. А. Расовский с молодой супругой [8. С. 1]. Военнообязанные эмигранты явились в свои части, но уже 17 апреля Югославия капитулировала, вследствие чего они, захваченные вместе с частями югославской армии немцами и их союзниками, были направлены в лагеря военнопленных на территории Германии [9. Д. В-153. Л. 1; 10. IV. Д. 57/18. Л. 1] 3 .Территория Югославии была поделена между соседними государствами и получившей независимость Хорватией, причем пересечение новых границ было затруднено и требовало соблюдения ряда формальностей [9. Д. В-153. Л. 1 - 2].


1 Стоит отметить, что и сам Коминтерн проводил крайне деструктивную политику по отношению к Югославии: террористическая деятельность КПЮ (убийство министра внутренних дел М. Драшковича, покушение на жизнь короля Александра), призывы уничтожить Югославию - тюрьму народов и т.д.

2 От Югославии не требовалось ни военной помощи Германии и Италии, ни предоставления своей территории для прохода их вооруженных сил для ведения боевых действий в третьих странах, Германия гарантировала территориальный суверенитет Югославии и обещала принять "во внимание интересы Югославии в отношении выхода в Эгейское море, что может быть осуществлено признанием ее суверенных прав на город и порт Салоники" [4. С. 241].

3 При работе в архивах дружескую помощь автору оказывала архивный советник Е. Мицкович, автор неопубликованной рукописи по истории русских эмигрантов в Белграде.

стр. 45


Отношение русских эмигрантов к немцам было двояким. С одной стороны, они, несомненно, представлялись завоевателями, нарушившими размеренное течение жизни русской эмиграции в Югославии. С другой стороны, у значительной части русских в Югославии существовала устойчивая неприязнь к бывшим союзникам по Первой мировой войне: Англии и Франции. Талантливый русский ученый, профессор Н. В. Краинский4 так писал об этом в своей обширной полемической книге, привлекшей одобрительное внимание значительной части русской эмиграции в 1940 г.: "Преступления по отношению к России бывших союзников по Великой войне неисчислимы. Сюда относится деятельность по содействию вызову русской революции и поддержанию большевистского режима в России на протяжении четверти века со стороны иностранных держав. Длинный ряд политических деятелей Западной Европы продолжает деяния французского и английского послов в Петербурге, принимавших участие в свержении царского режима, и поддерживает советский строй. Ллойд Джордж, Клемансо, Бриан, Эрио, Леон Блюм - злые гномы России. Полным ходом поддерживается февральская революция, альянс с Милюковым - Керенским, затем гибельный для России Версальский мир и отделение от России западных окраин. Затем игра, подобно кошки с мышкой, с Белым движением, крапленые карты которой цинично раскрываются в английском парламенте..." [12. С. 461].

Понятно, что такие воззрения не могли вызвать понимания у большинства представителей сербской общественности. Последствия Версальского мирного договора, вмешательство в балканские дела Франции и Англии еще расценивались ими абсолютно позитивно. Да и сам Советский Союз, заключивший в ночь перед бомбардировкой Белграда договор о взаимопомощи с Югославией, воспринимался как "мать - Россия". Значительная часть сербского среднего класса, рабочих, крестьян, учащейся молодежи с симпатиями смотрели и на коммунистическую идеологию. Поэтому предвоенное положение, описанное еще в 1921 г. С. Н. Палеологом, Правительственным уполномоченным по делам русских беженцев, в тайном докладе генералу Лукомскому ("Вне всякого упрека к нам относятся: высшее Правительство, духовенство, высшие классы интеллигенции и офицерства. Все они отлично понимают роль России для Сербии в прошлом и в будущем; в поддержке русских беженцев чувствуют свой долг... Средний класс: городские жители и торговцы совершенно равнодушны к русским, смотрят на нас, как на элемент, подлежащий эксплуатации, дерут с нас три шкуры, в особенности за комнаты, и всегда стараются заговорить на тему о том, что сербы дают русским три миллиона. Чувства симпатии... явление почти исключительное. Крестьяне, с которыми нам мало приходится иметь дела, относятся к нам добродушно, но с искренним недоумением и постоянно спрашивают: "Зачем же мы приехали из России?"" [3. С. 260 - 261]) стало меняться к худшему.

Ситуация осложнялась и тем, что в Югославии с конца 1940 г. стало действовать советское представительство, занимавшееся и подрывной деятельностью, направленной против русской эмиграции. Полковник Генштаба царской армии В. И. Басаревич признавался, что еще до начала войны, 1 октября 1940 г., в бесе-


4 Краинский Н. В. (1869 - 1951 гг.) - выдающийся русский ученый-психиатр. Активный участник Белого движения. С 1928 г. - преподаватель кафедры психиатрии и экспериментальной психологии в Белградском университете. Опубликовал около 200 научных работ. Вернулся с семьей на родину в Харьков в 1947 г., где продолжал заниматься наукой до конца своих дней. Подробнее см.: [11].

