О Карибском кризисе написано немало книг и статей. Оправдано ли появление написанного доктором исторических наук С. А. Микояном нового объемистого тома, посвященного "анатомии" этого события?¹ Отец автора книги А. И. Микоян был выдающимся советским государственным деятелем, по праву считавшимся в 60-е годы в Кремле главным "специалистом по Кубе". Его сын - журналист и историк-латиноамериканист сопровождал отца в поездках на Кубу, встречался и был знаком с людьми из окружения кубинских лидеров Ф. Кастро, Э. Че Гевары и других, а также со многими советскими действующими лицами, представителями различных государственных служб и журналистами. Его книга, названная им самим "симбиозом" исследования и воспоминаний, представляет все-таки, прежде всего интерес как свидетельство очевидца.

В свое время А. С. Пушкин отмечал, что писать мемуары приятно, хотя говорить правду в них бывает невозможно. Серго Микоян справедливо отмечает неточности и преувеличения, содержащиеся в книгах-воспоминаниях сына Н. С. Хрущева - Сергея Никитича (с. 251), а также Ф. М. Бурлацкого, претендующего на то, что он был чуть ли не главным советником главы государства (с. 150). Надо сказать, что после смерти Хрущева появилось много желающих похулить его, поделиться воспоминаниями и подчеркнуть свою роль в политике, пользуясь тем, что опровергнуть их уже было некому.

Серго Микоян стремится к адекватному изложению событий и собственную роль в них не преувеличивает. Правда, всю ответственность за посылку ядерных ракет на Кубу он целиком возлагает на Хрущева, которого за все его действия подвергает жесткой критике. Действительно его отец был единственным человеком, кто предостерегал Хрущева и выступил против посылки ракет. Справедливости ради следует сказать, что на заседаниях Президиума ЦК КПСС А. И. Микоян нередко выступал и по другим вопросам вопреки установкам Хрущева, хотя голосовал потом вместе со всеми. Микоян поддерживал Хрущева и даже дружил с ним².

Что же касается вопроса о Кубе, то в конечном итоге он проголосовал также вместе со всеми за посылку ракет. Это было вполне в духе сталинских времен. Отделить А. И. Микояна от той эпохи невозможно. Неправомерно, однако, и судить о нем с позиций сегодняшнего дня, хотя понятно стремление сына снять обвинения с отца в причастности к тогдашнему режиму. Не со всеми аргументами автора можно согласиться. Приведем один пример. Серго Микоян утверждает, что в 1938 г. Сталин вынудил отца вы-

Фурсенко Александр Александрович - действительный член РАН, руководитель Секции истории Отделения историко-филологических наук РАН, автор многих работ по истории России, США и международных отношений.

¹ Серго Микоян. Анатомия Карибского кризиса. М.: Academia, 2006, 1078 с.

² Фурсенко А. А. Экономические вопросы в работе Президиума ЦК КПСС 1954 - 1964. - Россия в контексте мирового экономического развития во второй половине XX века. М., 2006, с. 12 - 21.

стр. 116

ступить с докладом на юбилейном заседании НКВД. Скорей всего это так и было. Подчинившись приказу, отец свой доклад, написанный для него чекистами, произнес в напичканном ими Большом театре якобы с "отвращением" (с. 465). Вопреки утверждению автора, это не подтверждается кадрами кинохроники.

При Сталине неподчинение его воле грозило смертью, и Микоян это хорошо понимал. Вместе с тем после кончины "вождя" именно он оказался одним из самых активных сторонников искоренения сталинских порядков, выступал за освобождение из тюрем и лагерей невинно осужденных, за их реабилитацию. Даже при жизни Сталина он пытался защищать тех, кто работал с ним. Принимал у себя дома родственников расстрелянного по "ленинградскому делу" секретаря ЦК А. А. Кузнецова, на дочери которого Алле женился его сын Серго, автор рецензируемой книги. А. И. Микоян поддерживал также ее брата Валерия Алексеевича, ставшего впоследствии государственным и общественным деятелем (с. 464 - 467,505).

При Хрущеве порядки не были такими суровыми, как при Сталине. Но единоличное руководство, особенно после устранения "антипартийной группировки" Молотова, Маленкова и Кагановича в июне 1957 г., оставалось в силе. Микоян знал правила поведения и подчинялся им. Ничто, однако, не отменяет того факта, что он во многих отношениях был на порядок выше других советских руководителей, выполнял самые трудные дипломатические миссии, достойно представлял страну. Книга Серго Микояна убедительное тому доказательство. Она дает живую картину поведения этого изобретательного политика, наделенного обаянием, острым умом и другими человеческими достоинствами.

