В. W. Menning. Bayonets Before Bullets. The Imperial Russian Army. 1861 - 1914. Indiana University Press. Bloomington and Indianapolis. 1992. 334 p.

Книга аналитика по военным делам в славянских и восточно-европейских странах в военном колледже (Форт Ливенворт), а в недавнем прошлом директора Бюро по изучению Советской армии в объединенном командовании армии США Брюса Меннинга не вызвала широкого отклика в России. А жаль! Исследователи русской истории вообще и русской военной истории, в частности, найдут в ней интересный материал, способствующий дальнейшей разработке этой проблематики. Со времени выхода в свет работ П. А. Зайончковского обобщающих исследований по истории русской армии такого масштаба у нас не было, а попытки объединить и осмыслить в одном труде соответствующие сюжеты, относящиеся к правлению трех последних императоров, насколько мне известно, не предпринимались.

Огромная литература по таким темам, как например, русско-турецкая война 1877-1878 годов или русско-японская война, ставит исследователя в несколько затруднительное положение. Автор использовал новые источники, применил новый подход к уже изученным проблемам. Меннинг проявил свою оригинальность при выявлении закономерностей развития русской армии в указанный период. В работе много таблиц, фотографий, карт, справочных данных. Схема действия русского пехотного полка в наступлении, например, может наглядно объяснить причины массовых потерь, понесенных русской пехотой под Шахэ или Вафаньгоу.

Меннинг ввел в научный оборот новые источники, некоторые из них впервые задействованы для решения проблем русской военной истории и у нас и в англоязычной литературе. Это документы из архивов русской военной эмиграции, донесения иностранных военных апаше, справочники по русской армии изучаемого периода (например, издаваемые отделом разведки военного министерства Великобритании).

Обосновано особое внимание автора к людям, стоявшим во главе армии, таким, как военные министры Д. А. Милютин или В. А. Сухомлинов, или вдохновлявшим те или иные направления русской военной мысли, как профессор и начальник Академии Генерального штаба Г. А. Леер или военный теоретик и педагог, крупный военачальник М. И. Драгомиров. Меннинг совершенно прав в том, что история Военного министерства в рассматриваемый период представляет во многом столкновение личностных, а не институциональных начал. Это подтверждается многочисленными фактами. Вполне обоснован пристальный интерес к Милютину и его реформам, к "милютинской" армии, которая сменила "николаевскую". Однако традиционная оценка армии Николая I, которой придерживается автор, не совсем объективна. При всех ее недостатках она выдержала противостояние с Европой почти по всему периметру границ Российской империи. Впрочем, анализ "николаевской" армии не входил в задачу Меннинга.

Такой аспект военной реформы, как сверхцентрализация власти в руках военного министра, вызванный устойчиво негативным отношением Милютина к попыткам учреждения Генерального штаба, не прошел мимо внимания автора. Был ли этот путь естественным, а выбор Милютина правильным? Однозначного ответа на этот вопрос автор не дает, и это естественно, так как нельзя не признать, что только Пруссия оказалась в состоянии создать исключительно эффективную модель управления армией в мирное и военное время, но все попытки копирования прусского опыта не приводили к достижению таких результатов. Но даже эти попытки заметно улучшали военное планирование и управление армией.

Не была ли "милютинская" (наверное, не будет большим преувеличением сказать - французская)

стр. 166

модель, а поначалу и система комплектования армии, примененная в русских условиях, причиной отмеченной автором слабости русского военного управления, особенно в больших масштабах, недостатков в планировании военных дел, наконец, стратегической слабости русской армии, проявившейся в трех больших войнах, которые вела Россия в пореформенную эпоху? Автор считает, что милютинские реформы центрального аппарата министерства привели к разрыву между стратегией и мобилизационной системой, а созданный в 1869 г. Главный штаб не способствовал преодолению этого разрыва. Отсутствие коллективного "мозга армии" лишь усиливало значение отдельных личностей таких, как начальник этого штаба Н. Н. Обручев, но автор не отметил, что покровительство Милютина этому человеку было весьма специфическим. До 1878 г. Милютин не находил необходимым считаться ни с кем в аппарате Военного министерства. В подчиненных он видел всего лишь исполнителей своей воли. При подобных обстоятельствах такие важные документы, подготовленные Обручевым, как "Мысли об обороне России" 1873 г., планы войны с Турцией остались лишь памятниками военной мысли.