стр. 46


де с ним В. Н. Штрандтман выражал мнение об отчаянном положении русских эмигрантов вследствие появившейся договоренности между Москвой и Белградом, причем оба собеседника были готовы даже признать Советское государство, не возвращаясь при этом, конечно, в Советский Союз [9. Д. В-277. Л. 1 - 2]. Стоит заметить, что этот разговор проходил в то время, когда официальная нота Советского Союза по вопросу о русских эмигрантах, обращенная к Югославии, еще не появилась5 [13. С. 286].

Еще до войны в полицию Сербии поступали сообщения о нелегально заброшенных на территорию Сербии агентах ГПУ [9. Д. G-169]. Впрочем, куда чаще спецслужбы СССР пользовались статусом эмигрантов для прикрытия своих агентов. Так, например, уже с начала тридцатых годов на территории Югославии действовала агентурная группа Л. Л. Линицкого (подробнее см. [14]), разоблаченнная, арестованная и высланная из Югославии еще в 1935 - 1937 гг. Интересно, что в 1941 г. брат любовницы Линицкого Н. Г. Дараган пытался организовать подпольную группу и был арестован гестапо [9. Д. D-275].

Надо сказать, что сотрудники советской разведки действовали в Югославии крайне успешно и редко попадали в руки гестапо. В 1941 г. агенты гестапо и сербской Специальной полиции безуспешно ловили ушедших в подполье Ф. Е. Махина [10. IV. Д. 127/6]6, его помощника В. А. Лауданского [10. IV. Д. 11/16; 11/59] и работавшего в советском посольстве В. Лебедева [10. IV. Д. 127/6]. Представители советских спецслужб уже имели и хорошо подготовленные местные кадры из рядов добровольцев, прошедших гражданскую войну в Испании, где советские инструкторы занимались обучением опытных диверсантов7.

Один из таких кадров - Д. Милоевич - был арестован гестапо и дал, перед тем как был расстрелян, подробное описание системы вербовки и деятельности небольшой группы агентов ГПУ, руководимой Ч. Поповичем и Р. Уваличем [10. IV. Д. 127. Л. 33 - 41].

Объектами вербовки становились и русские эмигранты, постоянно проживавшие в Югославии. В начале 1941 г. на улице в центре Белграда сотрудник советского посольства завязал разговор с Е. В. Буйницким, а затем предложил ему прокатиться на машине и завербовал его. В дальнейшем Буйницкого использовали в качестве курьера. Согласно его признанию, он также присутствовал при тренировках по рукопашному бою и стрельбе из бесшумного револьвера, проводившихся в здании посольства. Буйницкий сообщил о том, что посольство имело детальную картотеку русских организаций, действовавших в Югославии, и даже поименный список русских эмигрантов [9. Д. В-76].

Разумеется, разведывательно-диверсионной деятельностью в Югославии занимался не только СССР. Находившиеся в бедственном положении эмигранты соглашались сотрудничать и со спецслужбами других стран. Например, с французской - Л. Неманов [9. Д. А-439] и М. Лунич [9. Д. М-2019], с американцами -А. фон Эден [9. Д. Е. -29]. Особенно активной была подрывная (в буквальном смысле этого слова) деятельность Великобритании. С англичанами сотрудничали А. Альбов, генерал Романовский и др. [9. Д. А-47; В-18; D-113; G-129].


5 Это позволяет предположить, что информация о нежелательности деятельности русских эмигрантов в Югославии исходила не из советских, а из сербских кругов.

6 В дальнейшем он стал военным советником в штабе Тито. Умер при невыясненных обстоятельствах в 1945 г.

7 Например, И. Хариш, позднее руководитель диверсионного отделения Главного штаба партизанских отрядов Хорватии (подробнее см. [15]).

стр. 47


Сенсационный характер носило разоблачение работавшего на англичан Бориса Ходолея. Он устроился работать шофером в посольство Великобритании в 1925 г., позднее сотрудничал в отделении пропаганды. В своем добровольном признании, сделанном в гестапо 16 июня 1941 года, он рассказал о том, как с конца тридцатых годов посольство Великобритании стало превращаться в центр по нелегальной пропагандистско-диверсионной деятельности, распространявшейся на Югославию, Румынию, Грецию, Болгарию и даже Турцию. Вскоре, кроме пропагандистской литературы, к рассылаемому багажу присоединились и тяжелые запакованные ящики весом в 50 - 80 кг, с которыми было приказано обращаться исключительно аккуратно, хотя, по словам англичан, там лежали просто консервы. В ходе эвакуации посольства после нападения Германии на Югославию Ходолей, по его заверениям, пытался покинуть посольство, но под дулом револьвера был вынужден вести машину до Ужице, где англичане бросили его на произвол судьбы без денег и документов. Во время эвакуации одна из машин посольства, перевозившая часть загадочных ящиков, попала в аварию и взорвалась с ужасающей силой, в результате детонации находившихся в них "консервов" [9. Д. Н-36. Л. 3 - 6]. Одной из главных целей английских спецслужб был Джердап, узкое место на Дунае, взрыв которого способен был бы превратить значительную часть Паннонской равнины в так называемое "паннонское озеро", или, по крайней мере, затруднить судоходство по Дунаю. История имела продолжение: часть взрывчатки, которую англичане не смогли вывезти, перешла "по наследству" американским коллегам, которые также не сумели ее использовать, и позднее она была обнаружена оккупационными властями [16].