Хорошо написана и с большим интересом читается глава книги "Почему Микоян?", посвященная деятельности отца, его деловым и человеческим качествам, манере общения с людьми, а также атмосфере в семье Микоянов. Лишены преувеличений и впечатляют рассказы о сплоченной семье, об отце и матери, об их отношениях с сыновьями. В иных воспоминаниях можно прочесть о том, что членам семьи якобы доверялись чуть ли не самые секретные решения Президиума ЦК. Если верить книгам сына Н. С. Хрущева, отец регулярно сообщал ему о разных делах и даже советовался с ним по различным проблемам. Трудно себе представить, чтобы Хрущев мог, например, поведать сыну, как тот утверждает, сверхсекретное решение о посылке ракет на Кубу³.

Для советских руководителей выходцев из сталинского окружения, каким бы радикальным не было их настроение после смерти "вождя", это представляется абсолютно невозможным, хотя бы в силу их ментальности, сложившейся за годы нахождения у власти. В книге Серго Микояна этого нет, хотя автор был достаточно близок к отцу, сопровождал его в поездках за границу и являлся компетентным экспертом в латиноамериканских делах. Серго Микоян сдержан в описании того, что говорил ему отец и какие задания давал. Пределом допустимого было поручение прочесть и сообщить резюме секретных телеграмм-шифровок или редактирование для передачи в эфир того или иного публичного выступления отца.

За прошедшие десятилетия немало рассказано и написано об истории кубинской революции. Как специалист по истории Латинской Америки и знакомый со многими участниками этого события, Серго Микоян дополняет наши знания существенными деталями, почерпнутыми из живого общения с теми, кто стоял у истоков революционного движения и строил новую жизнь на Кубе.

Важная тема его книги - отношения фиделистов, сторонников Движения 26 июля с коммунистами - Народно-социалистической партией Кубы (НСП). Биограф Ф. Кастро американский журналист Т. Шульц утверждал, что победа кубинской революции 1959 г. была обеспечена, благодаря сговору между Движением 26 июля и НСП. Он основывал свой вывод на беседах с лидерами НСП, состоявшихся у него в конце 1960-х годов, когда они уже были не у дел⁴. Серго Микоян справедливо отмечает, что до победы революции

³ Хрущев Сергей. Рождение сверхдержавы. Книга об отце. М., 2004, с. 426 - 430.

⁴ Washington Post Book World 29 June 1997.

стр. 117

1959 г. у Ф. Кастро никакого соглашения с НСП не было. Единственным исключением можно считать личные дружеские отношения между Ф. Кастро и одним из лидеров НСП К. Р. Родригесом, установившиеся между ними во время пребывания повстанческих отрядов в горах Сьерра-Маэстра. Этот вывод абсолютно обоснован.

Вместе с тем трудно согласиться с Серго Микояном, что после победы революции отношения Ф. Кастро с НСП не имели сколько-нибудь заметного значения. Как следует из архивных документов Секретариата ЦК КПСС, в 1959 - 1960 гг. эмиссары НСП зачастили с визитами в Москву, ссылаясь на просьбы и рекомендации брата Ф. Кастро Рауля, занявшего пост военного министра. Хотя эти визиты состоялись до официального обращения кубинского руководства за военной помощью к СССР, они свидетельствовали о растущих контактах и попытках наведении мостов, которым суждено было в дальнейшем сыграть важную роль в советско-кубинских отношениях. Визиты руководителей НСП в Москву оказали влияние на эволюцию Движения 26 июля и самого Ф. Кастро. Они не афишировались и были скрыты от глаз. Из этого не следует, однако, что они не имели значения⁵.

В разделе, посвященном урегулированию кризиса на острой стадии переговоров между СССР и США, автор касается эпизода с разночтением между двумя финальными посланиями Хрущева президенту Кеннеди от 26 и 27 октября. Согласно версии ветерана советской дипломатии Г. М. Корниенко, во время кубинского кризиса, работавшего советником-посланника в советском посольстве в США, путаница произошла из-за того, что второе послание с требованием в обмен на вывод советских ракет с Кубы убрать американские ракеты из Турции, было подготовлено МИД раньше, чем Хрущев продиктовал свое послание 26 октября⁶. Серго Микоян утверждает, что второе послание было даже отправлено раньше, но задержалось по техническим причинам. Хрущев же якобы послал вдогонку свое послание, продиктованное им лично без корректировки МИД, и оно опередило послание с требованием убрать ракеты из Турции (с. 311 - 312).