Меннинг справедливо заключает, что особенно плохо обстояло дело с координацией действий армии и флота. Впрочем, понятие "земноводная" война только зарождалось в конце XIX- начале XX вв., и хорошим взаимодействием флота и армии в таких крупномасштабных операциях, как, например, Галлиполийская, не могли похвастаться и европейские вооруженные силы, технический уровень которых во многом превосходил соответствующие показатели в России.

Кроме "парадомании" русская армия исследуемого периода страдала и "отрядоманией". И снова нельзя не заметить, что корпус в николаевской армии представлял собой почти идеальное сочетание родов оружия, которое было нарушено во второй половине XIX века. Еще опаснее были постоянные импровизации на поля боя, когда командование собирало отряды для решения той или иной тактической задачи, выдергивая резервы из разных частей. Реальная боеспособность таких отрядов была, как правило, низкой, отдельные подразделения и их командиры не были приучены к совместным действиям, что проявилось уже в русско-турецкую войну 1877-1878 гг., а в русско-японской и первой мировой войнах принесло огромный вред русской армии. Из отмеченных Меннингом недостатков русской военной организации, мобилизационной системы и управления войсками этот оказался наиболее живучим.

Вполне обосновано особое внимание, уделяемое автором идеям и мыслям Драгомирова и Леера. Впрочем, если бы автор уделил несколько больше места состоянию военной мысли в европейских армиях того времени, это позволило бы ему более выпукло охарактеризовать плюсы и минусы, присущие теориям и идеям обоих деятелей.

Особенно это касается Драгомирова, который при внешней демонстративной германофобии не избежал глубокого влияния одного из направлений прусской военной мысли, или, во всяком случае, прусской военной практики, которую он имел возможность наблюдать во время австро-прусской войны. Что же касается Леера, то определения и оценки Меннингаточны и безупречны. Классическая школа Леера не отвечала задачам, стоявшим перед русской армией, а соперничество с Драгомировым еще более усиливало разрыв между тактикой и стратегией. Процесс становления последней также затянулся, к началу первой мировой войны она так и не оформилась как самостоятельная и достаточно сильная школа. Это в определенной степени объясняет и слабость русской системы управления войсками (в не меньшей, чем слабости военной мысли). Правда, и у союзников России по Антанте шли постоянные споры между "западниками" и "восточниками", сравнимые со спорами, развертывавшимися в России между сторонниками нанесения главного удара по Австро-Венгрии или Германии.

Особое внимание читателя привлечет глава, посвященная одному из наименее исследованных периодов истории русской армии, промежутку между 1905 и 1914 годами и попыткам реформ после неудачной японской войны. Автор внимательно проследил как влияние иностранных армий, так и стремление учесть собственный опыт, попытки преодолеть устаревшие традиции, не нарушая духа преемственности. И здесь Меннинг особое внимание уделяет личностям, определявшим весьма многое в выборе путей развития армии. При этом автор не ограничивается широко известными фигурами, как например, военные министры А. Ф. Редигер и Сухомлинов, будущий начальник штаба Ставки М. В. Алексеев, генерал Ю. Н. Данилов, но подробно анализирует военно-научную деятельность и менее заметных лиц, как например А. А. Незнамова, А. А. Свечина, Н. П. Михневича.

Меннинг хорошо показал столкновение школ и традиций в процессе выработки планов будущей войны и в принципе пришел к одному с А. М. Зайон-чковским выводу, что незавершенность единой концепции будущей войны была во многом связана с неспособностью этих школ создать серьезную штабную традицию, существенно поднять уровень штабной культуры, то есть обеспечить высокое качество управления войсками, которое и в период первой мировой войны осталось на уровне, существенно уступавшем Германии. "Мы должны знать то, чего мы хотим", - эта мысль Незнамова так и не стала в русской военной элите руководством к действию. Однако и здесь трудно удержаться от мысли о том, что к началу войны готовой была одна лишь Германия. Впрочем, первые месяцы поставили под сомнение и высокий уровень этой, казалось бы, безусловно, высокой готовности.