Участие некоторых представителей русской эмиграции в вышеперечисленных шпионских акциях было прекращено с приходом в Югославию оккупационных войск. Немцы, опираясь уже на своих тайных сотрудников с довоенных времен, сразу же стали перекраивать жизнь русской эмиграции. Немедленно после оккупации были закрыты все русские периодические издания и приостановлена деятельность всех русских общественных организаций как заведомо ненадежных.

Русские эмигранты начали новый процесс самоорганизации, причем сразу же выявились и первые противоречия. Так, уже 10 апреля 1941 г. в здании Русского дома состоялось заседание Комитета первой помощи пострадавшим от бомбардировки. В числе его организаторов были С. Н. Латышев, Н. И. Голощапов, Д. А. Персиянов, Р. А. Фолькерт. В том же здании при содействии В. Н. Штрандтмана на американские средства 13 апреля была открыта бесплатная кухня, украшенная плакатами: "Американский Красный Крест выдает бесплатные обеды", что вызвало бурю протестов со стороны Комитета, озабоченного подобной дискредитацией русской диаспоры. В письменной форме заявление о протесте было вывешено в Русском доме, а 15 мая 1941 г. члены Комитета проинформировали об этом представителей немецких оккупационных войск [9. Д. St-131. Л. 55]. Впрочем, это было не единственным обвинением, которое выдвигалось отдельными представителями эмиграции в отношении Василия Николаевича Штрандтмана, работавшего в посольстве в Белграде еще до Первой мировой войны и назначенного на пост российского посла Омским правительством адмирала Колчака в апреле 1919 г. [2. С. 63, 66 - 68]. Еще в конце тридцатых годов вышла анонимная брошюра без указания места издания (по данным гестапо, это была посмертная публикация работы полковника Войска

стр. 48


Донского И. А. Родионова), в которой Штрандтмана обвиняли в принадлежности к масонству (что отрицалось самим Василием Николаевичем и его друзьями), заигрываниях с левыми и подрыве деятельности правых организаций, а все окружение Штрандтмана называлось "левыми тунеядцами, разрушителями России и развратителями эмиграции" [9. Д. St-131]. Добровольный помощник немецких властей Владимир Кутырин, якобы "не имевший личных к тому причин", кроме желания раскрыть сущность Штрандтмана [9. Д. St-131. Л. 2], добавил к сочному портрету Штрандтмана еще и обвинение в расхищении государственных кредитов и сотрудничестве с английской разведкой. Впрочем, и сам Штрандтман при допросе в гестапо признал, что поддерживал отношения с представителями английского посольства на охоте и в дипломатическом теннис-клубе, в том числе с известными ему как представители английской разведки Найтом, Хоупом и Принном [9. Д. 131. Л. 5], фигурировавшими в качестве главных руководителей разведывательно-диверсионной работы английского посольства в показаниях Б. Ходолея [9. Д. Н-36. Л. 3 - 6]. Принн, по словам Штрандтмана, даже предлагал ему 3 000 динаров в месяц за поставку информации8, но он, якобы, отказался. Действительно ли это происходило таким образом, или в кабинетах немецких следователей прошлое представлялось несколько иначе, сказать трудно. Однако немцы приняли решение: Штрандтман - неподходящая фигура на роль главы русской эмиграции в Сербии, которая должна была получить новую организационную структуру и новое руководство.

Уже в начале мая Александр Иванов, белградский журналист и книготорговец, от имени делегации Русского национального комитета обратился с предложением помощи в организации единого Бюро по вопросам русской эмиграции к военному коменданту Белграда, который направил его к специальному комиссару Белграда - Д. Иовановичу, а тот, в свою очередь, в айнзатцкоманду Белград. Вскоре, 7 мая 1941 г., А. Иванов передал в СД предложение о создании русского представительства в Белграде и получил ответ, что шаги в этом направлении уже предприняты, а его предложение будет принято к сведению [9. Д. 1 - 6].

Учреждение новой организации, которая занималась бы устройством жизни и защитой русских эмигрантов, связано с деятельностью генерал-майора Михаила Федоровича Скородумова (1892 - 1963) [17]. Он был офицером лейб-гвардейского павловского полка, участвовал в Первой мировой войне с самого ее начала, несколько раз был ранен, попал в плен, пытался бежать, в результате обмена военнопленными вернулся в 1917 г. в Петроград, участвовал в неудавшемся офицерском заговоре. С началом Гражданской войны М. Ф. Скородумов - ее активный участник, он отличился в ходе взятия Киева, Днестровского похода, обороны Перекопа. Далее типичная судьба - эвакуация в Галлиполи, затем в Болгарию, активная деятельность в РОВСе, а затем - переезд в Белград. Здесь Скородумов занялся политической и общественной деятельностью. Он был участником и одним из инициаторов сбора и перезахоронения останков русских воинов на Салоникском фронте. По признанию современников, именно ему принадлежит особая роль в возведении на месте их братской могилы величественного памятника Славы русским воинам на Новом кладбище, что на


8 Весьма неплохой заработок в то время. Так, средний месячный доход русского эмигранта, позволявший сводить концы с концами, составлял в то время 500 - 600 динаров, а, например, Б. Ходолей согласился возить "консервы" за 2500 динаров в месяц.