Эта версия неправдоподобна и, вопреки утверждению автора книги, не находит документального подтверждения. Судя по протокольным записям заседаний Президиума ЦК, все без исключения советские послания Кеннеди диктовались Хрущевым. Ясно, что Хрущев сам продиктовал и послание 27 октября с требованием убрать американские ракеты из Турции, что зафиксировано в соответствующей протокольной записи. Что же касается послания 26 октября, то оно было в принципе одобрено на заседании Президиума еще 25 октября. Возможно, что под нажимом поступивших из Вашингтона в эти сутки тревожных сообщений о готовящемся на следующий день американском вторжении на остров Хрущев, не дожидаясь заготовки МИД, продиктовал послание, которое и было отправлено 26 октября. К сожалению, до сих пор не найдено достаточных документальных свидетельств того, как это произошло. Среди протокольных записей заседания Президиума ЦК ни записи, ни упоминания о том, что 26 октября состоялось заседание не обнаружено. Официальная российско-американская публикация переписки Хрущева с Кеннеди в период кубинского кризиса не оставляет сомнения в том, что первое и второе послание были отправлены из Москвы по времени с разрывом почти в одни сутки⁷.

Многие страницы книги посвящены героям кубинской революции братьям Фиделю и Раулю Кастро, Эрнесто Че Геваре. О них говорится с горячей симпатией и понятным восхищением. Разделы книги, посвященные Фиделю и Че, звучат как гимн, восхваляющий личности, ставшие легендой. Серго Микоян рисует их психологический портрет и восторженно о них отзывается. Автор видит только позитивные черты в поведении своих героев, оставляя в стороне просчеты, связанные с их революционным экстремизмом.

⁵ Фурсенко А., Нафтали Т. Безумный риск. Секретная история кубинского ракетного кризиса. М., 2006, с. 30 - 33.

⁶ Корниенко Г. Холодная война. М., 2001, с. 129.

⁷ См. Международная жизнь. 1992, с. 22 - 34.

стр. 118

В книге, не без оснований претендующей на научный труд, хотелось бы видеть и более отстраненную взвешенную характеристику кубинских лидеров. Представляются спорными утверждения автора о том, что Ф. Кастро и Че Гевара были правы, заявляя, что советское руководство не должно было идти на урегулирование кризиса без участия Кубы, ибо ракеты были размещены на ее территории. Известно, однако, сколь велик был риск любого промедления в переговорах, а также и то сколь неторопливым стилем отличалась кубинская дипломатия, в чем пришлось наглядно убедиться прибывшему в Гавану на переговоры А. И. Микояну.

Серго Микоян готов согласиться с тем, что Фидель вовсе не советовал СССР нанести по США упреждающий ядерный удар, хотя это практически документально доказано. Советский посол на Кубе А. И. Алексеев в свое время настаивал, что его знание испанского языка и разговор с Кастро, когда тот приехал к нему домой и провел всю ночь, подбирая формулировки своего послания Москве, позволили точно передать, что именно Ф. Кастро имел в виду и просил сообщить Хрущеву. Об этом он со всей определенностью заверял тогда Кремль в пространной депеше, последовавшей после опровержений Ф. Кастро. Правда, впоследствии Алексеев стал менять свои свидетельства, уступив версии кубинского лидера, заявлявшего, что его неверно истолковали. Об этом, однако, он говорил уже после смерти Хрущева.

В книге цитируются слова Ф. Кастро, сказанные им американскому журналисту о том, что если бы на Кубу для переговоров приехал не А. И. Микоян, а Хрущев, он бы "ударил" его. Известно, однако, и то, что говорил Хрущев К. Р. Родригесу после окончания переговоров: "Если бы я поехал на Кубу, то несмотря на всю мою любовь и уважение к Фиделю, мы, возможно, подрались бы и меня бы выслали с Кубы намного раньше, чем уехал Микоян"⁸. Безусловно, прав Серго Микоян, возражая кубинскому дипломату К. Лечуге, утверждавшему, что миссия А. И. Микояна закончилась провалом. Его миссия, напротив, была весьма успешной, способствовала выходу из глубокого политического кризиса.

Занимая откровенно прокубинскую позицию, автор списывает все возникшие трудности на Хрущева, которого он подвергает огульной критике, не жалея для этого черной краски. По его мнению, решения в Москве принимались в "тихих кабинетах" и чуть ли не в сговоре с Вашингтоном. Уступки, сделанные американцам на последнем этапе переговоров, в частности согласие на вывод бомбардировщиков ИЛ-28, он считает неоправданными и чрезмерными. После снятия Хрущева с должности в октябре 1964 г. Ф. Кастро в интервью американскому журналисту заявил, что в результате кризиса возникло недоверие Кубы не к Советскому Союзу, а "недоверие между Хрущевым и нами" (с. 309). Серго Микоян к этому выводу присоединяется.

