ГЛАВНОЕ МЕНЮ   ВОСПОМИНАНИЯ ТАНКИСТОВ     THE RUSSIAN BATTLEFIELD

Бородин Михаил Ильич, механик-водитель

Когда 19 ноября началось под Сталинградом наступление, мне тоже пришлось поучаствовать. Один бой там был, когда мы пехоту поддерживали. У нас в нашей танковой разведроте танки были закопаны, мы охраняли штаб. Начальник штаба бригады приходит, говорит, что надо станцию взять. Там командная высота, и пехота ее взять без танков не может. Говорит: «дайте нам пару танков. Вон у вас замаскированные стоят, штаб охраняют». Командир поматерился, но два танка выделил, в том числе и наш. Загрузились снарядами, поехали. На высоте был домик, он на обратном скате был, видно плохо. Там немцы грелись, и там у низ огневая точка была. Задача была этот домик разнести в пух и прах. Мы двумя выстрелами его разнесли. Пошли вверх по склону высоты с пехотой. За высотой у немцев были траншеи и минометная батарея.

Мне что помогло – Т-34 в бою глухой и слепой, люк закроешь – триплекс маленький, не видно ни черта. Смерти бояться – так можно люк и закрыть. Я подумал, что только шальная пуля может в открытый люк залететь, или немец штыком пырнет, если подбежит. Поэтому всегда водил танк с открытым люком. Итак, домик этот мы разнесли, а снизу, из-за высоты, стреляют их минометы. И не знаю, то ли мина, то ли снаряд, на лобовой броне взорвался. Вспышка, меня ослепило. Обожгло лицо слегка. Ни боли, ничего не почувствовал. Выскочил на гребень высоты, и вижу – минометы немецкие внизу. В первый раз увидел их вот так. И немцы в первый раз советский танк увидели, очевидно. У меня курсовой пулемет, я из него открыл огонь. Он от места мехвода рядом сбоку, дотянуться легко. При этом кручу влево-вправо, а то увлечешься, и получишь в борт. Командир орет: «вперед!» Стреляю, стреляю. У меня еще автомат был. Я через окоп перевалил, по минометам прошелся, раздавил, немцы разбегаются. Я газ вдавил, из люка высунулся наполовину, и из автомата по ним весь магазин выпустил. Командир мне кричит: «Мишка, разворачивайся, задача выполнена, поехали домой». Начинаю фрикцион выжимать левой ногой, чтобы развернуться – не могу выжать – осколок в ногу попал. Правой ногой выжимаю фрикцион, начинаю разворачиваться, и смотрю – руки в крови. Это снаряд, который на броне взорвался. Осколки у меня в лице засели. Я лицо утирал, жарко же – вот и руки в крови. А сначала я вообще ничего не почувствовал, в таком азарте был! В первый раз же бой такой! Смерти не боялся, не думал об этом. Командир разведроты нас всегда так учил: «не бойтесь смерти. Если она тебе написана на роду, она тебя найдет, и под девятью накатами не спрячешься». Так что я не боялся и люк никогда не закрывал. Поэтому мой танк всегда быстрый был – люк открытый, видно все. Я противотанковые пушки сразу видел, когда они начинал стрелять, сразу начинал маневрировать. Чуть помедлишь, и в борт получишь. В борт - это плохо, а в лобовую не страшно.

Вернулись, командир вылез из танка, и говорит: «Мишка, да у тебя вся морда разбита». Вытащили меня из танка, я упал – в ноге тоже осколок. Потащили меня в медсанбат, сразу на стол. Все в крови. А свет был – гильза от сорокапятки, туда кусок портянки вставлен, налит бензин и горит. Осколки повытаскивали, все перебинтовали, и, опираясь на командира, я ушел оттуда. Во рту все разбито, жевать не могу. Только водкой полоскал рот, и потом сразу спать лег. Вот так закончился для меня этот боевой эпизод.