стр. 49


Гроблянской улице в Белграде. Кроме того, Скородумов участвовал в организации союза бывших кадровых царских русских офицеров и остальных военнообязанных, получившего название "Русское народное ополчение" (подробнее см. [18]). "Ополчение" занимало крайне правые, последовательно монархические позиции, выражая чаяния тех русских эмигрантов, которые не смирились с поражением в Гражданской войне и стремились к продолжению борьбы с теми, кто, по их мнению, "поработил Святую Русь, обагрил руки в крови русского народа и изгнал на чужбину национальную элиту".

Надо отметить, что проживавшая в то время в Югославии часть русской эмиграции, как и вся русская диаспора в целом, фактически поделилась на две части - "оборонцев" и "пораженцев". Первые считали, что гитлеровская Германия стремится уничтожить Россию, вторые - лишь большевизм в России. На основании этого, одни утверждали, что следует помогать СССР в войне, другие желали ему поражения. Объективности ради стоит отметить, что в тот период такие колебания были вполне понятны: гитлеровское окружение не состояло из откровенных русофобов. Интересно отметить, что лишь после начала нападения на СССР, в конце 1941 г., сам фон Бок, генерал-фельдмаршал вооруженных сил нацистской Германии, командовавший группой армий, с удивлением узнал, как действительно видели дальнейшую судьбу России Гитлер, Розенберг и Гиммлер [19. С. 40 - 41]. Наивность русских эмигрантских кругов удивляет: например, обратившийся 24 мая 1941 г. в Белградское отделение гестапо и СД журналист Сергей Завалишин в качестве подтверждения своей верности идеалам нацизма сообщил о том, что он был сотрудником, издателем и совладельцем газет "Всеславянский клич" и "Всеславянская трибуна", которые, по его мнению, стояли на позициях стран "оси" [9. Д. Podaci о licima]. Он не мог знать, что в соответствии с поступившими вскоре инструкциями, не только панславизм и "всеславянстсво", но даже и само слово "русский" должны были вызывать подозрения у бдительных сотрудников СД. Показательно, например, как 10 марта 1942 г. (когда немцы еще не дошли до безысходной полосы поражений, но уже успели полностью сформулировать свои взгляды на практическую политику на Востоке) немецкий цензор исправил статью Г. П. Граббе, "секретаря РПЦЗ в Сербии" (так названа его должность в его личном деле в гестапо). В этой статье, под заголовком "Сербская церковь против коммунизма", помещенной в сербском официозе - газете "Наша Борба", автор достаточно объективно и, в то же время, лояльно по отношению к немецкой политике анализировал взаимоотношения сербской и русской церкви в Новое время. Цензор вычеркнул из статьи несколько слов, очевидно, показавшихся ему вредными и опасными - "Югославия" и "вечная, великая, славянская Россия" [9. Д. G-148. Л. 21]. А В. К. Штрик-Штрикфельдт, участвовавший в создании РОА и личный друг А. А. Власова, описывает еще более примечательный случай, имевший место примерно в то же время: из песни о Стеньке Разине было приказано выбросить слова о Волге, как "русской реке", и петь вместо этого "мощная река" [19. С. 175].

В конце весны 1941 г. (22 мая) приказом Командующего немецкими вооруженными силами в Сербии была создана единая организация русских эмигрантов - "Бюро по защите интересов и для помощи русским эмигрантам в Сербии", начальником Бюро был назначен М. Ф. Скородумов. Постоянное местопребывание Бюро было определено в Белграде в Русском доме имени Императора Николая П. С 11 июня 1941 г. Бюро включилось в начатую Управой города Белграда еще 22 мая по приказанию немецких властей обязательную регистра-

стр. 50


цию всех русских эмигрантов в Сербии и выдачу каждому, достигшему шестнадцатилетнего возраста, специального постоянного удостоверения личности, которое являлось и удостоверением об арийском происхождении. Согласно результатам этой переписи, в Белграде проживали и, таким образом, находились под контролем Бюро 7 020 взрослых русских эмигрантов (в это число не входили получившие югославское или другое нероссийское гражданство) [10. П. Д. 44/41]. Уже 15 мая М. Ф. Скородумов опубликовал развернутый приказ N 1 по Бюро. В нем была представлена структура и изложены задачи деятельности Бюро. Указывалось, что оно будет иметь шесть отделов, которые возглавили следующие лица: канцелярия и финансовая часть - полковник Н. Л. Неелов, секретариат Бюро - капитан А. А. Обатуров, культурно-просветительные заведения - ротмистр И. В. Рычков (административно-хозяйственная часть), учреждения Российского Общества Красного Креста - проф. др. Н. В. Краинский (с выполнением функции руководителя научно-учебной частью всех русских учебных заведений и учреждений, носящих научный характер), административный отдел - сенатор С. Н. Смирнов, "эвиденция" (выдача свидетельств), регистрация и печать - А. В. Панин. Сообщалось о подготовке официального списка русских колоний на территории Сербии с обязательным утверждением начальников колоний, подотчетных М. Ф. Скородумову. На основе бывшего Русского научного института формировалось Высшее научно-учебное заведение с подразделением на ученый и учебный отделы, с вхождением в него всех военно-научных и учебных сил под руководством профессора Н. В. Краинского. Русско-сербская гимназия в стенах Русского дома действовала беспрерывно до прихода советских войск в 1944 г. Летом 1941 г. была открыта и благотворительная столовая для беднейших русских эмигрантов.