В 1975 г., уже находясь в отставке, А. И. Микоян сказал А. Гарриману, что Хрущев, который ко времени их разговора скончался, отправил его вести переговоры с Кастро в наказание за то, что он в свое время возражал против посылки ракет на Кубу (с. 515). Говорил ли об этом Микоян всерьез? Скорее он таким образом отшутился, уйдя в беседе с Гарриманом от вопроса о кубинском кризисе. Поэтому ссылка на эту беседу не делает суждения автора книги о позиции его отца во время переговоров в Гаване более убедительными.

Как бы критически не относится к Хрущеву, нельзя не признать, что он стремился погасить созданный при его прямом участии очаг напряженности вокруг Кубы. В этом нетрудно убедиться, в частности, на примере их переписки с А. И. Микояном, которая публикуется в приложении к книге. Ее тональность не совпадает с категорическими оценками автора о ходе переговоров. Его отец испытывал большие трудности в общении с кубинским руководством, действуя в полном согласии с Кремлем. Переписка эта, безусловно, носит бюрократический отпечаток. В то же время она позволяет судить о

⁸ Фурсенко А. А. Новые данные о Карибском кризисе 1962 г. - Новая и новейшая история, 2003, N 5, с. 76.

стр. 119

сути переговоров, неординарной личности А. И. Микояна, его темпераменте и эмоциональной натуре, дипломатическом таланте, а также о доверительных отношениях между ним и Хрущевым.

При снятии Хрущева в октябре 1964 г. участники заговора против него, упрекали его в том, что он полез в Латинскую Америку, о чем даже Сталин не помышлял. Серго Микоян признает, что первоначальный импульс этому движению дал его отец своей поездкой на Кубу в 1960 г. Он "предвидел", по его словам, значение "новой жизни" на Кубе и того, что она может сыграть "громадную роль для тогдашней политики и идеологии Советского Союза". Этот визит, по мнению автора, "можно считать и отправной точкой всей американо-кубинской конфронтации, и следовательно, будущего кубинского ракетного кризиса" (с. 84, 644). Москва пыталась "спасти" Кубу, хотя размещение ракет, как он отмечает, было проявлением "некомпетентного подхода". С другой стороны, вряд ли Хрущев, сознательно стремился "дезориентировать руководство Кубы относительно своей реакции в случае серьезного кризиса". "Он, - пишет Серго Микоян, - спокойно, даже без вразумительных объяснений, проигнорировал кубинское предложение оформить эту акцию в виде официального опубликованного соглашения", а не совершать ее тайно (с. 644 - 645). Обстоятельства советско-кубинских переговоров по этому поводу хорошо известны. Они не дают оснований для подобного рода вывода.

Нет оправдания Хрущеву за авантюру, которая едва не обернулась атомной войной. Но события развивались в условиях "холодной войны", и Хрущев не был таким злодеем, каким он выглядит в книге. Он был импульсивным малообразованным человеком, но не циником. Его вера в конечную победу коммунизма была наивной. Он был тем, кого называют true believer (правоверным).

Не был, однако, святым и Ф. Кастро, стремившийся разжечь огонь национально-освободительных войн в Западном полушарии. Поэтому неверно считать, что "в рамках трансатлантического треугольника" правительство Кубы "в наибольшей степени было близко к реальному пониманию ситуации вокруг острова". Нельзя предполагать, что все оказалось бы проще, если бы решение послать на Кубу ракеты приняли не в канун предвыборной кампании в США, а после выборов 1962 г., предварительно обнародовав договор с Кубой (с. 645 - 646).

К тому же американские ракеты "Юпитер" в Италию и Турцию были посланы тайно⁹. Поэтому картина была гораздо сложней, чем это может показаться с позиций кубацентризма.

Книга Серго Микояна дает немало поводов для дискуссии. В этом ее ценность и свидетельство того насколько живы до сих пор уроки событий кубинского - карибского кризиса. Его "анатомия" в рецензируемой книге продвинула наши знания о событиях того времени и представление о том, как себя вело тогдашнее советское руководство. При всей разнице подходов его различных представителей, будь то Хрущев или другие члены правительства, в них была жива партийная советская традиция, унаследованная еще со старых большевистских времен. Книга содержит определения и характеристики, не оставляя сомнений в точке зрения автора. Компетентность его суждений основана на собственном жизненном и профессиональном опыте. Достоверность авторского текста подкрепляется объемистым документальным приложением, составляющим около 400 страниц текста, а также обильным количеством фотоиллюстраций, коллекции которых может позавидовать любой журналист или историк. Книга Серго Микояна результат большого труда. Это основательно продуманное сочинение. С некоторыми из его положений можно спорить, не соглашаться. Но автор открыт для дискуссии, и в этом одно из важных достоинств книги.

⁹ L'Europe et la crise de Cuba. Sous la direction de Maurice Vaisse. Paris, 1993, ch. 8 - 9.