В том же приказе Скородумов оповестил русскую общественность, что все существовавшие до сих пор русские организации и общества закрыты распоряжением властей и должны сдать всю отчетность и наличность на хранение в финансовый отдел Бюро. По усмотрению начальника Бюро, некоторые из организаций могли получить разрешение на дальнейшее существование. То же касалось и разрешения выпуска периодических и непериодических изданий на русском языке, согласно существовавшему специальному распоряжению о печати в Сербии, требовалось разрешение и немецких властей. Были запрещены какие-либо непосредственные обращения русских эмигрантов, организаций или групп к немецким или сербским властям, все подобные прошения должны были следовать только через Бюро.

Кроме сухих строк приказа, необходимо было донести до эмигрантов суть произошедших изменений, поэтому уже 16 июня М. Ф. Скородумов адресовал эмигрантам письменное обращение, появившееся на стенах Русского дома. В обращении констатировалось тяжелое положение русской эмиграции в результате "тяжелой катастрофы, которую перенес приютивший ... (эмигрантов. - Л. Т.) братский ... по крови народ", а также упоминались "незаслуженные гонения и оскорбления", вызванные пропагандой со стороны агентов Англии и коммунистического интернационала. Скородумов сравнил произошедшее с событиями 1917 г., "когда те же агенты погубили и нашу Родину и тоже, прикрываясь Именем Царя, предательством сверху и глупостью снизу, разрушили нашу Родину". Более того, он выразил свою уверенность в том, что, несмотря на временное недопонимание сербским народом поведения эмигрантов, "пройдет немного времени и обманутый сербский народ поймет" русских, которые, исходя

стр. 51


"из прошлого опыта России, предвидели и хотели ... спасти ... от происшедшей катастрофы" приютившую их Сербию.

Далее Скородумов призвал всех, соблюдая понятную в военное время осторожность, заняться внутренней организацией эмигрантской жизни. Он определил следующие направления дальнейшей деятельности русской эмиграции: 1) поднять моральный уровень эмиграции, активизировать роль духовенства в современной жизни, удешевить таксы на церковные требы; 2) объединить все военные организации в один отдел, не делить русских военных на высших и низших; 3) направить обучение в строго национальное русло и ввести во всех русских учебных заведениях обязательное обучение ремеслам, в том числе и в женских учебных заведениях, все это с целью укрепления здоровой семьи -фундамента здорового национального государства; 4) финансовое положение русской эмиграции базировать не на иностранных подачках, а на развитии частных жизнеспособных русских предприятий, которые могли бы явиться источниками существования как для инициаторов, так и для не имеющих работы, а также помощи детям и престарелым; 5) благотворительные комитеты должны быть сведены в одну группу, взяты под строгий контроль, при этом работающие в них не должны оплачиваться из собираемых сумм; 6) забыть все политические и другие распри и объединиться всем вокруг Бюро по защите интересов Русской эмиграции.

В заключение, М. Ф. Скородумов призвал эмигрантов сторониться "шептунов, сеющих смуту, и агентов-провокаторов". От лица Бюро он пообещал строго наказывать, независимо от возраста, образования и положения, всех, замеченных в безмерном употреблении алкоголя; скандалящих в общественных местах; занимающихся на улицах попрошайничеством; всех русских женщин, замеченных в неприличном поведении, одежде, или явной проституции, рекомендуя властям выслать провинившихся на принудительную работу в какой-либо из монастырей без права возвращения обратно. Таким образом М. Ф. Скородумов надеялся защитить честь и репутацию "национальной зарубежной Руси" [20].

После нападения Германии на СССР русская эмиграция активизировала свою деятельность. В это время появляется любопытный документ - обращение "к русскому народу и русской эмиграции", которое подписали русские журналисты в Сербии, представители правых политических течений: А. В. Панин, В. М. Пронин, Е. Месснер, М. Соламахин, В. К. Гордовский, Н. Тальберг, Н. П. Рклицкий, Е. Шелль, Д. Персиянов, Н. Чухнов, Вл. Гриненко. Они утверждали, что "22-го июня...пробил час, который, начиная с 1917 года, ожидали все национально-мыслящие русские люди..., решительный бой нового мирового правопорядка... против коммунистической советской власти". Далее авторы обращения наивно заявляли, что "германские вооруженные силы... объявили беспощадную войну не русскому народу и не России, а ... коммунистическому интернационалу... Победа над ... коммунистами ... принесет русскому народу освобождение и избавление, подлинную свободу, мир, порядок, справедливость и национальную русскую власть, а не интернациональную, которая возродит Россию и сольет в одну дружную работу всех истинно русских людей. ... даст землю трудящимся крестьянам и казакам, обеспечит рабочего и его семью, установит частную собственность, вернет армии ее русское имя и былую славу". Наконец, русскую эмиграцию они призвали "быть готовой к скорому возвращению на родную землю для ... участия в построении Русского Будущего в союзе двух величайших Империй: Российской и Германской" [20].

стр. 52


Следствием подобной политической позиции стало стремление создать воинское формирование из русских эмигрантов для участия в борьбе против большевизма. Эта идея появилась, по-видимому, еще в конце июня, поскольку уже в июле Скородумов начал переговоры с сотрудником СС в Загребе графом фон Хейдек-Корвином, предложившим собрать и вывезти с территории получившей "независимость" Хорватии русских добровольцев для участия в этих формированиях. Причем Хейдек-Корвином была даже сформирована группа из 200 русских эмигрантов, готовая к отправке в Белград. Впрочем, руководство не только не похвалило Хейдек-Корвина за проявленную инициативу, а даже приказало его арестовать [9. Д. Н-91. Л. 4].

Однако значительные массы сербского населения воспринимали русскую эмиграцию как кровных врагов СССР, от которого ждали помощи в освобождении страны от оккупации. По стране прокатилась волна убийств русских эмигрантов, не говоря уже о простых ссорах и избиениях на улицах. Убить вооруженного немецкого солдата, за которым стояла мощь вермахта, или даже сотрудника сербской полиции, обладавшего многочисленными друзьями и родственниками, желавшими отомстить, было намного сложнее, чем вырезать беззащитную русскую семью, волей судьбы заброшенную в балканскую глушь. В своей послевоенной статье М. Скородумов писал, что до конца лета 1941 г. "от рук сербских коммунистов ... погибло около трехсот русских людей" [21. С. 44]. Невозможно проверить точность этой цифры, однако ряд убийств, избиений и грабежей русских эмигрантов действительно зафиксирован в материалах СД. Стоит отметить, что до СД такие дела доходили только тогда, когда пострадавшие имели протекцию. В противном случае, даже местные полицейские власти отказывались вести расследование, списывая дело на криминал, так как не желали привлекать к своему участку внимание Гестапо и сербской Специальной полиции. Примером может служить трагический эпизод, о котором рассказала Нина Белавина, дочь священника Сергея Белавина, студентка Юридического факультета, приехавшая к отцу в деревеньку Кула близ города Пожаревац. Ее отцу было 49 лет, и 18 из них он проработал священником в разных сербских сельских приходах. "В девять вечера в канцелярию общины вошли три вооруженных человека и заставили казначея общины отвести их в квартиру отца Сергия... Двое из нападавших вошли в дом и оставались там один час... Через час они снова вышли.., священника ударами прикладов они принуждали идти с ними. Один из них нес большой сверток с вещами, замотанными в простыню ... В переулке священник попытался убежать, но был схвачен третьим нападавшим, который жестоко избил его прикладом... Вскоре собравшиеся крестьяне услышали оттуда, куда увели священника, выстрел... На теле покойного были обнаружены: прострельная рана..., шея перерезана на глубину 5 - 6 см. Несколько проникающих ножевых ран в области груди... Отца Сергия похоронили ... без священника, так как он был единственным священником поблизости" [9. Д. В-922. Л. 1 - 2]. Дело дошло до того, что "проживавшие в Шабаце казаки после убийства коммунистами пяти казаков с семьями сами взялись за оружие и, сформировав две сотни, под командой сотника Иконникова, отбивались вместе с немецкими частями от наступавших и окружавших их коммунистов" [21. С. 45; 9. Д. 1 - 122; 10. IV. 269/25]. В этих условиях М. Скородумов решился, имея предварительное согласие начальника штаба немецкого главнокомандующего на Юго-Востоке полковника Кевиша, организовать Русский корпус, который "после ликвидации коммунизма в Сербии ... (должен был быть переброшен. - А. Т.)

стр. 53


на Восточный фронт" [21. С. 45]. Однако вскоре Скородумова и назначенных им руководителей отделов Бюро сместили с постов, а вместо них назначили более лояльных людей - генерал Владимир Владимирович Крейтер стал руководителем Бюро, а Борис Александрович Штейфон возглавил Русский корпус. Сам Скородумов был арестован, а после освобождения почти до самого конца войны содержал себя сапожным промыслом. В 1944 г. он вновь вступил в корпус рядовым и вместе с его частями покинул страну. Деятельность Русского корпуса хронологически выходит за рамки нашего повествования, следует лишь упомянуть, что к концу 1941 г. он приступил к несению службы по охране рудников, железнодорожных узлов и магистральных дорог. В корпус, формировавшийся на добровольческой основе (хотя и звучали завуалированные угрозы в адрес не желавших служить), со временем влилась значительная часть русских эмигрантов, что еще более ухудшило отношение к ним местного населения. Это, как и последовавшее в начале 1942 г. обязательное распоряжение сербского правительства об увольнении с работы всех русских, вне зависимости от их гражданства (т.е. даже имевших югославское подданство), сделало жизнь русских в Сербии еще более невыносимой. Многие старались найти работу на территории рейха (в Германии, Австрии, Чехии) и уезжали из Сербии, что зафиксировано в архивах белградского гестапо, куда они обращались с просьбой о выдаче свидетельств о политической благонадежности [9. Д. G-110, 114, 151; Е-4, 9; D-24,46; В-28, 73, 169, 208, 365, 1087].

Необходимо отметить, что не все русские эмигранты сотрудничали с оккупационными властями. Немцы по приходу в Белград стали выискивать своих противников, в том числе и в рядах эмигрантов из России. В первую очередь, пострадали эмигранты еврейского происхождения (вместе с остальными евреями Сербии). Уже 16 апреля 1941 г. на стенах Белграда появились плакаты, в которых под угрозой расстрела было приказано всем лицам еврейского происхождения собраться 19 апреля перед зданием городской полиции. Страдания и смерть в Баничском лагере стали судьбой большинства этих людей. В дальнейшем гестапо (опираясь на сеть доносчиков [9. Д. А-074; В-336, 508, 635, 1318; С-86, 123; D-111, 166; Н-83; J-45, 163]) выискивало скрытых евреев в рядах русской эмиграции [9. Д. В-153, 431; F-178; J-179 и др.]. Судьба заподозренных в еврейском происхождении складывалась по-разному. Более состоятельные откупались. Например, занимавшийся скупкой золота владелец ювелирного магазина Г. И. Флексер, в открытии которого ему в середине двадцатых годов помогла местная еврейская община. В его личном деле сначала появилось свидетельство о крайне тяжелой болезни, затем свидетельство от Бюро русской эмиграции об "арийском происхождении", а потом и вовсе свидетельство о шведском гражданстве, причем последнее повергло сотрудников гестапо в шок, так как они не могли понять, как он вообще так быстро и не выезжая из Белграда стал счастливым обладателем абсолютно настоящего шведского паспорта [9. Д. F-178]. К сожалению, такие финансовые возможности были скорее исключением. Показательна судьба Самуила Иосифовича Ровинского, работавшего доктором в местечке Лазаревац вблизи Белграда. Женатый на сербской медсестре, трудившейся вместе с ним, он был полностью интегрирован в местную жизнь и пользовался заслуженным авторитетом, так как был не только образованным специалистом (закончил Харьковский университет), но и добрым человеком, готовым помочь бедным пациентам даже бесплатно. После его ареста более сотни сербов, его друзей, соседей и пациентов, подписали петицию министру

стр. 54


внутренних дел Сербии с прошением убедить Председателя правительства Милана Недича лично обратиться к гестапо с просьбой об освобождении доктора Ровинского. Ровинский был выпущен на свободу, но вскоре немцы передумали и решили снова его арестовать. Когда последний попытался бежать, в заложники были взяты все люди, подписавшие петицию об его освобождении. Пришедший в отчаяние доктор простился с семьей и детьми и повесился на пороге собственного дома [22. С. 7 - 14].

Каток немецкого правосудия прошелся и по судьбе масонов [9. Д. С-128,135; D-44; J-179; St-131] в Сербии, в том числе их немногочисленных представителей среди русской эмиграции. Немцы подвергали аресту тех эмигрантов, которые переоценивали прошлое и с симпатией относились к СССР как к родине в ее коммунистической ипостаси [9. Д. А-56, 116; С-70, 75 - 76; D-90, 184, 195; G-138; 1 - 5, 151; J-13, 810]. Даже лица, просто хотя бы раз в жизни посетившие посольство СССР (например, с целью получить адрес родственников, интересовавшиеся технической литературой и просто любопытные), арестовывались гестапо с целью проверки [9. Д. А-15, 23; В-217; D-212, 250; O-21]. После достаточно детальной проверки, сопровождавшейся физическим воздействием на заключенных, их, как правило, выпускали, заставив подписать обязательство "не говорить о допросе, а также о подписании данного обязательства, никому, кроме супруги (супруга)", причем последний также был обязан дать подписку о неразглашении [9. Д. В-361. Л. 26].

С приходом немцев неосторожный разговор, даже с самыми близкими друзьями, мог стать причиной ареста и водворения в лагерь [9. Д. 1 - 50]. В частных беседах некоторые "свободомыслящие" эмигранты иногда впадали в заблуждение, полностью противоположное тому, которое разделяли лидеры "ультранационалистов". Они считали, "...что в России больше нет коммунизма, там живут славяне-националисты, которые борются за славянскую идею и единство всех славян" [9. Д. В-579. Л. 2]. Вызывали подозрения даже просто регулярные встречи одних и тех же лиц, которые собирались просто выпить и поиграть в карты [9. Д. С-191]. Устав от ежедневно рождавшихся самых невероятных сплетен, эмигранты пытались получить сколько-нибудь объективную информацию, сравнивая бравурную немецкую пропаганду с доносившимися из-за рубежа радиопередачами из Москвы и Лондона, несмотря на приказ немецкого командования в Сербии от 27 мая 1941 г. о запрете приема передач всех радиостанций, кроме немецких, под страхом тюрьмы или даже смертной казни [10. IV. Д. 38/05. Л. 266]. Некоторые осмеливались даже организовывать групповые прослушивания или пересказывали услышанное коллегам на работе [9. Д. А-50; В-112; Н-222; 1 - 54; J-235].

Некоторые русские эмигранты намеревались выступить с оружием в руках (или без такового) против немцев. В середине 1941 г. был создан Союз Советских Патриотов [23. С. 148], но его деятельность, как и количество членов, были незначительны. До 1944 г. в материалах гестапо нет ни одного свидетельства о заметной активности со стороны этой организации, хотя имена лидеров организации Ф. Висторопского, В. Лебедева, И Одиселидзе в нем встречаются, они скорее выражали собственные взгляды, нежели могли изменить картину поведения русских эмигрантов. Молчаливое же большинство русских эмигрантов было равнодушно отрицательно настроено к движению сопротивления. Это не относится к тем представителям русской эмиграции, которые принимали участие в партизанском движении, сражаясь с фашистами в рядах Народно-освобо-

стр. 55


дительной армии Югославии, например генерал-полковник НОАЮ В. Смирнов. С другой стороны, Русский корпус, не запятнавший руки карательной деятельностью или преступлениями против гражданского населения, также принимал активное и (до прихода советских войск) успешное участие в гражданской войне, развивавшейся на территории Югославии в 1941 - 1945 гг.

Вероятно, эта бескомпромиссная антисоветская позиция значительной части эмигрантов, расчет на возврат на Родину вместе с немецкими солдатами и стал той роковой ошибкой, которая закончилась фактически гибелью русской эмиграции в Сербии и в Югославии вообще. Выбор между поддержкой сурового тирана, царившего в родной стране, и союзом с врагами отечества, оказался слишком тяжелым для этих людей, оставшихся до конца своих дней бескомпромиссными антикоммунистами и, несмотря ни на что, искренними русскими патриотами.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Буриh, О. Руска литерарна Србиjа 1920 - 1941. Писци, кружоци, издакьа. Горньи Милановац; Београд, 1990; Руска емиграциjа у српскоj култури XX века. Зборник радова. Београд, 1994. Т. I-II; Косик В. И. Русская Югославия. Фрагменты истории 1919 - 1944 // Славяноведение. 1992. N 4; Писарев Ю. А. Российская эмиграция в Югославии // Новая и новейшая история. 1991. N 1; Тесемников В. А. Российская эмиграция в Югославии (1919 - 1945) // Вопросы истории. 1982. N 10 и т.д.

2. Jовановиh М. Доселавале руских избеглица у Кралевину СХС. 1919 - 1924. Београд, 1996.

3. Joвanoвuh М. Руска эмигращиjа на Балкану. Београд, 2006.

4. Смирнова Н. Д. Балканская политика фашистской Италии. Очерк дипломатической истории (1936 - 1941). М., 1969.

5. Черчилль У. Вторая мировая война. М., 1991. Кн. 2.

6. Белов Н. Я был адъютантом Гитлера. Смоленск, 2003.

7. Русский голос. 6 IV 1941.

8. Острогорский Г. Заметки к "Слову о полку Игореве". Белград, 1941.

9. Исторjски архив Београда. Ф. BdS (гестапо и СД).

10. Исторjски архив Београда. Ф. УГБ СП (Специальная полиция).

11. Петрюк П. Т. Профессор Николай Васильевич Краинский - известный представитель отечественной психиатрической школы (к 135-летию со дня рождения) // Психiчне здоров'я. Харьков, 2004. Вып. 2.

12. Краинский Н. В. Фильм русской революции в психологической обработке. Белград, 1940.

13. Гибианский Л. Я. СССР и "первая Югославия" накануне и в момент ее гибели // Двести лет новой сербской государственности. СПб., 2005.

14. Ермаков И. А. Неповторимый путь Л. Л. Линицкого // Очерки истории российской внешней разведки. М., 1997. Т. 3: 1933 - 1941 годы.

15. Стариков И. Г. Записки диверсанта. М., 1997.

16. Сензационално откриhе о раду британских агената у нашоj земльи. Експлозив, пушке и мунищиjа // Новое Време. 11 IX 1941 г.

17. Альбом Русского Корпуса. Нью-Йорк, 1960; Русский Корпус на Балканах во время II Великой войны 1941 - 1945 гг. Нью-Йорк, 1963.

18. Скородумовъ М. Ф. Памятка Русскаго Народнаго Ополчения. Идеология, задачи, организация. Белград, 1935.

19. Штрик-Штрикфельдт В. К. Против Сталина и Гитлера. М., 1993.

20. Исторjски архив Београда. Ф. Zika Jovanovic. Д. 115.

21. Русский Корпус на Балканах во время II Великой войны 1941 - 1945 гг. СПб., 1999.

22. Марковиh О. Доктор Сима Ровински // Мали човек и велика историjа. Валево, 2002.

23. Obradovic M. Dve krajnosti u politickoi delatnosti Ruskih izbeglica u Srbiji (1941 - 1945) // Tokovi istorije. 1997. N 1 - 2.

Опубликовано на Порталусе 25 апреля 2022 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама